Buch lesen: «Слишком живые звёзды 2»
Посвящается Петровой Екатерине Александровне
Предисловие
«Без действий самые лучшие намерения в мире так и останутся намерениями»
к/ф «Волк с Уолл-стрит»
Я часто представлял, как я буду писать предисловие к книге: это будет, конечно же, глубокой ночью – потому что писательский порыв не даст мне заснуть, – все в казарме будут спать, в то время как я дописываю последнее предложение во второй части «Слишком живых звёзд». Я представлял себя счастливым в этом момент.
И насчёт последнего не прогадал: я действительно счастлив.
Я пишу предисловие сейчас, 30 марта, в день написания книги. На часах половина седьмого вечера, у нас в Кадетском Корпусе стандартная питерская погода (хотя обычно наш Петергоф балуют солнцем), я только пришёл с тренировки – весь мокрый, наверняка блестящий, наверняка ароматный и… счастливый.
Я хочу поделиться этим счастьем с вами. Наверное, поэтому я пишу предисловие.
Я всё время горел, пылал изнутри, и масла в огонь подливала жажда – именно жажда! – исполнить свои мечты. Одна из них – создать нечто прекрасное, нечто такое, что будет вдохновлять людей не одно столетие, учить их, дарить эмоции и позволять чувствовать себя тем, кем они пока что не были. Я долго шёл к написанию первой книги – я её написал. Потом чернилами начал выливаться «Влюблённый хищник» (Настя, привет), а затем я решил взять «отпуск» и отдохнуть от писательства. Вторую часть «Слишком живых звёзд» я вообще не планировал начинать. Я боялся её. Боялся, что не созрел для неё, нужно подождать, да и вообще это всё сложно!
Но всё оказалось просто: надо было лишь взять и сделать.
В итоге я начал писать эту книгу через два дня после того, как закончил «Влюблённого хищника».
Я сталкивался со многими трудностями, но не хочу о них распинаться, иначе выглядеть это будет битьём кулаком себя в грудь и хвастовством. Я лишь скажу: я уже успел убедиться на своём опыте, что…внимание… ВОЗМОЖНО ВСЁ. Абсолютно. Всё зависит ТОЛЬКО от нашего желания, понимаете? Обстоятельства могут вам всем своим видом показывать, что то, чем вы занимаетесь – полная ерунда. Да что там! Люди – даже самые близкие – могут начать оттягивать вас назад, вниз, лишь бы вы остались на их уровне. Не оставайтесь. Работайте над своей метой. Наверняка у каждого из вас есть сокровенная мечта.
Есть же?
Подумайте о ней. Прочувствуйте её. Ощутите эмоции, которые у вас возникают при мысли о ней – мечте.
Ну как? Приятно?
А теперь подумайте, сколько раз вы отдавали предпочтение чему-то другому, а не работе над мечтой: видеоиграм, сериалам, сплетням, клубам, сексу, на следующее утро после которого не помнишь, как тебя зовут; азартным играм, сладостям, наркотикам, безделью, излишнему сну или, может быть, безрезультатному хождению по магазинам. Почему вы только представляете вкус своей мечты, но даже не осмеливаетесь попробовать её? Жизнь одна, ребята. Другого шанса вам никто не даст. Кто-то может советовать вам, как правильно жить, говорить, что – так, а что – не так, но в итоге свою жизнь будете проживать только ВЫ.
Вот конкретно ты.
Я понимаю, у всех нас есть обязанности: у тебя, у меня, у твоей соседки, практически у всех. Но я прошу тебя: не позволяй обязанностям лишать твою жизнь радости… и мечты. Определись с мечтой, поставь цель, разбей её на более мелкие цели, составь план и действуй согласно ему, чего бы это не стоило. Принял решение – действуй. Не готов действовать – не принимай решений.
За тебя их примет кто-то другой.
Многие любят слово «НЕВОЗМОЖНО». Я презираю его. Для любителей этого слова рассказываю: подъём в Кадетском Корпусе в 5:50 каждый день(в связи с тренировками к параду Победы), отбой в 22:00 (если сделал все уроки), свободного времени в сутках часа два – два с половиной – при условии, что не приезжает какая-нибудь проверка, а твои четвертные оценки не горят адским пламенем. Два с половиной часа… Здесь ребята выжить пытаются, не то что книгу написать. И надо мной смеялись, и не верили, и говорили «НЕВОЗМОЖНО», и даже выплевывали это отвратительное слово «ПИСАНИНА», но я всё равно продолжал вставать в пять утра, иногда медитировал и начинал писать. Так я писал эту книгу: до подъёма при приглушённом шапкой свете лампы, на уроках, каждый раз меняя тетради, когда преподаватель подходил слишком близко, на самоподготовке, после отбоя и, конечно же, дома. Ах да, ещё в больнице. Мне тоже говорили «НЕВОЗМОЖНО», но я доказал, что ещё как ВОЗМОЖНО.
Правда, с моими мешками под глазами меня можно легко перепутать с пандой, но чувствую я себя отлично.
За каждым великим мужчиной стоит не менее великая женщина, так ведь? Я обязан написать здесь про Катю, потому что именно она – её глаза – заставляла меня продолжать работать. Я не знаю, кто наделил эту женщину магией, но она в ней определённо есть. Были моменты, когда я хотел бросить писать роман – на седьмой главе и двадцатой (когда мне посчастливилось загреметь в больницу), – но каждый раз эту книгу выручала улыбка Кати.
Я сомневаюсь, что кто-то может улыбаться так же.
Это… кусочек чего-то прекрасного. Я даже не знаю как объяснить. Эта самая улыбка помогала мне вставать и после самых тяжёлых падений. Недавно были дни, когда я чувствовал себя очень плохо, не улыбался даже при искромётных шутках. И от одного Катиного «У тебя всё хорошо?» мне сразу полегчало. Её вера не позволяла мне сломаться. Даже на тренировках при самых последних повторениях я, бывало, думал о ней. Представлял, как она держит в руках эту книгу, улыбается, листает и улыбается ещё ярче. В ней сияет уникальная красота. Ещё ни у одной женщины я не видел хоть чего-то похожего.
Если вдруг кто-нибудь захочет выказать своё восхищение книгой или поблагодарить за неё, благодарите не меня, а Катю. Именно из её глаз создалась эта история, которую вы прочтёте на следующих страницах. А если кто-то возжелает выказать недовольство и критику – это ко мне. Если в романе есть какие-нибудь ошибки или неточности (или ошибки и неточности), прошу винить в этом только меня.
И спасибо тебе, Дима. Я никогда не забуду, как ты закрыл меня собой в драке. Может, благодаря тебе, Дмитрию Тагинцеву, я всё-таки смог закончить книгу.
Будьте наглыми, ребята. Будь наглым ты, читающий эти строки, не бойся брать от жизни то, что и так должно принадлежать тебе. Будь дерзким, знай себе цену, не позволяй другим вытирать об себя ноги. И начни уже работать над своей мечтой. Иначе будешь работать на того, кто работает над собственной.
Ребята, любите себя, любите любимых и делайте мир лучше. Каждый из вас достоин величия. Слышите? КАЖДЫЙ! И любви достоин каждый. Просто попробуйте прожить жизнь ярко, насыщенно, без сожалений, смело и богато.
Работайте над мечтой. Сражайтесь за неё.
И всё у вас будет.
Приятного путешествия в мир «Слишком живых звёзд».
Часть 1
Можете ещё погулять
Глава 1
Танец среди смерти
Женя смотрел на красную звезду и вдыхал ночной воздух, чувствуя, как тот пробегает по лёгким.
Мир окутала тишина. Казалось, она заглушила все звуки, оставив лишь разговор сверчков, гуляющих по парку. Изредка ветер заставлял листья над головой шептаться, будто боялся такого давящего молчания. Он проходил по тёмным волосам, щекоча загривок, и нежно дотрагивался до небольшого озера, перед которым сидел Женя. Его эта тишина не пугала. Он знал, что если развернётся и пойдёт обратно, то скоро увидит палатку, в которой спала Катя, положив под голову руку. И сопела. Сопела мило, совсем как убаюканный щеночек. И хоть Женя хотел остаться рядом (ещё больше он хотел прижаться к ней), всё-таки он смог найти в себе силы выйти в притихшую ночь и добраться до озера, оставив Катю и Рэнджа позади.
Пусть спят, подумал он. Сегодня был тяжёлый день. Для всех нас.
Ветер вновь тронул листья, и те нехотя зашептались. Звёзды отражались от поверхности воды, но ни одна из них не шла ни в какое сравнение с той, то сочилась глубоким красным светом, который будто бы пульсировал внутри. Когда Женя всматривался в неё, время переставало иметь какое-либо значение, и всё вокруг заполняло алое сияние – такое манящее и полное соблазна, что хотелось просто расслабиться и позволить этому свету проникнуть внутрь, в самые глубины души.
Но через какое-то время Женя опускал глаза вниз, и к нему вновь возвращалась ясность ума. Озаряла голову яркой вспышкой, разгоняя туман. Женя дышал глубоко, полной грудью, но всё равно ему казалось, что воздуха чертовски мало. Как и звуков.
Как и чувств.
Они были заперты в клетке, но отчаянно царапали её стены и истошно выли, просясь на волю.
– Нет, – Женя удивился тому, насколько громким оказался его голос в замолчавшем мире. Он прорезал тишину и перекрыл шёпот листьев, общающихся друг с другом. – Мне нужна ясная голова. Без чувств. Без чувств…
Его карие глаза опустились, взгляд замер на руках, держащих блокнот. Блокнот, который был раскрыт на странице с нарисованными серыми глазами.
Женя смотрел на них при лунном свете и вспоминал, как впал в некий транс, пока составлял список нужных вещей, после чего вернулся в реальность и увидел прекрасные серые глаза. Прекрасные серые глаза, нарисованные им же. При взгляде на них грудь резко сжималась, но уже через секунду заполнялась странным теплом, разливающимся по всему телу. Это ощущение сладкой боли не покидало Женю и сейчас, у самого озера, под сияньем луны. Алая звезда притягивала к себе взгляд, но даже она не могла сравниться с глубиной тёмных зрачков, обрамлённых серыми радужками. Слишком уж они прекрасны.
– Серый лёд… – Женя тепло улыбнулся, и небольшие ямочки образовались на его покрытых синяками щеках. – Ты начала таять, дорогая. Я это заметил в твоих объятиях.
Он вспомнил, как она вонзила ногти в его шею. Как кричала на него, когда разговор заходил о Мише. Как оба они обнимались, стоя у выхода из аптеки, обдуваемые ветром, и в этот же день пили вместе вино, улыбаясь друг другу.
Оно до сих пор гудело в голове, но в целом Женя чувствовал себя достаточно трезвым, чтобы ясно мыслить. Но вот только… вино как-то странно действовало на душу. Оно будто окунало чувства в краску и делало их ярче, заставляло их говорить громче, пылать сильнее, взвывать к самому сердцу и наслаждаться. Наслаждаться всем, что только было вокруг. Женя ощущал трепещущий внутри огонёк, когда смотрел на нарисованные серые глаза. Пытался загнать странные чувства в клетку, но те сопротивлялись и пели во весь голос, хоть мир и предпочёл замолчать. Что это? На такой вопрос не могли ответить ни деревья, ни ветер, ни даже алая звезда, повисшая в небе. Только тишина могла что-то подсказать, но и она не справлялась с этим, потому что разбушевавшиеся чувства перекрыли все проходы разума.
– Мне нужен холод. – Теперь голос казался сонным, еле слышимым. – Настало время испугать рыб своим задом.
Женя поднялся и стянул с себя потную футболку всё с той же надписью ROCK на груди, снял джинсы, носки, оставил на земле обувь и, немного подумав, освободил тело от трусов. Он начал спускаться к озеру, и уже через несколько секунд его лодыжки встретились с холодной водой. Кожа покрылась мурашками, когда вода поднялась выше. Женя двинулся дальше и остановился только тогда, когда поверхность озера добралась до середины ягодиц.
Луна очертила его фигуру чётким контуром. Бледные лучи ложились на пресс, проходили по торсу и лишь на спине уступали теням, что только подчёркивали рельефность мышц. Ветер пронзил тело насквозь и улетел дальше, унося за собой шёпот спящей листвы. Вода омывала бёдра, отражала сияние бесчисленных звёзд, которыми было усыпано небо. И только одна из них – та, что сочилась ярко-красным – отличалась от остальных. Женя видел её перед собой, прямо на воде, словно поселившуюся там. Он сделал шаг вперёд, скрыв ягодицы в озере, и окунул руку в звезду.
Ничего, конечно же, не почувствовав.
Сверчки стали разговаривать громче, и, по правде говоря, звук этот успокаивал. Он был таким привычным, что казалось, будто всего этого ужаса и не было. Не было полуоткрытых дверей в пустом коридоре больницы, не было обглоданных глазниц улыбающейся медсестры, не было изнурительных прогулок по городу с болью в ногах и не было убийства того подонка, что…
Убийства…
Женя замер и уставился в отражение алой звезды. Перед глазами всплыли два силуэта, возвышающиеся над окровавленной женщиной, в чьих глазах застыл ужас. Озеро сменилось пустынной улицей, луна растворилась в ярком солнце, и Женя вспомнил, как сильно стучало в горле сердце, пока они с Рэнджем подбирались к тем двум мужчинам.
И они убили обоих. Одному пробили череп, другому перегрызли глотку.
Правильно ли это было? Женя полагал, что да. Он спас Катю, и теперь она спокойно спала в палатке – живая, хоть и с синяками под грудью. Но… если всё было правильно, почему он так паршиво себя чувствовал? Почему глубоко в груди что-то цеплялось за рёбра и тянуло их вниз, к самому дну? Сожаления об убийстве не было, нет. Женя не чувствовал никакой вины или угрызений совести за то, что отобрал жизнь у того, кто покушался на эти серые глаза. До прихода на озеро он не прокручивал в голове прошедший день, потому что находился рядом с ней, с Катей. Но сейчас, под дуновением прохладного ветра, последние два дня нахлынули огромной волной, и на самой её верхушке стоял здоровяк, с окрашенным кровью лицом, держащий в руке тяжёлый кирпич.
Женя зажмурился, пробыл секунду в темноте и открыл глаза, но увидел перед собой лишь озеро. Слава богу, озеро, а не тёмный ночной переулок или не светлая улица, тишина которой нарушалась женскими стонами боли.
Убийство не принесло ему удовольствия, но и какой-либо горечи тоже. Единственная тяжесть в груди была вызвана тем, что Женя слегка стыдился отсутствия чувств. В фильмах и книгах люди по несколько лет переживают из-за того, что от их рук кто-то погиб. Но в реальной жизни всё обстоит иначе. Это событие никак не изменило мир, не поменяло самого Женю и расплылось в памяти почти сразу же, как обычный будничный случай. Это одновременно и поражало, и пугало, и успокаивало. Оказывается, в дикой природе в убийстве нет ничего странного – это естественный процесс, лежащий в основе цикла природы. Сильный убивает слабого, слабый убегает от сильного – всё просто. И эта мысль грела душу, потому что она объясняла ту пустоту, что царила внутри. Законы морали придумали люди, но как только знакомые порядки рушатся, на трон восходят простые правила, написанные животными задолго до людей. И раз уж законы перестали действовать, следовало самому стать сильным и показать клыки.
Распустить свои крылья.
Женя расправил плечи и вдохнул ночной воздух, уже привыкнув к холодной воде, омывающей бёдра.
– Это нормально, что я ничего не чувствую. Они могли забрать жизнь Кати… но мы с Рэнджем помешали им. И правильно сделали. Так ведь?
Ему не ответили. Звёзды продолжали равнодушно смотреть вниз, у самого горизонта стал появляться слабый намёк на скорый рассвет, и тогда настанет новый день. Солнце засияет на небе и осветит собой сотни пустующих улиц, заглянет даже в самые тёмные уголки, куда вздумали спрятаться люди. Хищники выйдут на охоту, жертвы продолжат скрываться в тенях, и Петербург превратится в опасные джунгли, не щадящие никого. Каждый новый день будет настоящим испытанием – без покоя, с постоянной тревогой в душе. В таком мире жить не хотелось. В таком мире самое разумное – умереть, чтобы не видеть всех тех ужасов, на которые способны люди. Но… Женя хотел жить. Он жаждал вкусить незнакомые ему чувства, горел желанием почувствовать себя живым, ведь это такая роскошь! И смотреть… смотреть в серые глаза Кати и жить, бороться, выживать, потому что в его жизни наконец-то появилось то, чего не было раньше. Что-то волшебное, что-то приятное и… чарующее.
На лице Жени расплылась улыбка, и даже холодный лунный свет не смог скрыть исходящей от неё теплоты.
Пальцы прошлись по поверхности воды, зачерпнули несколько звёзд и подняли их в воздух, где они и растворились. Взгляд снова зацепился за алую звезду, переливающуюся глубоким красным. Она была в разы больше остальных и не имела контуры – они постоянно изменялись, разливаясь по небу. Звезда будто дышала, и если все другие взирали на Землю с равнодушием, то эта же пристально вглядывалась. Невидимые глаза ощущались на коже как нельзя ясно, словно это был взгляд хищника – пока не голодного, но уже приметившего жертву. За спиной вновь зашепталась листва, но вскоре стихла и она, оставив Женю наедине с алым сиянием далёкой звезды.
Справа послышался слабенький рокот.
Над самой водой засиял жёлтый фонарик и пополз по отражению, разбавляя тишину шелестом крыльев. Он немного покружил в воздухе, пару раз мигнул на фоне ночного неба и коротко пискнул, когда подлетел к Жене. Светлячок завис перед карими глазами и вытянул лапки вперёд, пытаясь коснуться кончика носа. Но тут же передумал и развернулся, взметнувшись вверх. Маленькое солнце двинулось по звёздам и замерло прямо перед той, что родилась сегодня ночью. Женя перестал дышать, хоть и чувствовал, что воздух гуляет по лёгким. Страх сковал ноги стальными цепями, коснулся загривка ледяными пальцами и задышал прямо в ухо, пока глаза не отрывались от светлого пятнышка, знающего больше, чем могло бы знать всё человечество.
Светлячок перекрыл собой алую звезду, но её кровавое сияние обволакивало его тело. Красные щупальца смешивались с жёлтым светом, но не тонули в нём, а лишь разбавляли. Собравшиеся вокруг звёзды уже не были такими равнодушными – они смотрели на светлячка, затаив дыхание. Даже крылышки раскрывались бесшумно, боясь спугнуть ночь. Ведь именно ночью многие хищники обнажают клыки и развлекаются с жертвами, пока не взойдёт солнце. А там люди допилят друг друга даже без сияния луны – им вполне достаточно самих себя.
И чёрные глазки светлячка говорили, что знают это. Эти глазки были настолько глубокими, что могли затянуть в бездонную мглу. Они наблюдали, они изучали, они интересовались. И от этого оценивающего взгляда Жене стало не по себе. Он чуть ли не сделал шаг назад, но остановился и, продолжая смотреть в тёмные точки жёлтого сияния, спросил:
– Что ты такое?
Ответом послужило молчание. Светлячок молча рассматривал человека перед собой и о чём-то думал. Да, думал. Размышлял. И от осознания последнего Женю передёрнуло и отбросило назад. Ноги скользнули по земле, кто-то сцепил на них пальцы и резко дёрнул вниз. Женя попытался закричать, но рот тут же заполнила вода. Кашель вырвался наружу и сразу же вернулся назад мощным ударом в грудь. Чьи-то ладони сомкнулись на шее, и как только ступни нашли опору, Женя мигом рванул вверх. Ветер ударилл по лицу и прижал мокрые волосы к голове, но это был ветер – настоящий, реальный. Воздух врезался в лёгкие, заставил Женю выплюнуть его и вдохнуть вновь. Он оглянулся, посмотрел на алую звезду, но не нашёл светлячка. Нигде не было сияющего жёлтого фонарика, который будто бы исчез, пока мир скрывала вода ночного озера.
Но рокот всё ещё был раздавался где-то рядом, и только когда он полностью стих, Женя понял, что исходил он из головы.
Ветер вновь пронзил тело иголками, и сейчас они впились куда глубже, чем раньше. Холод сковал мышцы, кости словно сжались, а зубы застучали друг об друга, отбивая быстрый ритм. Женя последний раз взглянул на звёзды (задержался он лишь на красном глазе, наблюдающим за всем) и развернулся, направившись к берегу. И только когда добрался до него, понял, что не взял с собой чистую одежду и полотенце.
Он взял футболку, которую ещё сегодня стащил с магазина, и вытерся ей. Бросил на траву, надел носки, трусы, джинсы, кроссовки и кое-как уложил волосы, чтобы те не торчали во все стороны. И когда ветер снова, будто издеваясь, прошёлся холодными пальцами по телу, Женя направился обратно к палатке, стараясь не думать о светлячке.
О сияющем светлячке, зависшем перед кроваво-красной звездой.
* * *
Она очнулась в белой комнате.
Над головой жужжали лампы, но она их не видела. Вокруг были стены, но и они таяли в слишком чистой белизне. Она покрыла весь мир, прогнала мрак и развеяла тьму.
Но лучше бы оставила.
Во тьме можно спрятаться, а свет лишь выдаёт тебя. Катя попыталась встать с той кровати, на которой лежала, но мышцы полностью онемели и отказывались подчиняться. Руки будто прибили гвоздями, а ноги затянули тугими верёвками, пережимающими кожу. Каждый вдох давался с трудом, каждый вдох наливал в лёгкие тяжёлый свинец, сжигающий всё изнутри. Свет ослеплял даже с закрытыми глазами, намекая на то, что от этих лучей нигде не спрятаться.
И тут раздался плач.
Плач Мишы, находящегося под обломками. Он умирает – Катя слышала, как он умирает! Она со всей силы сжала кулаки, почувствовала, как ногти впиваются в кожу, и сорвалась с места, ведь совсем рядом умирал её ребёнок!
Катя бежала по бесконечной белизне, бежала на зов малыша, выкрикивала его имя, рыдала, но никак не могла приблизиться к звуку, так сильно рвущему душу. Он исходил отовсюду, отражался эхом в голове и бил по сердцу. Бил, бил и бил! Катя слышала, что Миша где-то рядом, но постоянно путалась в белом тумане и громко рыдала, будто это могло что-то исправить.
И остановилась она только тогда, когда плач прекратился.
Под ногами появился пол, а впереди растянулся длинный коридор больничного отделения… все двери которого были закрыты. Все до единой. В самом конце, у самого поворота располагался сестринский пост, судя по всему, пустующий. Катя медленным шагом пошла к посту, аккуратно ступая на пол босыми ногами. Жужжание ламп усилилось, и оно заполнило всё тело, заставило кровь бурлить, а кости трещать, не утихая ни на секунду. Этот шум заполнил собой всё сознание, и Катя побежала от него прочь, закрыв уши руками и закричав во весь голос. Её крик отражался от стен, звенел в голове и раздавался на весь мир, который так и хотел её придавить.
Но жужжание исчезло, как и сам коридор.
Катя подошла к сестринскому посту и облокотилась на него, после чего опустила голову вниз, успокаивая своё дыхание. Воздух сновал в груди горячими волнами, но мгновенно застыл, когда рук коснулись чьи-то пальцы.
Чьи-то мёртвые, гнилые пальцы.
Катя подняла взгляд и увидела по другую сторону стола Женю, улыбающегося во весь рот. Верхней губы не было вовсе, а вторая наполовину свисала вниз. Кожа сочилась гноем. Он сползал по лицу, скапливался во рту и вытекал их огромной дыры, на месте которой должен быть нос. И глаза… Женя взирал на Катю пустыми глазницами, у краешков которых болталась свежая плоть. И в самых их глубинах, в непроглядной мгле двух пустых ям переливался слабый жёлтый свет, лишь слегка разбавляющий тьму.
Женя нагнулся и заговорил прогнившим языком, не снимая с лица широкой улыбки:
– Помнишь, ты сказала, что снимешь с меня скальп? – Костлявая рука поднялась к черепу, пальцы ухватились за влажные отверстия в коже и начали снимать с головы скальп. – Я подарю его тебе! Подарю, дорогая! Подарю тебе свой скальп! Забирай его! – Теперь обе руки разрывали голову на части, тонкие пальцы раскидывали плоть, а улыбка тем временем становилась только шире. – Я подарю тебе всего себя! ДАВАЙ! ОПЛАШАЙ И СЕЙЧАС! ПОКАЖИ, КТО ТЫ ТАКАЯ НА САМОМ ДЕЛЕ!
Катя завизжала и закрыла лицо руками. Вдавила их в кожу, попыталась убежать, но крик Жени возвращал её к посту. Из глаз брызнули слёзы, всхлип вырвался наружу, и весь мир…
Затих.
По щеке провели чем-то тёплым, слегка шершавым, но тем не менее приятным. Катя тут же открыла глаза и увидела оранжевые кольца, внутри которых находились глубокие зрачки. Из открытого рта выходило спокойное дыхание, ложившееся на кожу тёплым покрывалом. Стоячие ушки чуть шевельнулись, когда из поднятых век показались серые глаза, а губы, вроде как, расплылись в улыбке.
– Рэндж! – Катя обняла его за шею и прижала к себе, чувствуя, как по щекам текут слёзы. Он поддался ей и лёг рядышком, позволяя обнимать себя. – Рэндж! Господи, Рэндж! Я… – Она не знала, что сказать, поэтому просто поцеловала влажный носик и начала поглаживать шёрстку за ухом. – Спасибо, что вытащил меня оттуда. Я бы, наверное, сошла с ума. Теперь ты настоящий герой. – Улыбка попыталась появиться на её лице, но вместо этого глаза вновь защипало, а мир поплыл в контурах и очертаниях.
Катя огляделась и уже готова была встретить непонимающий взгляд, но Жени в палатке не оказалось. Оставленный ею включённым фонарик не позволял темноте завладеть всем вокруг, хоть та и пыталась пролезть в палатку из внешнего мира. Рэндж положил голову Кате на плечо, а одну из своих лап – между грудей, обтянутых майкой. Пальцы тонули в чёрной шерсти, и уже вскоре раздалось лёгкое-лёгкое сопение. Оно будто уговаривало присоединиться к нему, снова заснуть и забыть обо всём как о страшном сне.
Катя закрыла глаза, расслабилась, позволила сну делать своё дело.
Помнишь, ты сказала, что снимешь с меня скальп?
Она вцепилась в матрас и судорожно вздохнула. Её пальцев снова коснулись чужие, наполовину разложившиеся. Крик попытался вырваться наружу, но вместо него с губ сорвался лишь слабый стон, еле слышимый Рэнджу. Но как только он его услышал – почуял страх, выходящий из Кати при выдохе, – то тут же вскочил и принялся царапать руку. Боль пробилась в сознание, и уже через секунду серые глаза раскрылись подобно двум серым огням, нашедших друг друга.
Тело изливалось холодным потом. Он был везде: на коже, на простыне и даже на Рэндже. Катя старалась вдохнуть как можно больше воздуха, но он всё время застревал в горле, не желая идти дальше. Призрачные контуры сна стали потихоньку возвращаться: сначала по стенкам черепа постучал Женя, и при каждом стуке с его кисти отрывалось по одному пальцу; потом голову заполнило это мерзкое жужжание ламп, и напоследок оно взорвалось ослепительной вспышкой белого света, затмившей всё вокруг.
– Нужно выйти на улицу. – Катя поднялась и посмотрела на тонкие линии, оставленные на её руки когтями Рэнджа. – Спасибо, красавчик. Ты опять вытащил меня оттуда.
Они вместе вышли в ночной парк, высокий потолок которого покрывали звёзды. Где-то недалеко жужжали сверчки, но жужжание это было приятным, не отталкивающим. Сколько раз Катя слышала его, когда тайком убегала от родителей в лес? Сколько раз пыталась понять, о чём разговаривают эти насекомые, пока пряталась в кустах, желая, чтобы её никогда не нашли? Катя уже и не помнила. Она старалась забывать всё плохое, но – так уж сложилось – вся её жизнь – это «что-то плохое». И если её вдруг получиться забыть, то это будет лучшим подарком на свете, с которым ничто не сравнится.
Глаза зацепились за алую звезду и замерли, не в силах противостоять этому красному свечению.
Она шептала. Нашёптывала что-то на ухо и ласкала его тёплым дыханием, таким приятным и расслабляющим. Звезда пульсировала – это бы увидел даже слепой. Почувствовал бы это сердцем, потому что именно туда и закрадывалось кровавое сияние. Оно заполняло собой всё небо, перекрывало звёзды и поглощало сознание. Поглощало, затуманивало и отделяло от тела. Такого тяжёлого…такого лишнего…такого ненужного…
Правую ногу пронзила боль, и Катя вскрикнула, мигом забыв про звезду. Она подпрыгнула, сделала пару шагов в сторону, и только когда вернулась ясность ума, поняла, что за ногу её укусил Рэндж. Точнее, прикусил, но всё-таки смог вызвать вспышку боли, прошедшей по всему телу. Его оранжевые глаза внимательно смотрели на Катю, и лунный свет выхватил в этих зрачках слабый призрак вины. Вины за то, что пришлось сделать.
– Чёрт, – голос оглушал, казался слишком громким на фоне тихо шепчущейся листвы. – Эта звезда… Ты можешь на неё смотреть, Рэндж?
Он не ответил. Лишь подошёл ближе, сел рядом и прижался к ноге, пока его чёрный гибкий хвост мотался из стороны в сторону. Катя кинула взгляд на яркий жёлтый треугольник, сильно выделяющийся среди тёмных деревьев спящего парка. Вокруг не было ни одного человека, даже Жени. Он, скорее всего, тоже вышел прогуляться. Тоже не может заснуть, тоже кошмары.
При обычных обстоятельствах уже через несколько часов по парку бы начали бегать спортсмены и люди, просто желающие поддерживать своё тело в форме. Но обстоятельства не были обычными. Даже когда над горизонтом взойдёт солнце, парк останется пустым, улицы продолжат вонять трупами, а жара будет вталкивать этот запах в лёгкие. Впихивать его до самой рвоты, пока весь организм не вывернет наружу. Хотелось ли жить в таком мире? Мире без Мишы? В мире, полном жестокости, насилия и страха?
Конечно нет. В таком мире хотелось поскорее сдохнуть. Причём быстро и безболезненно.
Но вот только…
– Кать?
Она обернулась и увидела Женю, стоящего в обрамлении лунных лучей. Они скользили по его обнажённому торсу и отражались от нескольких капель, оставленных на коже. Тени подчёркивали рельеф пресса, выделяли на теле грудные мышцы и скрывались за спиной. Глаза Кати замерли, когда взгляд упал на голубую вену, тянущуюся от нижних «кубиков» к паху и скрывающуюся под резинкой трусов, чуть выглядывающих из-под джинсов. Но лишь на секунду. Катя тут же посмотрела Жене в лицо и с облегчением заметила, что карие глаза на месте, из кожи не сочится гной, а зубы не сверкают в широкой улыбке мертвеца.
– Ты чего не спишь?
Луна купалась в его тёмных волосах, переливаясь бледно-голубым светом. Она выделила скулы на напряжённом лице, и только сейчас Катя заметила в глазах Жени страх – уже убывающий, но всё ещё видимый в глубинах зрачков.
– Мне… мне приснился кошмар, вот я и проснулась. Какая вообще разница? Мы находимся в парке, ночью, когда вокруг столько трупов, и естественно мне будут сниться кошмары. Это полностью…
Она не договорила, потому что Женя обнял её. Прижал к голому торсу, обвил руками спину. Слова застряли в горле и вернулись туда, откуда пришли.
– Всё нормально, – его голос, уже давно начавший ломаться, разбавил жужжание сверчков. – Я тебя ни в чём не обвинял. Мне тоже страшно, Кать. Но… – Он чуть отпрянул и слегка сжал её плечи. – Мы знакомы два дня, а уже через столько прошли. Конечно, у тебя кошмары. И у меня кошмары. У Рэнджа, уверен, тоже.
– Но ты не знаешь, что мне снилось.
– Так расскажи. Ты можешь мне это рассказать. Мы же согласились довериться друг другу, раз хотим выжить.
Катя заметила, что держит руки на его бёдрах, поглаживая большими пальцами кожу в том месте, где заканчивалась резинка трусов. Она тут же отдёрнула руки и развернулась к палатке – этому светлому треугольнику, разгоняющему тьму. Её светло-русые волосы подхватил ветер и начал играть с ними, но она не была против этого. Наоборот, вдохнула свежий порыв воздуха и уже решила всё-таки рассказать Жене сон, когда его руки легли на талию, а голос рядом с ухом прошептал:
