Buch lesen: «Дела репрессированных московских адвокатов»

Schriftart:

Объявление о приеме в первый состав Московской коллегии защитников.

«Еженедельник Советской Юстиции», № 26–27, 17–24 июля 1922 г.

Под общей редакцией президента адвокатской фирмы «Юстина» кандидата юридических наук В.Н. Буробина

На обложке: Доставка папок с документами по Шахтинскому делу на процесс (1928).

Составитель: Д.Б. Шабельников

От составителя

Эта книга посвящена судьбам московских адвокатов, ставших жертвами репрессий (то есть развязанного советским руководством террора) в 1930-е годы. В предисловии я попробую кратко описать историю московской адвокатуры в первой половине XX века, показать, как изменился ее состав после упразднения дореволюционной присяжной адвокатуры и появления в 1922 году советских коллегий защитников, а также остановиться на масштабах и причинах репрессий в адвокатской корпорации.

В последнем, изданном в 1917 году (по состоянию на 15 ноября 1916 года) «Списке присяжных поверенных округа Московской судебной палаты и их помощников», значатся около 1300 присяжных поверенных и около 1750 помощников присяжных поверенных, зарегистрированных и практикующих в Москве и нынешней Московской области¹. По численности с московской присяжной адвокатурой могла сравниться только петроградская. Следуя общепринятой традиции и здравому смыслу, я включаю в дореволюционную адвокатскую корпорацию помощников присяжных поверенных: содержание их профессиональной деятельности де-факто мало чем отличалось от деятельности присяжных поверенных, будучи де-юре практически не урегулированным. Статус присяжного поверенного могло получить лицо (мужского пола – несмотря на предпринимавшиеся усилия, доступ в присяжную адвокатуру так и остался закрыт для женщин до самого ее упразднения), достигшее 25-летнего возраста, получившее юридическое образование, сдавшее государственный экзамен и имеющее стаж работы по специальности – по судебному ведомству или в качестве помощника присяжного поверенного – в течение пяти лет.

Двое самых почтенных присяжных поверенных, В.А. Капеллер и Г.В. Бердгольдт, имели к 1916 году более 45 лет стажа, а в 1915–1916 годах в корпорацию вступило около 135 человек. Впрочем, далеко не все помощники присяжных поверенных, даже оставаясь в адвокатуре, решали приобрести статус присяжного поверенного по истечении пяти лет: в списке на 1917 год значатся десятки помощников, ставших таковыми еще в начале 1900-х годов. Причины этого обстоятельства были различны, но основная заключалась в квоте, существовавшей для принятия в корпорацию «иноверцев», то есть в первую очередь евреев.

Так или иначе, все эти три тысячи присяжных поверенных и их помощников оказались не у дел сразу после октябрьского переворота, когда 22 ноября 1917 года новая власть первым же указом упразднила вместе со старыми судами «доныне существовавшие институты судебных следователей, прокурорского надзора, а равно и институты присяжной и частной адвокатуры», а в роли и обвинителей, и защитников могли теперь выступать «все не опороченные граждане обоего пола, пользующиеся гражданскими правами» (их вскоре стали называть «правозаступниками»). Впрочем, в Декрете № 2, принятом 15 февраля 1918 года, круг «правозаступников» несколько сужается: «При Советах рабочих, солдатских и крестьянских депутатов создается коллегия лиц, посвящающих себя правозаступничеству как в форме общественного обвинения, так и общественной защиты… В эти коллегии вступают лица, избираемые и отзываемые Советами рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Только эти лица имеют право выступать в судах за плату».

Первые месяцы присяжная адвокатура пыталась протестовать. Вскоре после октябрьских событий Киевский совет присяжных поверенных направляет коллегам в Петрограде, Москве и Саратове телеграмму следующего содержания:

«Киевский Совет присяжных поверенных выражает братское сочувствие товарищам Петроградского, Московского Советов и подвергшимся грубому насилию председателю и членам Саратовского Совета. Никакие темные силы не могут уничтожить того сословия, которое всегда принимало участие в борьбе за свободу народов. Носители идей права необходимы всякому общежитию, ибо свобода всех основана на организации ее на началах права, без которого свобода превращается в произвол, нужный насильникам и погромщикам, но отнюдь не свободному народу…

Мы верим, что Россия, переживая тяжкие времена торжества черни, все же идет по пути прогресса и что первой потребностью ее на пути истинного прогресса будет именно тот правовой строй, при котором наше сословие – как объединенное, так и в лице отдельных его представителей – сможет беззаветно служить на пользу своей родине. Попытки уничтожения судов и нашего сословия могут быть лишь временным эпизодом, нисколько не умаляющим ни нашего значения, ни тем более нашего достоинства. Всякие нападения на части нашего сословия могут лишь укрепить наши товарищеские отношения и чувства…»²

«Временный эпизод» растянулся на годы, а к тому времени, когда какое-то подобие правового строя стало появляться, сословие, жаждущее «беззаветно служить на пользу своей родине», прекратило свое существование. В «коллегиях правозаступников» смогли работать немногие, не только потому, что Советы с большим подозрением относились ко всем «бывшим людям», в том числе – а часто и тем более – и адвокатам, но и потому, что их профессиональные навыки и опыт в условиях революционной законности часто оставались невостребованными.

Судьбы остальных сложились по-разному. Многие ушли с белыми, опасаясь за свою жизнь и оказавшись в итоге в самых разных регионах страны – на юге, в Сибири или на Дальнем Востоке. Многие эмигрировали (в Германии с 1920 года действовал Союз русской присяжной адвокатуры, во Франции – Союз русских адвокатов). Кто-то погиб на фронтах Гражданской войны, от болезней или в застенках ЧК – здесь еще много белых пятен, поскольку в первые годы советской власти репрессии часто не документировались. Многие из оставшихся оказывались в тюрьмах – по надуманным, а иногда и реальным обвинениям в контрреволюционной деятельности и участии в борьбе антибольшевистского подполья. В подробностях известна, например, судьба Александра Абрамовича Виленкина, московского «политического защитника», героя Первой мировой войны (полного георгиевского кавалера), который один из первых вступил в подпольный «Союз защиты Родины и Свободы», созданный в марте 1918 года Борисом Савинковым. Виленкина арестовали в мае; по воспоминаниям сокамерников, о дальнейшем он рассказывал так:

«Часовой приводит к Дзержинскому. Там уже в сборе весь президиум. На меня никто не смотрит: Все уставились в стол. Мне дают слово: "Я был в царском суде защитником политических. Произнес 296 речей в защиту других. Теперь, в 297-й раз, говорю в свою". Называю их товарищей, которых я защищал. Тут же вызывают по телефону двух-трех. Те приезжают и подтверждают мои слова. Через час-два опять ведут к Дзержинскому. Теперь он один. И объявляет, что смертная казнь мне постановлением президиума отменена»³.

Однако Виленкина не освободили, дважды выводили на расстрел, а 5 сентября 1918 года, в день, когда было издано постановление СНК РСФСР «О красном терроре» (в ответ на покушение на Ленина эсерки Фанни Каплан), расстреляли вместе с большой группой заключенных в Петровском парке.

* * *

Здесь мне хотелось бы вернуться на четверть века назад, в 1890-е годы, когда образованная часть российского общества, в том числе и присяжная адвокатура, стала стремительно политизироваться. Именно тогда, в 1893 году, группа молодых помощников присяжных поверенных, стремясь к общественному служению, создала в Москве так называемый «бродячий клуб»:

«Клуб назывался бродячим, потому что он не имел постоянного помещения, и заседания его происходили раз в неделю, каждый раз в другой квартире. Клуб не имел определенной программы, но ставил своей задачей поднять профессиональный и общественный уровень адвокатуры. Ради этого члены клуба стремились проникать во все профессиональные организации и прежде всего обратили внимание на консультацию при съезде мировых судей, которая в это время влачила весьма жалкое существование. Члены клуба вошли в состав консультации… и консультация весьма быстро совершенно преобразилась. Она, говоря ее словами, наметила своей целью прийти на помощь коснеющему в безысходном невежестве и неграмотности рабочему и крестьянскому населению, которое отлично знает свои обязанности, но не имеет никакого представления и не умеет отстаивать свои права. <…> "Прежде чем давать в чужие руки острое оружие закона, консультация обязана тщательно взвесить дела, для которых будет употреблено это оружие и, в случае сомнения, отказывать в совете. Особенно призывает внимание товарищей консультация и рекомендует сердечное отношение к делам, отражающим болезненные явления общественной организации, как то: делам паспортным, семейным и спорам по договорам всякого найма. Наконец, дела, имеющие принципиальное значение, консультация принимает к своему ведению и ведет их на свои расходы". Деятельность консультации из года в год принимала все более широкие размеры, и ей приходилось отдавать весьма много времени. Но участники консультации на этом не успокоились. Они обратили внимание еще на отсутствие защиты на выездных сессиях окружного суда и образовали кружок для организации этих защит…»⁴

«Московская пятерка» и Ф.Н. Плевако. Слева направо: М.Ф. Ходасевич, Н.В. Тесленко, П.Н. Малянтович, Ф.Н. Плевако, В.А. Маклаков, Н.К. Муравьев. 1900-е годы.

По прошествии некоторого времени молодых лидеров «бродячего клуба», теперь уже полноправных присяжных поверенных, стали называть «московской пятеркой» (П.Н. Малянтович, Н.В. Тесленко, В.А. Маклаков, Н.К. Муравьев и М.Ф. Ходасевич⁵). Сами же они (и еще несколько десятков адвокатов в Москве, Петербурге и других городах) предпочитали называть себя «политическими защитниками». Они защищали бастующих и протестующих рабочих, крестьян, угнетаемые религиозные и национальные меньшинства и т. д., а также революционеров и других левых общественных деятелей.

После событий 1905 года, когда в России появился парламент и легальные политические партии, многие из политических защитников стали параллельно заниматься собственно политикой. Маклаков, Тесленко и М.Л. Мандельштам⁶стояли, среди прочих общественных деятелей, у истоков Партии народной свободы (конституционно-демократической); Маклаков впоследствии стал одним из ее признанных лидеров в Думе. Другие вступали в РСДРП, партию революционеров-социалистов (эсеров), Трудовую партию народных социалистов. Многие не вступали ни в какие партии официально, но были близки тем или иным направлениям и так или иначе принимали участие в политической деятельности: можно привести пример того же П.Н. Малянтовича, дружившего со многими меньшевиками и предоставлявшего свою квартиру для конспиративных встреч большевиков, а также А.М. Винавера, который одно время был личным секретарем С.А. Муромцева, основателя и лидера партии кадетов и председателя I Государственной думы. Правые политики среди присяжных поверенных, конечно, встречались (наиболее известен А.С. Шмаков, один из основателей Русской монархической партии, антисемит, гражданский истец в деле Бейлиса), но в меньшинстве. Несколько больше было среди них большевиков, которые стали впоследствии чиновниками молодой советской республики.

Особенно же активно левая адвокатура пошла в политику после Февральской революции 1917 года, откликнувшись на призыв Временного правительства во главе с петроградским присяжным поверенным А.Ф. Керенским. Несколько адвокатов занимали посты министров, товарищей министров и других руководителей в самом Временном правительстве (как П.Н. Малянтович, А.М. Никитин, Н.К. Муравьев и другие); десятки, если не сотни, избирались в местные парламенты, становились уполномоченными милиции (одним из них был помощник присяжного поверенного в Москве, тогда меньшевик А.Я. Вышинский), членами многочисленных комитетов вроде Земгора⁷ или Центросоюза⁸ и так далее.

После захвата власти большевиками все эти люди – как и не занимавшиеся политикой адвокаты, которых, разумеется, тоже было немало, – быстро поняли опасность своего положения. Маклаков, например, не вернулся из Франции, куда прибыл в октябре 1917 года в качестве вновь назначенного посла России. Тесленко, видный кадетский деятель, депутат II и III Государственной думы, гласный Московской городской думы в 1917 году, в октябре 1918 года уехал на юг, участвовал в Особом совещании при Главнокомандующем Вооруженных сил Юга России (Деникина), в 1920 году был эвакуирован в Константинополь, а оттуда перебрался в Париж. Мандельштам тоже уехал на юг, после чего через Харьков, Тифлис и Рим в 1921 году также приехал в Париж. Малянтович вместе с сыном поселился в Екатеринодаре, причем оставался там и после прихода Красной Армии.

В Москве и Петрограде остались – или через некоторое время туда вернулись – в основном те, кто считал себя защищенным благодаря старым связям и приятельским отношениям с представителями новой власти, то есть те самые «политические защитники» левой ориентации, в частности Муравьев, Ходасевич, Жданов⁹, Оцеп¹⁰, Тагер¹¹ и другие. В то же время советскому правительству были нужны квалифицированные кадры, в том числе юристы, поэтому многие из оставшихся оказались востребованными например, бывший бундовец И.С. Урысон¹² несколько лет работал консультантом Наркомюста и писал для него проекты важных документов. Через какое-то время возобновилась научная и преподавательская работа в университетах и научных обществах. А в 1921 году была провозглашена Новая экономическая политика (НЭП), и в страну хлынули иностранные концессии, каждой из которых были нужны консультанты – проводники в загадочном мире советского законодательства и судебной практики, владеющие иностранными языками. Именно «старые юристы» и стали такими проводниками, что позволяло бывшим присяжным поверенным неплохо зарабатывать, сочетая частную адвокатскую практику с юрисконсультской работой.

Именно в это время, в 1921 году, советское правительство в лице председателя Исполкома Моссовета Каменева, наркома юстиции Курского и наркома просвещения Луначарского (брата известного присяжного поверенного) осознало, что «коллегии правозаступников» в условиях повышенного спроса на юридическую экспертизу окончательно утратили всякую эффективность, а расцветшей буйным цветом «подпольной адвокатуре» пора положить конец. К созданию новой, советской адвокатуры решили привлечь оставшихся в России «зубров» – Муравьева, Малянтовича (специально «вызванного» из Екатеринодара в Москву) и других. По словам Муравьева, именно он предложил сам термин «коллегия защитников»¹³.

В первый состав Московской губернской коллегии защитников (далее МКЗ), первое заседание которой состоялось 8 октября 1922 года в здании МГУ на Моховой улице, вошло 320 человек. Более половины из них были в прошлом московскими присяжными поверенными или помощниками присяжных поверенных (еще какое-то число входило в состав присяжной адвокатуры в других городах). Открывавший заседание председатель Московского советского народного суда И.А. Смирнов¹⁴ (он был председателем Комиссии по приему членов коллегии), в частности, сказал:

«Разнообразны были этапы, через которые прошли судебные учреждения, и столь же разнообразны были формы организации защиты. Вы знаете основную причину этого – гражданскую войну. Вы помните, что после Октябрьской революции рабочий класс встретил на своем пути огромные препятствия, казавшиеся неодолимыми. Многие ученые юристы, выступавшие ранее на кафедре буржуазных судов, не пожелали работать в советском суде, не пожелали помочь рабоче-крестьянской власти.

В этот самый трудный период для строительства суда к нам пришла работать группа юристов. Рабоче-крестьянская власть не может забыть их неоценимой услуги, когда они вместе с нами питались овсяной похлебкой и помогали строить и укреплять советский суд.

<…>

Нужно было, чтобы жестокие уроки гражданской войны, голод и самоотверженная защита советской власти самими трудящимися изменили к нам отношение интеллигенции и вместе с ней и прежней адвокатуры, нужно было многое продумать и пережить, многое изжить, со многим примириться, глубже понять и осознать революцию. Пришли, наконец, к нам и ученые юристы. Мы открыли им двери, мы им не ставим никаких препятствий, мы даем им полную возможность работать на пользу рабоче-крестьянского государства, наравне с нами и вместе с нами.

Мы ждем от адвокатуры не пышных слов, а простой, серенькой, будничной работы – внедрять в сознание масс наши законы.

В своей повседневной работе вы будете постоянно встречаться с коммунистами и вы убедитесь, как плодотворно окажется это общение. Вы вместе заглянете во все уголки, чтобы осветить их. И много предстоит вам работы – ответственной, тяжелой, но зато благодарной»¹⁵.

В первый состав президиума МКЗ были избраны 9 человек, «пять коммунистов и четыре из группы так называемой общественной адвокатуры»: Коренев, Постоловский, Малянтович и Ордынский (все четверо так или иначе фигурируют в материалах «дела общественников»).

В «Большой Богословской», как она еще называлась по старой памяти, аудитории МГУ отсутствовали несколько человек, которые должны были там быть, но уже успели поучаствовать в «освещении уголков» и поплатиться за это. Ровно за четыре месяца до заседания МКЗ, 8 июня 1922 года, в Колонном зале Дома Союзов начался процесс по делу «правых эсеров» – первый масштабный показательный процесс, проведенный советской властью (в силу того, что некоторые обвиняемые не признали своей вины, не раскаялись и выступали с трибуны с обличающими большевиков речами, этот опыт был признан неудачным, и самые известные из таких процессов прошли только во второй половине 1930-х, когда методы работы с обвиняемыми гарантировали их нужное поведение в суде). «Нераскаявшихся» защищала команда защитников под руководством Н.К. Муравьева, в которую также входили С.А. Гуревич, В.А. Жданов, Г.Л. Карякин, А.Ф. Липскеров, М.А. Оцеп, Г.Б. Патушинский, Б.Е. Ратнер и А.С. Тагер (почти все они упоминаются на страницах этой книги). Остальных обвиняемых – а по сути свидетелей обвинения – защищали советские деятели и защитники-коммунисты: Бухарин, Томский, РП. Катанян¹⁶, В.И. Вегер¹⁷, С.Б. Членов¹⁸ (трое последних состояли ранее в присяжной адвокатуре) и другие. В день начала процесса защитники из первой группы были названы в газете «Правда» «продажными профессионалами-адвокатами» и прожженными судейскими крючками»¹⁹.

В связи с беспрецедентным давлением на суд, оказанным при попустительстве, а скорее, по инициативе суда и властей (включая митинг в зале судебных заседаний с требованиями смертной казни для подсудимых и оскорблениями в адрес их защитников), Муравьев и его коллеги отказались от защиты. «Горе той стране, горе тому народу, которые с неуважением относятся к закону и смеются над людьми, этот закон защищающими!» – сказал перед этим Муравьев в своем выступлении, за что получил замечание «за оскорбление русского народа» от председательствующего Георгия Пятакова²⁰. Вскоре после завершения процесса Муравьев, Тагер и Жданов были арестованы и высланы ГПУ из Москвы в административном порядке (Муравьев и Тагер в Казань на 3 года, а Жданов в Рыбинск на 2 года), причем никаких конкретных обвинений им не предъявлялось – так, предполагаемое преступление Тагера состояло в том, что он «с момента Октябрьского переворота и до настоящего времени не только не примирился с существующей в России Рабоче-Крестьянской Властью, но ни на один момент не прекращал своей антисоветской деятельности, причем в моменты внешних затруднений для РСФСР свою контрреволюционную деятельность усиливал»²¹. Впрочем, дело было вскоре пересмотрено, и Муравьев с Тагером вернулись в Москву меньше чем через год; все трое были вскоре после возвращения приняты в МКЗ.

С годами число бывших представителей присяжной адвокатуры в МКЗ увеличивалось, но очень медленно, а их доля в общем составе постепенно снижалась. В 1927 году в МКЗ было почти 770 человек и 300 из них были «старыми» московскими адвокатами. Но в следующие два года общий состав вырос в полтора раза (1200 человек в 1928 году и более 1300 в 1929-м), в то время как количество «прожженных крючков» почти не изменилось (330 и 332 соответственно). Но и их периодически пытались «вычистить» (по вполне официально принятой тогда терминологии), особенно начиная с 1929 года – несмотря на то, что «буржуазные спецы» пользовались большим авторитетом у молодежи, а скорее, именно по этой причине. Вот как пишет об этом Н.К. Муравьев два года спустя:

«Летом 1929 года впервые обнаружилось желание группы лиц, случайно попавших в теперешнюю адвокатуру и имевших в партийном отношении некоторые грешки, нажить себе политический капитал, заняв непримиримую и, как эти лица хотели показать, весьма левую позицию по отношению к старой адвокатуре в составе советской Коллегии защитников и, в частности и в особенности, к группе старой политической защиты в теперешней Коллегии защитников. Это выразилось в объявлении какой-то самовольной комиссией, образовавшейся с нарушением всех правил о чистке персонала советских учреждений, вычищенными из адвокатуры около двухсот человек, в том числе и меня. Эта попытка была довольно скоро ликвидирована высшими властями. Тогда новый "глава" адвокатуры, политический проходимец Брук…²² решил спасать себя на наших спинах и вторично "очистил" от нас адвокатуру, причем привел это решение в исполнение ранее утверждения этого решения московским Советом, которому одному принадлежит по закону право отвода членов КЗ. Одновременно Брук. решил перевести адвокатуру на принудительную сплошную коллективизацию и провел через общее собрание адвокатов как запрещение частной практики, так и наш отзыв, на этот раз уже в составе не двухсот, а двадцати человек. Также и этот отзыв был отменен московским Советом весною 1930 года, а осенью этого же года постановлением НКЮ было разъяснено, что также и запрещение частной практики адвокатов-единоличников является незаконным. Проведя всю эту реформу и проделав все эти бесчинства. Брук формально ушел из адвокатуры. <…> Оказалось, что Брук только отошел в тень, продолжая за спиной нового председателя Буленкова²³ проводить свою линию, переменив только способы действия и перейдя на доносы»²⁴.

Вероятно, следствием таких доносов стало первое, насколько известно, коллективное уголовное дело, возбужденное в декабре 1930 года в отношении 11 членов МКЗ, – «дело общественников», материалы которого мы включили в эту книгу. Муравьев и П.Н. Малянтович не фигурируют среди обвиняемых, но по разным причинам: Муравьев смирился со своим отчислением из коллегии еще в январе того же года, а Малянтович был арестован одновременно с фигурантами «дела общественников», но обвинен в гораздо более серьезных преступлениях по большому делу «Союзного бюро меньшевиков» (в мае 1931 года его приговорили к 10 годам лишения свободы, но стараниями Муравьева приговор был отменен, а Малянтовича даже восстановили в МКЗ).

В это же время начались и «точечные» репрессии, обычно связанные не столько с адвокатской деятельностью обвиняемых, сколько с их далеким прошлым, как, например, по делу В.Ю. Короленко и первому делу И.С. Урысона. Таких дел было немного, и заканчивались они обычно ссылкой или несколькими годами лишения свободы.

К cередине 1930-х годов количественный состав МКЗ значительно снижается – в 1936 году в справочнике «Вся Москва» значилось 360 адвокатов, работающих в составе коллективов; по мнению американского исследователя советской адвокатуры Юджина Хаски, к этому числу нужно прибавить 140 человек, практиковавших частным образом (Хаски не объясняет, откуда взялась эта цифра)²⁵. Однако, несмотря на все чистки, в 1937 году в составе МКЗ оставалось около половины защитников, практиковавших до 1917 года – то есть большинство из покинуших ряды коллегии (напомним, что на пике, в 1929 году, в ней числились 1300 человек) были «новыми», по всей видимости, достаточно случайными кадрами²⁶.

Все меняется летом 1937 года, когда начинаются массовые аресты среди членов МКЗ – сначала по разным, не связанным друг с другом поводам, а в ноябре – декабре, когда был арестован П.Н. Малянтович и его сын Владимир, в недрах ГПУ вызревает идея об «антисоветской контрреволюционной террористической организации в Московской коллегии защитников». Также возможно, что это было связано с арестом еще в апреле 1937 года Артура Плескова, который был членом ЦК РСДРП (меньшевиков) в 1919–1920 годы. Плескова расстреляли уже в октябре, но его имя (как и имя Муравьева, умершего своей смертью 31 декабря 1936 года) фигурирует практически во всех признательных показаниях остальных «заговорщиков».

Поскольку организация была виртуальной, ее конфигурация менялась у разных следователей и в показаниях разных обвиняемых. Неизменными оставались только цели – «свержение советской власти» и «установление в СССР буржуазно-демократического строя». Как именно организация намеревалась реализовать эти цели, так и осталось непонятным не только обвиняемым, но и следователям, прокурорам и судьям Военной коллегии Верховного Суда (последних, впрочем, этот вопрос интересовал меньше всех – написанные от руки приговоры с кратким содержанием обвинительного заключения занимают обычно две страницы). Вот, например, какой диалог состоялся у А.С. Тагера со следователем:

«Вопрос: Как же тогда мыслилось руководством Вашей организации претворить в жизнь свою программу?

Ответ: Это должно было вытекать, по мнению руководителей нашей организации, из внутрипартийной борьбы в ВКП(б).

Вопрос: Как это практически намечалось?

Ответ: Я, например, помню одну из бесед с Муравьевым. Он считал, что этот процесс должен произойти постепенно. Итоги внутрипартийной борьбы, итоги изменений политики ВКП(б) должны были неизбежно привести к позициям февральской революции. В общей своей форме это мыслилось как процесс постепенного перехода с одних рельс на другие.

<…>

Вопрос: Я требую от Вас совершенно ясного ответа, как предполагала Ваша организация изменение советского режима и установление режима буржуазно-демократической республики. Как Вы себе это дело мыслили?

Ответ: Я себе лично представлял, что это может произойти путем не очень быстрого, постепенного процесса.

Вопрос: Какого процесса, скажите это ясней?

Ответ: Я представляю себе, что Вам кажется это глупым. Но из глупого нельзя изобразить умного»²⁷.

По своей политической ориентации организация могла быть меньшевистской, эсеровской, кадетской, кадетско-меньшевистской или меньшевистско-эсеровской – в зависимости от прошлой партийной принадлежности того или иного обвиняемого и «уличавших» его сообвиняемых. В некоторых делах это «объясняется» – словами обвиняемых – тем, что с какого-то момента в организацию решили вербовать всех, кто в прошлом принадлежал к какой-либо политической партии, не считая, разумеется, ВКП(б) (и это было сделано по совету «парижского руководящего центра»).

В качестве основных руководителей организации неизменно фигурировали только Муравьев и П.Н. Малянтович, но в разных показаниях к ним присоединялись и Мандельштам, и Тагер, и Долматовский²⁸, и Никитин²⁹, и Овчинников. Круг участников расширялся на протяжении всего 1938 года с помощью незамысловатой и хорошо отработанной технологии: каждый новый арестованный должен был не только подтвердить показания на остальных, но и назвать какое-то число новых имен. Именно таким образом кроме общеизвестного и состоящего из «старых» защитников ядра организации, в котором все действительно друг с другом общались, появились и адвокаты совершенно другого круга, более-менее случайно знакомые с основными фигурантами. Они в свою очередь называли своих знакомых, так что, если бы не заранее заданный формат «а/с к.-р. организации в коллегии защитников», этот круг мог бы расширяться бесконечно.

Основная линия истории организации выглядела, по мнению следствия, так.

В 1922 году, после создания МКЗ, в ней образовалась так называемая «общественная группа», объединявшая в основном «старых» адвокатов. Как мы знаем, такая группа действительно была создана, наряду с еще двумя – «революционной» (под руководством С.Б. Членова, ушедшего из адвокатуры на государственную службу, арестованного еще в 1936 году и расстрелянного в июне 1937-го, вне всякой связи с «заговором» в МКЗ) и «коммунистической». Свою задачу эта группа видела в организации оказания бесплатной юридической помощи трудящимся. Как и две остальные, группа была упразднена в 1926 году

Еще раньше, около 1920 года, было создано Московское юридическое общество, в основном занимавшееся организацией публичных докладов, скорее, академического свойства. Оно было закрыто властями в 1922 году, но в том же году начал выходить журнал «Право и жизнь», посвященный «вопросам права и экономического строительства». Журнал издавался до 1928 года одноименным издательством под редакцией проф. А.М. Винавера³⁰, М.Н. Гернета³¹ и А.Н. Трайнина³²; с ним сотрудничали все заметные в то время правоведы, включая тех адвокатов, кто не пренебрегал научной деятельностью. В предисловии к первому выпуску в 1922 году редакция «Права и жизни» оптимистично писала:

«В момент искания точных объективных формул для новых общественных идей и отношений каждый из нас обязан сказать то, что диктует ему его опыт и знание, обязан внести в общее дело строительства новой России свою лепту, свое разумение и искреннее убежденное слово. Посвящая настоящий журнал теоретической разработке права, основанной на лучшем юридическим наследии прошлого и на учете новых политико-правовых идей, купленных ценой революционного опыта, освещая и изучая вопросы текущего законодательства и судебной практики, оценивая и критикуя беспристрастно и объективно новые, еще только зарождающиеся формы нашего правового уклада, по мере возможности учитывая все крупные факторы, направляющие путь правотворчества данного момента, мы надеемся посильно содействовать укреплению начал законности, и тем самым мы исполним долг, лежащий на русской юридической мысли».

1.В список входило большее число адвокатов, поскольку округ Московской судебной палаты включал в себя также территорию нынешних Владимирской, Вологодской, Калужской, Костромской, Липецкой, Нижегородской, Рязанской, Смоленской, Тверской, Тульской и Ярославской областей.

2.Цит. по: Барановский А. Упразднение традиционной российской адвокатуры Декретом о суде 1917 г. https://www.advgazeta.ru/mneniya/uprazdnenie-traditsionnoy-rossiyskoy-advokatury-dekretom-o-sude-1917-g/

3.Стюарт Дж. М. Александр Виленкин: поэт, гусар и подпольщик, которого не сломал Дзержинский // Русская служба Би-би-си. https://www.bbc.com/russian/fea-tures-45787642

4.История русской адвокатуры. Том первый. И.В. Гессен. Адвокатура, общество и государство. 1864 20/XI 1914. Издание Советов присяжных поверенных. М., 1914. С. 382–384.

5.Ходасевич, Михаил Фелицианович (1865–1925) – присяжный поверенный в Москве с 1897 г, брат поэта В. Ф. Ходасевича. Член МКЗ с 1922 г. Умер от брюшного тифа.

6.Мандельштам, Михаил Львович (1866–1939) – помощник присяжного поверенного (с 1893 г.) и присяжный поверенный (с 1899 г) в Казани; с 1903 г. присяжный поверенный в Москве. Член Партии народной свободы (кадетов) с момента образования, однако занимал крайне левые для нее позиции. Один из самых известных «политических защитников» – защищал Н.Э. Баумана, эсера-террориста И.П. Каляева (убившего великого князя Сергея Александровича) и многих других. В 1918 г уехал из Москвы и после долгих скитаний осел в 1921 г в Париже. К середине 1920-х сблизился с советским посольством, получил советское гражданство и в 1927 г. вернулся в Москву, став членом МКЗ. К моменту ареста 09.06.1938 был персональным пенсионером. Скончался в Бутырской тюрьме 05.02.1939, по официальной версии от порока сердца. Реабилитирован.

7.Земгор (Главный по снабжению армии комитет Всероссийских земского и городского союзов) – созданная в Российской империи в 1915 г на базе земств и городских дум общественная посредническая структура по распределению государственных оборонных заказов. Просуществовал до начала 1919 г

8.Всероссийский центральный союз потребительских обществ (существует до сих пор под названием Центросоюз Российской Федерации).

9.Жданов, Владимир Анатольевич (1869–1932) – в революционном движении со студенческих лет (1890-е), в 1895 в сослан в Вологду, где работал помощником присяжного поверенного, затем присяжным поверенным до 1905 г., в 1905–1907 гг – присяжным поверенным в Москве. Защищал Каляева, Савинкова, других эсеров, участников вооруженного восстания 1905 г. в Москве и др. После 1905 г примкнул к большевикам. В 1907 г сам осужден к 4 годам каторги; по отбытии срока жил на поселении в Чите. После Февральской революции член Чрезвычайной следственной комиссии (Муравьева), военный комиссар при главнокомандующем армиями Западного фронта. После октябрьского переворота выступил против большевиков. В 1918 г. был защитником А.М. Щастного (см.: Дело командующего Балтийским флотом Щастного. Под ред. В.Н. Буробина. М.: Белый город, 2013), в 1922 г. – одним из защитников на процессе «правых эсеров» (за «антисоветские выходки» выслан на 2 года в Рыбинск). В 1924–1930 гв член МКЗ (отчислен вместе с Н.К. Муравьевым). Умер своей смертью. Реабилитирован.

10.Оцеп, Матвей Александрович (Мордух Хононович, 1884–1958) – помощник присяжного поверенного в Москве с 1910 в, принадлежал к кругу «политических адвокатов» и участвовал в ряде важных процессов. Член МКЗ с 1925 в, участвовал в Шахтинском процессе (1928), процессе Промпартии (1928) и др. Был одним из самых востребованных (и избежавших репрессий) адвокатов в 1930-е гг.; пользовался огромным авторитетом в адвокатской среде после войны.

11.Тагер, Александр Семенович (1888–1939) – помощник присяжного поверенного (Н.К. Муравьева) с 1911 в, присяжный поверенный в Москве с 1917 в Член МКЗ с 1922 в Принадлежал к кругу «политических защитников» и участвовал в ряде громких дел в 1910-е гв. В 1917 в был юрисконсультом Чрезвычайной следственной комиссии Муравьева и членом комиссии по реформе законов о суде и адвокатуре при Министерстве юстиции Временного правительства. В 1922 г. участвовал в разработке УПК РСФСР. В том же году был одним из защитников на процессе «правых эсеров» и, как и Муравьев и Жданов, был ненадолго выслан из Москвы за «антисоветские выпады». Был ведущим специалистом по юридической психологии; много занимался архивными изысканиями (в том числе написал монографию о деле Бейлиса, вышедшую в 1933 г.). Арестован 09.06.1938. Приговорен кВМН 14.04.1939; расстрелян 15.04.1938. Реабилитирован.

12.Урысон, Исаак Савельевич (1877–1938) – помощник присяжного поверенного (П.П. Коренева) в Москве с 1906 в; студентом был сослан в Якутию, бежал из ссылки в Германию и закончил юридический факультет Гейдельбергского университета. В 1910-е гг. был близок кругу политических защитников. С 1913 г. редактор и соиздатель журнала «Вестник права». Параллельно занимался политической деятельностью как член партии «Бунд» и общественной работой в еврейских организациях. Член МКЗ с 1922 г; с того же времени вновь активно участвовал в жизни московской еврейской общины. Арестован 04.04.1928; 09.01.1929 приговорен к высылке на 3 года; вернулся в Москву в апреле 1932 г., а 04.01.1938 снова арестован и обвинен в членстве в еврейском «антисоветском клерикальном центре» (вместе с раввином Москвы Ш.-Л.Я. Медалье). Приговорен к ВМН и расстрелян 16.06.1938. Реабилитирован.

13.Угримова ТА., Волков А.Г. «Стой в завете своем…». М.: АМА-Пресс, 2004. С. 109.

14.Смирнов, Иван Александрович (1891–1938) – в революционном движении с 1905 г.; член ВКП(б) с 1917 г. С 1920 г. председатель Московского и губернского объединенного трибунала, затем Московского губернского суда. В 1926–1932 гг. на различных руководящих должностях, в 1932–1938 п. снова председатель Московского городского суда. Арестован 10.03.1938; осужден к ВМН и расстрелян 09.05.1938. Реабилитирован.

15.Еженедельник советской юстиции. № 37–38, 1922. С. 38–39.

16.Катанян, Рубен Павлович (1880–1966) – советский государственный деятель, профессор МГУ. Член РСДРП с 1903 в Помощник присяжного поверенного (с 1910 г.) и присяжный поверенный (с 1915 г) в Москве. В 1921 г. начальник Иностранного отдела ВЧК. В 1922 г. генеральный консул СССР в Берлине. С 1923 г. помощник прокурора РСФСР, затем на руководящих должностях в Прокуратуре РСФСР и СССР. В 1933–1938 гг старший помощник прокурора Верховного Суда СССР по специальным делам (надзор за ОГПУ), государственный обвинитель на политических процессах. Арестован в 1938 г.; 29.05.1939 осужден к 7 годам лишения свободы. 04.02.1943 арестован повторно и снова осужден к 7 годам лишения свободы. Реабилитирован 06.09.1947, но вновь осужден к лишению свободы: отбывал наказание с 1950 по 1955 г Реабилитирован в 1955 г.

17.Вегер, Владимир Ильич (1888–1945) – советский государственный и партийный деятель. В РСДРП с 1904 г. В 1912 г. закончил Императорский Московский университет (далее ИМУ), работал помощником присяжного поверенного в Казани. Занимал ряд руководящих должностей в Казани сразу после октября 1917 г. С 1920 г. профессор МГУ, МВТУ и Тимирязевской сельскохозяйственной академии, входил в комиссию содействия ученым при СНК СССР. В 1925–1929 гг. был ректором Московского промышленно-экономического института (ныне Государственный университет управления). Член МКЗ с 1922 г. Председатель президиума в 1926–1927 гг

18.Членов, Семен Борисович (Соломон Бенционович; 1890–1937) – помощник присяжного поверенного в Москве с 1911 г. Член МКЗ с 1922 г. С 1921 по 1923 г. профессор факультета общественных наук МГУ В 1930-е гг. главный консультант по правовым вопросам при наркоме внешней торговли. В 1936 г. был обвинен в участии в контрреволюционной террористической организации (в связи с работой в НКВТ). Арестован 03.06.1936. Приговорен к ВМН 02.06.1937; расстрелян 03.06.1937. Реабилитирован.

19.Цит. по: Янсен М. Суд без суда. 1922 год. Показательный процесс социалистов-революционеров. М.: Возвращение, 1993. С. 79.

20.Там же. С. 94.

21.ЦА ФСБ. Следственное дело по обвинению А.С. Тагера. 1922. Л. д. 54.

22.Брук, Вениамин Семенович (не путать с И.Д. Ильинским-Бруком; 1892–1938) – член МКЗ в 1929–1930 гт: в это же время возглавлял Президиум МКЗ. В 1920-е гг работал старшим помощником прокурора Ленинградской губернии. Уйдя из МКЗ, работал зам. зав. орготделом Президиума ВЦИК, помощником главного транспортного прокурора, прокурором в Управлении Северных железных дорог, с 1936 г. председателем совета московского Дома кино. Арестован 26.04.1938, приговорен к ВМН и расстрелян 15.09.1938. Реабилитирован.

23.Буленков, Алексей Алексеевич (годы жизни неизвестны) – впоследствии член Верховного суда СССР (был назначен в 1938 г. и в 1951 е).

24.Угримова ТА., Волков А.Г. «Стой в завете своем…». М.: АМА-Пресс, 2004. С. 118–119.

25.Хаски Ю. Российские адвокаты и советское государство. Происхождение и развитие советской адвокатуры. 1917–1939. М.: Институт государства и права РАН, 1993.С. 152.

26.Там же. С. 152.

27.ЦА ФСБ. Стенограмма допроса А.С. Тагера от 15 июля 1938 г Дело № Р-4661.
Том 1. Л. д. 11–77.

28.Долматовский, Арон Моисеевич (1880–1939) – помощник присяжного поверенного в Москве с 1908 г.; член МКЗ с 1922 г.; в 1928 г. был одним из защитников на Шахтинском процессе. Арестован 28.03.1938: осужден к ВМН и расстрелян 20.02.1939. Реабилитирован.

29.Никитин, Алексей Максимович (1876–1939) – присяжный поверенный в Москве с 1912 г.; еще раньше в качестве помощника присяжного поверенного входил в круг «политических защитников». Член РСДРП с 1897 г.; с 1903 г. меньшевик. Член МКЗ с 1922 по 1928 г. Арестован 14.03.1938. 13.04.1939 приговорен к ВМН. 14.04.1939 расстрелян. Реабилитирован.

30.Винавер, Александр Маркович (1883–1947) – российский и советский правовед, специалист по римскому праву и цивилистике, профессор МГУ. С 1907 г помощник присяжного поверенного в Москве. До и после 1917 г преподавал в Московском университете и ряде других вузов. С 1922 по 1929 гг. – ответственный редактор журнала «Право и жизнь». Член МКЗ в 1925–1929 гг. В 1932–1938 гг. заведующий центральным юридическим бюро Объединенного государственного издательства (ОГИЗ). Арестован 13.01.1938; 11.01.1940 осужден к 8 годам лишения свободы. Освобожден досрочно в 1944 г. и до смерти преподавал в Свердловском юридическом институте. Реабилитирован.

31.Гернет, Михаил Николаевич (1874–1953) – российский и советский правовед, криминолог и специалист по уголовно-исполнительному праву, доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки РСФСР. Преподавал в ИМУ (до 1911 г.), Петербургском психоневрологическом институте, МГУ (1918–1931) и Московском юридическом институте (1931–1942).

32.Трайнин, Арон Наумович (1883–1957) – советский правовед, криминолог и специалист по уголовному праву, доктор юридических наук, профессор, член-корреспондент АН СССР (1946), заслуженный деятель науки РСФСР. С 1909 г. помощник присяжного поверенного в Москве. С 1912 г. преподавал в Университете Шанявского, после 1917 г. работал и преподавал в ряде советских вузов. Член МКЗ с 1923 г.