Zitate aus dem Buch «Полутораглазый стрелец»
Отец разъярен: мальчики издеваются над ним. Стоило ли воспитывать их, на медные гроши учить живописи, если они занимаются такой мазней, да еще выдают ее за последнее откровение!
– Я левой ногой напишу лучше! - бросает он в лицо сыновьям и сердито хлопает дверью.
Часа через три Давид приносит отцу пахнущий свежей краской холст. Ни дать ни взять, Левитан.
– Вот тебе, папочка, в кабинет пейзажик.
Старику угрожает паралич. У него уже был один удар, и его надо оберегать от всяких волнений. Давид за себя и за брата выполняет сыновний долг. Отец умилен:
– Ну, иди, иди… работай, как знаешь…
-- У него глаза как тёрнеровский пейзаж,-- сказал мне Бурлюк, и это все, чем он нашел возможным характеризовать наружность Велимира Хлебникова.
Диспут, должно быть, мирно закончился бы на этом, если бы на кафедре не появилась стройная женщина в черном. Гладко зачесанные волосы, пылающий взор и резкие угловатые движения придавали ей сходство с экзальтированными эсерками, которые в девятьсот пятом году звали нас из университетских аудиторий бросаться под копыта казацких коней.
Звонким, сухим голосом она протестовала: среди картин, показанных Давидом Бурлюком как продукция "Бубнового Валета", были две ее вещи: "Весна в городе" и "Весна в деревне". Это -- подтасовка, ибо она, Гончарова, принадлежит к другой группе, к "Ослиному Хвосту".
Слова эти вызвали невообразимый смех на всех скамьях. Некоторые даже сочли их обмолвкой.
Выпрямившись, Гончарова выдержала напряженную паузу -- сколько раз впоследствии нам всем приходилось выдерживать такие же паузы, молчаливое единоборство с враждебно настроенным залом -- и укоризненно возразила:
-- Над названием смеяться нечего. Посмотрите сначала выставку, когда она откроется,-- тогда смейтесь, а сейчас хохотать бессмысленно.
Это было сказано так внушительно, что публика присмирела. Хохот умолк.
-- Кубизм,-- продолжала Гончарова,-- вещь хорошая, но не совсем новая. Скифские каменные бабы, крашеные деревянные куклы, продаваемые на ярмарках,-- те же кубистические произведения. Правда, это не живопись, а скульптура, но и во Франции, родине кубизма, исходной точкой для этого направления послужили памятники готической скульптуры. Я уже давно работаю в манере кубизма, однако решительно осуждаю позицию "Бубнового Валета", который творческую деятельность заменил теоретизированием. Гениальные творцы искусства никогда не опережали теорией практику, а строили теорию на основе ранее созданных вещей. Если религиозное искусство и искусство, прославляющее государство, были всегда самым величественным, самым совершенным проявлением творческой деятельности человека, это объясняется тем, что такое искусство никогда не грешило теоретичностью. Художник твердо знал, что он изображает и зачем он изображает: благодаря этому мысль его была ясна и определенна; для нее оставалось только подыскать столь же ясную и определенную форму. В противоположность Бурлюку, я утверждаю, что во все времена было и будет небезразлично, что изображает художник, хотя наряду с этим чрезвычайно важно и то, как он воплощает свой замысел.
-- Кто дал ему право,-- возмущался он,-- навязывать мне поступки, которых я не совершал? Как смеет он подсказывать мне рифму, которой я, быть может, не хочу пользоваться?
Подыскивая в области слова аналог Гончаровой, я всякий раз наталкивался на Велимира Хлебникова, и, думою, сопоставление это имело известные основания: недаром, пренебрегая рознью, существовавшей между обеими группами, Наталия Сергеевна с такой любовью иллюстрировала "Игру в аду" и "Мир с конца".
Нехитрая механика занимательной болтовни была для него китайской грамотой.
Кто ты? — Религия. — Кто твой палач? — Священник.
Глазной хрусталик европейца, на протяжении шестисот лет приученный сокращаться в определенном направлении, перевоспитывается заново. Условный характер итальянской перспективы подчеркивался введением столь же условной двойной перспективы японцев. Против Леонардо – Хокусаи. И то лишь как временный союзник. А завтра – никаких «исходных точек», никаких «точек схода»! I, V.
– Странные люди вы, русские. Заметив, что вам нравится женщина, вы три года копаетесь у себя в душе, размышляете, любите ли вы ее или нет, затем три года колеблетесь, сообщить ли ей об этом и как это сделать наилучшим образом… Потом наступает ора жениховства, которую вы стараетесь растянуть на возможно более долгий срок… Когда же вы наконец становитесь мужем и женой, оказывается, что у вас обоих любовь давным-давно выветрилась и что вы опоздали на добрый десяток лет!
Мы попали некстати. У Северянина, верного расписанию, которое он печатал еще на обложках своих первых брошюрок, был час приема поклонниц. Извиняясь, но не без оттенка самодовольства, он сообщил нам об этом.
Действительно, не прошло и десяти минут, как в комнату влетела девушка в шубке. Она точно прорвалась сквозь какую-то преграду, и ей не сразу удалось остановиться с разбега. Северянин взял из рук гостьи цветы и усадил ее рядом с нами. Через четверть часа - еще одна поклонница.