Buch lesen: «Последнее дело»

Пролог

Осень так торопилась в Синедолье, словно боялась опоздать. Словно её рыжую спину уже обжигало колючее дыхание зимы. Словно она наконец поняла, что здесь, на Севере, её время крайне коротко, и решила отобрать пару недель у лета.

Тьён поднял воротник пальто и неодобрительно посмотрел на багряные парковые кусты. Нет, не пару недель, нет… Осень почти луну украсть решила. Заканчивался всего лишь пятый день последней летней луны, а листва на деревьях и кустарниках пожухла и стремительно меняла цвет, по вечерам неприлично холодало, а по тротуарам потекли шуршащие жёлто-рыжие ручьи.

Всего лишь пятый день! А люди уже в пальто. И даже старожилы не помнили, чтобы лето кончалось, едва начавшись.

Он потёр озябшие руки и помянул недобрым словом скорые холода. Тьён окончил колдовское училище в прошлом году и служил при Городском ведомстве уличным колдуном. То есть с утра до ночи обходил вверенные ему улицы Синедолья и следил за освещением, уничтожал мусор, убирал тротуары, обновлял бытовые заклятья, выслушивал жалобы, строчил отчёты и донесения. Тухлая должность для двадцатидвухлетнего парня, но место повыше во всех ведомствах нужно заслужить.

И, кстати, Тьёну ещё повезло – их выпуск был самым большим за последние двадцать лет. На поиски работы единовременно ринулись с полсотни колдунов, и парнишка-сирота вообще мог остаться не у дел. Да, повезло. Ещё и потому, что молодому колдуну нравилась его работа – весь день на свежем воздухе, всегда в хорошей форме.

Но предосенние холода всё равно некстати.

Смеркалось. И вместе с сумерками в город заползал туман. Синедолье лежало в речной долине, где пересекались колдовские реки Чёрная и Лунная, а их многочисленные мелкие притоки по весне или в сезон дождей превращали землю в болото. Колдуны спасали от этой напасти город и десяток окрестных деревень, а вот на всю долину их сил не хватало. И сизый туман за пределами поселений стоял сутками, постоянно просачиваясь в город.

Как будто от городских рек тумана мало…

Тьён поворчал про себя, вышел из кольцевого парка на набережную реки Чёрной, потёр руки и принялся за работу. Собрать разбежавшуюся листву по аккуратным кучам и сжечь. Смести мусор и уничтожить. Обновить противотуманные заклятья на парапетах. Оные, правда, помогали так себе – колдовской речной туман выпивал даже сильные заклятья за пару часов… Но у обитателей города будет хотя бы эта пара часов – чтобы вернуться с работы или с прогулки домой, не плутая в тумане.

За полчаса он привёл в порядок свой участок набережной – почти весь. Осталось последнее и самое неприятное – островок брусчатки у Страшного моста через реку Чёрную.

Название моста имело двойной смысл. Во-первых, древнее каменное сооружение было действительно страшным – грязно-серое, просевшее, зияющее дырами, с гнилыми клыками разрушенных ограждений. А во-вторых, всякого, кто проходил мимо, охватывал необъяснимый страх – беспочвенный и беспощадный. Что характерно, на мосту даже мох не рос, даже вездесущая трава. Словно всё живое его боялось.

Тьён мелкими шажками приблизился к мосту – им, разумеется, никто не пользовался, но ветер намёл вокруг порядочно листвы, конфетных обёрток и прочего мелкого мусора. То есть надо убрать хотя бы островок набережной перед мостом, а лучше весь мост, чтобы мусор не растащило.

Давай, друг, одно заклятье, пара минут – и ты свободен…

Молодой колдун выдохнул и огляделся. Конечно, здесь никого – люди обходили Страшный мост стороной, и эхо их голосов слышалось из кольцевых парков. Даже сильные колдуны сюда не совались. И служители храмов колдовских рек тоже.

Холодный ветер с шуршанием протащил по мосту ворох листвы. От реки пахнуло сыростью, а из-под моста – плесенью. Тьён снова потёр подрагивающие руки, собрался с духом, приблизился к мосту ещё на пару шагов – и, забыв о страхах, прижался спиной к каменному парапету. Из сумеречной дымки послышался знакомый громкий топот, а спустя мгновение оттуда вынырнул остроухий косматый чёрный пёс размером с телёнка.

– Мрак, стой! – беспомощно прошипел Тьён. – Стоять, говорю!..

Бесполезно. Пёс налетел на колдуна, прижал его к парапету, встал на задние лапы и старательно вылизал лицо и уши Тьёна. При своей пугающей внешности Мрак отличался удивительной любвеобильностью и искренне обожал всех людей – незнакомых чуть меньше (только лицо и один раз), знакомых больше (лицо и уши два-три раза, а потом руки и всё, что по недоразумению не прикрыто одеждой).

Тьён вытер рукавом лицо и снова шикнул:

– Отпусти, ну! Мрак! Фу!

Пёс снова вылизал лицо колдуна и вернулся в подобающую собаке позу, виляя длинным пушистым хвостом. И Тьён вдруг понял, что ему впервые не страшно у моста. Даже руки перестали дрожать.

– Ты всё-таки колдун, да? – в его ладонях быстро набух клубок тёмной воды.

Старики, проживающие в Еловом квартале, частенько вспоминали, что Мрак играл с ними, когда они были ещё детьми. А столь долго живут лишь колдуны. Реки Севера питали силой всех живых существ. И всех – и людей, и зверей – одинаково одаривали речным колдовством.

Пёс весело фыркнул и ткнулся острой мордой в локоть колдуна: давай, мол, работай. Из клубка вынырнули чёрные ручьи и разбежались по набережной, превращая в прах листву и случайный мусор. Мрак снова завилял хвостом, и ветер, словно подчиняясь псу, послушно вынес с моста всю листву, до последнего рыжего паданца.

Молодой колдун быстро обновил необходимые заклятья, и подступивший туман отшатнулся от моста, развеялся на ветру.

– Ну всё! – Тьён бережно растёр в руках остатки клубка, впитывая клочья силы.

Тем временем окончательно стемнело. В колбах колдовских фонарей одна за другой вспыхнули искры, и набережную залил тёплый золотой свет. Молодой колдун с опасливым любопытством посмотрел на Страшный мост, который по-прежнему не спешил пугать. Интересно, почему? До появления пса аж колени и пальцы рук от ужаса сводило, а с появлением… Что это за колдовство – и у пса, и у моста?

Мрак схватил Тьёна за рукав рубахи и потянул прочь с набережной.

– Да, согласен, – кивнул колдун и осторожно попятился.

Ветер вернулся. Вновь он подул со стороны моста – и резко, тошнотворно потянуло сырой гнилью. Мрак встревоженно рыкнул, взъерошился и закрыл собой Тьёна. Молодой колдун не стал дурить – развернулся и рванул по набережной прочь от Страшного моста.

Да пробежал немного – с десяток шагов. Врезался в кого-то и оказался на брусчатке. И тупо уставился на стремительно исчезающую лужу – так закрывалась «дверь» в колдовское пространство протоки.

– Живой, парень? – над ним склонился седеющий мужчина, в коем Тьён опознал мастера Фьераса, известного обитателя Елового квартала и большого начальника из Колдовского ведомства. – Извини. Вставай.

Тьён неловко ухватился за протянутую руку, встал и украдкой потёр ушибленное место. Со стороны моста донеслось громкое рычание Мрака.

– Это на кого же наш добрейший пёс так взъелся? – мастер Фьерас выпрямился, и в его ладонях зло зашипели водяные клубки. – Неужели…

– Мост… – испуганно выдохнул Тьён. – Страшный мост… Не ходите, мастер! Стойте! Мастер Фьерас!.. Нельзя туда!.. Да стойте же вы!..

А над мостом вновь сгустился туман.

Глава 1: Год и один день назад

Сегодня, впервые за две недели, прояснилось. Мьюза стояла у чердачного окна, щурилась на закатное солнце и уговаривала себя выйти на прогулку.

Не получалось. Весь день не получалось. Пустой дом и одиночество, хандра от нехватки солнца и предчувствие осени… Муж с детьми неделю назад уехали в деревню на день рождения свекрови, с которой Мьюза никогда не ладила. Бесконечные тучи и ливни, ливни и тучи – из дому не выйти. Опять же, осень на пороге – уже и листва кое-где подёрнулась жёлто-рыжей ряской.

Нет. Конечно, нет. Сколько можно себе врать…

Просто вчера был ровно год с того дня, когда Мьюзу отстранили от сыскной работы. Начальник по-прежнему уговаривал отказаться от расследования последнего дела и взяться за новые. Сыскное ведомство исправно платило – меньше, конечно, чем обычно, но всё же. А она упёрлась: или верните последнее, поспешно закрытое начальством дело, или не ждите.

Упрямство вышло боком в первую очередь самой Мьюзе. Без работы она захандрила уже через луну, но постаралась найти себя в другом. Лекции в сыскном училище, домашнее хозяйство, дети… Она наконец-то узнала, чем живут и увлекаются её мальчишки. И вспомнила, что вообще-то замужем за мужчиной, а не за работой.

Муж радовался больше всех, но старательно это скрывал – потому что именно её работа пятнадцать лет назад спасла его младшего брата от казни. Парня уже обвинили в убийстве и приговорили, но одна молодая и крайне дотошная сыскница, перечитав сданное в архив свежее дело, нашла неувязку и настояла на дополнительной проверке. Тем самым сразу получив и место в отделе убийств, и понимающего мужа.

Только вот свекровь возмутило, что её любимый сын, южанин, женился на северянке и по традициям Севера. Очень возмутило. Несмотря на спасение второго сына.

Нет, только не об этом… Они всего-то с неделю как уехали… Это нормально – скучать по семье… и лезь на стенку без нормальной работы всего-то через год после отстранения.

Солнце золотило крыши домов. По полосатому красно-рыжему небу ползла стайка мелких чёрных тучек – ещё не угрожая, но намекая. Надо погулять, пока Синедолье опять не затопило на две недели… Лето на Севере короткое, жаль терять погожие дни, сидя дома.

Мьюза решительно закрыла окно и спустилась на второй этаж, в спальню – переодеться. И заодно найти-таки список дел, который она написала ещё год назад. Тридцать пять пунктов – от крупных, вроде походов по лавкам за новой одеждой и освоения нелёгкой науки садоводства, до мелких, вроде стрижки и прочтения давно отложенных книг. А ещё нужно составить учебный план. В сыскном училище ей предложили постоянную работу, и перевестись туда из ведомства проще, чем уволиться. Но для этого нужен учебный план.

Семья вернётся только через три недели. В тишине и покое планы и должны написаться. Кровь из носу. И за прогулкой как раз можно продумать детали плана. Кстати. Заодно и личный архив пора привести в порядок. Как и всякий замороченный на работе сыскник, Мьюза хранила слепки и со своих дел, и с интересных чужих. Но теперь она открывала потайную комнатку в кабинете лишь затем, чтобы быстро смахнуть пыль. Пора их наконец рассортировать и отобрать нужные для учебных примеров.

Папка с последним делом всё равно в другом месте. Она сразу попросила мужа спрятать документы куда-нибудь, чтобы не чахнуть над ними в бессильной злости. Сарэ честно спрятал. Мьюза быстро догадалась, куда именно, но стоически держалась.

Переодевшись в синее клетчатое платье, она переплела косу, в очередной раз напомнила себе, что аккуратная стрижка лучше пушистой косы или пучка, который старший сын почему-то называл гнездом, и спустилась вниз. Заглянула на кухню, прихватив составленный с утра список продуктов. Вышла в прихожую, обулась и замотала шею голубым платком. Сняла с вешалки лёгкий плащ – и замерла.

На крыльце кто-то топтался и тихо переговаривался. Мьюза напряжённо прислушалась, но не разобрала ни слова, только определила по голосам, что шепчутся парень и девушка. И сердце испуганно ёкнуло. Только бы не призраки прошлого…

Только бы её чутьё хоть раз в жизни ошиблось…

Как и всякому сыскнику, Мьюзе не раз угрожали. Да, Синедолье – город крупный: больше десяти кварталов, сотни улиц, тысячи домов. Однако при желании и за взятку нетрудно узнать, где живёт нужный человек. А при терпении – дождаться, когда он останется один. Раньше её дом накрывали защитными заклятьями ведомственные колдуны, но с тех пор прошёл год, и защиту давно выпили туманы и смыли дожди.

Но на всякий случай друг-колдун постоянно снабжал её коробками с заклятьями в склянках. И две всегда стояли на подоконниках в прихожей. Мало ли. И Мьюза, и её муж, и дети – не колдуны. К сожалению.

Окна в прихожей закрывали плотные шторы – не подсмотришь, кто шепчется на крыльце. Мьюза вернула плащ на вешалку, тихо разулась и подкралась к окну. Вооружилась склянками и снова чутко прислушалась. Нервное шушуканье походило на перепалку, и наконец парень повысил голос. Мьюза невольно вздрогнула, сунула склянки в карман платья и взяла ещё парочку.

Голос из прошлого. Из последнего её дела. Что ж, она давно предвидела эту беседу… Она встречала детей, готовых годами бороться и за оправдание родителя, и против собственного клейма «семья убийцы». А ребята, сейчас топчущиеся на крыльце, всего-то год с таким клеймом. Год и один день.

Конечно, они не сдадутся. Она бы точно не сдалась. Да она и не сдалась, но начальник закрыл дело со словами: «Рыться в очевидном – последнее дело. Если нечем заняться – загружу в два счёта».

Не успел. Мьюза развернулась и ушла. Сначала – к главе Сыскного ведомства, потому что по закону закрывать дело мог лишь тот, кто его вёл, а не начальство. А после – из Сыскного ведомства. Потому что глава тоже предложил заняться более срочным делом, презрев законы.

Нет, есть принципы, поступаться которыми никак нельзя. Нельзя закрывать дело, не разобравшись в странных деталях. Нельзя плевать на проделанную сотрудниками работу. А за честное имя родителя надо бороться, даже если оный уже год как в могиле. Год и один день.

Мьюза выдохнула, успокаиваясь.

На крыльце – брат и сестра. Парня зовут Рьёш, двадцать три года, очень сильный речной колдун. Девушка – Тилья, двадцать лет, тоже колдунья, но слабая. Ребята внешне похожи как близнецы – высокие, немного сутулые, светловолосые, кудрявые и вечно взъерошенные, скуластые, остроносые. Только глаза разные: у парня тёмно-синие, почти чёрные, а у девушки светлые-светлые, неприятно прозрачные.

Ну что ж… Если бы они хотели отомстить, давно бы отомстили. Рьёш хоть и молод, но колдун сильный. А на доме защиты нет уже год, да и дом – на краю города. Самая последняя улица Дубового квартала. Дальше – только бесконечные поля, речушки и туманы.

Мьюза вернула склянки в коробку, открыла дверь и спокойно сказала:

– Заходите, чего мнётесь? Добрый вечер.

Сейчас они даже одеты были почти одинаково – во всё тёмное, включая лёгкие куртки и шейные платки. Правда, парень где-то загорел, в отличие от бледной до прозрачности сестры.

Гости растерялись. Переглянулись. И Мьюза терпеливо повторила:

– Заходите. Или уходите.

Тилья переступила порог первой и, покраснев, возбуждённо выдохнула:

– У нас есть свидетельства невиновности отца! Он не убийца!

– Косвенные, – хмуро добавил Рьёш, шагнув следом за ней.

– И не самоубийца! – Тилья недовольно покосилась на брата. – У нас есть…

– …и тоже косвенные, – Рьёш предостерегающе поднял брови.

Мало ли, мол, что нам показалось. Пусть сыскник с опытом сам решит, чего сведения стоят и так ли они полезны.

Тилья смутилась и неловко поздоровалась, а Рьёш вежливо извинился за внезапное вторжение.

– Кухня слева по коридору, – Мьюза с облегчением вытащила руку из кармана со склянками. – Выпьем чаю и всё обсудим. Не торопитесь.

…ей и самой надо кое-что понять.

***

Чуть больше года назад мастер Фьерас ворвался в Сыскное ведомство, волоча за шиворот труп парня, с криком: «Я убийца! Это я, я его убил, я!.. Тьён его зовут! Это я, я!..» Мастер явно был не в себе, его быстро скрутили и отправили в темницу под присмотром лекаря и двух сыскных колдунов. А тело Тьёна осмотрели и констатировали утопление со следами борьбы.

Группа Мьюзы немедленно приступила к делу, но выяснить они успели крайне мало.

Тьён – уличный колдун, сирота, работал в Городском ведомстве. Мастер Фьерас – сотрудник Колдовского ведомства, начальник архивного отдела, отец-одиночка (жена, как это часто случается в Синедолье, три года назад ушла погулять в поля и сгинула в туманах). На своей должности недавно, предыдущую не называли, а это в привязке к Колдовскому ведомству означало отдел секретных разработок. Да и глава Колдовского ведомства так усердно уходил от прямого ответа, что своими действиями подтвердил догадку сыскников.

А дальше случилось то самое странное. На ночь мастера Фьераса погрузили в глубокий сон – очень уж у него было нервное состояние, за день он не смог ни на один вопрос ответить, лишь бормотал: «Да я это, я…» В девять вечера Мьюза лично проверила мастера и поговорила с дежурными. Оные – трое колдунов, – в тот вечер бодро заступили на сутки. Но сразу же после полуночи вся троица крепко уснула и проснулась лишь к восьми утра.

Мьюза, заподозрив неладное, кинулась в темницу – а там труп. У мастера Фьераса, здорового мужчины и очень сильного колдуна, ночью, вскоре после полуночи, остановилось сердце. А на стене осталось нацарапанное послание: «Не могу с ЭТИМ жить». Колдуны осмотрели тело – ни следа чужого вмешательства. На дежурных, кстати, тоже.

И начальник тут же, в этот же день, решил закрыть дело. Ибо всё понятно. Раз мастер Фьерас трудился в секретных разработках, то знал, как обойти противоколдовскую защиту тюрьмы. Он же усыпил дежурных, чтобы не помешали делу, и он же оставил послание (колдуны подтвердили – это рука и почерк мастера). И покончил с собой.

Всё просто. А она, Мьюза, так привыкла к запутанным делам, что по привычке всюду ищет сложности. Которых в данном случае нет.

Мьюза с таким итогом не согласилась.

Во-первых, в коридоре и темнице мастера Фьераса не осталось ни капли колдовства. Вообще. Словно по ним туманы прогулялись и все следы стёрли. Для опыта Мьюза заглянула в три соседние свободные темницы и в каждой разбила по склянке с заклятьем, а после по очереди завела в каждую комнату пятерых сыскных колдунов. И каждый нашёл следы силы – заклятья не сработали, сила впиталась в стены, но её следы остались. И ощущались колдунами ещё три дня после. Если именно мастер усыпил дежурных, зачем стирать следы? Чем он писал на камне?

Во-вторых, для чего усыплять дежурных? Десять колдунов подряд сказали, что остановка сердца – или у себя, или у другого человека – это плёвое заклятье. Быстрое и тихое. Как и то заклятье, которое ушло на признание. Зачем?

В-третьих, лекарь под заклятьем правды сообщил, что погрузил мастера Фьераса в очень глубокий и крепкий сон. Мастер должен был проспать минимум десять часов без пробуждения. А он, выходит, как-то смог проснуться буквально через четыре часа? И сразу самоубиться?

Мьюза, конечно, привела начальству все доводы, но в ответ услышала сухое:

– Он же из отдела секретных разработок. На всякий случай напоминаю, что именно этот отдел изобретает все заклятья, в том числе и те, которыми пользуются сыскные колдуны. Сунем туда нос – и найдут нас однажды утонувшими по собственному желанию. Хочешь версию? Я считаю, что мастер по дороге домой решил кое-что испытать. Неважно, что он сейчас числится в архивном отделе. Все из секретного обычно числятся в других отделах. Так вот, он решился на опыт. Случайно зацепил мальчишку. И сразу побежал сдаваться. Потому что тех, кто оступился, ребята из Колдовского ведомства казнят сами – тихо, жестоко и быстро, без суда и следствия. И мы не имеем права вмешиваться. Мастер Фьерас, конечно, понял, что его убьют, и попытался спрятаться. Но не свезло. Или за ним пришли палачи из Колдовского, усыпив наших, изобразив самоубийство и затерев все следы, или он сам – сломался в ожидании казни. Бывает.

Нет, упёрлась Мьюза. Расследование может начинаться с домыслов, но никак не может ими заканчиваться. Должны быть доказательства, основанные на фактах. В кого они превратятся, если начнут судить и осуждать лишь на основании собственных версий? Которые построены только на профессии и месте работы человека?

Так нельзя. И начальство, скорее всего, это понимало, просто не желало связываться с Колдовским ведомством. Хотя работа – это лишь одна из версий.

Дети мастера Фьераса, например, в один голос говорили, что отец был очень вспыльчив и постоянно ссорился с соседями. Что у мастера было много женщин, и он то у одной ночевал, то у второй, то его с третьей в чайной видели, то с четвёртой. Сотрудники архивного отдела (Мьюза успела-таки побеседовать с тремя) о начальнике говорили скупо – и вроде бы хорошее, но таким тоном, словно обругать хотели. Сложный он человек, поняла Мьюза. Который ещё и любил гулять по ночам. А ночью, в колдовских туманах, случиться может всякое – и чаще всего случалось плохое.

И ещё: чтобы насильно утопить, не нужны никакие секретные сведения или сложные заклятья. Их и так существуют десятки, если не сотни, и по статистике каждые пять лет особо изобретательная скотина придумывает очередное заклятье утопления. А иногда и заклятья или зелья не нужны, довольно физической силы. Поэтому вряд ли мастер Фьерас изобретал в своём «архивном» отделе что-то подобное. Разве что случайное побочное действие…

Но покопаться в этих направлениях ей не дали. И на собственное расследование она не решилась. Больно недобро на неё и начальство смотрело, и глава Колдовского ведомства. Мьюза испугалась за семью и, как улитка, спряталась в свою раковину. И целый год жила с чувством вины перед детьми мастера. Год и один день.

– А помнишь, – через неделю после отстранения спросил муж, – как вы с малым мозаику собирали? Почти сложили картину, а последнюю деталь потеряли? Три дня искали, да так и не нашли? А через полгода она нашлась сама – когда малой подрос и мы перебирали его старые вещи? Помнишь?

Да, поняла Мьюза, и в этом деле найдутся необходимые детали, нужно только дать ему время – и основательно перетрясти старьё. Ей заняться последним не получилось, зато брат и сестра явно без дела не сидели.

И, вероятно, детали наконец-то нашлись.

***

За воспоминаниями Мьюза заварила свежий чай, расставила на столе чашки, нашла в буфете коробку печенья. И приоткрыла окно, впуская в сырую кухню тёплое дыхание летнего вечера. Рьёш и Тилья появились через минуту – Мьюза краем уха слышала, как они что-то шёпотом обсуждали в коридоре и брат сердился на сестру за несдержанность.

– Прошу к столу, – она взяла горячий чайник. – И не ссорьтесь, пожалуйста. Рьёш, ты говоришь – как старший. Тилья, ты дополняешь.

Девушка покраснела и юркнула за стол, а парень сначала открыл сумку и достал пять старых блокнотов. Толстых, в одинаковых коричневых обложках, плотно исписанных. Пестреющих разноцветными, неуместно яркими язычками закладок.

– Это вам, – Рьёш придвинул стопку блокнотов к Мьюзе. – Дневники отца. Он вёл их с двадцати лет. Мы принесли самое… красноречивое.

Мьюза разлила чай, поставила чайник на подставку, вытерла руки о полотенце и осторожно взяла верхний блокнот.

– Вы так уверены, что я снова захочу заняться делом вашего отца? – она села на стул напротив Тильи.

– Вы бы до сих пор им занимались, если бы не вмешательство главы Колдовского ведомства, – Рьёш тоже сел. – И вы бы не ушли из сыска, если бы вам было всё равно. Мы наводили справки и многое узнали про вас за этот год. Вы больше не хотите работать на тех, кто выбрасывает ваши труды в мусорное ведро. И вам нужна правда – так же, как и нам.

Не в бровь, а в глаз… Да, где один раз – там второй, и кто помешает начальству вновь отнять у неё дело и выбросить её труд в мусорку? А ещё Мьюза до сих пор видела во сне стену темницы, в тысячный раз перечитывала предсмертное послание и думала-думала-думала… Нет, не о том, как колдун это сделал. А почему он выбрал такую формулировку. Почему просто не написал «Я убил того парня?» Почему именно «Не могу с ЭТИМ жить»? Что это за «ЭТО»? Муки совести или же нечто иное?

– А если окажется, что ваш отец всё-таки убийца? – Мьюза внимательно посмотрела на парня.

– Мы ко всему готовы, – он не отвёл взгляд.

А Тилья отвернулась, тихо шмыгнула носом, зашарила по карманам тёмного платья в поисках носового платка. Бедная девочка, как же ей до сих пор больно… Сначала – внезапно мать, а потом – ещё внезапнее отец…

– Молодцы, наблюдательные… – Мьюза открыла блокнот. – Чай пейте. Он особый, южный. Немного колдовской. Родичи мужа присылают. Блокноты откуда? При обыске в кабинете вашего отца мы не видели ничего подобного.

– Тайник, – пояснил Рьёш и послушно взял чашку с дымящимся чаем. – На чердаке. Никто бы не нашёл – отец и правда последние десять лет работал в отделе секретов, он очень много знал и умел. У нас и глава Колдовского ведомства был – даже он не добрался до тайника, хотя обыскал дом от подвала до чердака. Но время защитных заклятий кончилось, они ослабли, и тогда мы тайник и заметили. Две недели назад. А там ничего секретного – только стопка дневников. Мы всё прочитали и отобрали самое… ну, такое. Вы поймёте.

Мьюза глянула на первую дату и на последнюю. Записи пятилетней давности, и на заполнение блокнота ушёл ровно год. Мелкий, убористый, но внятный почерк, чёрные строки, выделенные красными чернилами даты, кое-где схемы и рисунки. Мьюза плохо разбиралась в колдовстве, но сразу поняла суть схем.

Изобретения. Мастер Фьерас нарушил договор и вынес из своего отдела секретные сведения о новых разработках. И не только… Мьюза бегло прочитала три страницы и поняла, на что намекал Рьёш.

Его отец продавал идеи и опытные разработки на сторону. И не боялся, что записи однажды всплывут.

А может, всплыли? Может, кто-то из сотрудников что-то заметил?

– Отец торговал тайнами лет десять точно, – опережая её вопросы, пояснил Рьёш, а Тилья быстро закивала. – И никто его не поймал. Никто даже ничего не заподозрил. Колдуны же не могут читать мысли. А отец никогда не использовал опытные кабинеты ведомства для того, что потом продавал. Почту тоже никто не проверяет. Отец писал, что начальству проще закрыть на это глаза, чем доплачивать за каждую мелочь. А сложные заклятья вне ведомства не проверить.

Мьюза усмехнулась: так-то да… Вряд ли это повод и мотив. Зато это деталь. Мастер Фьерас записывал всё. Вообще всё.

Она внимательно прочитала последние записи и сделала два вывода.

Во-первых, мастера действительно перевели в архивный отдел – в воспитательных целях, чтобы научился держать себя в руках и сотрудничать, работать сообща, а не ссориться со всеми подряд из-за ерунды. Отлучённый от секретных разработок, мастер Фьерас впал в меланхолию и последний год ничего не изобретал и даже ничего не придумывал. За год – ни одной идеи.

То есть он не мог ничего испытывать, чтобы случайно задеть Тьёна.

А во-вторых, поводов убивать парня у мастера тоже не было. Как и кончать жизнь самоубийством. Листы блокнота пестрели гордостью за успехи детей, откровениями о расставаниях с тремя любимыми женщинами и встрече с четвёртой, размышлениями о вероятной женитьбе и о трудностях человеческих взаимоотношений – и со своими сотрудниками, и вообще.

Последнюю запись мастер сделал в день несчастья – с утра, перед уходом на работу. У него было отличное настроение и большие планы на жизнь. По его словам, глава Колдовского ведомства убедился, что мастер «умеет вести себя хорошо», и решил вернуть его в отдел секретных разработок на испытательный срок.

Мастер Фьерас хотел жить. И совершенно точно не собирался никого убивать, даже случайно. Он никогда не использовал ничего опасного и непроверенного в городе – во всяком случае, в последние пять лет.

– Вы же поняли? – глаза Рьёша горели лихорадочным огнём.

– Очень жаль, что вы нашли это так поздно, – Мьюза закрыла блокнот. – Тогда я смогла бы продавить свою версию, и даже глава Колдовского ведомства не стал бы мешать нашей работе. А сейчас…

– Вы не можете вернуться в Сыскное ведомство? – робко спросила Тилья.

– Исключено, – Мьюза покачала головой. – Начальство решит, что я отказалась от своей версии и готова взяться за любое расследование. И двумя делами сразу мне заняться не дадут. Сразу нагрузят так, что поспать-то будет некогда. И сейчас с этими дневниками в Сыскное ведомство идти бесполезно – я знаю своего начальника. Дело-то он, скорее всего, откроет, но сразу задвинет его подальше – «забудет». А когда вспомнит, окажется, что блокноты внезапно исчезли. Испарились сами по себе, не оставив ни одного слепка – нигде, даже в ваших личных тайниках. Начальник до смерти боится главы Колдовского ведомства. Он никогда не пойдёт против его слова. И всё сделает, чтобы запретить работу по делу Тьёна и вашего отца.

– И?.. – Рьёш прищурился. – Вы же не откажетесь?

– У меня уже нет необходимых ресурсов, – честно сказала Мьюза. – Я растеряла за этот год все связи, а ребята, которые работали в моей группе… Они меня не поняли и не поддержали. У меня нет главного – доступа к архивам Сыскного ведомства, Регистрационного, Городского, Колдовского…

– А у кого есть? – прямо уточнил Рьёш. – И кто не испугается главы Колдовского ведомства?

Мьюза поколебалась, размышляя, имеет ли она право подставлять давнего друга, и осторожно пообещала:

– Я поговорю с одним вневедомственным сыскником. Если он заинтересуется, то возьмётся. Он берёт только очень интересные дела, порой даже бесплатно. И никого – и ничего не боится. А если откажется… тогда и будем думать.

Но, конечно, Дьянар не откажет. Он только и ждёт повода. Первые полгода старый друг так и сыпал бесконечными версиями и предложениями взяться за расследование – вместе. Потом угомонился, но нет-нет да напоминал и интересовался, не созрела ли подруга для дела, не пора ли наконец-то с ним разобраться.

Вопрос в другом – в пресловутом главе Колдовского ведомства. Оный держал в кулаке и в страхе всё Синедолье, но не Дьянара, который приходился главе внучатым племянником. И поэтому делал что хотел, частенько влипая в неприятности. И как суровый дядюшка отнесётся к очередному увлечению племянничка? Не станет ли это расследование последней каплей?

Повисло неловкое молчание. Мьюза снова посмотрела на блокноты – в закрытом виде страницы волнами, точно их намочили и высушили.

– Это же слепки? – она указала на блокноты. – Я могу изучить их на досуге?

– Конечно, – Рьёш кивнул. – Если надо, сделаю слепки с остальных и принесу. А исходники мы спрятали.

– Давайте сойдёмся на том, что я поговорю со знакомым и напишу вам о результатах, – предложила Мьюза. – Пока так.

– Спасибо и на том, что не прогнали, – невесело усмехнулся Рьёш. – И за чай.

– Мне очень жаль, – тихо отозвалась она, – что я не помогла вам тогда и не могу немедленно помочь сейчас. Доброе имя родителя – это всё для его семьи. Люди злы и злопамятны: один проступок, одно пятно на имени – и родных несчастного будут поливать грязью до десятого колена. Я вас понимаю. Надеюсь, в этот раз получится разобраться.

– А вы что думаете? – быстро спросила Тилья. – Убийца или нет? Самоубийца или нет?

Сыскная чуйка Мьюзы давно ответила на оба вопроса и до сих пор верила в свою правоту – и день за днём убеждала в ней хозяйку. Но чуйка – это всего лишь чуйка. Она порой подсказывает верное направление, но без доказательств это всего лишь домысел.