Костёр

1

Капли после ночного дождя отражают первые лучи солнца. Чувствую запах мокрой травы и земли. Ноги ощущают прохладу нового утра.

Я иду к своему огородику, рву мяту для свежего чая, а по пути и дикие одуванчики. Еды обычно мало – в основном только то, что выращу сама, ведь в деревню путь мне заказан. Да и к чем туда ходить? Живу одна, многого не надо, а чай и мыло приносят те, кому нужна помощь. Я и в деревне была дикаркой, всегда мечтая о жизни в лесу, и не веря, что эти фантазии воплотятся в реальность.

Вот он － мой дом, мой лес, удивительный и прекрасный. Знакомые тропки пересекаются с неизведанными, манящими приключениями. Дикие ягоды, орехи и грибы, утоляющие мой голод. А сколько трав… Душица, можжевельник, зверобой, лапчатка… И из соседей только птицы да зверьё. Правда, стоит опасаться медведя, но если знать, где косолапый обитает, то и переживать не о чем.

Вот и вода уже вскипела. Я наливаю заварку, кипяток, добавляю сахару и осторожно дую, грея руки о чашку. Запах мяты как всегда напоминает о старом доме, бабе Тихомире. Из моих глаз текут слезы, образуя два соленных ручейка. Конечно, это произошло совсем недавно, месяца три назад, но мне с трудом верится, что когда-нибудь станет легче.

Но день не ждет, я принимаюсь за работу. Подкидываю в печку дровишки, варю кашу на день, работа в огородике… Птицы уже проснулись и вовсю трезвонят свои песенки, скрашивая моё одиночество. Невольно вспоминаю о прежних соседях. Хоть и не любили они мое семейство, а все же приятно знать, что рядом есть люди.

Слышу позади треск ветвей и шорох листвы. На поляну выходит старушка, поддерживая грузного прихрамывающего мужчину.

– Милославка, Милославка, помоги…

Уже не слушаю, завожу в хижину, сажу на стул и подворачиваю порты. Рана глубокая, темно-красная кровь сочится густым потоком. Промываю рану водой, туго обвязываю ногу под коленом куском ткани и под порывистые крики обрабатываю рану спиртом.

– Потерпи, потерпи, Моесил…

– Да, и не такое бывало – сквозь зубы процеживает Моесил, перебивая меня. Верно храбрится перед матерью.

Беру иглу и нить и только сажусь за дело, слышу просьбу о спиртном. Сама ни я, на баба Тихомира не пили, но для таких случаев всегда держали бутыль водки или самогона. Вот только у меня не было времени взять все мои припасы, когда бежала сюда.

– Все в доме. Другой раз трижды подумайте, а потом уж плюйте в колодец.

Вижу недовольный взгляд Инны. Моесил зажимает зубы от боли.

– Вот это и будет нашей платой. Может еще что надо принести?

Даю немного спирта Моесилу и начиная зашивать рану. Глубокая, аж до кости, заживать долго будет. Но во мне уже рождается новое чувство – радость и нетерпение. Вспоминаю, что осталось в избе, что бы попросить, что так нужно…

– Посмотри засушенные травы. Они подвешены к потолку по всей избе. Объяснять какие не буду, все равно наврятли разберешь. Просто принеси, сколько сможешь. Еще бы бинтов и ваты, мыла…

Недовольные взгляды Иннушки говорят сами за себя. А ведь это для целительства только. Потом опять кто придет, а нужного нет… Что ж, видно, такова природа человека, думать только о настоящем моменте, о себе. Может еще вспомнят о родных, друзьях, соседях, но многие ли бросаются помогать незнакомым? А о врагах уже можно и не говорить. Хотя вроде почему, ведь тоже люди, живые, нуждающиеся… Да и как можно заводить врагов в своем роде, человеческом. Разве зверье будет просто смотреть на мучения себе подобного? Конечно, не стоит ждать от зверя разумной помощи, но на то Бог и дал человеку ум.

– Сколько уж не сложно будет захвати, прошу. Мои запасы уже кончаются, а в лесу бинты не растут. А травы мы с бабой Тихомирой годами собираем и засушиваем, часть из них не каждый раз найдешь, не в любом лесу. Ох, Моесил, рана твоя уж очень глубока. Придется время от времени перевязывать, обрабатывать. Да еще и швы снимать, как заживет, а заживать долго ей, ведь до кости! И работать тебе по меньше следует, так быстрее срастется.

– Да куда поменьше? Сама знаешь, работать надо, кто семью кормить будет?

Это верно, в деревне хоть и плодородна земля, да что толку, коль работников раз два и обсчелся? А у Русых так вообще вся семья из баб – две сестры, стары девы, жена Моесила, рожающая одних девок, да старуха мать. От женщин в поле не много пользы, а кормиться всем надо.

Обрабатываю еще раз уже зашитую рану, обкладываю ватой, перевязываю тканью… Бинт еще есть, да только такого кусочка не хватит и пол ноги обернуть крепкого мужика. Да и может заметят мою нехватку в этом, принесут. Хотя стоит надеяться, чтоб вообще не забыли заглянуть да оплатить мою работу. На деревне бывало так порой, а как я в лес убежала, так и вовсе зачастили забывать о нашем негласном договоре. Я бы пришла, потребовала свое, да только обещала, больше против наставлений бабы Тихомиры не пойду.