Бригады гномов, подрядившиеся на каменщицкие работы, работают вахтовым методом, так что общение подрядчика с ними сводится в основном к ругани с бригадиром из-за невовремя подвезённого кирпича. Кстати, именно гномьи бригады каменщиков во многом способствовали укоренению в Земле Простой твёрдого убеждения в том, что все гномы – грубияны. При этом тот факт, что все строители-люди тоже сквернословы добрые, отчего-то в расчёт не принимается.
Гномьи товары люди приобретают в лавке в фактории гномов, где продавец-гном покажет вам товар и скажет цену на него. Дальнейшее общение с продавцом бессмысленно, поскольку гномы не торгуются, скидок не делают, и товар у них всегда одного качества – превосходного.
А теперь давайте вернёмся к примеру с гномьими грузоперевозками, поскольку он имеет прямое отношение к нашему повествованию.
Никакой магией здесь, разумеется, и не пахнет. Всё, как это бывает обычно, гораздо проще и одновременно сложнее. Гномы народ упорный. В сочетании с трудолюбием и пренебрежением к временным затратам это качество даёт результаты просто поразительные – и это относится не только к гномьему племени.
Однажды одному гному, имя его, к сожалению, история не сохранила, пришла в голову мысль о том, что гружённая тележка под уклон может катиться без приложения гномьих усилий сколь угодно долго. Примерно пять веков назад эта идея получила практическое применение. Системой из двух наклонных туннелей было установлено регулярное сообщение между Летней и Зимней резиденцией Короля. (В ту пору Король гномов была должность отнюдь не номинальная.) Столь прогрессивное веяние монаршей привилегией было недолго. Недолго по гномьим меркам, разумеется.
Пятьдесят лет гномы потратили на усовершенствование новоизобретённого транспорта. Появились рельсы, тележки превратились в вагонетки как грузовые, так и пассажирские. Теперь путь из Рудбурга (так люди называют стольный город гномов, о котором известно лишь, что он точно где-то есть) в Билгейтцкую, скажем, факторию выглядит так.
В означенное время вы, обычный гном, приходите на перрон в Рудбурге и садитесь в пассажирскую вагонетку согласно купленному билету. Когда все пассажиры сидят на своих местах, гном в красной фуражке опускает рычаг перронного тормоза, и вагонетка начинает катиться под уклон, постепенно набирая скорость. Дорога эта совершенно безопасна, поскольку туннели идеально прямые, а за состоянием рельсового пути гномы следят весьма тщательно. Расстояние между двумя перронами называется перегон. Доехав до конца перегона, пассажиры выходят на перрон, идут до лифта, поднимаются до следующего перрона локтей так на триста и всё повторяется снова. Вагонетку же по спиралевидному пути поднимают на верхнюю платформу.
Слава Магме, личные качества гномов позволили все эти идеи реализовать. Постепенно системы наклонных туннелей связали между собой как населённые пункты гномов, так и гномьи фактории.
Кто-то скажет, что это немыслимо – прокопать, пробить в породе такое количество штолен и туннелей, мы же такому человеку скажем, что он плохо знает гномов. Гномы привычны к тому, что результат их труда увидят в лучшем случае лишь правнуки. Возможно, такое восприятие мира обусловлено тем, что у гномов имеется замечательная привычка доводить до конца любое задуманное ими дело. Поэтому гномы так уверены в том, что труд их не пропадёт даром. А подобное мироощущение позволяет даже людям создавать вещи поистине поразительные. Взять хотя бы соборы.
Теперь читатель, надеемся, понимает, отчего так получилось, что Микки с’Пелейн с друзьями оказался в Пемолюксе уже вечером следующего дня.
Лифт потихоньку полз наверх, и ползти ему предстояло ещё довольно долго, учитывая высоту, на которую нашим героям необходимо было подняться.
– Скучно как, – сказала Белинда и вздохнула.
– Хоть бы музыка играла, что ли, – солидно сказал Бухэ Барилдан. Микки представил себе, как помимо них, в и без того не шибко просторной кабине лифта наяривает оркестр ортасских народных инструментов, и невольно прыснул в кулак. Видимо, похожая мысль пришла в голову не только ему, поскольку все остальные, за исключением, может быть, Бэйба, Бойба, Буйба и Бухэ Барилдана, заулыбались.
Наконец лифт достиг конечной цели.
– Добро пожаловать в Люксенгардтскую факторию, Ваше Бывшее Величество! – торжественно провозгласил Кудряшка Сью и распахнул дверцу.
На них оглядывались. В основном, из-за Бухэ Барилдана, который, подобно слону, являл собой подлинную диковину; некая моська, облаявшая могучего сына алхиндских степей, только добавила сходства с этим экзотическим животным. Постепенно за ними увязалась стайка мальчишек.
– Узкоглазый, узкоглазый! – самые бойкие из них дразнились.
Кудряшка Сью, солидно вышагивавший рядом с Бухэ, тоже добавлял колорита.
Мы с вами, читатель, должны отчётливо понимать, что наш глаз на Микки и его друзей слегка замылился, а для на свежего зрителя компания, состоящая из молодого человека, двух девушек, мага Вентаны, узкоглазого здоровяка, гнома и трёх боевых свиней Ортаска, в любом разе выглядит очень эклектично.
Отметим, что многие из обывателей, попадавшихся на пути честной компании, приветственно махали Микки с’Пелейну, а кое-кто так и вовсе бросал свои дела и пускался вслед за Претендентом, так что постепенно обычная прогулка от фактории гномов к Королевскому дворцу превратилась в целую процессию. Ну хорошо, не совсем обычная прогулка, но всё-таки – в процессию.
И ещё такая деталь – юный Владетель Бленда чувствовал себя в Люксенгардте прям как дома. Он уверенно вёл своих друзей по улицам столицы Стразового княжества к Королевскому дворцу, словно бывал здесь не раз. Неизвестно отчего, каждый участник процессии ощущал душевный подъём, словно в конце пути их ждало что-то очень хорошее.
Остальные детали прогулки мы опустим.
Давайте сразу перенесёмся к тому моменту, когда наши друзья вышли на Стразовую площадь.
Отметим, что на Стразовой площади не было стразов. Кому-то этот факт может показаться возмутительным, но знаете, на Елисейских полях тоже нет ни одного Елисея, но никого это не смущает. Так что не будем обращать внимания на это и мы.
Выйдя на Стразовую площадь, Микки остановился. Он сделал глубокий вдох. Похоже, он волновался. Вместе с ним остановились его друзья. Многие из них воспользовались моментом, чтобы площадь эту рассмотреть. Стразовая площадь представляла собой открытое пространство квадратной формы. Сторона этого квадрата равнялась фасаду Королевского Стразовой династии дворца. Сам дворец выглядел весьма аскетично. Его фасадная часть выглядела как плоская стена высотой примерно в шесть человеческих ростов с узкими окошками. Зритель сведущий возможно уловил бы какое-то сходство между этим дворцом и протестантским собором, но таковых на Стразовой площади не было никогда, так что для жителя Земли Простой дворец выглядел довольно-таки самобытно.
Наконец Микки шагнул вперёд и даже успел сделать несколько шагов.
– Молодой человек! – прокричал кто-то надтреснутым тенорком. – Молодой человек, извольте погодить!
Микки с’Пелейн обернулся на крик и увидел тощенького, тщедушного старичка, который торопливо пересекал площадь наискосок, стараясь подгадать так, чтобы его маршрут пересёкся с маршрутом Претендента. Старичка сопровождал здоровенный детина в одежде простолюдина. Пренебрегнув всеми правилами приличия, пожилой человек сблизился с Микки с’Пелейном вплотную.
– Молодой человек, вы позволите? – дребезжащим тенорком спросил он.
Микки с’Пелейн вздохнул.
– Конечно, – сказал он.
И после этого старичок отмочил такую штуку. Он расстегнул на Микки с’Пелейне камзол, и задрал наверх рубаху, так что стала видна имевшаяся у Микки под левым соском татуировка – орёл, несущий копьё. Однако одним лишь осмотром старичок не удовлетворился. Он поплевал на ладошку и попытался татуировку стереть. Когда же у него ничего не получилось, он неожиданно быстро отступил на три шага и со словами: «Ваше Величество! Наихо де Карбоне к Вашим услугам!» преклонил колено и согнулся в поклоне. Следом за ним проворно преклонил колено и согнулся в поклоне детина.
Все присутствующие с некоторым изумлением наблюдали за действиями старичка.
– Милостивый государь изволит ошибаться, – ласково сказал Кудряшка Сью. – Микки с’Пелейн – Бывшее Их Величество!
– Атутин Стразовый Отдыхающий! – вскричал старичок, затем вскочил с колен и попытался нанести гному физический ущерб посредством меча, обнаружившегося у него на боку.
Микки смущенно посмотрел на товарищей.
– Друзья, – сказал он скромно. – Наверно я давно должен был вам признаться. Я – не ученик лекаря.
Товарищи Микки порадовали его разнообразием реакций.
– Кто бы мог подумать, – сказала Аманда.
Белинда промолчала.
– Ну конечно! – хлопнул себя по лбу Хромой Сом. – Атутин Стразовый!
И тоже упал на колено и склонился в поклоне. После него с некоторым запозданием, в отдельных случаях составившим более чем полминуты, преклонили колена Аманда, Белинда и Бухэ Барилдан. Бэйб, Бойб и Буйб колен преклонять не стали, поскольку, в свиной голове не умещаются столь сложносочинённые понятия как монархия, это во-первых, а во-вторых, по их мнению, в Микки с’Пелейне оттого, что его стали называть «Ваше Величество», ничего не изменилось.
Между прочим, в этой мысли что-то есть.
Под свою резиденцию кавалер Кларик занял дом купца первой гильдии Адди Берцио. Дом был не самый богатый в квартале, но зато имелись в нём достоинства, которые кавалер Кларик ценил выше, нежели достаток – толстые стены, узкие окна и чёрный вход. Здесь было тихо, в отличие от остального Кобурга, который доблестный Дакаск грабил вот уже вторые сутки.
Именно в этом доме имела место приватная беседа между шефом Тайной коллегии кавалером Клариком и председателем комитета внутренних воздействий и внешних противодействий Фабиэсэм Паклоком. О том, как протекала беседа, испытывали ли собеседники неловкость, или же наоборот, эти государственные мужи сразу нашли общий язык, мы можем только догадываться. Почему именно эти люди проводили переговоры, нам тоже ничего не известно. О содержании же беседы из косвенных и не совсем достоверных источников нам известно следующее. Совет Пятнадцати был готов пойти на значительные территориальные уступки, в обмен на гарантии собственной физической и финансовой безопасности и просил помощи в одном деликатном деле. Зато мы доподлинно знаем, как эта беседа завершилась.
Кларик и Фабиэс Паклок, вполне довольные другу другом, по крайней мере внешне, наполнили кубки.
– Ну, – сказал Фабиэс Паклок. – За то, чтобы так было всегда. Чтобы умные люди всегда могли договориться между собой.
– За взаимопонимание! – поддержал его кавалер Кларик.
За окном застучали копыта. Раздались приветственные крики.
Кавалер Кларик неторопливо встал и подошёл к окну, причем инстинктивно держался стены. Чуть отодвинул портьеру и некоторое время смотрел во двор.
– Ну вот, – сказал он. – Вот эти люди вам и помогут.
По лестнице дробно простучали шаги. В дверь постучали. Фабиэс Паклок надел шляпу и надвинул её на лицо.
– Входите, – сказал Кларик.
Дверь открылась и в комнату чётким шагом вошёл сэр Морт.
– Кавалер Кларик, – сказал он, вытянувшись по швам. – Сэр Морт со своими людьми прибыл.
В полдень армия Дакаска выступила из Кобурга. Будь на то воля Светлейшего, Дакаск выступил бы четыре дня назад, но приказа такого властитель Эрнст отдать не смог. Не то что бы ему кто-то помешал, просто Светлейший чувствовал, что обязан отдать город на разор и разграбление своим войскам хотя бы на пару дней.
Что характерно, поступок этот вызвал полное одобрение со стороны генералитета.
– Ребята заслужили, – сказал кавалер Нимитц. Остальные кавалеры в различных выражениях высказали в поддержку Нимитца.
Психология военного такова, что он считает мир как бы обязанным себе. Я рискую жизнью, как бы говорит себе военный, залихватски подкручивая ус, стало быть, имею кое-какие привилегии. Отсюда до грабежей в захваченных населённых пунктах дистанция мизерна, так что нет ничего удивительного в том, что армия Дакаска известие о том, что Кобург отдан им на три дня, восприняла с энтузиазмом.
Как следствие, когда Дакаск покинул Кобург, от Кобурга мало что осталось.
Глава 12,
в которой
все отправляются туда, где всё решится;
заодно читатель, да и составители тоже, начинают уяснять расстановку сил перед финальной схваткой
Атутин Стразовый вошёл в покои. Рядом с ним шла притихшая Белинда, мучительно переживавшая смену статуса своего сердешного друга. Остальные товарищи по просьбе Отдыхающего короля остались в трапезной. Не сочувствуйте им – подобный расклад их нисколько не огорчил.
В покоях царил полумрак, лишь отчасти рассеиваемый огнём, пылавшим в камине. Большое и на вид не очень удобное кресло стояло у камина, и в кресле этом сидел человек.
– Здравствуй, дедушка, – сказал Атутин Стразовый и подошёл к человеку в кресле, и поцеловал его в щёку.
– Здравствуй, внучек, – хриплым прокуренным голосом отозвался человек в кресле.
– Здравствуйте, – робко сказала Белинда.
– Здравствуй, красавица, – сказал дедушка Атутина Стразового. – Атти, ты познакомишь нас?
– Конечно, дедушка, – сказал Атутин Стразовый. – Это Белинда, моя спутница. Белинда, а это мой дедушка. Атутин Стразовый, Король на Пенсии.
Белинда сделала книксен.
– Очень приятно, – сказала она еле слышно, медленно, но верно заливаясь краской.
– Вот, значит, зачем ты уходил из дому, – с улыбкой сказал дедушка Атутин.
– Нет, дедушка, это случайно вышло.
– Случайно?! – воскликнула Белинда и тут же прикусила язык.
– Но очень удачно, – сказал Атутин Стразовый, вроде как не обративший внимание на это восклицание. – Белинда очень хорошая девушка, дедушка.
Старик внимательно посмотрел на Белинду. Потом кивнул вроде как сам себе.
– Женись на ней. Но для начала ты всё-таки объяснись, внучек, ты ведь король всё-таки, хоть и отдыхающий. Почему ты ушёл?
– Дедушка…, – сказал Атутин Стразовый и замолчал.
– Давай, милый, не стесняйся.
Атутин Стразовый тяжко вздохнул.
– Это из-за Продовольственной программы, – выдавил он, наконец.
– Из-за программы? – переспросил Король На Пенсии.
– А кому понравится, что его лупят каждый день? – задиристо сказал Король Отдыхающий. – Я понимаю, благо государства, но я ж король всё-таки. Если будет мор и глад, тогда, пожалуйста. А так пусть сами пашут. И сеют.
– Ладно, – сказал, помолчав Король На Пенсии. – С этим разобрались. Пошли дальше. Почему ты вернулся?
Король Отдыхающий молчал.
Белинда украдкой взглянула на своего возлюбленного и увидела, как на лице того крепнет упрямое выражение. Наконец, Атутин Стразовый выдохнул резко, словно к прыжку готовясь, и сказал:
– Я, дедушка, за войсками пришёл. Мне нужна армия.
Дедушка удивился непритворно. Может быть, он даже рассердился немного.
– Вот как? Атти кто-то обидел? Кровь взыграла?
– Нет, – твёрдо сказал Претендент. – Кое-что изменилось в моей жизни.
– Вот как? – сказал дедушка.
– Да. Я – Претендент.
В трапезную Атутин Стразовый вошёл упругим стремительным шагом. За ним следом шли несколько офицеров в цветах Стразового королевства.*** Все присутствующие встали.
(***Вероятнее всего, здесь имеется в виду белый цвет, т.е. цвет стекла. – Прим. переводчика. – С чего это мы взяли, что стекло белое? – Саркастич. Прим. сост. хроник. – Молочное стекло – белое. – Упрям. прим. переводчика).
– Я попрошу дам покинуть трапезную. Здесь будет совет, – сказал Король Отдыхающий, твёрдо глядя в глаза Аманде. – Офицер, проводите даму в покои Короля На Пенсии.
И упреждая незаданный вопрос Аманды, добавил:
– Белинда уже там.
Аманда, как и прочие порядком смущённая новым статусом молодого человека, не противилась.
– Значит, так, – сказал Претендент. – Времени мало. Кобург пал, а значит, враг пойдёт прямо на Билгейтц. Я не в восторге от магов Вентаны, прости меня, Хромой Сом, за прямоту – но сейчас мы должны его защищать. Если падёт Билгейтц, то тому Возлеморью, в котором мы живём, придёт конец. Всё решится под стенами Билгейтца, стало быть, нам надо быть там. Сом!
– Слушаю, Ваше Величество! – маг невольно встал навытяжку.
– Надо связаться с Билгейтцем. Мне понадобится помощь магов Вентаны.
– Ваше Величество, – сказал Хромой Сом растерянно. – Боевая магия бессильна.
– Надо будет изменить погоду. Надо, чтобы между Кобургом и Билгейтцем шли дожди. Надо чтобы дороги развезло, чтобы они шли до Билгейтца как можно дольше!
– Ясно, ваше Величество! – с воодушевлением воскликнул маг.
– Хромушка, – Атутин Стразовый подошёл к магу и взял его за пуговицу. – Иди прямо сейчас, сделай это побыстрее!
Хромой Сом истово кивнул несколько раз подряд и торопливо покинул трапезную, засим бегом сделал несколько шагов по коридору и остановился.
Он, будучи впервые в жизни в Стразовом дворце, совершенно не представлял куда бежать. Оставим же его пока за размышлениями, как найти придворного мага, а сами вернёмся в трапезную.
В трапезной меж тем освободили от посуды большой стол, и офицер из тех, что пришли вместе Королём Отдыхающим, уже ловко расстилал на нём большую и красивую карту Возлеморья.
– Совет Пятнадцати объявил о сборе ополчения. Это значит, что гвардия Ортаска будет в Билгейтце через четыре дня. Возможно, придут саабиты, будет ополчения тысяч пять. Мой Люксенгардтский корпус. Нам нужна неделя, чтобы успеть собрать войска в Билгейтце. Сам я намерен прибыть вместе с корпусом в Билгейтц и там подтвердить своё намерение возглавить армию Возлеморья. Офицер Майгор!
Один из офицеров вытянулся и щёлкнул каблуками.
– Распорядитесь подготовить письмо! В нём должно говориться о том, что Атутин Стразовый, волею судьбы Претендент на Трон Возлеморья, идёт в Билгейтц! И пусть все, кто может, идут ему на помощь! Письмо принесите мне через полчаса, гонцам быть готовыми отбыть во все концы Возлеморья через час! Люксенгардтскому корпусу готовиться к походу. Друзья! Готовьте коней, мы выступаем на рассвете.
Офицер, расстеливший карту, хмыкнул и начал складывать её обратно.
Бетутин Бериллиевый пребывал в тяжких раздумиях. В последнее время он полюбил делать это в тронном зале, сидя прямо на троне. Мысли в таком положении в голову лезли в основном государственного масштаба, высокого полёта мысли лезли; хотелось принимать значительные позы и издавать важные указы. Но это так, лирическое отступление, и в нашей истории – не основное. Главное, что Бетутин Бериллиевый пребывал в тяжких раздумиях.
Виной тому была резко изменившаяся за последний месяц геополитическая обстановка. Правда, была надежда, что в водовороте начавшейся войны бесследно сгинул Король Отдыхающий, но это была сущая мелочёвка на фоне прущей полным ходом лихой годины. Более того, теперь Король Пемолюкса Действующий почти жалел теперь, что именно он, а не Атутин Стразовый или Гатутин Рубиновый сейчас у руля. Точнее, на троне.
Войну, долженствовавшую основательно перекроить карту Возлеморья, игнорировать невозможно. А уж человек, сидящий на троне государства, такой роскоши себе позволить тем более не может. В общем, Бетутину Бериллиевому предстояло сделать выбор, притом что выбор был не так уж и велик. Раскинем же перед читателем скудный веер возможностей Короля Действующего.
Можно было сделать вид, что всё происходящее Пемолюкса не касается. Подобная линия, хоть и не лишённая своей пусть и ущербной логики, лишь на недалёкий взгляд казалась привлекательной. Победитель потом всё равно найдёт время, чтобы заняться теми, кто остался в стороне. Так что об этой возможности надлежало забыть сразу.
Значит, надо было выбирать – Вентана или Дакаск?
В пользу Дакаска говорила старая неприязнь Пемолюкса к Вентане. В пользу Вентаны – давняя история их взаимоотношений. Говоря проще, пемолюксцы их всё-таки знали получше. С их точки зрения вентанцы, конечно, были сволочи, но это были сволочи привычные, практически, наши сволочи.
В общем – как посмотреть.
За троном скрипнула та самая потайная дверца, и низкий женский голос произнёс:
– Что запечалился, зятёк?
И следом из-за трона выплыла донна Мариэтта.
– Добрый день, донна Мариэтта, – безо всякого энтузиазма сказал Король Действующий.
Донна Мариэтта озабоченно посмотрела на короля.
– Зятёк, – сказала она ласково, – ты часом не заболел?
– Да здоров я, – с лёгкой досадой сказал Бетутин Бериллиевый. – Думу думаю государственную.
– Ах, думу, – с облегчением сказала донна Мариэтта. – И в чём думы суть?
Бетутин Бериллиевый уставился на тёщу. Несколько секунд он смотрел на неё не моргая. Донна Мариэтта хмыкнула, одёрнула платье, переступила с ноги на ногу.
– Ну! – сказала она требовательно.
– В Возлеморье идёт война, – сказал Король Действующий и крепко обхватил свой подбородок ладонью.
– А посвежее новостей нет? – спросила донна Мариэтта.
– Это не новость, – сказал Король Действующий.
– Вот я и говорю…
– Так что надо решать, с кем быть, – довольно-таки невежливо перебил тёщу Король Действующий.
Донна Мариэтта была женщина вдумчивая, и посему суть проблемы ухватила сразу. Душа её была не лишена той особой формы благородства, которую можно было поименовать благородством практичным. То есть она имела обыкновение поступать благородно, исходя из той теории, что честным быть выгодно.
– Чего тут думать, – сказала донна Мариэтта. – Билгейтц!
– Почему? – дрогнувшим от изумления голосом спросил Бетутин Бериллиевый – ему самому отчего-то казалось, что тёща его выберет Дакаск.
– Не родилась ещё та волна, что утопит этих проныр, – донна Мариэтта имела о магах Вентаны своё мнение, крепко сформированное убеждениями родителей, окружающего общества и действиями самих магов. – И потом они вроде как соседи. А соседям надо помогать.
Неубедительно как-то, подумал про себя Король Действующий. Мало ли что… соседи, ну и что… соседи. Всем соседям помогать жизни не хватит. И тем не менее, где-то в глубине души, Бетутин Бериллиевый был склонен согласиться со своей тёщей.
Всё-таки соседи.
– Господа маги, – деловито сказал магистр.
Господа маги переглянулись. Судя по всем внешним признакам – узость круга собравшихся, деловитая интонация магистра, присутствие Фабиэса Паклока – разговор предстоял весьма серьёзный.
И магистр не замедлил предположение это подтвердить.
– Разговор предстоит весьма серьёзный, – сказал магистр. – А где Паза Скроллок?
Присутствующие переглянулись, пожали плечами.
– Ладно, – нехорошим голосом, обещавшим Пазе неприятности, сказал магистр. – Изложу факты. Все они, в общем-то, вам известны, но я предлагаю взглянуть на геополитическую ситуацию под несколько иным углом.
– Начнём. В конце весны Камень показал угрозу. Имела место странность. В качестве угрозы камень показал сначала некоего Микки с’Пелейна, и лишь потом Эрнст-столицу. Я отношу это к фактам особого значения.
Маги глубокомысленно кивнули. Фабиэс Паклок хранил на лице бесстрастное выражение. Впрочем, он всегда хранил на лице бесстрастное выражение, так что магистра иногда так и подбивало пообщаться с супругой Паклока на предмет выяснения – во всех ли жизненных ситуациях Паклок хранит на лице это самое выражение.
– Затем Дакаск начал вторжение, а с’Пелейн проявил неожиданную прыть, буквально за месяц совершивши три Поступка из четырёх. Возможно, он свершил и Четвёртый поступок, но наверняка этого сказать никто не может, поскольку мы не имеем ни одного достоверного показания на предмет того, каким должен быть Четвёртый поступок. Подобная прыть выглядит весьма подозрительно. Ясно, что без специальной подготовки такое свершить невозможно. Конечно, приказ… то есть указание… гм… совет этого так называемого Претендента устроить непогоду как будто хорош, но это же ещё хуже! Это значит, что он ещё и умный!
– Итак, мы имеем со стороны Дакаска врага привычного и предсказуемого, и со стороны с’Пелейна угрозу нам не ведомую, но деятельную и тщательно подготовленную, и вдобавок он умный!
– Господа маги! Мы должны выбрать, против кого нам оборониться в первую очередь.
Господа маги хранили потрясённое молчание. Непросто уложить в голове мысль о том, что тот, кого опорой своей почитаешь, на самом деле прямая угроза твоему благополучию. Но уложив её, на мир становится смотреть намного проще. Спустя некоторое время Тортилл Быстроногий кашлянул.
– Но ведь это означает, что, выбрав, мы должны одной из этих угроз пренебречь?
– Не совсем, – аккуратно отвечал на это магистр.
– Допустим, – продолжал гнуть свою линию Тортилл, – мы сочтём, что Претендент прыткий и умный есть угроза большая.
– Допустим, – согласился магистр.
– В таком разе мы что, должны наплевать на Дакаск, двигающийся на столицу?
Все посмотрели на магистра. Вопрос и в самом деле был животрепещущий.
– Мы, – торжественно сказал магистр, – вступим с Дакаском в сепаратные переговоры.
– Сепаратные? – переспросил Тортилл Быстроногий.
– От слова «сепаратор», – любезно пояснил магистр. – Чрезвычайно полезная в сельском хозяйстве вещь.
– То есть сепаратные переговоры…
– Это очень полезные переговоры, – закруглил мысль Тортилла магистр. О том, что такие переговоры уже имели место пройти, он благоразумно умолчал.
Паза Скроллок с видом мучительным вглядывался в недра шара. В недрах туда-сюда ходил властитель Эрнст, нимало не заботясь о том, чтобы за ним было удобно наблюдать. Поэтому властитель Эрнст то появлялся в поле зрения наблюдателя, то покидал оное, что вызывало у Скроллока чувство дичайшего дискомфорта. Если не верите, попробуйте пообщаться с человеком, который всё время будет то выходить из комнаты, то возвращаться обратно.
– Мне нужны сведения, какие именно заклинания используют маги Вентаны для того, чтобы вызывать дождь, и сколько войск они могут выставить для обороны Билгейтца, – так говорил Светлейший.
– Мне надо отлучиться, – робко сказал Паза. – Меня вызвали на совещание.
– Сначала дослушайте меня, негодяй, – внушительно сказал Светлейший, – а потом идите куда хотите.
– Почему негодяй? – удивился Паза Скроллок.
– Потому что… – Светлейший закатил глаза, вроде, как вспоминая, и сказал с лёгкой запинкой: – Люблю… э-э… предательство, а предателей… э-э.. не люблю. Вот! Так что за совещание?
– По поводу Претендента, насколько я знаю, – сказал Паза.
– Интересные вы ребята там у себя в Билгейтце, – сказал властитель Эрнст насмешливо. – И часто вы собираетесь, чтобы обсудить дела мёртвых?
– В каком смысле? – снова удивился Паза.
– Мои доблестные солдаты прищучили вашего Претендентишку с лица земли в Кобурге! – сказал Светлейший самодовольно.
«Господи, – подумал Паза. – Прищучили с лица земли. Он ещё и неграмотный».
– Куда ты собираешься?
– Как куда, – сердито ответила Белинда. – С тобой.
– Милая, – сказал Атутин Стразовый, глубоко вздохнув. – Я еду на войну.
Они находились в королевских покоях короля. Король стоял у окна и до разговора с Белиндой смотрел во двор. Во дворе шёл строевой смотр. Стразовая Дружина готовилась к походу, и сердце короля, в который уж раз, наполнилось беспокойной тяжестью – мало, мало нас против Дакаска!
– Прекрасно, – высоким голосом сказала Белинда. – Значит, я тоже еду на войну.
Король несколько мгновений печально смотрел на свою избранницу, пока на губах его не заиграла лёгкая улыбка.
– В таком случае, – сказал он, – мы обязательно должны кое-что сделать.
– Что?
Король подошёл к Белинде, которая складывала свои вещи в дорожный сундук.
– Белинда Ба Беньяминас, – сказал он и опустился на правое колено. – Выходи за меня замуж.
Белинда приложила руку к груди. Она была взволнованна.
– Я согласна, – сказала она тихо, потом откашлялась и повторила громко: – Я согласна.
– Обряд бракосочетания проведём через два часа, – сказал король. – А теперь распакуй свой дорожный сундук.
– Зачем? – удивилась Белинда.
– По нашим обычаям жена ждёт мужа, ушедшего на войну, дома, – сказал король и быстро ушёл. Готовиться к свадьбе, надо полагать.
Дождь зарядил с самого утра. Это был не тот весёлый летний дождик, который стремительным домкратом проносится над городом, и после которого остаётся яркое голубое небо и воздух, полный благоуханной свежести. Нет, это был унылый ситничек, который, начавшись, заканчиваться и не подумает, пока не напитает влагой всё, до чего дотянется.
Дождь стекал по капюшону, по плащу, по сапогам и медленно, но верно превращал Светлейшего в мокрого властителя, так что в глубине души властитель Эрнст даже где-то завидовал своему первому министру Хачме Муку, оставшемуся на хозяйстве в Эрнст-столице.
«Ему, небось, за шиворот не каплет, – со злобой подумал Светлейший. – Дождётся он у меня. Всё ему припомню».
Властитель Эрнст сидел на коне, конь плелся по дороге посреди войск корпуса кавалера Амтца, за ним ехала свита, и все вместе они вопреки своему высокому статусу являли собой зрелище весьма унылое. Властитель направил коня на обочину дороги и там остановился, оглядывая проходящие мимо войска.
Войска представляли собой грустное зрелище. Войска на марше вообще редко являют собой образец организованности и энтузиазма. Войска же, марширующие в дождь, способны убить в человеке всякую веру в разумность всего военного. Пехота, по щиколотку увязшая в дорожном чернозёме, уныло плетётся, не соблюдая строя. Кавалерия трусит без обычной своей лихости. Но особо грустно выглядят обозы; скорость их передвижения по дороге катастрофически падает с каждым часом. Колёса телег вязнут по самые ступицы, обозные выбиваются из сил, волы, тянущие телеги, и так по сути своей животные невесёлые, вовсе становятся воплощением стоического уныния.
А ведь в составе войск Дакаска была ещё и Специальная когорта, которая из-за тяжести пушек вообще двигалась с удивительной скоростью – что-то вроде ста шагов в час, и сейчас в сопровождении корпуса кавалера Нимитца тащилась где-то далеко позади.
Войска, проходя мимо своего властителя, салютовали ему традиционным «Светлейшему слава!», но делали это как-то без души. Формально делали.
– Как воевать в такую погоду? – пробормотал в сердцах Светлейший и посмотрел на небо. Небо было полосато-серое. Ну то есть над войсками Дакаска растянувшимися по тракту серела широченная серая полоса, сеявшая на тракт мелким мокрявым дождичком, а по бокам от неё сияло вызывающе голубое небо.
– Эрнст-мага ко мне, живо! – крикнул Светлейший и в сердцах стегнул по крупу своего коня плетью. Конь мрачно покосился на своего сиятельного седока и уныло шагнул вперёд.
Глина Карабасик шагал в Билгейтц.
Поступок сей был результатом воздействия на неискушённую карабасиковскую психику речи магистра, услышанной им на сельской площади. Односельчане Глины, будучи людьми практичными, сразу просчитали последствия этой речи. Не то чтобы они были против – психология вентанского крестьянина лучше всего выражалась фразой «Надо так надо». Поэтому из них получались очень хорошие солдаты, но энтузиазмом по поводу господских инициатив они проникались крайне редко. В общем, после схода мужчины кинули жребий, и каждый пятый пошёл домой собираться на войну. Но были и такие, кому жребий не выпал, а на войну им страсть как хотелось. Так сказать, пассионарии местного разлива. Глина Карабасик, будучи третьим и непутёвым сыном в семье, с детства чувствовал себя несколько ущемлённым в правах. Землю должен был унаследовать старший сын, среднему отец обещал дом, младшему же не светило ничего. Правда, с некоторых пор хозяйский кот стал как-то по особенному на него поглядывать, но Глина прекрасно понимал, что кот и дом, или, скажем, кот и земля – вещи несопоставимые.