Buch lesen: «Полигон»
Пролог
Отряд из четырех человек возвращался с привычной для него разведки вдоль западной границы королевства Елисейт. Грубые серые плащи, натянутые поверх старой кольчуги сливали их силуэты с серыми верхушками заснеженных гор. По извилистой тропе они подошли к склону самой большой горы Елисейтского хребта. С этого места открывался великолепный вид на Долину вплоть до островов Янарта посреди Великого моря, отделяющего пустыню с запада от Южного союза и Великого леса, расположенного в центре Долины и занимающего большую часть её территории. Слева от реки – парочка деревень, расположившихся у абсолютно неестественных для тех мест очень мелких и острых гор высотой не более чем обычный замок, служащими естественной границей от набегов армии Эмирата для маленькой горной страны Альпии. А за ними пустыня Эмирата, уходящая далеко на Запад. Справа же виднеются поля земель независимых королевств, лишь изредка усеянных небольшими поселениями, и на самом краю горизонта – Великий лес. Просто потрясающие виды, и всё как на ладони. Хотелось бы здесь задержаться, но знойный мороз давал о себе знать, да и в темноте возвращаться по скользким горным тропам – дело не самое легкое.
Гора Пэйр, самая высокая точка Южной части кольца Долины, отделяла их от дома – древней крепости Ангейт, стоящей на границе королевства Елисейт и на самом краю мира. Вся Долина была заключена в огромном горном, а в некоторых местах и вовсе кажущимся неестественно выдолбленном хребте. И с самого рождения всем и каждому известно, что дальше – ничего. Их мир – лишь Долина. Многие сорвиголовы все же пытались отправиться в те места, но в живых ещё не возвращался никто. А ведь кто знает, что там…
Командир отдал приказ и отряд двинулся. Разведчики начали пересекать заваленную снегом и льдом горную тропу, ведущую прямо к дому. Иной человек уже бы улетел в обрыв, но не они: мастерство хождения по горам оттачивается годами, не говоря уже о подкованных сапогах. Справа, посреди обрыва показался столб. Один из многих, разбросанных по всей Долине. Сделанный из неизвестного металла, с темной стеклянной верхушкой наверху, и высотой примерно в семь–восемь метров. Затемненная верхушка очень хорошо выделялась на заснеженных пейзажах гор. Ничего особенного в этих столбах нет, но как посмотришь – тут же становится не по себе. Будто бы он живой и сейчас заговорит. Ох, и не любил же их Ганс…
– Ну вот какого черта мы несколько раз в день устраиваем эти прогулки, командир? Тут кроме нас никого нет, никого никогда тут и не было со времен падения людей, горы никогда никто не мог пересечь, – сказал Фридрих, давний друг Ганса ещё с детского приюта.
– Рано или поздно имперцы выдавят эми с их земель, и они, не имея духа защищаться побегут к нам – кто по морю, кто через горы, – ответил ему капитан Скорцени, герой войны и мастер ратного дела.
– Они уже бегут и заселяют наши же города. Но не через горы. Да и к тому же на пути у них Альпия. И нам у Альпийцев много чему стоит поучиться – мало того, что они держатся особняком от всей нашей мирской суеты, так ещё и богатеют на наших же войнах и в миграционных вопросах они куда более компетентны…
– Отставить вопросы! Мы уже возвращаемся домой.
Даже у подходов к крепости было слышно отборную ругань матерых вояк. На стенах зашевелились: десять человек резво выбежали из двух конусообразных башен и заняли огневые позиции. В доли секунды они нацелили огромные, размером с человека, темные боевые луки на отряд разведчиков. «Никогда к этому не привыкну», – подумал про себя Ганс.
Чтобы избежать неожиданной атаки и проникновения в крепость, возвращающийся отряд должен был оценить обстановку вокруг и произнести кодовое слово. Конечно, это были свои, и их было прекрасно видно, но боевой устав строго предписывал именно это, а значит нужно выполнять. Именно из–за жесткой дисциплины своих армий королевства Южного союза и продолжают оставаться независимыми.
– Назовите себя! – крикнул солдат из башни, выглядывая из бойницы только темным шлемом с забралом.
– Ты снова потерял своего медвежонка, а, Арни?
Диким хохотом залилась стена, и строй, казалось бы, каменных солдат, стоящих на страже границы, приобрел оттенок человеческого, но тут же успокоился и вновь принял непоколебимый для себя вид: устав – есть устав. Ганс получил затрещину от командира, принял на себя его грозный взгляд и постарался сделать вид, что не будет так больше делать.
– Солнечное зарево, – прокричал командир. Почти мгновенно широкие двойные двери из старой, местами гнилой древесины, были открыты. К таким приемам тут давно уже привыкли. Командир схватил Ганса за плечо и хотел было сказать что–нибудь гадкое и едкое, но промолчал и пригрозил кулаком. Огромный солдат, на голову выше любого бойца, доспехи которого были выкованы по индивидуальному заказу – настолько он был огромным, грозил Гансу кулаком, который даже без перчатки, казалось, был, размером с его голову. На секунду Гансу показалось, что все вокруг исчезло, подступающая тьма ночи уже заволокла все вокруг, но командир просто улыбнулся.
– Ганс, черт побери! Хватит уже! Если ты и дальше продолжишь нарушать требования устава, будешь зубной щёткой сортиры драить, понял!?
– Понял, капитан, – совсем детским невинным голосом ответил он.
Только успев войти в крепость, отряд обхватила толпа зевак. Это происходит каждый раз. Когда в твои обязанности входит лишь бесконечное наблюдение за пустынными пейзажами гор, мелких бытовых дел по крепости, а иногда и подать заключенным еды, разведка становится едва ли не самым интересным занятием. Каждый боец рвался в разведку, и плевать, что нужно сделать и куда идти. Но далеко не каждому такая привилегия была дозволена: в разведку брали только лучших.
– Ну, что слышно?
– Идут? Ну, скажите, что идут!
– Капитан! А можно меня в следующий раз?
– Как вы до сих пор живы? Там же страшный гололед, ещё и вьюга поднимается!
Сотни вопросов, в том числе и далеко не относящихся к разведке были устремлены к уже итак уставшим от дня разведчикам. По уставу отвечать было запрещено до приказа командира, но здесь все солдаты – братья. И конкретно по этому пункту никогда не было секретов между боевыми товарищами. Даже капитан Скорцени, который во всем старался жить по уставу, а так бывает, когда ты большую часть жизни только и делаешь, что живешь по нему, был очень лоялен к вопросам братьев. Сняв шлем и прислонив к груди, он доложил товарищам о результатах разведки.
– Альпия продолжает отражать атаки беженцев с Эмирата, горы со времен падения людей так никто не пересёк. Всё как обычно.
– Сегодня послание пришло, донесение дальней разведки. Три дня назад Имперцы двинулись на юго–запад в Либертанию и на юго–восток к Великому лесу, задействовано восемь легионов. Неужто снова война?
Капитан смутился. Уже поседевшие брови очень нахмурились, а лицо утратило обычно спокойный и невозмутимый взгляд.
– Время покажет.
Капитан пошёл на доклад к командиру гарнизона. Остальные хоть и с трудом, но смогли выбраться из плотного окружения товарищей, которые даже и представить себе не могли, как они устали целый день нести службу в горах.
Солнце уже заходило. Привычная для гарнизона вечерняя тренировка подходила к концу. Из–за высоких стен гарнизона крепости «Ангейт» уже не было видно солнца, а продолговатые редкие лучи оставляли огромные тени от зубцов крепости на холодный, упитанный грязью песок. Новобранцы, коих было слишком много для столь отдаленного от мира места, где не происходило абсолютно ничего, за исключением редких подвозов новых узников в тюрьму, расположенную прямо под Цитаделью, что была самым ужасным наказанием для самых отъявленных преступников во всей Долине, уходили в казармы с потрепанным и больным видом. Ганс откинул капюшон, и новобранцы наконец заметили его, одного из лучших разведчиков; они смотрели на него не то с завистью, не то с уважением. Ганс усмехнулся – ведь они пока не понимают, что мало чего есть достойного в мастерстве убийства людей и молча пошёл в казармы, сразу лег спать.
Проснувшись, Ганс проводил свободное время за своим любимым занятием – лежал у камина и размышлял. Повезло ему: кровать прямо у камина, да ещё и окно прямо над ней. Красота. В руках у него была книга, взятая у торговца в обмен на шкуру волка, которых в этих местах было много. «Краткая история Долины. Автор – Жак Ма Ритен». Из–за тягот службы у него было мало времени, наконец, прочесть её. Он открыл книгу после слов автора и приступил к первой главе:
«На сегодняшний день единственная логичная теория происхождения человека – это падение с небес. Созданные по образу и подобию Богов, созданные ради службы им, мы не выполнили свой долг и были ниспосланы на землю. Люди были разделены на народы и стали жить порознь. Спустя годы, виноватые дети Богов отстроили арену Норанейта, дабы лучшие воины Долины могли пролить кровь за Богов. Дабы быть достойными Вознесения. Так говорят понтифики. Так нам говорят Боги.» – Ну и бред же! – подумал Ганс и решил задуматься о вещах более насущных – как выбраться из этой дыры и больше не прожигать свою жизнь в армии. Ганс очень хотел бросить всё и заняться путешествиями. Но куда отправиться? Он достал свою сложенную в несколько раз карту и стал её пристально рассматривать.
«Империя движется с севера по двум берегам. Вероятно, она сметет границу Эмирата прежде, чем они смогут перекинуть войска со всей пустыни, оставленные там для поддержания порядка. Да даже если успеют – какой толк? О Имперской армии ходят легенды: железная дисциплина, новейшее оружие и снаряжение, блестящая тактика. Говорят, будто бы лучшие их воины вооружены непонятными палками, испускающими огонь, и выпускающие маленькие, но смертоносные куски железа, пробивающие броню, словно нож масло. Да нет, бред. Обычная страшилка. Но в любом случае победа в войне за ними. А если Эмират и сумеет защититься, то зачем? Может, теперь, к ним придёт цивилизация?»
– Эй, Ганс, всё с картинками возишься? Может, тебе в художники пойти?
Размышления Ганса прервал белокурый парень лет двадцати двух, ровесник Ганса. Он убрал свою челку, все спадающую на лоб, и улыбался над своей шуткой. Это Сайлес – его лучший друг. Последнее, что напоминает ему о старом доме. Доме, уже давно умершем. Почти сразу после того случая их определили в детский приют. Их семьи дружили сколько они себя помнили, и они всегда были дружны. Когда по достижению нужного возраста их вышвырнули из приюта, двое разгильдяев услышали глашатая: «вступай в армию – увидишь весь мир». Наслушавшись рассказов бывалых вояк о военной романтике: путешествиях по миру, о постоянном довольствии, о популярности у женщин, их глаза загорелись, и они твердо решили стать солдатами, и в тот же день записались добровольцами. О чем вскорости пожалели.
– Непременно. Я даже портрет тебе нарисую. Хотя… не хочется портить бумагу, – Ганс улыбнулся и протянул руку Сайлесу.
– Ха–ха–ха! – Сайлес протянул руку в ответ и широко улыбнулся, – Ганс, друзья! – он широко раскинул руки и обратился ко всем сидящим в казарме, – Меня отправляют в столицу на курсы переподготовки. Я стану офицером! Поступаю на службу к барону Арлингслихту.
– Ты себя видел? Какой из тебя офицер? Я бы и ботинки тебе драить не доверил, а тут в офицеры! – Ганс рассмеялся и бросил карту с карандашом на кровать.
– Так я тоже. А вот командир доверил…
Холодными вечерами только смех согревал душу и сердце солдата, а заодно и спасал от невыносимой скуки. Поначалу взаимные оскорбления приводили к дракам, но уже потом поняв, что никакие смешные истории или просто уму непостижимые изобретения доселе невиданных развлечений, а их было множество: соревнование смельчаков, осмелившихся делать акробатические трюки на краю стен крепости, игра «укради осла из деревни и приведи его в другую деревню, тем самым спровоцировав катастрофу локального масштаба», игра в карты на желания, не приносили такого успеха как это. Да и глупо так реагировать, ибо это первый признак того, что ты идиот и не понимаешь обыкновенных шуток. Так и повелось.
– Тем не менее, даже я претендую на должность офицера, а ты нет.
– Жду не дождусь, когда ты облажаешься. Когда едешь?
– Сейчас. Зашёл попрощаться.
Ганс изменился в лице. Вечная чуть придурковатая надменная ухмылка сменилась непередаваемой грустью. Сайлес ему подмигнул и взял с кровати уже собранную сумку своих вещей.
– Война начинается. Надеюсь мы ещё увидимся, брат.
Сайлес ни сказал ни слова. Они вышли из казармы во внутренний двор по винтовой лестнице, что начиналась от внутреннего двора и заканчивалась башней командира. Сайлес толкнул скрипучую деревянную дверь, и они вышли на улицу. Затхлый душный воздух сменился резким и насыщенным горным. После тренировки новичков, земля уже не была в крови и тряпках. На стенах при лунном свете были видны силуэты солдат, что берегут их сон, сон заключенных, и сон немногих торговцев и охотников в этом маленьком гарнизоне.
Мысль о том, что Сайлес выбился в офицеры, несомненно радовала Ганса. Сайлес как никто другой был достоин этого: прекрасно разбирался в тактике, виртуозно ездил верхом, умело орудовал любым видом оружия, был силен и вынослив. Однако это означало и другое: если Империя идёт в наступление, Сайлеса бросят на передовую. И тут служба в армии приобретает другой оттенок. Кровавый и жестокий.
– Чуть не забыл, Ганс. Командир просил тебя срочно подойти к нему. Как можно скорее.
– Ну ты и придурок. Это и есть твоя пунктуальность?
– Именно так.
– Прощай, Сайлес.
– Прощай, Ганс.
– Береги себя, брат.
– И ты себя.
Они обнялись на прощание. Сайлес быстрым шагом прошёл к конюшне и вскочил на коня, не было слышно, что он крикнул на вратах, но они открылись, и он ускакал по сходящей вниз дороги в столицу. Немного подумав на свежем воздухе, Ганс вернулся в крепость и неспеша, надеясь, что начальник будет недоволен его нерасторопностью и оставит хотя бы на этот вечер в покое, поднимался в башню командира. Будто младшая сестра горы Пьер, сделанная из того же камня, она гордо возвышалась над Долиной; говорят, в хорошую погоду арена Норанейт видна невооруженным глазом. Он стал подниматься по лестнице, тяжело в ногах ощущая каждый шаг после дневного выхода. Предчувствие не предвещало ничего хорошего. Во дворе крепости завывал прохладный ветер позднего лета, что на лестнице был слышен свистом из–за сквозняка, доносимого из бойниц. Наступала осень.
***
Люк не открылся, Ганс спустился с лестницы и вонзил факел в железное кольцо на стене. Приложился обеими руками, и на Ганса рухнула целая лавина снега, от неготовности к такому удару он даже плюхнулся на землю. Выругавшись и отряхнувшись, он снова вскарабкался на лестницу и вылез в сугроб по пояс, обернувшись, он обнаружил себя за стеной крепости. «Ну и что тут может быть интересного? Зачем посылать проверять простые солнечные блики в безлюдной снежной пустыне? Мы каждый день их наблюдаем!» – думал он. Ганс всё никак не мог успокоиться, что вместо тихого и спокойного вечера у камина ему приходится проверять какую–то мелочь. Слова командира о том, что нужен человек опытный и надежный, конечно, льстили ему, но все равно Гансу было как–то не по себе. Его терзало плохое предчувствие, а ведь воины всегда доверяли своему чутью.
Закрыв люк, и присыпав его снегом, дополнительно черканув по скале засечку чтобы не заблудиться, он огляделся: потайной люк из крепости Ангейт выходил прямиком на плато, с которого открывался потрясающий вид на Долину. Из–за вьюги Ганс не мог полюбоваться видами западного и восточного берегов. Ганс призадумался и вспомнил о своем задании – узнать причину солнечных бликов. Они были замечены на вершине горы, «что ж, значит туда дорога», – подумал Ганс.
Вьюга усиливалась – теперь не было видно ни вершины горы, ни неба. Ветер нёс за собой огромные снежные потоки, и было трудно проходить сквозь них. Но как же это красиво. Даже в непроходимой снежной буре есть своё очарование. Шаг за шагом, снова и снова проваливаясь по пояс в снег, он шел по узкой тропинке к вершине той самой горы. Видимость была очень плохой – дальше руки уже с трудом удавалось различить хоть что–то. Он шёл по памяти. Однажды в полнолуние он со своими боевыми товарищами выбрались на небольшую прогулку как раз на эту гору, чтобы своими глазами посмотреть на всю Долину целиком. Командир про это прознал, и Ганс с товарищами неделю стоял в карауле на стенах, но оно того стоило. С началом наступления Империи, о которой им говорили каждый день в негативном свете, можно было ожидать что угодно. Хотя один заключенный под Ангейтом, как раз оттуда, говорил совсем иное…
«И кто же придумал разместить тюрьму для самых злобных преступников Долины на границе? Чушь» – размышлял Ганс пока шёл по сугробам. До вершины было недалеко отсюда. Он оглянулся и вдали увидел блекло мерцающие огни Ангейта. Развернувшись, тяжёлой поступью, с трудом преодолевая каждый шаг, заваленный снегом, он все ближе и ближе приближался к снежной вершине горы. Спешно одетая и не застегнутая ремнями кольчуга давала о себе знать – каждый шаг отдавался резким скрипом, но в резких порывах ветрах никто, кроме него не мог это услышать. Шаг за шагом, как его и учили: тяжёлой поступью, вонзаясь в твердую поверхность, высоко поднимая ноги, Ганс преодолевал сугробы. Он прикрыл ладонью лицо от сильного ветра, несущего в себе снежинки, острые как лёд. в голове промелькнула мысль о том, что после того как окажется, что эта вылазка была бессмысленной и бесполезной – попросить командира оставить его на пару дней в казарме; что было бы достойной оплатой его вылазки. Ганс начинал кашлять из–за неистовой влажности воздуха и обильного количества снега, влетающего в его лицо. По мере своего продвижения, он вспоминал великого френейского рыцаря Дюгеклена, коему Ганс всегда старался подражать – рыцарю, что выполнил бы любой приказ несмотря ни на что.
Вьюга стала совсем сильной, встав в полный рост, Ганс огляделся, всё также рукой прикрывая лицо, другой рукой придерживая капюшон, срываемый резкими порывами ветра. Он посмотрел вниз и резко взялся за рукоять меча.
Следы. Здесь уже не было огромных сугробов и на снегу отчетливо были видны следы человеческих ног, что можно было отличить от летящих сверху камней. След от подошвы был очень своеобразен, он такого никогда не видел: вдоль и поперек украшенная различными узорами, она почти повторяла стопу человека. «Это ещё что такое? Сапожник заставил командира Крепости не на шутку испугаться?». Ганс, после саркастичной шутки в своей голове, наконец, всерьёз отнёсся к своему заданию: он вынул меч из ножен, слегка пригнулся, выставив правую руку наперекор метели и стал медленно двигаться по следам.
Он прошёл чуть дальше на несколько шагов, к самому краю плато и увидел то, от чего его сердце забилось настолько сильно, что уже било по вискам, он испугался: на самом краю плато лежал человек в белой одежде. На поясе у него были мешки и странные инструменты. Человек смотрел в непонятный черный инструмент и был почти незаметен на фоне снега и вьюги, а подошва высокого ботинка по своей форме повторяла рисунок на снегу. Ганс удивился и замер, вороча головой в разные стороны в поисках его возможных спутников. Они были здесь одни. По общему военному правилу «бей, а потом спрашивай», а оно очень часто выручало в самых разных ситуациях, он мгновенно подлетел к пришельцу и огрел человека рукоятью меча по голове. Ганс начал рыскать в своей набедренной сумочке веревку, перчатки предательски мешали нащупать что–либо. Наконец, он достал веревку и перевязал ему руки. Затем он сорвал ткань, обернутую на шею, заменяющую шарф и туго перевязал ему рот. Возле него лежал тот самый предмет, в который тот смотрел, напоминал он сдвоенную подзорную трубу и очень укороченную и уж очень необычного вида. Ганс взял её и осмотрел: окуляры по обеим сторонам сразу же подтвердили его догадку, он прислонил трубу к глазам и тут же отбросил, попятившись назад: эта вещь позволяла видеть мир серыми цветами.
– Сука! Так и в Богов поверишь, – испугался и выругался Ганс.
Он бросил в сумку странный предмет и стал обыскивать дальше человека. «Да, странный прикид. Может имперец?» – думал про себя Ганс. Белый костюм также, как и его громоздкий плащ, надевался поверх основной одежды, но он полностью повторял форму тела, будто бы это простая одежда. Сбоку от человека лежала непонятной формы железная палка. Выглядела она как железная труба с тем же самым прибором, с кусками железа идущими в стороны, на одном из них непонятного назначения рычаг, а другой будто бы можно отсоединить. Взял свернутую карту, зажатую у него в руке и удивился не меньше чем от непонятных приборов. Это была карта Долины. На ней вдоль и поперек были видны разметки, различные обозначения и всё это на непонятном языке. «Только имперцы говорят на другом языке, да и форма непонятная» – подчеркнул для себя Ганс, взял на плечо своего пленника и пошёл к спуску. Вьюга все также бушевала, и он чуть было не заметил вторую фигуру, в такой же форме и с такой же палкой, с трудом с вытянутой рукой пробирающуюся сквозь метель. В голове Ганса прозвучала одна единственная мысль: беги. Он резко отпрыгнул в сторону, от своей неряшливости задел уже обмороженную ногу об камень, и стиснув зубы от боли, побежал обратно и почти сразу же пропал из поля зрения.
С таким грузом на плече, да ещё и будучи почти обмороженным, бег был не самым приятным занятием, но возможно их даже не двое, а гораздо больше. По тропе вниз он бежал стремглав, запинаясь и утопая в сугробах. В левой руке он держал железную палку Имперцев. Но он и понятия не имел как ей пользоваться, поэтому просто нес. Холодный воздух прорезал горло, он уже смирился с тем что скорее всего пару дней придется провести в лазарете и пить отвратительного вкуса целебные отвары, но ещё ведь нужно добраться домой.
Внезапный шипящий прерывистый голос не на шутку испугал Ганса, Ганс не расслышал откуда говорили и что сказали. Он тут же сбросил своего пленника в снег и стал оглядываться по сторонам. Речь повторилась. Ганс взглянул на своего пленника и обнаружил, что голос шёл от непонятной для Ганса коробочки, висящей на груди у его пленника.
– Скаут–три, задача выполнена. Возвращайтесь.
Ганс, как и любой человек, что столкнулся с непонятным для него явлением, сразу же поверил в Богов и все их россказни про изгнание людей в Долину. Он сорвал с груди пленника этот неясный предмет и бросил её в обрыв, рывком поднял пленника на плечо и бросился дальше. Он бежал очень быстро по краю обрыва, забыв обо всех мерах предосторожности и поскользнулся. Выронив пленника на снег, он полетел в обрыв. Ганс обеими руками вцепился в камни, разорвав перчатки, а следом, и ладони в кровь, едва не упав. Он провисел так секунду, перевёл дыхание и подтянулся, сразу бросившись в снег и стараясь закинуть ноги. Не без труда он поднялся на ноги. Пленник, лежащий лицом в снег уже начал шевелиться, Ганс без лишних церемоний и потери времени вырубил его. Он огляделся в поисках той самой железной трубы и не нашёл её. Вьюга усиливалась, почти сметая его, он бурчал себя под нос «главное не останавливаться, нужно идти», он поднял пленника на плечо и побежал дальше.
Вьюга стала ещё сильнее, видимости не было совсем. Ганс выбежал на подножье горы и рыскал взглядом по скалам в поисках своей зацепки. Сердце бешено стучало, а адреналин ударил в кровь, и он почти не замечал своего обморожения. Внезапная паника накрыла Ганса, он не мог найти свою зацепку и потайной ход. Какое–то время он ещё продержится, можно забиться под скалы и развести костёр, дождаться вьюги, но что если товарищи пленника уже совсем близко? И этот вечер стал для Ганса настоящим религиозным прозрением, ведь он увидел очередное необъяснимое явление и почти был готов поверить в Богов.
Яркая зеленая вспышка летела вверх в небо. Ганс никогда не видел ничего подобного, она ярко выделялась среди вьюги и летела ровно вверх, пока не стала падать. Ганс счёл это знамением и побежал в ту сторону. Вспышки уже не было видно, зато Ганс нашёл люк, как раз над тем местом, где в воздухе и засияла та вспышка. Он бесцеремонно бросил пленника в сугроб и стал откапывать люк. Наконец, откопал, открыл его и взял пленника на плечо и стал медленно спускаться. Сильный порыв ветра окинул его снегом и люк ударил его по голове, а пленника по спине, и они кубарем свалились с лестницы. «Сегодня однозначно не мой день», – саркастически подметил Ганс. Факел почти догорал, ему сильно повезло не остаться в темноте со своим спутником. Он поднял пленника на плечо и ощутил резкую боль в мышцах, снял факел и снова побежал.
***
"Ну и какой идиот придумал сделать потайной ход прямо с верхушки башни?" – выругался Ганс Винтовая лестница, очевидно, выстроенная внутри основной лестницы цитадели, была настолько узкой, что Ганс бросил пленника и тащил его волоком. Каждый шаг по узкой винтовой лестнице, по которой он спускался пару часов назад, давался ему с большим трудом. Казалось, ещё один шаг и – он умрет. «Ноги будут болеть неделю, не меньше», – подумал про себя Ганс.
Наконец, заветная маленькая дверь в кабинет командира, с ведущей к ней грубой маленькой лестницей. Ганс ударил в неё три раза. Ожидание томительно. Он стал бить ещё с большей силой и дверь отворилась. Его встречали командир и капитан удивленными взглядами. Он ворвался в кабинет и бросил пленника на пол, снял свои разодранные перчатки и вытер пот со лба, размазав кровь с рук по лицу.
– Что там произошло?
– Дерьмо, – сказал Ганс, тяжело выдохнув и оперившись руками на свои колени, всё ещё тяжело дышал, не в силах отделаться от потрясения.
– Аккуратнее с выражениями, солдат, – осёк его командир гарнизона.
– Это не выражение. Это ситуация, и я в неё вляпался. Сейчас… отдышусь только.
Ганс снял пояс с сумками с пленника и вывалил трофеи на стол командира. На стол упала маленькая книжка, разведчик взял её в руки.
– Паспорт? Что такое паспорт? И что это за странная птица?
Капитан обыскивал пленника, судорожно что–то приговаривая себе под нос, а Командир лишь снял с себя кольчугу, открыл окно и закурил самокрутку.
Ганс открыл новоявленный паспорт и на самой первой его странице, выронил его и сделал шаг назад по старой армейской привычке, видя неизведанное, сразу потянувшись к мечу. Помотав головой, набравшись смелости и воздуха, он снова взял его в руки и присмотрелся получше. На первой странице была маленькая картина, как бы вырванная из мира. Будто бы человек мог бы столь красочно нарисовать то, что видит глазами, ибо краски картины полностью повторяли человеческое зрение. На картине была изображена семья: отец, мать, сын и дочь на фоне моря и огромных причудливых строений–исполинов из стекла и стали. Ганс внимательно всматривался в них, и его терзали мысли, будто бы он когда–то видел это место, будто бы оно совсем родное.
Капитан побежал вниз объявлять полную боевую готовность. Командир стоял молча. Ганс подошёл к окну и стал аккуратно выглядывать из–за ставней. Если его товарищи знают, где он, то наверняка проследили за ним и сейчас следят за крепостью, что, впрочем, не сильно беспокоило Ганса, ведь Ангейт считается непристумным. Вьюга уже прошла, будто бы её никогда и не было. Так тихо и спокойно. Только один раз в своей жизни он видел такую ясную и светлую ночь – в ночь, когда потерял дом. Он стал всматриваться в пустынные пейзажи гор, в светлое синеватое небо. Издали показались огоньки. Это звезды, они были очень необычными. Мерцали очень часто и будто бы приближались. Ганс присмотрелся. Огоньки приближались и увеличивались в размере. Уже стало совсем отчетливо их видно. Как в ту ночь.
– Ракеты… – чуть слышно прошептал Ганс, прекрасно осознавая, что сейчас будет. Командир схватил Ганса и толкнул его к тайному ходу, тот упал перед самой дверью.
– Не будь их игрушкой! Отомсти за нас! – Ганса вытолкнули за ворот на лестницу, командир потянулся к двери. Яркая вспышка пламени и башня сотряслась, Ганса накрыло камнями, и он потерял сознание.
