Buch lesen: «Мурад и самое звёздное небо»

Посвящаю своим детям.

От сильного удара невыносимо болело левое плечо. Непрерывно гудела голова, будто по ней стукнули тупым предметом. Песок засыпал глаза. Жгло и саднило кожу за левым ухом, содранную, наверно, страховочной веревкой. С внутренней лодыжкой левой ноги непонятно что. Вся эта боль, пульсируя, отдавала в поясницу. Что же произошло?

Это получилось так мгновенно. Надо вспомнить до мелочей все детали и найти причину его срыва. Ведь так стремительно он рухнул. И при этом так сильно ударился головой, что в состоянии «грогги» пролежал определенное время. Сколько? Но это сейчас не важно. Нет, вспомнить все события и всю их последовательность – все же важно. Проанализировав, можно просчитать шансы. Да надо, надо принимать решение. А решение только одно – выбираться отсюда быстрей. Но как?

Он вспомнил, что его немного развернуло при падении. А почему он так сорвался и рухнул? Не выдержали веревки? Нет – они были с альпинистского набора, как и карабины с оттяжками. Как закрепил наверху – сомнений тоже не было. Проверял Мурад два раза, перед тем как спуститься в колодец. Кто-то мог отцепить крепления? Но это было маловероятно. Кроме змеи-стрелы, которая быстро проползла путь к колодцу, он никого не видел. И след от ящерицы – «Сцинковый геккон» – и ни одного другого живого существа. Тогда что же это или кто? Мистика?.. По наитию он чувствовал – скорее это какой-нибудь его ляп. Думай, Мурад, думай! Он рукой постепенно, на ощупь, проверил всю страховочную веревку. Значит, она просто сорвалась и её никто не порезал. «Вот так я молодец! – подбадривал он себя. – Я почти все вспомнил». У него еще сильнее разболелась голова, она гудела и решительно отказывалась думать о чем-то.

А ведь до этого все так хорошо складывалось. Знакомые археологи довезли до Архан-Тепе, дальше до караванного колодца он шел пешком. Расстояние – пятнадцать километров. По меркам путника в пустыне, особенно по сыпучему песку – это достойное расстояние. Мурад прошел чуть больше, чем за полдня. Есть еще другой путь, но там надо было пройти около семидесяти километров по такырам. Мурад выбрал тот, по которому пришел. Он давно планировал опробовать свою версию существования «элементов структурной памяти и вектор её изменения» на уровне межмолекулярных связей у некоторых твердых тел, например, кристаллов. Они у некоторых ученых стоят на первом месте; на пути от неживых тел к живым. (Это не значит, что камень неживой; а живое – только растительный и животный мир – и надо взаимодействовать. А это значит, может быть, кристаллы в процессе воздействия – скорее всего после очень длительного воздействия – отразят в своей структуре (условно назовем памятью кристаллов) те алгоритмы, при которых кристаллы после воздействия будут означать = начальные кристаллы + воздействие). Чтобы это выяснить, ему пришлось прийти и опуститься на дно этого колодца и искать новообразования из кварца серы и редких металлов – кристаллов; семейства лантаноидов – с устойчивой структурой молекул.

Мурад не встречал такого ни в практике, ни в научной литературе. Структуры этих образований формировались медленно в неизменяемой среде. Грунтовые воды пустыни, просачиваясь через микроскопические отверстия пористого тела в стенках дна колодца, в течение сотен лет намывали на стенках это вещество – небольших размеров, меньше горошины. Такие он обнаружил, опускаясь на дно другого подобного колодца. Мурада интересовало взаимодействие микроорганизмов с этими образованиями. Он хотел доставить образцы к себе, а потом в лаборатории камеральным способом замерить структурные изменения внутри молекул при воздействии на эти естественные образования ферментов клетки – Actinobacteria (лучистых грибков). Измерить, будет ли какой-то синтез с этим веществом, какая будет реакция и вообще, может, будет рост клеток или какое-то изменение структуры молекул, или он сможет зафиксировать, что при адаптации основной части вещества – отторжение отдельных клеток и может даже при этом произойдет распад и в осадок выпадут активные элементы. Если эти естественные образования проявят другую реакцию и произойдет отторжение – то есть проявятся элементы защитной реакции. Тогда можно углеродом отработать все результаты синтеза и защитных реакций (если это будет заметно), зафиксировать их параметры при нетипичных алгоритмах «обратной связи» памяти для именно этого вещества, а если нет, то можно будет предполагать, отчего происходит бифуркация памяти.

Своего рода отработка у элементов «предметной» не аномальной памяти. Тогда он почувствовал – это то, о чем он думал в течение долгого времени и с радостью принялся исследовать. В процессе исследования его догадки стали подтверждаться. Но не удалось изучить защитные реакции полностью. Результаты реакций надо ждать месяцами, а потом еще и еще исследовать воздействие, чтобы синхронизировать повторные замеры. В прошлый раз Мураду пришлось прерваться на другие работы, а часть образцов была утеряна. И существовала большая вероятность, что здесь вещество подобное тому. Именно на отложения в колодцах выбор пал случайно только из-за того, что объекты исследования находятся рядом, можно сказать, под рукой.

Мурад заметил, что погружается в глубокий сон. При этом вспомнил детство, юность, учебу в Ленинграде, вспомнил Таню, с которой они расстались и которую он очень сильно любил. Стоп, он её и сейчас любит. Только он на неё немного обижен, нет, что-то не то. Но он ей что-то хочет сказать. Но что?.. Сон его куда-то уносил…

Сегодня костер разгорался дольше обычного. И как-то странно горел не единым пламенем, собранным в середину, а небольшими очагами, робко возникавшими то тут, то там. Пики огня были направлены в разные стороны. Потом они, эти пики, будто на время прятались под хворост, и костер начинал шипеть. А то вдруг разрастающийся костер, врываясь в сумерки, как бы вспыхивал в колпаке, освещая округу. Дым от костра был какой-то необычный. По цвету – фиолетово-серый. По форме – небольшие вытянутые образования, похожие на лоскутки облачка и как будто задумавшие покружить хоровод вокруг костра, они совершали не полную спираль, но не рассеивались, а какое-то время прижимались к земле, и затем все серое попадало под воздушный поток и уносилось куда-то в другую жизнь. Может быть, в ту прежнюю жизнь Мартика. В родное армянское небольшое село. Он там мысленно пребывал, сидя сейчас у костра, он, Мартик, сын каменотеса Мовеса. На него нахлынули картины детства и юности.

Вспомнились мамино ласковое – «тхга с вордис» – «мой сынок»; когда она в детстве подходила будить его, её руки, пахнущие сгоревшими углями в печи, «тонир», которыми она подавала ему горячий лаваш и заплетенный косичками сыр – «чечил», когда Мартик в юности приходил вечером с отцом с работы. Вспомнил, как дядя Никоп подарил ему свой «дудук» и стал учить Мартика играть на нем нехитрые мелодии. А как играл сам дядя Никоп: Мартик, слушая его, играющего волшебные мелодии, с умилением смотрел, восторженно впитывая плавные звуки. Как он скучает сейчас поэтому. Сейчас он прикрыл глаза, а возникавшая в памяти мелодия уносила его в небо; и он как птица парил, любуясь родными краями, захваченный притяжением, величием седых серебристых вершин, сокровенными тропинками, по которым часто взбирался наверх, на вершины. Так же мысленно любовался бьющими между камней холодными и светлыми родниками, которые сливались в журчащие ручейки, устремляющиеся в зеленые долины. Он сейчас мысленно почувствовал то время, как бы прохладу на ладонях, как от той волшебной воды, которой невозможно было напиться. Ком подступил к горлу Мартика, слезы стали на глаза наворачиваться. Совсем не просто жилось семье Мартика, в изнурительном труде проходили дни, но сейчас он вспоминал, как все же хорошо было дома. А сейчас вот он, уже в четвертый раз шел с караваном. Три раза ходили в Сиань в Китае, а теперь шли в Кашмир.

Его угнетало, что он не смог выполнить основную задачу своего пребывания в караване. Не по своей воле он попал в караван. Года за три до этого отец Мартика привел в дом чужеземца, по облачению похожего на монаха. Но по своему веселому поведению на монаха он не был похож. А по тому, как на нем сидела одежда, по его манерам даже Мартик понял, что это господин не из бедного сословия.

Он называл себя «феллахом»¹ по имени Акоп; прожив у них год, взялся за обучение Мартика грамоте. Мартик с восхищением читал «Историю Армении» – Мовсеса Хоренаци. Потом стал учиться языкам – тюркскому, арабскому, языку латинян и языку Урусов. Лучше Мартику давался язык Урусов. Когда Мартику было пять лет, в их селе жил бежавший от турок – во время Русско-турецкой войны 1787 – 1791 годов – русский солдат со странным именем Фрол. Проживая в соседнем доме, все свободное время он игрался с детворой, обучая разным странно звучащим прибауткам. Одну Мартик запомнил – «За морем телушка – полушка, да рупь перевозу». Мартик к изучению языков относился прилежно. Правда, не совсем понимая, зачем ему, каменотесу, говорить на чужих языках. Через год Акоп исчез и появился незадолго перед тем, как Мартика отдали в караван.

Неподалеку, на расстоянии пяти танабов² [2], у большого костра группа караванных погонщиков играла в кости. Среди них громче всех шумел хивинец Касык по кличке «Бармак» (за воровство ему в Мерве отрубили мизинец левой руки). Мартик считал, что у Касыка, наверное, патологическая предрасположенность к воровству. Сейчас ему не везло в игре, он проигрывал, а захвативший азарт, видно, не позволял выйти из игры. Игроков было пятеро; два огуза-туркмена Клыч и Берды и прибившийся недавно к каравану кипчак со старшего жуза Кавар; и еще с ними играл непонятный человек с провалившимся носом³ – его все называли Крык. Шесть других погонщиков сидели вокруг и просто наблюдали за игрой. Касыка из Хазараспа караванный купец выкупил за долги два года назад у местного бая. У Касыка не было выбора – или идти с караваном и когда-то выкупиться, а, скорее всего, сбежать, или он должен был сидеть в «зиндане» – долговой яме. Бай грозился посадить в яму и старуху – мать Касыка. Мартик в пути часто ловил на себе хитрые взгляды Касыка, видел, как тот таращился на его перстень. Перстень был недорогой, но, зная коварство Касыка, Мартик снял перстень с пальца и убрал в хурджин. Этим Мартик спас свою жизнь. В одну из ночей Касык украл перстень. После этого Касык успокоился. Но надолго ли? Недавно у Мартика екнуло сердце, он заметил: Касык разглядывает его башмаки. Неужели о чем-то догадывается. Рассказывали – бывали случаи, когда кто-то из погонщиков, приглядев днем что-то ценное, ночью душили жертву и забирали намеченное. Не останавливало их, что им грозила смерть. Караван баши Абдураим был строгим, а иногда свирепым. Расправлялся с ворами и другими нарушителями караванной жизни – жестоко. Мать у него была уйгуркой, а по отцу происходил в двенадцатом колене от согдийцев – потомственных купцов, о чем с гордостью рассказывал. Однако, уже за прошедшие столетия род его смешался со многими тюркскими племенами, что красноречиво подчеркивали его физиономия и облик. Несмотря на короткие ноги и большой живот, носился он по земле живо, при этом размахивая длиннющими руками. На плоском лице, с невидимым на первый взгляд ртом, крючковатый нос выглядел неестественно. Улыбался редко. Но если смеялся, то подолгу. Тогда его утроба с выхлопом, негромко клокотала и булькала, как закипающий казан. Он закрывал и без того узкие глаза, а клок бороды начинал колыхаться.

Мартик перестал подбрасывать хворост в костер, который уже разгорелся. Подвинул туда валежник еще крепкого кривого ствола саксаула. Саксаул обычно разгорается медленно, но жар потом держится долго. К костру подошел табиб Шукур-ака. Караван-баши держал Шукур-ака за лекаря. Он определял качество питьевой воды, подлечивал захворавших погонщиков, следил за состоянием верблюдов и других животных. Шукур-ака был правоверным мусульманином, но отличался от других. Внешне: чалма по-иному повязана и халат не как у других погонщиков. Да и повадки предков – огнепоклонников – иногда проявлялись в нем; особенно когда он что-то рассказывал. К примеру, про две силы… «духа добра» и «духа зла». В его арсенале лекаря были порошки, травы и даже камни, в пользе которых разбирался только он. О камнях говорил так: у каждого камня своя сила – своя душа. Она не человеческая, другая, каменная, и связана с небом и звездами. Разница в возрасте и принадлежность разным религиям не мешала им общаться как равным. Он поджигал травы свои и в дымке грел камни, а потом прикладывал к груди больного. Потом снимал камни, опускал в специальный чан с водой. Использованные камни он собирал в отдельный мешочек, а избавлялся от них, выбрасывая в большие водоемы, при этом что-то приговаривая.

Вдруг в ночи кто-то громко и неистово заревел. Потом стало понятно – это верблюд. И тут же залаяли караванные собаки. Обычно по ночам верблюды и собаки каравана вели себя спокойно, а сейчас, видно, волки подобрались близко. Все игравшие в кости и тот, кто не спал, тут же, взяв в руки факелы, бросились туда, откуда доносился рев. Когда прибежали к месту, где ревели верблюды, все стихло. Обойдя вокруг, обнаружили в двадцати шагах волчьи следы. На обратном пути почти все игроки ворчали, что сорвали им игру и о потерянном куше. Мартик и Шукур-ака молча вернулись к своему костру.

Когда в очередной раз Мурад очнулся – голова болела меньше, но нога ныла. Чувствовалось, что она распухла. Значит, он терял сознание. Сколько же проспал? Глянул на часы, на календаре 27 число. Это значит – пошли третьи сутки. Надо же. Никогда столько не спал. Попробовал дотянуться до лодыжки, с первого раза не получилось, боль была, но не резкая – тупая. Попробовал согнуть ногу в колене – с болью удалось. Это уже хорошо. Значит, колено не повреждено. С трудом высвободил ногу из тряпичного сапога. Собрал под собой влажной вязкой глины и, приложив, крепко обмотал. Глина стянет и к утру опухоль частично сойдет, боль уменьшится. Наверху уже смеркалось, появились звезды. Из глубины колодца они казались крупнее. Бедуины, жившие в пустыне когда-то, считали, что боги – это звезды; вот сколько на небе звезд – столько богов, и каждый выбирал и молился своей звезде. Мурад не был бедуином-язычником. Он и неистово верующим мусульманином себя не считал, как некоторые из его знакомых, особенно в последние годы, просто не противился близким: отдавая дань уважения обычаям, присутствовал на некоторых ритуальных мероприятиях, традиционных для его народа. Кто он такой, чтоб утверждать – есть бог или нет. Тысячелетиями все религии призывали к вере. И люди верили – это было им опорой, так как в непонятных ситуациях считали – Бог разберется, Бог поможет. Вера в Бога и надежда помощи, или даже убеждение «что так угодно Богу», – помогали жить.

Что-то на сложные темы потянуло. Точно пост шоковое одиночество. И все же на уровне подсознания Мурад считал себя в определенном смысле поклонником неба, точнее, «Звездопоклонником». А иначе почему он по ночам, в пустыне, часами не просто любовался звездами, а как будто жил там. Чувствовал, что от них к нему исходит какая-то сила. И где бы он ни был, его тянуло именно в пустыню, где небо нависало – протяни руки и дотянешься. Он торопился вернуться сюда, а вернувшись, ждал ночи. Это сильно развилось у него в последние годы. Вот теперь «смотри – не хочу»: и время есть, и звезды над ним. Мурад думал, сколько загадок скрывает звездное небо. Он не увлекался астрономией. Однако, по мере появляющейся информации, иногда успевал почитать. И знал, что вселенная расширяется. А с какой скоростью?

Как-то на глаза попалась брошюра, в ней писали о физико-математических исследованиях вселенной. Барионово вещество (это все, что взаимодействует с электромагнитным полем и относится к семейству элементарных частиц); противоположностью этому является темная материя (форма материи, которая не испускает электромагнитные излучения, не взаимодействует с ним. Прямое наблюдение этой материи невозможно, а только создаваемым ею гравитационным эффектом – определяется ее присутствие). Темная энергия (вид энергии, введенный в математическую модель вселенной для объяснения наблюдаемого ее расширения с ускорением). Эти три понятия – являются основными для изучения космологии и других законов движения многочисленных галактик во вселенной. А для изучения нашей галактики американцы лет пятнадцать назад запустили космические аппараты: «Вояджер-1» и «Вояджер-2». По заметкам в прессе знал, что задача «Вояджера» была – пролететь Солнечную систему и когда-нибудь выйти из неё. Мурад знал, что в космические аппараты заложены золотые пластины с данными о землянах. В том числе анатомическое строение животных, человека и биохимическое строение молекулы – ДНК. Звездное небо хранило и загадки прошлого. Мысли о золотой пластине напомнили Мураду историю о пудренице, которую он подарил Тане. После третьего курса Мурад на поезде возвращался в Ленинград с практики. И на какой-то станции странный пожилой мужчина предложил ему купить пудреницу со словами: «Прошу, недорого возьмите. Хороший подарок будет даме, не пожалеете». Мурад почему-то пожалел мужчину – купил, потом, приехав в Ленинград, убрал на полку и забыл про неё.