Buch lesen: «Мой Любимый Герцог»

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Сентябрь 1820-го,

Кумберленд.

Леди Джульетта Шейли обладала достаточной предусмотрительностью чтобы осознать, что ей нужно для идеальной будущего еще в институте благородных девиц, и через десять месяцев и два дня оно наступит для нее. Тогда герцог Шервудский, излучая красоту даже в типичной для него стойке, будет дожидаться, пока отец проведет ее к нему вдоль цветочной аллеи Церкви Святого Георгия (что на площади Гановер). В ее жизни не было ничего важнее постоянного движения к этому замечательному будущему, и первый шаг рисовал это будущее исполненным надежд.

Не было мужчины великолепнее герцога Шервудского. Всего одного взгляда на его симметричные черты, причудливо взъерошенные волосы и безупречные зубы было достаточно, чтобы понять это. Может Гораций и не разъезжал в сияющих доспехах на боевом коне подобно своим средневековым предкам, но все остальное в нем так и сияло. И Джульетте предстояло стать его герцогиней.

Пусть венчанье и должно было пройти месяц и двадцать восемь дней назад, но разве такой пустяк, как перенос церемонии (даже если он требовал печати нового календаря), что-то из себя представлял?

Совершенно ничего. Ничего затруднительного.

Ничего такого, о чем стоило бы задумываться.

Точно также нечего было и раздумывать о том, почему это герцог Шервудский отсутствовал на нынешнем балу несмотря на то, что ему и ехать-то было всего десть миль, тогда как многие гости прибыли из далеких земель, в каретах похуже, лишенных герцогских гербов, разноцветных колес и без перьевых подушек из шелка и вельвета.

Джульетта обошла залу в четырнадцатый раз, стараясь ка будто плыть сквозь нее несмотря на то, что все мысли были о своем отсутствующем суженом. Быть может, щегольство герцога Шервудского привело его к болезни? Может, его лошади пустились вскачь наперегонки с местным ветром, и унесли его карету в край горных вершин и озер, вдаль от границ Вестморленда и Кумберленда. Двоюродная сестра Джульетты Женевьева даже вспомнила о разбушевавшихся недавно разбойниках, на что невеста просто рассмеялась. Ох уж эти деревенщины и ух привычка раздувать из мухи слона там, где лондонец мог только рассмеется.

А может, ее дорогой герцог все-таки наткнулся на каких-нибудь головорезов?

«Бедный Гораций», подумала Джульетта, вдруг почувствовав какое-то стеснение у себя в груди, хотя она никогда не робела на балах. Пусть часть ее подруг предпочитала выездам в свет родные стены, саму Джульетту никогда не бросала в дрожь даже в центре внимания всей бальной залы.

Щеголяя свежеприколотыми шиньонами и аккуратно завитыми кудрями, гости кидали на нее оценивающие взгляды, поддерживаемые свечным светом с его надежным блеском, к тому же усиленным множеством зеркал, обрамленных золотом и украшающих стены залы. Но сейчас она избегала их взгляды. Наверное не стоило ей так часто глазеть в сторону дверей.

Несколько пар танцевали вальс. Многие из тех, кто давал балы, не позволяли своим музыкантам играть этот танец из-за той близости, в которой он исполняется, но семья Джульетты была не из старомодных.

В это время к ней подошел мужчина, у которого от стремительности этого подхода кудри упали на лоб.

— Леди Джульетта, не соблаговолите ли вы отдать этот танец мне? – поклонился мистер Брэдли, приводя свои растрепанные волосы в порядок с напором, который вогнал бы его парикмахера в шок.

Может быть, именно поэтому никто и никогда не приглашал своих парикмахеров на бал, где так много налитых до краев коктейлей, возможностей оступиться и склонность гостей бездумно портить свои прически. Поэтому лакеи с их пустой безразличностью подходили для подобных вечеров гораздо больше.

— Я не танцую вальс, но, может, мы потанцуем позже, когда настанет время рила, — ответила девушка.

Наблюдая, как недовольство прокатилось по лицу мистера Брэдли и стянуло уголки его неприлично толстых губ книзу, Джульетта вздохнула. Ей не хотелось огорчать его, и потому она раскрыла свою бальную книжку:

— У меня есть свободное время.

— Но ведь никто не приглашал вас на вальс.

— Мистер Брэдли, я помолвлена, о чем вам было сказано еще на прошлом балу.

— Так и есть, — ответил он, огорченно поджав свои губы перед тем, как выдохнуть, как будто ему казалось невозможным помолчать хотя бы секунду; затем он наклонился поближе к ней (что выглядело весьма неловко, учитывая его долговязую фигуру), и в его глазах появился неприятный огонек. — Сомневаюсь, что герцог Шервудский решил воздержаться от вальса.

— Простите?

— Это не следует обсуждать с леди.

Джульетта моргнула. Неужели этот человек намекает на то, что ее суженый ведет себя неподобающе? Она едва удержала свою челюсть на месте, но, видимо, этого было недостаточно чтобы скрыть ее удивление.

— Не стоило мне этого говорить, — вставил мистер Брэдли перед тем, как беззаботно развернуться и летящей походкой направиться к банкетному столу.

Джульетта не долго раздумывала. Она поспешила вслед за ним, пронесшись мимо нескольких безукоризненно одетых женщин, которые смеялись и улыбались друг другу так, как будто этот вечер мог быть приятным. И пусть природа и наградила мистера Брэдли длинными ногами, но Джульетта любила гулять по холмам, и резкая смена темпа ее нисколько не отягощала, пусть даже сейчас она и была скована корсетом.

— Вы что-то хотели добавить, мистер Брэдли?

— Ох, это было бы очень не по-джентельменски с моей стороны.

— Это могло бы показаться вам занимательным.

На лице мистера Брэдли мелькнула улыбка из тех, которые часто распускаются на лицах тех вульгарных мужланов, что находят удовольствие в насмешках над прекрасным полом.

— Просто мне кажется, что он не один, — усмехнулся мистер Брэдли.

Джульетта показалось, как будто ее сердце пропустило удар и сбилось с ритма.

— Он когда-нибудь целовал вас? – продолжил мистер Брэдли.

— Я не вижу необходимости отвечать на этот вопрос.

— Ах, — кивнул мужчина снисходительно, все еще ухмыляясь, — Тогда вы должны тоже находить это отсутствие интереса как минимум интересным. Ведь вы умная девушка. Уверяю вас, я бы не отказался поцеловать вас.

Джульета надеялась, что их разговор никто не подслушивает.

— Такие губы, как у вас, просто нельзя не целовать, — добавил мужчина, но девушка не слушала его неуклюжих ухаживаний, зная, что он может что-то добавить по существу.

— Вы находите, что герцог проводит слишком много времени с какой-то леди? – спросила она, внутренне радуясь за то, что уроки речи оправдались и ее голос не дрогнул.

—Да, — ответил мистер Брэдли, с лица которого наконец-то сошла улыбка.

Ответ был короток. Он напомнил ей о том, как она и ее суженый обменивались клятвами во время помолвки, и она надеялась, что мистер Брэдли не вложил в свой ответ ничего в духе «отныне и навеки веков». И тем не менее она содрогнулась.

— Вы побледнели. Вам плохо? Может, вам помочь?

— Не надо. У меня превосходное здоровье, — ответила Джульетта, расправив плечи и приподняв подбородок перед тем, как сфланировать прочь.

Она плыла, едва касаясь земли, как ее учили в институте благородных девиц, стараясь не думать о мистере Брэдли. Он просто обиделся. Мужчины вообще довольно ранимы; некоторые из них находят простой отказ от танца достаточно веской причиной, чтобы уронить свое достоинство.

Это был бессмысленный разговор. Мистера Брэдли вообще едва ли можно было назвать надежным мужчиной. Несомненно, он, должно быть, не раз доводил своих учителей из школы Хэроу такой нелюбовью подкреплять свои слова фактами.

И все-таки его слова глубоко засели в ее голове, несмотря на ее привычку доверять только фактам. Мистер Брэдли довольно неуклюжий и угловатый, но он не лжец.

Не в первый раз люди удивлялись, услышав о ее помолвке с герцогом Шервудским. Джульетта думала, что их удивляет та скорость, с которой она нашла себе герцога, и, когда ее сердце не было благосклонно, она задумывалась: а не думают ли они, что герцог жалеет о своем выборе?

Некоторые даже удивились тому, что Джульетта все еще помолвлена, как будто они надеялись, что помолвку отменят, и тогда девушка задумывалась: а что конкретно они знают? Да, благодаря приданому ее матери и тому таланту, с которым ее отец преумножил его, она сама была обеспечена более, чем ослепительным приданым.

Так неужели именно оно привлекло герцога к ней? Джульетта потерла свой прелестный лобик. Все знали, что она прелестна. Но возможно, в ней все же чего-то не хватало, как и в ее матери чего-то не хватило для ее отца.

Ее черты были симметричными, и ее фигура имела полное право именоваться притягательной, но ее волосы были рыжими, глаза – зелеными, да и веснушки имели ужасную привычку захватывать ее лицо.

Джульетта пробивала себе путь сквозь стену танцующих. Она двигалась резкими толчками, даже споткнувшись один раз, как будто ей никогда не приходилось протискиваться между парами ранее. В комнате стало душно, как будто Аид поместил кусочек адского пламени на белый мрамор залы, и тот огонек начал мало-помалу захватывать все вокруг, пока люди вокруг общались и танцевали, ни о чем не подозревая.

Джульетьа нашла Женевьеву притулившийся неловко около штор. Та просияла, увидев двоюродную сестру, но тут же поняла, что что-то не так.

— Что-то случилось? – спросила она настойчиво.

— Да нет....

Джульетта засомневалась. Ей не хотелось возводить напраслину на своего суженого. Женевьева была ее самой любимой подругой, и Джульетта (когда она наконец станет герцогиней Шервудской) намеревалась приглашать ее почаще. Ей явно не хотелось видеть, как Женевьева будет глядеть с подозрением на Горация, когда тот в очередной раз заведет разговор о чудесах кофе, радостях вечно-расширяющейся Британской Империи, или о чем-нибудь еще.

По правде говоря, Джульетте были неведомы увлечения герцога.

Она представляла его неким улучшенным вариантом мужчины с все теми же свойственными для остальных мужчин увлечениями, как то: крикет, просмотр прессы и игра поло. Быть может, она совсем его не знала.

Впрочем, Джульетта тут же отогнала от себя эту мысль. Ведь не у всех есть секреты.

«Но у папы были», подумала она, осматривая залу. Знакомые ей люди крепко придерживались своих любимых напитков. Бывшие в свете впервые потягивали ратафию, в то время как более опытные молодые люди отдавали предпочтение бренди. Большинство гостей кучковались рядом со своими друзьями и подсмеивались над неизменными историями, которыми те потчевали их

Нет, ее жениху хватило ума не явиться на этот. Ему всегда нравилась природа, и каждый побывавший в Кумберленде не мог не похвалить его виду. Несомненно, походы от озера к озеру приносили герцогу больше радости, чем самый богатый бал мог когда-либо добиться.

Вопреки самой себе, еле слышные мурашки сомнений пробежали вдоль Джульеттиного хребта, как будто она забыла закрыть балконную дверь и сквозь тяжелые шторы в комнату незаметно проник сквозняк.

Тут она твердо покачала головой.

Гораций пришел бы в ярость если бы он узнал, что вокруг него ходят такие ужасные слухи. Этот человек излучал совершенство. Каждая девушка удивлялась и завидовала Джульетте, когда герцог сделал ей предложение. Разумеется, всякий знал, что его душевные качества были такими же изумительными, как и внешние.

Естественно, ее суженому хотелось бы присутствовать на этом балу. Несомненно, сейчас он был в не себя от огорчения, бедолага. Он может валяться в какой-нибудь траншее со сломанной ногой и все равно думать об этом бале.

Нет, так нельзя.

Она должна помочь ему.

Джульетта поспешила прочь из залы, пренебрегая тем нормам этикета, с которой хорошо одетая леди должна слегка подтолкнуть локтем мешающих ей соседей, отчего их губы и челюсти поползли вниз.

Она знала, что Женевьева следовала за ней, но ей было все равно. Она должна была уехать. Сейчас же.

Слишком поздно. Что-то должно быть случилось с Горацием. Она ждала этого бала несколько месяцев и даже писала ему о том, как ей не терпелось увидеть его здесь.

Его что-то задержало.

Что-то ужасное.

Джульетта продралась через дядюшку-дворецкого семьи Женевьевы, но тот и бровью не пошевелил. Привык, наверное, видеть ее прыгающей тут и там, когда она, будучи еще ребенком, приезжала к ним на лето.

Она понеслась по мраморным ступеням, забыв про блестящие черные перила. Она сбавила шаг только когда стихла музыка, чтобы случайно не задеть одну из больших восточных ваз, которыми любил хвастать ее дядя.

Наконец Джульетта попала в гостевую. Хлопнувшая за ней дверь заставила ее остановиться на мгновение. Снаружи не было слышно шагов. Конечно, ее мачеха все еще радостно танцевала с ее отцом, забыв обо всем на свете; конечно же, ее горничная, которой положено бы уже появиться, сейчас ужинает на кухне с остальными слугами.

Джульетта тяжело вздохнула. Слова мистера Брэдли эхом звенели в ее голове. Сжав зубы, девушка отправилась к письменному столу. Здесь она открыла крышку, приготовила свои канцелярские принадлежности и макнула перо в чернильницу. Она провела пальцами по пергаменту, задумавшись на секунду – не знала, что написать. Наконец, она приступила к письму.

«Мой ненаглядный суженый,

Я скучала по тебе этим вечером. Надеюсь, с тобой все в порядке. Буду ждать весточки от тебя.

Твоя Джульетта».

Девушка отложила перо и перечитала написанное.

Письмо вышло смехотворным. Если с Горацием все хорошо, то он уже сейчас, безо всякого сомнения, пишет собственное письмо с извинениями. Если же он попал в беду, то вряд ли он сможет послать ей ответ.

Герцог нуждался в ней сию же минуту.

Джульетта скомкала пергамент и швырнула его в мусорное ведро. Затем она помрачнела, подобрала комочек обратно и разорвала его на маленькие кусочки перед тем, как скормить их камину. На счастье, горничная зажгла его, и останки письма вскоре съежились, почернели и наконец рассыпались пеплом.

По крайней мере, никто не узнает об этой минутной глупости Джульетты. Горничная Джульетты, которая она делила со своей мачехой, не сможет посплетничать с той об этом письме, и никакому слуге постарше не придет в голову искать сходства Джульетты с ее родной матерью.

Джульетта села на стул и напомнила себе, что она должна быть счастлива. Она ждала, пока напряжение спадет с ее плеч и исчезнет из ее груди, чтобы она могла вдохнуть без лишнего груза. Но ее грудь так и осталась качаться, и каждая ее конечность как будто одеревенела.

Она была помолвлена с герцогом Шервудским и избежала необходимости танцевать с необремененным этикетом мистером Брэдли. Жизнь прекрасна.

Джульетта высушила свое перо, избавляясь от свежих. Может, ей стоило посетить его? Если бы у нее была карета... ей всего-то и нужно было только удостовериться, что он дома.

«Или найти сломавшуюся карету по дороге», подумала она, чувствуя, как ее сердце забилось быстрее. Ей не хотелось, чтобы на голову Горация свалилась беда. Мало того, что он был красив, как бог, так она еще и любила его.

И пусть она видела его лишь пару раз, но этого времени было достаточно для того, чтобы он сделал ей предложение. Их любовь была такой очевидной, такой несомненной, такой настоящей.

Она должна была найти его.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Хотя солнце еще не зашло, Лукас, четвертый герцог Аинсворта, уже закрыл тяжелые вельветовые шторы в библиотечке его коттеджа. С закрытыми шторами он мог притвориться, что находится в своем доме в Лондоне или в своем поместье в Стэффордшире. Более того, ему можно было притвориться, что он не был в Озерном краю. И пусть поэты любили раскидываться строфами о идиллических видах каждого отдельного склона, каждой полосы восхода, каждого местного подснежника, и все равно самой красивой достопримечательностью Озерного края всегда была Гонория.

Ему не нужно было напоминать о том, что она была там, впрочем, как и ей.

Стук в дверь библиотеки заставил Лукаса развернуться от его письменного стола, заставленного книгами по ботаниками подобно осадным башням. Слуги Лукаса получили строгий приказ ничего здесь не трогать, чтобы не мешать его исследованию. Время от времени Лукас менял книги местами, создавая иллюзию человека, серьезно увлеченного изучением пестиков и тычинок.

Конечно, он никогда их не читал.

Дверь открылась, и Лукас решил, что это, верно, его дворецкий хочет что-то спросить касательно домохозяйства, ведь каждое нововведение требовало столько много деталей.

Но вместо дворецкого вошел Себастьян, топая так, что Лукас решил обзавестись ковром при первой же возможности, даже если придется лишить такового одну из гостевых спален.

— Я полагаю, вы только что с купания? – изобразил заинтересованность Лукас.

— Я всегда плаваю в это время. Но не это привело меня к вам.

— Вы же не собираетесь расточать похвалы чистоте местной воды и красот окружающих ее гор?

Себастьян ухмыльнулся и опустился на стул, небрежно закинув свои длинные ноги на стол к Лукасу и покачивая головой. Даже тусклый свет свечи не портил вида капель, стекающих по его светлым волосам.

— Нет. К тому же на этих озерах нет волн. Вот в Корнулле.... Я сегодня получил записку.

— Что, ваш портной предложил новый купальный костюм?

— Что за чепуха, — надулся Себастьян, — мой камердинер – великий мастер паковать купальные костюмы.

Гость окинул глазами библиотечку, как будто ожидая найти кого-то. Лукас не винил его за эту подозрительность – в последнее время в районе происходили странные вещи (он и сам читал об этом).

Наконец к Себастьяну вернулась его самодовольная улыбка и он опустил ноги на пол.

— Наш человек написал, что сегодня вечером здесь прокатятся большие деньги. Фальшивые монеты. Их перевозят на карете в Пенрит. В полночь она пройдет по дороге около нас.

По венам Лукаса прокатилось возбуждение. Вот то, чего они ждали.

— Ну тогда мы просто обязаны перехватить ее, — сказал он, поднимаясь.

Вспомнив про свои очки, он посадил их к себе на нос, затем нарочно смял свою одежду, молясь про себя, чтобы камердинеру не пришло в голову зайти сюда. Сейчас Лукас напоминал скорее какого-то рассеянного академика, склонного погружаться в свои мысли, забыв обо всем на свете, чем на того, кто ловит преступников. Лукас находил, что академиков никто не боится и не воспринимает всерьез, кроме их трясущихся учеников.

Он покинул библиотечку, и Себастьян тенью проследовал за ним. Затем они проскользнули под вековыми деревянными балками и зашагали к выходу.

— Ах! – пролепетал Стэнли, поднявшись со своего стула около выхода, заставив Лукаса пожалеть о том, что он не настоял на уменьшении штата слуг, — Уходите, Ваша Светлость?

— Да. Нужно проверить некоторые цветы, — поправил Лукас свои очки, — Есть один, который я особенно хочу увидеть.

— Ночью?

— Эм... да. Важно знать, как эти цветы ведут себя по ночам, - попытался отмахнуться герцог Аинсвортский.

— Да-да. Открыты ли лепестки или закрыты? – добавил Себастьян беспечно.

Лицо Лукаса скривилось на мгновение. Вся задумка грозилась полететь к чертям, если люди не будут воспринимать их всерьез.

— Очень хорошо, Ваша Светлость, — кивнул дворецкий, поспешивший отвести свой взгляд от помятой одежды его господина, — Приказать конюху приготовить вам карету?

— В этом нет необходимости, Стэнли. Мы возьмем лошадей. Нам ничего не нужно, кроме нашего дорожного платья.

Как только они оделись достаточно, чтобы защититься от ночной прохлады, Лука поторопился покинуть коттедж, покуда Стэнли не набрался смелости спросить Его Светлость, почему он всегда старался одеться похуже, когда уходил куда-то.

До Алсуотера было недалеко, и вскоре Лукас с Себастьяном уже привязали лошадей к придорожным деревьям. Днем красота Озерного края была неоспорима. Потоки людей текли в горы и с гор. Туристы из тех, что не удосужились обзавестись картами, горделиво глядели на озеро, как будто они самолично открыли его, пока остальные с неменьшей гордостью водили пальцами по заранее нарисованным маршрутам.

В небесах светила полная луна, но настырные тучи были счастливы закрыть ее, чтобы людишки снизу не думали наслаждаться таким прекрасным видом. Время от времени из-за туч появлялись чернильные верхушки гор. Стоящий вокруг аромат полевых цветов рушил в целом зловещую атмосферу этого местечка.

Лукас охватил взглядом округу и прислушался, стараясь вычленить возможные голоса людей, хруст хвороста и все, что могло указать на чье-то присутствие. Но услышал он только молчание.

— Здесь никого, — сдался он в итоге.

— Пока никого.

Ноги Лукаса погрузились в грязную лужу. В самом деле, завтра его камердинеру придется проявить немалую выдержку, сохраняя невозмутимость.

— Отойдем от дороги – сказал Лукас.

Для того, чтобы фальшивомонетчики не удрали восвояси, в первую очередь нужно было добиться того, чтобы они не заметили слежки. Лукас направился к ближайшим кустам ежевики и заполз под один из них, не обращая внимания на шипы.

«Прямо как в армии», подумалось ему.

Только теперь вместо Франции была его родная Англия.

Возможно, он мог внести свою лепту в победу над французом, но война в нем самом не могла остановиться на этом. Не для того он воевал на чужой земле, чтобы его собственную осадили преступники, пусть даже в этот раз они говорили по-английски и играли в крикет.

Себастьян залег в засаде рядом, под таким же кустом. Теплый запах окружил их. Если бы Лукас был настоящим ботаником, он бы мог скоротать время, вспоминая названия растений, чей аромат он вдыхал. Сейчас же все его внимание было приковано к пустой дороге. Все те небольшие знания царства растений, что он имел, он берег для приемов и званых обедов. Там он мог применить их так, чтобы хозяин дома взглянул стеклянными глазами на свою супругу, и та лихорадочна начала бы рассказывать о том, как хорошо ее дочь владеет кистью

И все-таки лежание под ежевикой не входило в список излюбленного времяпрепровождения Лукаса: пусть пахнут эти кусты хорошо, но уж больно они колючие.

— Ненавижу это, — проворчал Себастьян.

Хоть у кустов были шипы, но они были не так страшны, как смотрящий на тебя штык французского солдата, бегущего в атаку. По крайней мере, никто не писал статей о том, как лучше всего лечить ранки от шипов.

Еще меньшую радость для Лукаса представляло лежание под ежевичным кустом в дождь. Дождь только закапал, но уже начал раздражать его. Первая минута дождя имеет свойство освежать, но проблема в том, что дожди имеют неудобство длиться дольше, и в каплях нынешнего дождя не было ничего такого, что могло бы заставить гневные тучи, что низко прокатывались по ночному небу подобно стаду трубящих слонов, не лить воду на землю.

Наконец, явный стук колес и лошадиный топот зазвучал на дороге. Лукас взглянул на Себастьяна.

— Вот и экипаж, — ответил тот, — как по часам.

— Должно быть, это наш клиент, — оскалился Лукас, — Больше никому не вздумается ездить здесь по ночам.

И вообще, большинство повозок, выбирающих эту дорогу, оставляли желать лучшего. Здесь проезжали, конечно, фургоны и телеги, везущие провизию из одного края в другой. Большинство же предпочитало осуществлять свои поставки пешком, что было гораздо дешевле, чем содержать и кормить четырех лошадей лишь для того, чтобы погарцевать раз в вечность.

— Хочешь преследовать их? – указал Себастьян глазами на лошадей.

— Заметят. Да и потом, экипаж движется слишком быстро, — нахмурился Лукас.

Ему и в голову не приходило, что преступники могут позволить себе что-то настолько кричащее, как экипаж; хотя у того, кто руководил последними преступлениями, определенно имелись такие деньги. Как-никак, подделка денег – занятие серьезное.

— Мы еще можем остановить их, — уверенно сказал Себастьян.

— А что, если внутри не преступники, а простые путники?

— Тогда нам и вовсе ничего не угрожает! – радостно ответил Себастьян, — Пойдем!

— Нельзя, чтобы меня узнали. Я ведь все-таки герцог. И в отличии от тебя, я здесь живу.

— Мда..., — задумчиво почесал свою голову его товарищ, — Не везет. Придется тебе закрыть свое лицо шарфом и избавиться от своего изысканного акцента.

— Но..., — хотел отговориться от этой идеи Лукас, но в это время Себастьян уже повязал свой шейный платок поверх своего лица, закрыв нос и рот, — Это ужасная идея, — всего лишь вздохнул герцог Аинсвортский.

— Мы еще можем догнать их.

Лукас замолк. Его спутник говорил дело.

Нельзя было дать преступникам уйти. Он должен по крайней мере опознать их.

Экипаж продолжал приближаться к ним, поднимаясь на холм. Себастьян вышел на середину дороги.

Лукас вздохнул. Себастьян слишком безрассуден. Лишая своего товарища возможности умереть во цвете сил, Лукас подтащил длинную ветку с земли к дороге. Впрочем, Себастьян тут же бросился помогать ему, и вдвоем они быстро перегородили дорогу.

— Стой! Стой!!! – взорвался голос Лукаса, и кучер экипажа повиновался.

Человек, сидящий на козлах, был значительно моложе того, как его представлял Лукас, что заставило брови последнего сойтись вместе. Должно быть, «грубая сила», нанятая тем, кто дергает за ниточки, дожидается своего хода внутри экипажа.

Лошади остановились около баррикады, встревоженно ржа и дергая удила. Кучер побледнел, что было особенно заметно из-за света лампы, что качалась над ним.

— Что вы делаете? – спросил он трясущимся голосом.

— Собираюсь выяснить, что ты везешь, — крикнул Себастьян.

Лукас поежился. Что, если они ошиблись?

— Не пытайся ничего выкинуть, — предупредил он, рывками приближаясь к экипажу. Его ноги вязли в грязи, как будто сама земля хотела помешать ему от такого нарушения этикета.

Видя дрожь кучера, Лукас мотнул в его сторону головой, прорычав Себастьяну «Присмотри за ним». Сам он в это время продолжил свой путь к экипажу, стараясь не обращать внимания на растущую с каждым шагом гору грязи на его ботинках. В это время никого не должно быть на дорогах. Перепроверив то, как шарф закрывает его лицо, Лукас застучал в дверь.