Buch lesen: «Пустошь 1 (1)»
Вступление.
Снова бреду по песку, натыкаясь на статуи этих девушек. Они стоят, подняв голову к небу, подставив лицо и расправленные ладони солнцу. Все одного цвета, лишь немногим отличающимся от цвета лежащего вокруг песка. То ли из глины, то ли из какой-то неизвестной породы камня. До изумления чётко прописанные черты лица и фигуры притягивают внимание. Внимание тех, кто видит эти статуи впервые, но таких здесь нет. Среди статуй стоят ещё столбы, сделанные из того же неизвестного материала. Никто не знает, сколько им лет, но все до единого выглядят так, будто с того момента, как их высекли и установили по всей пустыне, прошло не больше двух недель. Ни постоянно проносящиеся песчаные бури, ни беспрестанно палящее солнце ничего не сделали им за все столетия, что они здесь простояли.
Я обхожу их снова и снова, в надежде найти хоть какое-то изменение, хоть одну трещинку или осколок, но изо дня в день они всё такие же. Их загадка не под силу моему стареющему от здешних условий организму, а остальных она не интересует. И даже дети, играющие среди барханов и камней, воспринимают загадочные монументы лишь как ещё один источник игр, ни на минуту не задумываясь о том, что в их возникновении и самом пребывании среди этих песков есть величайшая тайна.
Много лет назад по приезде сюда силы энтузиазма наполняли меня. В первые годы благодаря им была составлена подробная карта местности, на которой крестиками отмечались фигуры каменных девушек, колечками – столбы, схематично обозначено поселение… а больше отмечать нечего. Сплошная пустошь. Сначала я хотел усмотреть в расположении скульптур и столбов какую-то закономерность, чёткую схему, план, подсказавший бы мне в каком направлении идти дальше. Но никакого плана не было. Статуи располагались в вольном порядке, никак не желая подходить ни под одну систему. Каждый день меня посещали догадки, рациональные и логичные или безумные и нелепые. Я подскакивал посреди сна, бросал обед, прерывал разговор и бежал, бежал в пустыню, дабы удостовериться, что может, на этот раз моя догадка верна, и восплыть в волнах эйфории. Но каждый раз я бежал напрасно. Взгляд девушек всё также безмолвно устремлялся вперёд и вверх, и мне казалось, что они смеются надо мной.
Своими планами по раскрытию тайны я не заразил никого. Конечно, как только я появился в этих краях, мной заинтересовались. Вежливо предложили и ночлег, и еду, а позднее и возможность всё это отработать. Постепенно я обзавёлся и маленьким жилищем, и минимально необходимым хозяйством. Все были приветливы и дружелюбны. За все года, что я провёл здесь, единственными драками и ссорами были драки и ссоры среди детей. Но дети дрались несерьёзно, через минуту уже забывая обо всех распрях и снова на всех парах мчась наперегонки. Люди держались друг за друга, никогда не позволяя себе такую роскошь, как раскол. В этом тихом бесконечном месте, широко растёкшемся по песку под тяжестью беспрерывно льющихся солнечных лучей, все люди были такие же тихие и бесконечные. Я провёл среди них много лет сознательной жизни, и в голову мою никогда не приходило даже и мысли о том, что что-то может измениться в их укладе.
Я уже давно растерял весь энтузиазм и ходил на ежедневные проверки уже скорее по привычке, нежели для того, чтобы всё-таки сделать открытие. Возможно, где-то в глубине души я и не хотел открытия, ведь тогда последовали бы незамедлительные изменения в моей размеренной жизни. Я был бы обязан снова рисовать схемы, бегать по песочным барханам, постоянно размышлять и делать пометки. А я уже слишком привык жить вечным ожиданием чуда, что, появись это чудо сейчас, я бы посчитал, что у меня отобрали мечту и смысл жизни. Поэтому каждый день я оставлял новую цепочку следов на неизменном песке.
Я размеренно обходил уже такие знакомые и родные изваяния, почти наслаждаясь их неизменностью, и увидел Это. Это было довольно-таки большой дырой в земле, рядом располагалась аккуратная кучка песка, присыпанная сверху чем-то более твёрдым и тёмным. Эта дыра безобразно нарушала всё спокойствие песчаной пустоши, гадким пятном выделяясь среди привычного пейзажа. Я внутренне передёрнулся. И всё ещё вздрагивая от внутренней дрожи, подошёл к дыре. Кто мог сделать это? За всё время я не встречал в этих местах ни одно крупное животное, способное вырыть такую большую яму, и ни одному человеку в голову ни разу не приходила мысль заняться чем-то подобным. Единственным человеком, на которого бы могли пасть подозрения в чём-то выходящем за рамки распланированной жизни, был я. И то, лет десять назад. Но я этого не делал. Когда-то я пытался сдвинуть скульптуры с места, поливать водой, засыпать песком, да и вообще производил нескончаемое количество действий с предметами моего исследования. Но это осталось далеко в прошлом, моя фантазия исчерпалась. Меня интересовали скульптуры и частично то, что располагалось вокруг них. Но по горизонтали. И никогда не приходило мне в голову заинтересоваться, что же хранит пустошь под собой. Да и что я мог там обнаружить? Но если я не интересовался вопросом наличия чего-то стоящего под песком, то кто-то сделал это за меня.
Я стоял у дыры и собирался с духом. Мало какое волнение посещало меня за последние десять лет – я совсем отвык волноваться, просто разучился это делать. А теперь забытое умение вновь нахлынуло, и я ощущал дрожь в коленях и лёгкое электрическое покалывание в кончиках пальцев. Наконец, я заставил себя перегнуться через край и взглянуть вглубь. Глубь ответила мне темнотой. Я продолжал вглядываться, волнуясь уже, что дыра могла оказаться просто обманом. Склонившись и опустив свою верхнюю половину поглубже, я погрузился коленями в тёплый песок. Солнце уже успело прогреть верхние слои воздуха в дыре, но на коже своего лица я вдруг почувствовало нечто такое, что давно не испытывал в мирном климате окрестностей. Это был холодок, тянущийся откуда-то снизу. Он мягко коснулся меня и продолжал холодить моё удивлённое лицо. В пустоши я никогда не мёрз. Я склонялся всё ниже и ниже, внимая холодку, пока мои щёки не заледенели. После медленно выпрямился и присел на колени у отверстия в песке, абсолютно ошеломлённый. В сердце моём возродилось всё то, что тихо спало много лет моего пребывания под покровом солнечных лучей пустоши. То, что я выбросил из памяти, только приехав сюда. Я огляделся вокруг. Этому песку я отдал большую часть своей жизни. Много лет неподвижной погони за зыбкими мечтаниями. Года тайны, которая так и не открылась передо мной ни на миллиметр. Я встал на ноги, отряхнул с коленей песок. Новым взглядом я обвёл стоящие повсюду изваяния. Я не постиг тайну, но теперь я знал, что мне надо делать. Я отвернулся от дыры и пошёл обратно по своим следам.
Глава 1.
– Всё меняется, всё меняется. Одни пришли, другие ушли. Что за нелепое мельтешение? Ох, времена.
– Что ты имеешь в виду, дорогая Мари?
– Ну ты слышала про этих-то? Которые якобы «из-под». Поговаривают, что именно из-за них ушёл Исследователь. А ведь никто и не думал, что он снова двинется в путь. В его-то возрасте. Он так стремился исследовать всё до конца, а тут вдруг сорвался и исчез. Ну никто не думал!
– Хе-хе, – за их спинами внезапно раздались хриплые смешки, и две женщины, увлёкшиеся разговором, подпрыгнули от неожиданности.
– Почему вы смеётесь, Моряк? – Мари спросила это только из вежливости, потому что только из вежливости этот хрип можно было назвать смехом.
– Хе-хе, – снова проскрипел Моряк. – Я всегда знал, что с ним что-то не чисто. Ходил всегда, вынюхивал, выспрашивал. Сразу было видно, что долго он не выдержит…
Мари усмехнулась:
– А двадцать лет – это не долго?
Старый Моряк замялся. Женщина была молодая и красивая, острая на язычок, и он приглядывался к ней уже с того момента, как ей стукнуло пятнадцать. Что ему двадцать лет? – как миг, но она не поймёт. Да и сможет ли понять, живя на свете всего тридцать?
Мари ещё раз усмехнулась, видя замешательство старого Моряка, и он почувствовал, как блаженное тепло разливается внизу его живота. Потому поспешил удалиться, так и не удостоив дерзкую Мари ответом.
Женщины разом хмыкнули и отвернулись от удаляющейся фигурки старика.
– Вот уж кто всё вынюхивает. Противный старикашка, – Мари скорчила гримасу.
– Да, прямо-таки ужом вьётся. И Исследователь всегда страдал от него. Хотя мне порой казалось, что он не замечает ничего вокруг.
Мари с сожалением взглянула на подругу. В отличие от Мари Изабелль была невзрачной, тусклой и так и не смогла зажечь ни одно сердце. И последние десять лет вокруг Исследователя вился отнюдь не старый Моряк. Но Исследователь и правда не замечал или не хотел замечать все старания Изабелли. Поэтому та тускнела ещё больше. Соломенные волосы всё больше выгорали, в белках больших глаз появлялось всё больше желтизны и красных прожилок от мелких песчинок, беспрерывно носящихся в воздухе. Весь вид Изабелль напоминал об отмирании клеток. Да и сейчас она тащила корзину с рыбой, согнувшись, превращаясь в сгорбленную пожилую женщину.
Мари стало жаль её, и она подхватила корзину.
– Давай помогу, а то надорвёшься вовсе.
Изабелль перераспределила тяжесть, и они двинулись в сторону её жилища, по привычному проваливаясь в песок.
Моряк хлопнул дверью каюты. Он еле доковылял до тахты, и, думая о Мари, принялся разжигать свой огонь, пока тот окончательно не вылился. После он расслабленно лежал на тахте, представляя себе белую бархатную кожу Мари под своими пальцами.
Спустя полчаса он вышел из каюты и поднялся на высоко задранный нос корабля. Корабля, который давно завяз в песках пустоши. В далёкой нынче от него юности Моряк выбрал его в качестве жилища, чем и заработал своё имя. Но отнюдь не тем, что хоть раз действительно управлял этой или любой другой посудиной, как наивно полагали молодые обитатели пустоши. В те времена, когда Моряк был ещё маленьким ребёнком, поселение только рождалось, и среди тех, кто основывал его, образовался раскол. Люди рассеялись по лагерю, отгородились друг от друга ненадёжными песочными стенами. После первой песчаной бури из и так небольшого числа людей уцелела весьма малая часть. А домов и предметов хозяйства уцелело и того меньше. Маленький тогда ещё Моряк был среди выживших, в отличие от своих родителей. После этой страшной бури люди стянулись друг к другу, образовав сплочённую общину, но маленький мальчик оказался вне её, потому как люди помнили, что именно его родители были зачинщиками раскола. Они игнорировали его, мстя уже погибшим, но не прощённым. Мальчик убежал, не в силах выносить мёртвое молчание в его присутствии и мёртвые взгляды не только в спину. Он бежал в глубину пустоши, пока не наткнулся на большой и странный дом. Тогда он ещё не знал, что это просто корабль. Испуганно кружа вокруг строения, он всё-таки осмелился зайти внутрь. А потом и остаться жить там. Корабль и его владелец покрывались следами старения вместе вдали ото всех. Со временем все те, кто ненавидел его, и даже их дети сровнялись с песком, похоронив память о своей ненависти с собой. А Моряк стал своего рода авторитетом, хоть и несколько неприятным на вид и поведение, но с его годами считались. Каждый раз, выходя на нос своего корабля, Моряк мельком глядел в сторону бывших могил и криво усмехался.
И в этот раз он не изменил своей привычке. Криво усмехнувшись в сторону, он осмотрел пустошь в общем. Она расходилась во всех направлениях и представляла собой неизменный источник спокойствия. Поселение занимало у пустоши всего-навсего небольшой кусочек жизненного пространства. Пустошь, ничуть не теряя от этого, казалась ещё больше, обширней по сравнению с живым пятнышком поселения.
Песок волнами уходил за горизонт, скрывая один бархан за другим. Барханы сменялись друг другом и небольшими проплешинами ровных мест. На одной из них темнело нечто противоестественное для этих мест. Моряк прищурил глаза и всмотрелся с тройным вниманием. Но тёмное пятно не пожелало рассматриваться, поэтому старый Моряк ослабил глазную хватку и даже немного отгородился от мира веками. Под старческим лбом копошились мысли и сомнения. В конце концов, приняв какое-то решение, он кивнул себе головой и скрылся в каюте.
Свист тихо крался по мягкому песку, подбираясь прямо к чужакам. Медленно продвигаясь вперёд, он укрывался за пологими стенками барханов, которыми изобиловало место дислокации новых людей. Новые появились из-под песка, и теперь мельтешили туда-сюда, громко переговариваясь и делая замеры твердыми линейками и мягкими жгутами. Свист наскоро прочитал заклятье на неприкосновенность, сделав характерный выпад ногой, позванивая колокольчиками на колпаке. От всех можно было ожидать чего угодно, а Свист берёг себя для будущего мира, которому он мог оказать неоценимые услуги. Ведь по его расчётам после апокалипсиса останется жалкая кучка людей, которые от страха и радиации потеряют большинство знаний и навыков. И вот этих беспомощных уцелевших Свист и мог спасти и повести за собой, потому что давно изобретал защитное заклинание от апокалипсиса. Долгие годы исследований в лаборатории приближались к концу, и Свист повергался в полное декадентство.
– Предвестники, – процедил Свист, с подозрительностью следя за действиями людей.
В поселении этих людей называли из-подами. Они появились три дня назад из дыры в песке, и всё это время обустраивались неподалёку от поселения вокруг своей дыры. Ещё никто не осмелился прийти к ним в лагерь, а сами они в поселении не появлялись, видимо, слишком занятые устройством на новом месте.
Оглядывая территорию, Свист заметил, что дыр в песке поприбавилось. Из них то и дело появлялись люди только для того, чтобы снова исчезнуть в других. Больше всех на поверхности оставалась крупная женщина в зелёных шортах, белой рубахе и очках-консервах. Её рыжие волосы приминал зелёный пробковый шлем. По всей видимости, она была руководителем. Или пыталась таковым казаться. Женщина беспрестанно что-то вещала трубным голосом, умудряясь давать распоряжения сразу всем членам её бригады. При долгом фокусировании на этой картине начинало казаться, что, остановись рыжая хоть на секунду, и всё действо замрёт вместе с ней, неспособное функционировать самостоятельно. Но это была видимость. Женщина шумно выдохнула, достала из кармана шорт огромный белоснежный платок и промокнула лоб. После протёрла шею, вытерла руки и громко высморкалась. Смяв бывшую белоснежность в неприглядный комочек, она затолкала его в другой карман. Карман незамедлительно оттопырился, но женщина, не обратив внимания на такую мелочь, снова начала размахивать руками, жестами сопровождая свои слова в адрес каждого в отдельности.
– Огненное порождение апокалипсиса, – снова прошептал Свист, естественно имея в виду женщину-руководителя, а не свою бабушку, которая жила когда-то в горящем кусте Жаркой пещеры.
Но если первая его фраза про предвестников пошла в воздух, не найдя ни одного отклика, кроме газов самого Свиста, то нелестное описание рыжей нашло своих слушателей, и за спиной Свиста раздалось:
– Многие так считают, но она не такая уж плохая тётка. Просто прирождённый руководитель. С рулём и веслом.
Свист отпрянул от голоса, перевернувшись в воздухе, успел три раза щёлкнуть пальцами, ставя защитный барьер, и удачно приземлился на песок позвоночником, с замирающими на устах словами заклятия.
– Вы всё так близко к сердцу принимаете?
Слова, поднявшие Свиста в воздух, принадлежали молодому человеку в чёрном рабочем комбинезоне, застёгнутом до горла на все пуговицы. Он расслабленно привалился к бархану и покачивал в руках тяжёлую на вид кирку. Лоб парня пересекала свежая царапина, а под глазом виднелись три небольших шрама, отчего казалось, что парень насмешливо прищуривается.
– Вы из города?
– Нет. Я из поселения, – буркнул Свист, всё ещё лежа на песке, и хрустнул мизинцем на тот случай, если этот демон захочет забрать его язык, а уж заодно с ним и душу.
– Ну вот я и говорю, что из города. Поднимайтесь. Давайте я вам помогу.
Парень протянул руку Свисту, но тот подпрыгнул сам и сделал предупреждающий знак левым коленом. Не любил он этих шуток. Лучше пресечь все попытки в начале, не давая даже повода приблизиться. Он плюнул через правое плечо, дабы поставить перед воспоминаниями стену и не допустить появление бреши в своей тщательно проработанной обороне против чуждого проникновения.
Парень пожал плечами и снова опустил руку около своего тела, продолжая покачивать киркой, чем превращал нервный дух Свиста прямо-таки в мятежный. Поэтому Свист стал приводить свой дух в порядок, занимая себя стряхиванием налипших песчинок. Он упал так старательно, что умудрился подцепить песок даже на колпак. Две песчинки правой рукой, три – левой, четыре – правой, пять – левой, надуть живот и увеличивать число постепенно.
После 257 песчинки парень нашёл уместным нарушить молчание и представиться, потому что называть его просто «парень» уже неудобно.
– Меня зовут Марсель.
А после решил заодно и рассказать в сжатой форме всё то, что здесь происходит. Для нас. Свисту и так было понятно все, что ему было понятно. А парень и так это знал, иначе бы не рассказал.
– Я работаю в бригаде у Бэстии Клик. Её бригада занимается тоннелями. Мы копаем ходы, путешествуем, ищем пустоты. У Бэстии на них нюх. Вот где-то прослышала про вашу пустошь. Мы докапываемся к вам с самого Эзраэля. Все уже отчаялись и посчитали это место мифом. Но вот, как видишь, мы здесь. Всё в точности, как и обещалось. Бригада существует уже лет десять-двенадцать, но я в ней недавно. Впрочем, Бэстия – это единственный, кто в бригаде с самого начала. Она её основала, она ей руководит, и вообще считает делом своей жизни, никогда не бросит её и умрёт тоже, копая какой-нибудь очередной тоннель, прорываясь к новым неизведанным пустотам. Бэстия – это Бэстия.
– Ты её… партнер?
– Да.
Марсель ещё покачал кирку. Потом закинул её за плечо, повернулся к Свисту спиной и побрёл куда-то в промежуток между барханами. Они в беспорядке были понатыканы по всей пустоши, и кто угодно, убредающий в их сонм, со временем пропадал из поля зрения. Марсель не замедлил проделать то же действие, и пропал из поля зрения Свиста. Свист на всякий случай плюнул в след, но скорее следуя привычке, нежели и правда опасаясь демонских выходок со стороны парня. После он постарался выкинуть его из головы, и вновь принялся пробираться мимо стенок барханов всё ближе к лагерю.
Бэстия лежала на кровати, любовно поглаживая персидскую подушечку. Эту кровать по частям они вынесли из дворца персидского шаха и долго-долго бежали по вырытым под замком тоннелям, унося свои ноги от шахской охраны. Тогда её бригада не насчитывала и десятка человек, и кровать была тяжела.
Бэстия медленно вела пальцем по узору на подушечке, сосредоточившись только на нём, – девушка-массажист массировала ей колени, продвигаясь всё выше и выше.
– Нэл, дорогая, переходи к спине, – Бэстия не могла позволить себе слабость.
Она перевернулась на живот и расслабилась. Там уже можно было не опасаться умелых пальчиков этой хитрой мулатки. Бэстия услышала, как девушка недовольно фыркнула. Эту тёмненькую массажистку она тоже украла из какого-то с виду приличного дома на окраине города. В дом Бэстия попала через подвал, ход в который она прорыла, ошибившись подземными коридорами. Чтобы не теряться, прошла в комнаты. Там и увидела, как Нэл работает над спиной хозяина дома. Бэстия не стала долго думать, а просто вошла и забрала её. Хозяин же был слишком обессилен массажем, чтобы даже сказать что-то.
А теперь она расслаблялась под мягким нажимом хрупких рук и думала о том, что кое-кому уже давно было пора прийти. Этого кое-кого она не видела уже с самого утра, занятая обустройством лагеря. Вечером он обязан быть у неё. Но его не было, и это приводило её в довольно-таки сильное раздражение. Даже массаж полностью не успокаивал. Поэтому она отпустила Нэл, ещё раз недовольно фыркнувшую, и поднялась с подушек.
Бэстия сделала колесо, после встала на руки и прошлась, виляя бёдрами, чтобы возбуждение равномерно распределилось по организму. Бэстия, имея в предках известного в узких кругах Голиафа, организм имела обширный. Чтобы его лучше было видно, она встала к зеркалу. Это зеркало, в отличие от многих вещей, она купила сама на рынке в Непалуе. Зеркало, громоздкое и уродливое, заставляло многих смотрящихся в него, брезгливо морщиться. Но Бэстия отчего-то питала к нему самые тёплые чувства. Возможно оттого, что приобрела это чудовище законным путём. Бэстия торчала посреди палатки, подставляя отражению блестящее от массажного масла тело. Оно бы считалось идеальным, если бы не его габариты. Раньше, в юности, Бэстия частенько проклинала свою прабабку, связавшуюся с таким не по ней крупным мужчиной, по наследственной линии подарившем Бэстии увеличенные размеры. После она привыкла к себе, тем более что большую часть своей жизни проводила в подземных ходах.
От нечего делать Бэстия сорок три раза отжалась от пола и села делать себе педикюр. Обладая выработанной гибкостью, она склонялась всем корпусом к каждому пальчику и высматривала непростительные неровности на ногтях. К своим ступням она не подпускала никого, несмотря на то, что маникюр ей могли делать хоть слепые монашки. Наверное, это оттого, что многим легче было смотреть ей на ноги, нежели задирать голову, чтобы разглядеть лицо. Люди вообще чаще смотрят в пол, потому что это легче, или потому что боятся вступить в неожиданность, или споткнуться и глупо выглядеть, не задумываясь о том, как глупо выглядят они с головой, постоянно опущенной вниз в поисках препятствий.
Обработав один ноготок, Бэстия выпрямилась и с тоской огляделась – полог входа в палатку так и не шелохнулся. Немедленно рассердившись на себя за этот тоскливый взгляд, она плюнула в урну, стоящую в дальнем углу и не попала. Плевок сполз по стенке палатки. Бэстия коротко рыкнула от недовольства и склонилась к следующему пальцу.
Вечерело. Свист сделал ещё шаг по направлению к лагерю. Не стоит спешить, когда приближаешься к месту сбора предвестников апокалипсиса. Из времени, оставшегося до конца света, вполне можно было занять несколько часов на выяснение обстоятельств. Каждый шаг Свист сопровождал рядом определённых заклинаний, потому что дьявол кроется в мелочах. Забудешь прошептать два-три слова над собственным следом – потом никогда не выберешься обратно, демонское отродье всё тебе перепутает – и следы, и мысли. Ступишь не в том ритме – и сожрут с потрохами. Не подпрыгнешь на одной ноге раз, на другой – три, задерживая дыхание – пропадай твоя душа. А как мог Свист руководить остатками глупого человечества без души? Поэтому каждое движение, перед тем как быть сделанным, тщательно продумывалось. Это на родной территории поселения можно было рассчитывать на одно слабенькое заклинание, между барханов Пустоши можно было обойтись двумя-тремя защитными. Но около лагеря так называемых «из-подов» (ха-ха, неразумные поселенцы!) нужно было не то, что ухо, все придатки держать востро! Свист ещё раз сосредоточенно повращал глазами и щёлкнул себя по носу. Перед глазами опять всплыл образ Марселя, даже в плавящем климате Пустоши облаченного в чёрный закрытый комбинезон. Свист помахал руками перед лицом – в следующий раз щёлкать по носу нужно слабее. Но этот щелчок прибавил ему безрассудной храбрости, и Свист, молодецки поправив колпак, сделал ещё один шаг, покидая укрытие бархана.
Члены бригады Бэстии Клик, та самая десятка, основной костяк, сидели на подстилках вокруг аккуратно огороженного костра и курили маленькие горькие сигаретки биди. Этими сигаретками уже который год их угощала девушка Айра, попавшая в бригаду во время поисков пустот в Динии. У неё был талант. Почти в любой точке мира, где бригада ни оказывалась, Айра всегда отыскивала нужные травки и ингредиенты, особым образом засушивала и скручивала.
– Айра, подкинь ещё сигаретку, Синий приближается.
– В этой дурной пустоши ничего не растёт, – проворчала Айра, доставая из поясной сумки биди и передавая её подошедшему Синему. – Последние запасы тратим. Больше не будет, пока не выберемся отсюда.
– Чем тебе эта Пустошь не угодила? Место как место – не хуже, не лучше. Здесь хотя бы спокойно, – обратился Синий к Айре, прикуривая от костра.
– Нехорошее спокойствие. Да ещё эта деревенька. Хоть бы один поинтересоваться пришёл. Мы здесь уже три дня. Ну делегации какая-нибудь во главе со старостой деревни. Одно только слово какое – Пустошь. Тоска слышится.
Полович, прищуривая глаза от дыма, язвительно спросил:
– Тебе новорождённых воплей не хватает?
В Динии Айра работала в роддоме в две смены, ежедневно принимая по нескольку десятков детей, которыми иногда приторговывала – часто случалось принимать близняшек или тройняшек. Айра, повинуясь своей собственной логике, рассуждала, что семье будет трудно прокормить сразу двоих, а то и троих детей, и поэтому вела так называемое «перераспределение» младенцев. Но однажды отлаженная система дала сбой, Айрино «перераспределение» было раскрыто, и ей пришлось в буквальном смысле бежать. В процессе бега, спасаясь от местной полиции, Айра прыгнула в яму в земле и попала в тщательно копаемый Бэстией тоннель, а через пару часов объяснений и просьб и в тщательно формируемую бригаду Бэстии.
– Представь себе хватает. Твоих, – Айра прошлое не скрывала, но вот болтать о нём не считала нужным. – Айра, дай сигаретку, Айра, дай сигаретку, – передразнила она. – А нет больше сигареток. И делать их не из чего. Разве что только по местным огородам лазить. А здесь, – она ткнула пальцем в землю, – ничего нет, только камни эти дурные. И песок. А из песка какие биди? Ты их курить будешь? Я вот – нет. Благодарю покорно. Один дым в голове от них и никакого удовольствия.
– Ты и из песка их делаешь? – Синий был действительно удивлён.
– Да какие это биди, – повторила Айра. – Я же говорю – дым один.
Все помолчали, стараясь растянуть последний горьковатый дурман как можно на дольше. Они уже лет восемь как почти каждый вечер курили одной компанией из десяти человек, расслабляясь в лёгком дыму биди и медленных разговоров. Около десяти лет назад Бэстия начала формировать бригаду искателей, устав от бесконечных переходов в компании только самой себя. Так она заполучила в сотрудников своей конторки и Синего, и Половича и всех остальных. Десятой зачисленной была Айра. Обнаружив вокруг себя десятерых, Бэстия прекратила набор, и несколько лет бригада оставалась закрытой для всех остальных желающих. После семи лет она снова открылась по неизвестным причинам и начала наполняться новыми людьми. Бэстия среди прочих набрала ещё и что-то похожее на технический персонал. Они ставили палатки, убирали территорию, переносили и устанавливали оборудование; был даже повар, намного облегчивший жизнь бригаде.
Но старая компания, уже почти слившаяся в одно, не принимала в свой круг ни одного участника. Вместе они усердно работали, перебрасывались дежурными шутками, завтракали-обедали под длинным навесом, но не более того.
– Не нравится мне этот Марсель, – снова проворчала Айра.
– Кликиня ещё тебя не спрашивала с кем ей спутываться, – кинул Полович.
– Он такой…мм…жеманный, женственный какой-то, – Айра часто пропускала замечания циничного Половича. – А вид, будто он постоянно чем-то мучается и страдает от душевных болезней. Играет. Наверное, считает себя несчастным и никем не понятым. Бр, дрожь у меня от таких субчиков.
– Мда, от супчика я бы счас не отказался, – вставил проснувшийся от своих мыслей Плахой.
– Да, кстати, я тоже, – Синий докурил последнюю биди и теперь, расстроенный этим обстоятельством, не знал, чем себя занять. – Пойдёмте, может, там чего ещё осталось от ужина.
Голодная компания поднялась, уже привычно отряхивая песок, и быстро скрылась из виду, стремясь передвинуть себя в пространстве как можно ближе к походной кухне.
Бэстия, мучаясь от непреодолимого желания, ходила кругами по коврам и полу палатки. Иногда она порывалась выйти наружу и занять себя делом, но понимала, что в такой час никаких «дел» найти не удастся. Поднять-то всех на работу она может, но потом это скажется ей сторицей. Бригада беспрекословно подчинялась, но была злопамятна.
Разговаривать с кем-то не хотелось, они непременно заметили бы её неуравновешенное состояние и искусственно спокойно вели бы себя, приводя её в бешенство.
Можно было ещё спуститься в тоннель и поработать одной. Но это означало бы снова предаваться воспоминаниям, которые с каждым тоннелем становились только отчетливей, будто время не стирало ей память, а наоборот восстанавливало.
Бэстия подошла к пологу палатки и выглянула в тёплый сумрак. Невдалеке прошла старая часть бригады, по-видимому, куда-то очень спеша. Бэстия позволила себе почувствовать лёгкий привкус зависти, после безжалостно задавила его, сплюнув в песок. Бегут куда-то. И видно даже с целью бегут. Останавливаются, когда хотят, и снова бегут. И снова с целью. Видят что-то впереди. О боги! Не нужно мне сейчас никакой цели! Дайте только разрешиться от бремени желания.
Бэстия сделала один шаг из палатки, чтобы отправить себя на поиски темнокожей массажистки. Она, наверняка, сможет хорошенько помочь. Конечно, за это придётся расплачиваться потом. Потом. Маленькие просьбы, всегда какая-то зависимость от этой женской хрупкости. Ох, это невозможно! Поистине невозможно. Всегда нужно держать двух-трёх про запас, а не надеяться на одного загадочного, всегда переживающего какое-то глубинное горе. И этот чёрный комбинезон! Молния, пуговки, кнопочки – не добраться. Что за детская принципиальность? Куда он опять пропал в такой неподходящий момент. Надо было брать Пьетро, у него красивый профиль и длинные пальцы. Всё же придётся сдаться на милость Нэл, и не задумываться сейчас о дальнейших трудностях.
Пораздумав, Бэстия вытащила вторую ногу из палатки. Она огляделась, ориентируясь в пространстве, вспоминая, куда поставили палатку Нэл, и направилась туда, постепенно переходя с шага на бег.
Общие палатки были рассчитаны на шесть человек, но Нэл жила в отдельной, дабы девушка получала основы комфорта, и ей не приходили в голову мысли массировать ещё кого-то, кроме нынешней хозяйки. Или мысли подстроить всё так, чтобы ее украли уже у самой Бэстии. Единственное, что не позволялось Нэл – слишком близко подбираться к сокровенным местам хозяйки. Но, пожалуй, в эту ночь запрет мог быть отменён.