Капитанъ склонилъ голову съ великимъ благоговѣніемъ, поднялъ къ потолочному окну свой крюкъ и осмотрѣлъ одного за другимъ всѣхъ членовъ общегтва, начиная съ м-ра Тутса и оканчивая инструментальнымъ мастеромъ. Потомъ онъ сказалъ съ большою важностью:
– Соломонъ Гильсъ! замѣчаніе, которое я намѣренъ предложить, способно разорвать паруса твоего летучаго разума, переломать всѣ снасти твоихъ догадокъ и перепутать всѣ канаты твоихъ размышленій. Ни одно изъ этихъ писемъ не было передано Эдуарду Куттлю. Ни одного изъ этихъ писемъ, – повторилъ капитанъ, придавая этой деклараціи соотвѣтственную торжественность, – не получилъ Эдуардъ Куттль, мореходъ великобританскій, избравшій по доброй волѣ и благому произволу мѣстомъ своего жительства городъ Лондоиъ, столицу трехъ Соединенныхъ королевствъ!
– И писалъ-то я ихъ собственноручно! И отправлялъ-то я ихъ собственноручно! Корабельная площадь, номеръ девятый! – воскликнулъ старикъ Соломонъ!
Багровая краска выстуиила на лицѣ капитана, и глаза чуть не закатились подъ лобъ.
– Соломонъ Гильсъ, любезный другъ, что ты разумѣешь подъ номеромъ девятымъ на Корабельной площади? – спросилъ капитанъ.
– Какъ что разумѣю? Твою квартиру, Недъ Куттль, – квартиру y м-съ… какъ бишь ее зовутъ? Я иной разъ забываю собственное свое имя. Что дѣлать? Я давио отсталъ отъ времени, ты это знаешь. М-съ…
– Соль Гильсъ! – возгласилъ капитанъ, какъ будто собираясь сдѣлать самое невѣроятное предположеніе въ мірѣ, – неужто y тебя на умѣ фамилія м-съ Макъ Стингеръ?
– Ну да, мой другъ, что же тутъ удивительнаго? – возразилъ инструментальный мастеръ. – Я адресовалъ свои письма на имя м-съ Макъ Стингеръ.
Капитанъ открылъ свои глаза до послѣдней степени возможной широты, испустилъ изъ своихъ устъ длинный-предлинный и пронзительный свистъ самаго меланхолическаго свойства и остановился среди комнаты, глазѣя на всѣхъ съ дикимъ и безмолвнымъ любопытствомъ.
– Поясни намъ еще разъ свою загадку, Соломонъ! – проговорилъ онъ наконецъ.
– Всѣ эти письма, – отвѣчалъ дядя Соль, барабаня правой рукой по столу съ такимъ вѣрнымъ тактомъ, который могъ бы сдѣлать честь даже непреложному хронометру въ его карманѣ, – всѣ эти письма писалъ я собственноручно, отправлялъ собственноручно и адресовалъ такимъ образомъ: "Капитану Куттлю, въ домѣ м-съ Макъ Стингеръ, что на Корабельной площади, номеръ девятый",
Капитанъ сдернулъ съ крюка свою лощеную шляпу, заглянулъ въ ея тулью, надѣлъ на голову и сѣлъ на стулъ.
– Други мои! – сказалъ капитанъ, озирая изумленными глазами все собраніе, – я дезертировалъ и скрылся оттуда!
– И никто не зналъ, куда вы ушли? – поспѣшно вскричалъ Вальтеръ.
– Помилуй тебя Богъ, любезный другь! – сказалъ капитанъ, покачивая головой. – Она бы никогда не отпустила меня въ эти предѣлы, чтобы хранить и опекать собственность дяди Соломона. Ничего не оставалось дѣлать, какъ бѣжать и укрыться. Господи, помилуй! Ты ее видѣлъ во время затишья, a посмотрѣлъ бы ты, какъ она волнуется во время бурнаго своего гнѣва – уфъ! Замѣть это хорошенько!
– Я желала бы посмотрѣть! – тихонько замѣтила миссъ Нипперъ.
– Будто бы, моя милая, будто бы? – возразилъ капитанъ. – Это дѣлаетъ вамъ честь, но вы едва ли знаете, что нѣтъ на свѣтѣ лютаго звѣря, который бы превзошель ее своимъ свирѣпствомъ. Мой сундукъ вырученъ и принесенъ отъ нея такимъ человѣкомъ, который, можетъ быть, одинъ только и есть на бѣломъ свѣтѣ. Нѣтъ, не хорошо было отсылать письма на Корабельную площадь! М-съ Макъ Стингеръ, разумѣется, не приняла ни одного, и я еще не знаю, какъ раздѣлался сь иею бѣдный почтальонь!
– Стало быть, довольно ясно, капитанъ Куттль, – сказалъ Вальтеръ, – что всѣ мы, и вы, и дядя Соль въ особенности должны за свое безпокойство благодарить м-съ Макъ Стингеръ.
Этотъ пунктъ относительно одолженія, оказаннаго всему обществу рѣшительною вдовою покойнаго м-ра Макъ Стингера, былъ самъ по себѣ до того очевиденъ, что капитанъ не счелъ нужнымъ дѣлать дальнѣйшихъ возраженій; но ему нѣкоторымъ образомъ было стыдно за свое положеніе, и его почтенное чело покрылось мрачными облаками, хотя никто болѣе не склонялъ бесѣды на щекотливый предметъ, и особенно Вальтеръ, помнившій свой послѣдній разговоръ насчетъ странной Соломоновой судьбы. Мало-по-малу лицо Куттля совершенно прояснилось, онъ стремительно вскочилъ съ своего мѣста и, обходя съ лучезарной улыбкой членовъ маленькаго общества, принялся съ большимъ усердіемъ каждому пожимать руки, и эта церемонія продолжалась около пяти минутъ.
Потолковавъ еще нѣсколько времени относительно опасностей и приключеній на морскомъ пути, всѣ члены общества, за исключеніемъ Вальтера, оставили комнату Флоренсы и пошли въ гостиную. Черезъ нѣсколько минутъ къ нимъ присоединился и Вальтеръ, который сказалъ, что Флоренса немного нездорова и легла въ постель. Хотя они никакъ не могли потревожить ее своими голосами, однако всѣ послѣ этого начали говорить шепотомъ, и каждый, по своему, распространялся въ похвалахъ прекрасной молодой невѣстѣ Вальтера Гэя. Дядя Соломонъ, съ неизъяснимымъ удовольствіемъ, услышалъ о ней подробнѣйшій отчетъ, a м-ръ Тутсъ былъ просто на седьмомъ небѣ, когда Вальтеръ въ своемъ разговорѣ деликатно косулся важныхъ услугъ, сдѣлавшихъ его присутствіе необходимымъ въ этомъ домѣ.
– М-ръ Тутсъ, – сказалъ Вальтеръ, прощаясь съ этимъ джентльменомъ, – завтра поутру, надѣюсь, мы увидимся?
– Лейтенантъ Вальтеръ, – отвѣчалъ Тутсъ, съ жаромъ ухвативъ его руку, – конечно, я завтра буду, непремѣнно буду.
– Мы встрѣтимся съ вами въ послѣдній разъ и распрощаемся надолго, надолго. Человѣкъ съ вашимъ благороднымъ сердцемъ долженъ чувствовать, какъ много ему обязаны. Я увѣренъ, вы понимаете, что я навсегда останусь вамъ благодаренъ.
– Лейтенантъ Вальтеръ, мнѣ весьма пріятно чувствовать, что вы имѣете причины говорить въ такомъ тонѣ.
– Нынѣшнимъ вечеромъ, когда вы оставили насъ однихъ, Флоренса, прощаясь съ своей дѣвической жизнью, просила меня сказать вамъ, что она чувствуетъ къ вамъ глубокое уваженіе…
М-ръ Тутсъ облокотился на косякъ и закрылъ рукой свои глаза.
– Флоренса говорила, что никогда не будетъ y нея друга благороднѣе, честнѣе, великодушнѣе васъ, и что она никогда не забудетъ вашего къ ней искренняго расположенія. Она просила сказать, что вспомнитъ о васъ въ своей молитвѣ въ этотъ торжественный вечеръ ея жизни, и надѣется, что вы будете по временамъ о ней думать, когда она отправнтся въ свою далекую дорогу. Долженъ ли я сказать ей что-нибудь отъ васъ?
– Скажите, лейтенантъ Вальтеръ, что я стану думать о ней каждый деиь, и всегда съ чувствомъ душевнаго удовольствія, что она соединилась съ человѣкомъ, котораго она любитъ и который любитъ ее самъ. Скажите, я увѣренъ, что избранный супругъ достоинъ ея – даже ея – и что я радуюсь ея счастью.
Послѣднія слова м-ръ Тутсъ произнесъ выразительно и ясно, не облокачиваясь на дверь и не отирая своихъ глазъ. Потомъ онъ съ большимъ жаромъ пожалъ Вальтеру руку, пожелалъ ему спокойной ночи и скорыми шагами отправился домой.
М-ръ Тутсъ ходилъ въ сопровожденіи Лапчатаго Гуся, котораго онъ въ послѣднее время бралъ съ собою каждый вечеръ и оставлялъ въ магазинѣ, изъ опасенія, какъ бы не повстрѣчались снаружи какія-нибудь непредвидѣнныя обстоятельства, въ которыхъ опытность и сила этого знаменитаго героя могли очень пригодиться юному мичману. На этотъ разъ Лапчатый Гусь былъ, казалось, очень не въ духѣ, и м-ръ Тутсъ, оглядываясь черезъ плечо въ ту сторону, гдѣ жила Флоренса, замѣтилъ съ нѣкоторымъ изумленіемъ, что его спутникъ бросаетъ косые взгляды, собираясь, по-видимому, раздразнить и отколотить какого-нибудь пѣшехода. По прибытіи домой, профессоръ кулачнаго искусства проводилъ м-ра Тутса въ его покои, но вмѣсто того, чтобы тотчасъ же, по обыкновенію, убраться въ свою спальню, онъ остановился передъ нимъ, взвѣшивая обѣими руками свою бѣлую шляпу и дергая себя за носъ съ рѣшительнымъ видомъ неуваженія къ своему патрону.
Занятый собственными своими мыслями, м-ръ Тутсъ сначала не замѣчалъ всѣхъ этихъ движеній до тѣхъ поръ, пока. Лапчатый Гусь, выведенный изь терпѣнія, не произвелъ нѣсколькихъ хрупкихъ звуковъ своимъ языкомъ и губами, чтобы привлечь вниманіе разсѣяннаго патрона.
– Ну, хозяинъ, – сказалъ Лапчатый Гусь угрюмымъ тономъ, уловивъ, наконецъ, взоръ м-ра Тутса, – я желаю знать, кончится ли когда-нибудь этотъ демонскій триктракъ, или вы хотите остаться въ проигрышѣ?
– Объяснитесь, я васъ не понимаю.
– Тутъ нечего толковать, хозяинъ, я не бросаю словъ наобумъ. Идти, такъ идти напроломъ, – вотъ въ чемъ штука. Кому изъ нихъ поддать туза?
Предложивъ этотъ вопросъ, ярый боксеръ бросилъ свою шляпу, отступилъ на два шага, размахнулся и нанесъ правою рукою неистовый ударъ воображаемому непріятелю.
– Вотъ какъ, хозяинъ! – воскликнулъ Лапчатый Гусь, франтовски повертывая головой. – Ну, что же? Напроломъ или въ разсыпную? какъ?
– Гусь, выраженія ваши грубы, и я не понимаю вашей мысли, – возразилъ м-ръ Тутсъ.
– Какъ такъ? Я сказалъ, что слѣдуетъ, и сказалъ не по-тарабарски. Вотъ что! A это съ вашей стороны низко, сэръ.
– Что такое низко? – спросилъ м-ръ Тутсъ.
– A вотъ что! – сказалъ Гусь, неистово потирая свой расплющенный носъ. – Хотите вы знать? Извольте, хозяинъ. Вамъ слѣдовало задать туза этому чопорному верзилѣ и перекосить его пополамъ, – a вы что? – Подъ именемъ верзилы, очевидно, неистовый боксеръ понималъ здѣсь мистера Домби.
– Вамъ вмѣстѣ со мною можно было свернуть башку этому молокососу и раздавить всю его сволочь, a вы что сдѣлали? Что вы сдѣлали, м-ръ Тутсъ? Фуй! Это низко, гадко, – заключилъ боксеръ презрительнымъ тономъ.
– Гусь! – воскликнулъ м-ръ Тутсъ, – вы настоящій коршунъ! Ваши чувства злобны и звѣрски!
– Мои чувства, хозяинъ! Вотъ мои чувства: низости я не стерплю, не снесу, не спущу, и оторву голову самому черту! Было бы вамъ это извѣстно, м-ръ Тутсъ! Меня знаютъ и въ трактирѣ "Малаго Слона". Гдѣ же знаютъ васъ, м-ръ Тутсъ? Нигдѣ. A почему? Потому, что вы низкій человѣкъ! Вотъ оно что!
– Послушайте Гусь! – сказалъ м-ръ Тутсъ, – вы гадки въ моихъ глазахъ, и я васъ презираю.
– Ладно, хозяинъ! – отвѣчалъ Гусь, надѣвая шляпу. – Вотъ мы стоимъ здѣсь съ глазу на глазъ. Что же изъ этого? Вы уже обижаете меня не первый разъ. Ну, и чертъ съ вами, пропадай мои труды и вѣрная служба: дайте мнѣ завтра банковый билетъ въ пятьдесятъ фунтовъ и разойдемся съ Богомъ! Я незлопамятенъ.
– Послѣ ненавистной злобы, которую вы высказали, мнѣ очень пріятно разстаться съ вами на этихъ условіяхъ.
– И баста! Торгъ нашъ конченъ. Съ низкими людьми нашъ братъ не любитъ распространяться. Прощайте, м-ръ Тутсъ! Благодаримъ за хлѣбъ, за соль!
Съ этими словами онъ хлопнулъ дверью и, размахивая руками, пошелъ въ свою комнату, очень довольный плутовскою сдѣлкой.
Скоро м-ръ Тутсъ заснулъ спокойнымъ сномъ, и грезилась ему всю ночь счастливая Флоренса, которая, въ свою очередь, думала о м-рѣ Тутсѣ, какъ о лучшемъ своемъ другѣ въ эту послѣднюю ночь ея дѣвичьей жизни.
Глава LVII
Другая свадьба
М-ръ Саундсъ, церковный сторожъ, и м-съ Миффъ, смотрительница церковныхъ ложъ, рано прнсутствуютъ на своихъ обычныхъ постахъ въ грандіозной церкви, гдѣ вѣнчался м-ръ Домби. Желтый старый джентльменъ изъ Индіи вступаетъ нынче поутру въ законный бракъ съ молодою леди, и христіанскій людъ ожидаетъ y ограды шесть великолѣпныхъ каретъ, и м-съ Миффъ повѣствуетъ съ озабоченнымъ видомъ, что старый желтый джентльменъ мотъ бы, безъ малѣйшаго убытка, вымостить свою дорогу къ церкви изумрудами и яхонтами. Брачное благословеніе будетъ совершать достопочтенный, сѣдовласый пасторъ, a вручителемъ невѣсты будетъ нѣкто, нарочно прибывшій изъ конной гвардіи, чтобы сдѣлать джентльмену этотъ экстраординарный подарокъ.
М-съ Миффъ оказываетъ нынѣшнимъ утромъ большое нетерпѣніе и страшно негодуетъ на простой народъ. Ея мнѣнія на этотъ счетъ всегда проникнуты необыкновенной строгостью, и она рѣшительно объявляетъ, что бѣднякамъ никакъ не слѣдуетъ жениться; м-съ Миффъ не изучаетъ политической экономіи, и, по ея понятіямъ, всѣ эти экономисты – препустѣйшіе люди, и вдобавокъ такіе же еретики, какъ анабаптисты, квакеры и такъ далѣе.
– Ну къ чему, скажите пожалуйста, эта сволочь хлопочетъ насчетъ женитьбы, – восклицаетъ почтенная смотрительница ложъ, – вы извольте для нихъ суетиться, какъ обыкновенно, a они дарять вамъ шиллинги и пенсы на мѣсто червонцевъ, да еще ничего потомъ не хотятъ платить за свои мѣста?
М-ръ Саундсъ гораздо снисходительнѣе и придерживается на этотъ счетъ филантропическихъ идей, потому, можетъ быть, что ему нѣтъ никакого дохода отъ церковныхъ ложь.
– Отчего же имъ и не жениться, матушка моя? – отвѣчаетъ м-ръ Саундсъ. – Люди молодые, – пусть ихъ! Къ тому же y насъ есть народныя училища, куда надобно учителей, и національное войско, для котораго нужны солдаты; a гдѣ ихъ взять, если не позволять жениться этимъ ребятамъ? Нѣтъ, матушка моя, пусть ихъ женятся.
М-ръ Саундсъ засѣдалъ на ступеняхъ паперти, a м-съ Миффъ выметала пыль, когда вошла въ церковь прекрасная молодая чета въ простомъ и скромномъ костюмѣ. Сухопарая смотрительница ложъ сдѣлала крутой поворотъ, и въ головѣ ея сейчасъ родилась мысль, что молодые люди въ бѣгахъ отъ своихъ родныхъ и хотятъ обвѣнчаться втихомолку. Но они пришли не вѣнчаться: имъ просто нужно походить внутри церкви, и когда молодой человѣкъ звякнулъ щедрымъ комплиментомь по морщинистой ладони м-съ Миффъ, ея кислое лицо прояснилось, и жалкая шляпка ея заколыхалась во всѣ стороны.
Продолжая мести полъ и взбивать подушки для нѣжныхъ колѣнъ желтаго джентльмена, м-съ Миффъ не спускаетъ своихъ рысьихъ глазъ съ молодой четы, которая бродитъ по церкви.
– Ну, голубчики! – шепчетъ м-съ Миффъ, закашливаясь сухимъ кашлемъ, – если я не слишкомъ ошибаюсь, быть вамъ на этихъ дняхъ въ нашихъ рукахъ!
Они смотрятъ на мраморную доску въ стѣнѣ, воздвигнутую въ честь какого-то покойника. Они очень далеко отъ м-съ Миффъ, но ея прищуренный глазъ видитъ хорошо, какъ она оперлась на его руку, и какъ онъ склонился надъ ея головой.
– Да, да, голубчики, вижу васъ насквозь, – говоритъ м-съ Миффъ, – зрѣлая пара!
Ничего, впрочемъ, сентиментальнаго не было въ этомъ замѣчаніи смотрительницы церковныхъ ложъ. Она смотритъ на предметы съ коммерческой точки зрѣнія, и въ этомъ отношеніи зрѣлыя пары имѣютъ для нея такой же интересъ, какъ и выкрашенные гробы. Сухопарая, тощая, рыхлая и чахлая старушенка, она давнымъ-давно подавила въ себѣ человѣческія чувства, и никто изъ живущихъ на землѣ не пробуждалъ ея симпатіи. М-ръ Саундсъ, мужчина толстый и мясистый, въ сюртукѣ коричневаго цвѣта съ искрой, имѣетъ совсѣмъ противоположную натуру. Когда они оба остановились на ступеняхъ крыльца, наблюдая молодую чету при выходѣ ея изъ церкви, м-ръ Саундсъ замѣчаетъ, что y нея хорошенькое личико, но потомъ, разсмотрѣвъ ее ближе, прибавляетъ:
– Эта дѣвушка необыкновенная красавица, не правда ли, м-съ Миффъ? Вы, я полагаю, могли бы назвать ее розовымъ бутончикомъ, не такъ ли?
М-съ Миффъ дѣлаетъ кивокь своей жалкой шляпкой, но внутренно досадуетъ на вѣтренаго старика и шепчетъ про себя, что хотя бы м-ръ Саундсъ предложилъ ей золотыя горы она не согласилась бы сдѣлаться его женой, будь онъ сторожемъ милліонъ разъ.
О чемъ же между тѣмъ поговариваютъ молодые люди при выходѣ изъ церковной ограды?
– Благодарю тебя, милый Вальтеръ. Теперь я спокойно могу оставить родину и вездѣ буду счастлива.
– A по возвращеніи назадъ, Флоренса, мы опять придемъ сюда и взглянемъ на его могилу.
Флоренса поднимаетъ заплаканные глазки на его доброе лицо и крѣпко пожимаетъ его руку.
– Еще рано, Вальтеръ, и улицы почти совершенно пусты. Погуляемъ.
– Но ты устанешь, мой ангелъ.
– О нѣтъ! Я слишкомъ устала первый разъ, когда мы гуляли съ тобою вмѣстѣ; но сегодня я не устану.
Такимъ образомъ Вальтеръ и Флоренса, раннимъ утромъ въ день своего вѣнчанья, гуляютъ рука объ руку по улицамъ пустого города.
Они теперь одни въ цѣломъ мірѣ, и даже во время ихь первой дѣтской прогулки свѣтъ не былъ такъ удаленъ отъ нихъ, какъ въ этотъ торжественный день ихъ жизни. Но въ тѣ младенческіе годы земля подъ ихъ ногами далеко не имѣла такого очарованія, какъ теперь. Дѣтская довѣрчивость и любовь измѣняются, проходятъ и опять возобновляются во многихъ мѣстахъ; но женственное сердце Флоренсы, съ его нераздѣльными сокровищами, могло быть уступлено разъ, одинъ только разъ, и всякая перемѣна для него равносильна смертельному удару.
Они выбираютъ самыя тихія мѣста и уходятъ все дальше и дальше отъ той улицы, гдѣ стоить ея отцовскій домъ. Прекрасное лѣтнее утро! Мрачный туманъ постепенно исчезаетъ, и солнце съ высоты горизонта привѣтствуетъ юную чету своими блестящими лучами. Сокровища не скрыты въ магазинахъ: драгоцѣнные камни, золото и серебро блестятъ на окнахъ ювелировъ; огромные дома бросаютъ на нихь свою тѣнь, когда они проходятъ мимо. Но черезъ тѣнь и черезъ свѣтъ они идутъ вмѣстѣ, любуясь другъ на друга и не обращая ни малѣйшаго вниманія на окружающіе предметы. Ихъ земныя богатства заключены другъ въ другѣ, и не нужно имъ роскошныхъ палатъ для помѣщенія своихъ душевныхъ сокровищъ.
Мало-по-малу они зашли въ темныя, узкія улицы, гдѣ солнце, то багровое, то желтое, виднѣется сквозь туманъ только на углахъ переулковъ и на малыхъ открытыхъ площадкахъ, гдѣ торчатъ чахлыя деревья, длинныя каланчи, ограды запустѣлыхъ садовъ, или гдѣ расположены бѣдныя кладбища съ почернѣвшими монументами и крестами. Полная любви и безпредѣльной вѣры, Флоренса идетъ впередъ черезъ узкіе дворы и тропинки по тѣнистымъ улицамъ, опершись на гордую руку прекраснаго юноши, который черезь нѣсколько часовь будетъ ея мужемъ.
Теперь ея сердце бьется сильнѣе, когда Вальтеръ говоритъ, что они весьма недалеко отъ своей церкви. Они проходятъ мимо большихъ амбаровъ, гдѣ стоятъ огромныя фуры и суетятся крикливые ямщики; Флоренса ихъ не видитъ и не слышитъ. Еще и еще нѣсколько шаговъ, воздухъ сдѣлался удушливъ, свѣтъ помрачился, и Флоренса дрожитъ на церковномъ порогѣ.
Ихъ встрѣчаетъ низенькій, косматый старичекъ, звонарь и могильщикъ вмѣстѣ, который бросаетъ на купель свою шляпу, какъ бы въ доказательство, что здѣсь онъ y себя дома. Онъ отводитъ юную чету въ старую, темную, пыльную, сколоченную изъ досокъ ризницу, похожую на деревянный шкапъ съ разобранными полками.
Какъ прекрасна въ этомъ старомъ пыльномъ мѣстѣ молодая невѣста, для которой въ эту минуту обожаемый супругъ представляетъ всѣхъ ея родныхъ! Присутствуетъ здѣсь старый кистеръ, который содержитъ подъ низкимъ противоположнымъ сводомъ родъ газетной лавки съ огромными кипами бумагъ. Присутствуетъ старая пыльная смотрительница ложъ, которая содержитъ только самое себя, и находитъ, что этого для нея слишкомъ довольно. Присутствуетъ старый пыльный сторожъ, знакомецъ м-ра Тутса, который, собственно говоря, не имѣетъ никакого дѣла и безмятежно проводитъ свою мирную жизнь въ будкѣ съ маленькимъ окномъ, куда ни разу не заглядывалъ глазъ любопытнаго смертнаго. Имѣются здѣсь пыльные деревянные планки и карнизы надъ алтаремъ, надъ ширмой, вокругъ галлереи и надъ надписью, сочиненною еще зиждителемъ храма сего въ тысяча шесть сотъ девяносто четвертомъ году. Имѣются старыя пыльныя звончатыя доски надъ каѳедрой и налоями, снабженными потребнымъ количествомъ пыльныхъ книгъ, истертыхъ рукою времени и перстами усердныхъ чтецовъ. Словомъ, въ этомъ мѣстѣ собраны всевозможные закромы для пыли.
Пришли дядя Соль, капитанъ Куттль и м-ръ Тутсъ. Пасторъ облачается въ ризы; кистеръ хлопочетъ около налоя; женихъ и невѣста стоятъ предъ алтаремъ. Нѣтъ при невѣстѣ никакой подруги, кромѣ Сусанны Нипперъ, и отца замѣняетъ никто другой, какъ капитанъ Куттль. Какой-то человѣкъ на деревяшкѣ, съ кускомъ яблока во рту и съ синей сумкой на плечахъ, заглядываетъ въ притворъ, озираетъ собраніе, но, не находя ничего назидательнаго, ковыляетъ вонъ изъ дверей, оглашая громкимъ эхомъ окружающее пространство.
Привѣтный лучъ не падаетъ на Флоренсу, когда она стоитъ на колѣняхъ предъ алтаремъ, опустивъ свою робкую голову. Утреннее свѣтило не заглядываетъ въ эти мрачныя стѣны. Снаружи на чахломъ деревѣ чирикаетъ неугомонный воробей, и черезъ щель на потолкѣ черный дроздъ насвистываетъ свою безсмысленную пѣсню, между тѣмъ какъ человѣкъ на деревяшкѣ продолжаетъ ковылять по дорогѣ!
Обвѣнчались молодые люди, подписали свои имена въ пыльномъ реестрѣ, пасторъ разоблачился и отправился домой. Въ темномъ углу темной церкви Флоренса бросилась на шею Сусанны Нипперъ и зарыдала въ ея объятіяхъ. Глаза м-ра Тутса красны и пухлы. Капитанъ полируетъ переносицу. Дядя Соль скинулъ со лба очки и направилъ свои стопы къ дверямъ.
– Благослови тебя Богъ, Сусанна, милая Сусанна! Если тебѣ придется когда свидѣтельствовать о моей любви и ея причинахъ, сдѣлай это, ради Вальтера! Прощай! прощай!
Они рѣшились не возвращаться въ предѣлы мичмана и отправиться прямо въ дорогу. Коляска ждетъ ихъ подлѣ церковной ограды.
Миссъ Нипперъ не можетъ говоритъ: она задыхается, рыдаетъ и крѣпко жметъ въ объятіяхъ свою милую барышню. Подходитъ м-ръ Тутсъ, старается пробудить бодрость растроганной дѣвицы и овладѣваетъ ею. Флоренса подаетъ ему руку отъ полноты своего сердца, благодаритъ дядю Соля, капитана Куттля и повергается въ объятія молодого супруга.
Но Сусанна опомнилась. Она не можетъ перенести мысли, что ея госпожа уѣдетъ съ печальнымъ воспоминаніемъ о ней. Не такъ, совсѣмъ не такъ она думала распрощаться и осыпаеть себя сильными упреками за свою слабость. Отваживаясь на послѣднее усиліе, чгобы выдержать свой характеръ, она вырывается отъ м-ра Тутса, летитъ впередъ, чтобы догнать коляску и вывести на свое лицо прощальную улыбку. Капитанъ, угадывая ея намѣреніе, спѣшитъ за нею самъ, считая равномѣрно своей обязанностью развеселиться, если можно. Дядя Соль и м-ръ Тутсъ остаются одни подлѣ церковной ограды и ожидаютъ возвращенія своихъ товарищей.
Коляска уѣхала; улица узка, тѣсна, загромождена, но Сусанна не теряетъ надежды. Капитанъ бѣжитъ за нею изо всѣхъ силъ, машетъ своей лощеной шляпой и дѣлаетъ самые неистовые жесты.
Сусанна обгоняетъ капитана, дѣлаетъ отчаянныя усилія и настигаетъ экипажъ. Она видитъ Вальтера, видитъ Флоренсу, кривляется, визжитъ и хлопаетъ руками.
– Миссъ Флой, голубушка! взгляните на меня! Мы всѣ теперь счастливы, всѣ, всѣ! Еще разъ прощайте, горлинка моя, прощайте!
Сама не зная какъ, Сусанна взбирается наверхъ коляски, обнимаетъ свою барышню, цѣлуетъ и надсаживается изо всѣхъ силъ.
– Мы теперь всѣ, всѣ счастливы, такъ счастливы, милая моя миссъ Флой! – говоритъ Сусанна съ подозрительными перерывами въ своемъ дыханіи. – Вы… вы не сердитесь на меня теперь? не сердятесь?
– Сержусь, Сусанна?
– Да, да, да, вы не сердитесь, моя душечка, я знаю, вотъ и капитанъ Куттль, вашъ пріятель, капитань! И онъ еще разъ хочетъ проститься!
– Ура, восторгъ моего сердца! – баситъ взволнованный капитанъ. – Ура, Валли! Ура, дружище! Ур-р-ра!
Что прикажете дѣлать съ молодыми супругами, когда ихъ осаждаютъ съ одной стороны капитанъ Куттль, a съ другой – Сусанна Нипперъ? Volens nolens коляска подвигаетса впередъ, погоняемая сзади бурливымъ рокотомъ телѣгъ, кибитокъ, каретъ, между которыми вышла теперь небывалая путаница на узкой улицѣ. Но Сусанна Нипперъ храбро выдерживаетъ до конца свою трудную роль. На лицѣ ея веселая улыбка до послѣдней минуты, несмотря на досадныя слезы. Капитанъ Куттль, въ свою очередь, оглашаетъ воздухъ безконечными ура. Наконецъ, когда коляска скрылась изъ виду, онь еще разъ прогремѣлъ – Ур-ра!
Дядя Соль и м-ръ Тутсъ терпѣливо сидятъ въ оградѣ на мшистомъ камнѣ, вплоть до возвращенія Сусанны съ капитаномь Куттлемъ. Они не говорять, не дѣлаютъ разспросовь, но совершенно довольны другъ другомъ и составляютъ превосходное общество. По прибытіи въ квартиру маленькаго мичмана, вся компанія садится за завтракъ, но никто не дотрогивается до лакомыхъ кусковъ. М-ръ Тутсъ послѣ завтрака говоритъ, что вечеркомъ зайдетъ опять и, простившись съ добрыми друзьями, слоняется по городу весь день, проникнутый неопредѣленнымъ ошущеніемъ, какъ будто онъ двѣ недѣли не ложился въ постель.
Носятся какія-то странныя чары надъ домомъ и въ той комнатѣ, гдѣ они бесѣдовали вмѣстѣ и откуда выбыло такъ много. Чары увеличиваются, тяготѣютъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ распространяютъ какую-то усладу на горечь роковой разлуки. Вечеромъ м-ръ Тутсъ объявляетъ Сусаннѣ, что во весь день онъ былъ несчастнѣйшимъ человѣкомъ въ мірѣ, но что однако онъ свыкся съ своей грустью и не хотѣлъ бы съ ней разстаться. Оставшись съ миссъ Нипперъ, онъ вступаетъ съ нею въ самые откровенные разговоры и между прочимъ подробно излагаетъ исторію своихъ чувствъ и душевной муки послѣ того, какъ услышалъ отъ этой дѣвицы, что миссъ Домби никогда его не полюбитъ. Они бесѣдуютъ долго, плачутъ горько, и м-ръ Тутсъ предлагаетъ, наконецъ, что не мѣшало бы имъ выйти со двора, чтобы купить что-нибудь на ужинъ. По изъявленіи согласія этой дѣвицей, они накупаютъ множество маленькихъ бездѣлокъ и, при помощи м-съ Ричардсъ, изготовляютъ великолѣпный ужинъ, прежде чѣмъ капитанъ и старикъ Соломонъ воротились домой.
Капитанъ Куттль и дядя Соль ходили на корабль, чтобы помѣстить тамъ Діогена и поглазѣть на Вальтеровы вещи. Они распространяются сь большимъ восторгомъ насчетъ популярности Вальтера и насчетъ комфорта, изготовленнаго для юной супруги въ его каютѣ, которую капитанъ называетъ не иначе какъ: "Чудо-заглядѣнье!" Оказывалось по веему, что молодой человѣкъ употребилъ большія старанія и облагороженный вкусъ для украшенія своего морского пріюта.
– Адмиральская каюта, – восклицаетъ капитанъ, – просто трынъ-трава передъ этимъ чудо-заглядѣньемъ, не правда ли?
Дядя Соль совершенно согласенъ съ этимъ мнѣніемъ.
Ho главнѣйшее наслажденіе капитана состоитъ въ совершеннѣйшей увѣренности, что его драгоцѣнные часы, равно какъ чайныя ложечки и сахарные щипчики находятся на корабельномъ борту. Онъ нѣсколько разъ возвращается къ этому предмету и съ неизъяснимымъ восторгомъ повторяетъ:
– Дурачина ты, Эдуардъ Куттль, мореходъ великобританскій! лучше ничего ты не могъ выдумать во всю твою долгую жизнь, какъ передать имъ эту собственность в_к_у_п_ѣ и в_л_ю_б_ѣ! Это дѣлаетъ тебѣ честь, мой другъ! – заключаетъ капитанъ, разглаживая свои волосы желѣзнымъ крюкомъ.
Старый инструментальный мастеръ, противъ обыкновенія, туманенъ и разсѣянъ и слишкомъ принимаетъ къ сердцу послѣднее прощанье. Однако общество его стариннаго однокашника, Неда Куттля, служитъ для него великимъ утѣшеніемъ, и онъ садится за ужинъ съ умиленнымъ сердцемъ и веселымъ лицомъ.
– Мальчикъ мой спасенъ и на хорошей дорогѣ! – говоритъ дядя Соль, потирая руки. – Что же мнѣ дѣлать, какъ не благодарить Всевышняго Творца и молиться о его счастіи?
Капитанъ, еще не занявшій мѣста за столомъ, обнаруживаетъ какое-то безпокойство, посматриваетъ сомнительно на м-ра Гильса и, взявшись, наконецъ, за спинку креселъ, произноситъ съ нѣкоторою торжественностью:
– Соломонъ! помнишь ли, мой другъ, въ подземныхъ департаментахъ имѣется y тебя бутылка старой мадеры: желательно бы употребить ее сегодня за здоровье Вальтера и его жены. Какъ ты объ этомъ думаешь, дружище?
Инструментальный мастеръ пристально взглянулъ на капитана, засунулъ руку въ боковой карманъ своего кофейнаго камзола, вынулъ заиисную книгу и при ней какое-то письмо.
– М-ру Домби, отъ Вальтера, – говоритъ старикъ, разсматривая адресъ. – Переслатъ черезъ три недѣли. Я прочту.
– "Милостивый государь, я женился на вашей дочери. Она отправилась со мною въ дальнюю дорогу. Безграничная преданность, разумѣется, не можетъ оправдать моихъ требованій на нее или на родственную связь съ вашимъ домомъ; я и не оправдываюсь.
"Но почему, любя ее выше всѣхъ земныхъ существъ, я рѣшился однако же, безъ малѣйшаго угрызенія совѣсти, подвергнуть ее опасностямъ и случайностямъ своей жизни, – этого я вамъ не скажу. Вы знаете почему, вы ея отецъ.
"Не упрекайте ея. Она никогда не упрекала васъ.
"Не думаю и не надѣюсь, что вы когда-нибудь простите меня. Этого я всего менѣе ожидаю. Но если придетъ часъ, когда вамъ пріятно будетъ вѣрить, что Флоренса имѣетъ подлѣ себя человѣка, который поставилъ задачею своей жизни стереть изъ ея воспоминаній глубокіе слѣды прошедшей грусти, я торжественно васъ увѣряю, что въ тотъ часъ вы можете утвердиться въ этой вѣрѣ".
Соломонъ бережливо кладетъ письмо въ свою записную книжку, которал отправляегся опять въ боковой карманъ его кофейнаго камзола.
– Мы еще не станемъ пить послѣднюю бутылку старой мадеры, другъ мой Недъ! – говоритъ старикъ задумчивымъ тономъ. – Не время!
– Не время, – отвѣчаетъ капитанъ, – да, еще не время.
М-ръ Тутсъ и Сусанна думаютъ то же. Послѣ глубокаго молчанія они садятся за столъ и пьють молодое виио за счастье новобрачныхъ. Послѣдняя бутылка старой мадеры остается еще въ углу душнаго погреба подъ прикрытіемъ паутины и пыли.
* * *
Прошло нѣсколько дней. Величавый корабль распускаетъ свои бѣлыя крылья и при попутномъ вѣтрѣ несется по волнамъ глубокаго моря.
Англійскіе матросы съ наивнымъ удивленіемъ всматриваются на палубѣ въ какую-то фигуру, прекрасную и нѣжную, граціозную и слабую, которая, однако, служитъ для нихъ порукой счастливаго пути. Это – Флоренса.
Ночь. Вальтеръ и Флоренса сидятъ на палубѣ одни, наблюдая торжественную стезю свѣта, проведенную на морѣ между ними и землею.
Но вотъ на глазахъ ея слезы. Она кладетъ свою голову на его грудь и обвивается вокругъ его шеи.
– Вальтеръ, милый, Вальтеръ, я такъ счастлива!
Супругъ прижимаетъ ее къ своему сердцу, и они совершенно спокойны на широкомъ морѣ, и корабль весело несется на всѣхъ парусахъ.
– Когда я наблюдаю море и вслушиваюсь въ его волны, много минувшихъ дней проносится передъ моею мыслью, и я думаю…
– О Павлѣ, мой ангелъ. Это – очень естественно.
О Павлѣ и Вальтерѣ! И морскія волны, своимъ безконечнымъ журчаньемъ, напѣваютъ ей пѣснь любви, не ограниченной ни временемъ, ни мѣстомъ, любви безпредѣльной и вѣчной, которая несется за моря, за облака, къ незримой обители свѣта и жизни.