Люблю тебя, сестренка

Часть первая
Возвращение домой

Сегодня

Монотонное гудение вырвало Андрея из сна. Он пошарил рукой по второй половине кровати. Она оказалась пуста. Гудение прекратилось. Андрей приподнялся на локтях. В комнате было темно. Голова болела от выпитого вчера алкоголя. Мужчина снова лег и перекатился на пустующую сторону постели.

Гудение повторилось. На прикроватной тумбочке едва заметной полоской горел телефон, лежавший экраном вниз. Мобильник от вибрации слегка двигался.

– Кому там чаво надо? – прорычал недовольно Андрей.

Он поднял телефон, и яркий свет ударил в глаза, выжигая сетчатку.

– Черт возьми, придурки. Нет и пяти утра.

Андрей откинулся на спину и потер глаза рукой. Сдвинул ползунок вправо, поднес телефон к уху:

– Слушаю.

– Товарищ капитан, у нас тут тело.

– Игорек, на хрена ты мне звонишь. Еще один бездомный? Оформляй его. Процедуру знаешь.

Андрей перекатился на правый бок.

– Это не бомж, товарищ капитан. Это, кажись, девушка. Молодая.

Неделю назад

Если прислонить ухо к входной двери, то можно подумать, что здесь располагается занюханный бар для байкеров, остановившихся на полпути до места слета мотоциклистов, а не квартира деловой женщины.

Мои друзья пришли встретить со мной Рождество. Мне пришлось наспех готовить макароны с сырным соусом, запекать курицу и печь пирог. Многозадачность – в этом вся я.

Пока разделывалась с ножками некогда бегающего по дворам создания, Глеб, Рита, Маринка и Тема чокались бокалами и травили анекдоты. Звонкий смех девчонок и лающий гогот парней создавали столько шума, что я боялась, противная соседка снизу из большой элиты политиков вызовет полицию.

Аромат сыра разнесся по всему дому, впитываясь в одежду гостей. Когда я присела рядом с Ритой, от ее свитера пахло соусом.

– Благоухаешь, как столовская повариха, – хихикнула я.

Рита понюхала рукав и скривила нос.

– Фу, запах въелся.

Артем подлил шампанского в бокал и протянул мне, слегка коснувшись моих пальцев. Он давно заигрывал со мной, но выходило слишком навязчиво. Не люблю таких мужиков. Да и Артем – неподходящая кандидатура для серьезных отношений.

Маринке нравился Артем. Но она боялась признаться. Прямо-таки трусливая девчонка, ей Богу. Я много раз говорила, что пора бы проявить инициативу и быть независимой женщиной в нашем современном мире. Не стоит ждать, лучше брать быка за рога. Нынче мужчин нужно хватать и тащить к себе в пещеру.

Но она постоянно дрейфила и отнекивалась, мол, ее принц должен сам найти свою золушку. Думаю, она просто-напросто боялась отказа, потому что понимала, что Артем бегает за мной.

Глеб и Рита уже почти шесть лет вместе, но он так и не сделал ей предложение, а она все еще ждала погоды у моря. Глупышка. Глеб – тот еще козел. Но я не влезала в их отношения. Меня они не касались.

Ребят знаю давно. И все они – мои подчиненные. Поэтому вряд ли можно называть их преданными друзьями. Скорее – преданными сотрудниками. Но так как была одинока, а им было до меня хоть какое-то дело, я играла с ними в дружбу. Часто приглашала в гости, рестораны и в кино, оплачивая все расходы. Они и не думали мне отказывать. Вот что делает с людьми власть – заставляет лицемерить.

Запахло горелым. Я, как гоночный болид, ринулась на кухню. В духовке пирог. Забыла про него, пока сидела там и попивала шампанское в кругу своих псевдодрузей. Я открыла дверцу духового шкафа и схватилась за противень и только после резкой обжигающей боли поняла, что сделала это голыми руками.

– Черт! – тут же откинула противень, включила воду, и поднесла обожженные руки к холодной струе. Это первое, что пришло мне в голову.

Рита ахнула, когда увидела раздувающиеся волдыри. Она прикрыла рот рукой и выпучила глаза.

– Алла, бог ты мой. Что же делать? – на ее лице застыл испуг.

Рите всегда удавалось паниковать там, где это неуместно. Как говорится, умела раздуть из мухи слона. Но здесь я поддержу псевдоподругу, паниковать хотелось и мне. Марку безэмоциональной начальницы держать приходилось до конца, поэтому я не подавала виду, хотя внутри бегал маленький человечек с поднятыми руками и кричал «что мне делать?».

– Ничего, – отозвалась я. – Открой растительное масло, смажу кожу.

– Может быть, вызвать «скорую»? – Рита откручивала крышку на бутылке.

– Ожог несильный. Незачем попусту тратить время медиков в такой день. У них и так полно чудиков. Как-нибудь без меня, – я постаралась мило улыбнуться. Но меня раздражало ее отсутствие самообладания. Паника заразительна.

Артем, Глеб и Маринка заглянули к нам, услышав возгласы Риты. Марина тоже заохала и спросила, где в доме аптечка. Я не хотела, чтобы она шарила в ванной и увидела различные пузырьки с таблетками, поэтому сказала, что сама поищу коробку с пластырем. Артем начал суетиться, вызвался намазать мои руки маслом и дуть на ожоги.

– Волдырей не много, до свадьбы заживет, – ему тоже пришлось мило улыбнуться.

Глеб предложил закончить готовку. И это лучшее предложение за весь вечер.

– Боюсь, надо спасать остатки ужина, а то и курицу тоже спалишь, – попытался пошутить он.

Глеб отлично готовил. Шеф-повар в одном из ресторанов Санкт-Петербурга, по совместительству исполнительный директор моей компании. А еще ловелас. Купаться во внимании самочек – его кредо. Жаль, Рита, как верный пес, ждала его дома и не верила злым слухам. А это были вовсе не слухи.

Артем заставил меня бросить дела на кухне, отправил Маринку помогать Глебу, а мы втроем уселись в гостиной за столом.

Руки пекло, но уже не так сильно. Я даже смогла удержать бокал. Очевидно ребята с лихвой поднакидались алкоголем, языки развязались. Это я любила больше всего. Самый интересный момент всех сборищ. Они пьют, я слушаю и вникаю. Узнаю всю подноготную сотрудников в фирме благодаря моей дружной компании. Рита выдает последние сплетни среди мелких работников, Глеб сливает информацию в отдел логистики, а Артем – всем остальным. Мои лучшие псевдодрузья.

Где-то вдалеке зазвонил телефон. Мелодия «Hero»¹ стояла на моем смартфоне неизменно уже несколько лет. Люблю постоянство. Артем подпрыгнул и помчался на поиски телефона. Через мгновение он уже держал его в руке, протягивая со словами:

– Какая-то Анна звонит.

Что? Меня словно кипятком обдало. Что ей понадобилось? Я закатила глаза. Недолго думая, сбросила звонок. Но телефон снова заиграл в моих руках. Кожа пульсировала от волдырей, и я положила его на диван, предварительно сбросив новый вызов и отключив звук. Нудная вибрация выводила меня из себя, жужжа на сиденье дивана.

– Может, я отвечу, – Артем пожал плечами, как бы намекая на помощь.

Я не выдержала, схватила телефон, он едва не выскользнул из моих масленых рук, и удалилась в спальню.

– Чего? – сухо ответила я. Ловя свой собственный взгляд в зеркале, восхищалась своим отражением.

– Алла? – едва слышно произнесла моя сестра.

– Слушаю, – мне показалось, что она плачет.

Долгая пауза изнурительно давила.

– Папа… , – снова последовала напряженная пауза. – Папа умер.

– Чей папа? – не поняла, о ком шла речь. Но затем в голову ударило тяжелым молотком и раскроило мой череп пополам. – Мой папа?

Вот что значит – сердце в пятки ушло.

– Да, – всхлипнула Анна, а на заднем плане послышался отчаянный вой моей матери.

Я рванула в ванную, и меня стошнило. Этого не может быть! Не может быть правдой!

Мы молчали в трубку, пока я не прервала тишину:

– Когда? Как? – я не верила в это. Сидела на полу около раковины и не верила собственным ушам.

– Се…Се…Сегодня, – и Анна разревелась. Она не могла остановиться. Я слышала ее бульканье, переходящее в заикание. Истерика звучала ужасно. Если бы я была рядом, то дала бы ей пощечину, чтобы она собралась.

– Вылетаю ближайшим рейсом, – даже не стала больше ничего слушать, а просто повесила трубку.

Глаза наполнились слезами. Мое каменное лицо скрывало разлом внутри. Кто бы сейчас и мне дал пощечину, чтобы унять скрытую истерику?

– С тобой все в порядке? – спросил Артем, внезапно появившийся на пороге ванной комнаты.

Нет, не в порядке. Я хотела запрыгнуть на него и расцарапать все лицо. Так сильно ненавидела его сейчас. И что он бродит за мной? Прилип как банный лист!

– Нет, – сдержанно ответила я. – Не в порядке. Мой отец умер. Пора возвращаться домой.

Восемь лет назад

– Девочки мои, поверить не могу, что вы уже такие большие!

– Пап, ну прекрати, – смущенно сказала Анна и обняла его.

Отец был очень сентиментальным. Всегда приходил на выступление дочерей, забирал из школы, водил в театр или кино. Он научил близняшек ездить верхом, рыбачить и показывать фокус с исчезновением монетки. Девочки до безумия любили его. Особенно Анна.

Иногда старшая сестра, родившаяся на три минуты раньше, ловила себя на мысли, что ее любовь к отцу сильнее, чем к матери. Алла сразу показала свои лидерские качества. Она и ползать начала намного раньше, чем ее сестра-близнец, и ходить, и даже первое слово она произнесла куда раньше.

Анна не поспевала за Аллой. Ей трудно давалась учеба в школе, особенно точные науки. Но она всегда мечтала стать врачом, как отец. Ей приходилось прилагать больше усилий, чем сестре. У той все словно по волшебству – и рисовать хорошо получалось, и с математикой дружила. Да, чего душой кривить, парни слетались, как пчелы на мед.

Хотя их никто не мог различить, кроме родителей, девочки считали себя абсолютно разными.

– Вон, смотри, Анька. У нас даже линии подбородка разные. У меня он остренький, а твой – как лопатой дали, – хихикала Алла. Она любила поддевать младшую сестру.

– Очень смешно! – огрызалась Анна. – Мам, Алла опять меня дразнит.

А еще Ане приходилось биться за внимание родителей. Если Аллу часто хвалили и говорили, какая она молодец и в жизни добьется многого, то Анна вымаливала добрые слова в свой адрес. За такое неравное отношение Аня злилась на сестру. Ей подолгу приходилось отходить от обиды. Она имела привычку дуться, Алла же напротив – быстро отходила и считала глупостью тратить бесценное время на раздувание губок. Но если причина оказывалась серьезной, Алла не умела прощать.

Они были, как огонь и лед. Взбалмошная, необузданная Анна и холодная расчетливая Алла. Две девочки необычайной красоты. Все девчонки в их маленьком городке завидовали густым русым с пшеничным отливом волосам, длинным ресницам и изящным чертам лица. Как две капли воды – отражение в зеркале. И одно отличие – маленькая родинка под левым глазом справа.

Только Анна всегда задавала себе один и тот же вопрос «Почему, при таком сходстве, мальчишки выбирают всегда ее сестру?». Характер девочки напоминал юного жеребца, мечтавшего о свободе в прериях. Что касается Аллы, – то та раскладывала все по полочкам и точно знала, что будет через пять лет.

Папа нежно погладил Аню по голове и попытался притянуть к себе непокорную Аллу, только она выскользнула из его рук и принялась поправлять локоны. Алла любила отца, но в последнее время злилась. И с каждым днем разочаровывалась.

– Пап, мы опоздаем на собственный выпускной, – укоряющим тоном произнесла она.

– Понял, спешу надеть смокинг, дамы, – отец откланялся и поспешил к жене в спальню.

Их с детства одевали в одинаковые платья, костюмы и футболки. Их гардероб был идентичным. Но не сегодня. В день выпуска из школы они предпочли наконец-то отличаться. Сами выбирали себе наряды.

Алла стояла в длинном черном платье в пол с большим разрезом справа до бедра. Локоны волнами ложились на плечи. Она выглядела как голливудская кинозвезда на красной ковровой дорожке.

Анна выбрала коктейльное платье изумрудного цвета. Волосы собрала в высокую ракушку. В прическе блестел гребешок с камнями того же оттенка, что и платье. Она подумала, это будет хорошей идеей купить что-то покороче, чтобы привлечь внимание Вани.

У них с сестрой был заключен договор – не мешать друг другу в отношениях и не влюбляться в одного и того же парня. Но Анна нарушила его. Она влюбилась.

Ваня был школьной любовью Аллы. Он часто приходил к ним домой, они играли в приставку, делали вместе «домашку», бренчали на гитаре. Как и отец близняшек, Ваня тоже ходил на их выступления. Девочки занимались танцами, куда мать привела их, когда им исполнилось три года. Ванька был добрым парнем. Его карие глаза проницательно смотрели прямо в душу…в душу Ане. И она никогда не смела произнести вслух, что парень ее сестры дорог ее сердцу.

– Поторопитесь, – крикнула мама. – Машина уже около подъезда. Папа ждет.

Алла еще раз посмотрела на себя в зеркало, улыбнулась и произнесла:

– Ванька упадет, когда меня увидит!

Аня сдерживала то неприятное чувство, что жило в ней. Она догадывалась, что Алла могла знать о ее симпатии, но делала вид, будто не замечает. Девочка решила не обсуждать с сестрой свои чувства. И это был первый секрет от сестры.

Уже в машине, по дороге в школу, Алла крепко сжала руку близняшки и сказала:

– Уверена, все мальчишки в параллели будут драться за танец с тобой, – глаза Аллы задорно сверкали.

Аня уловила в ее словах предупреждение. Очень тонкий намек, чтобы та держалась подальше от Вани. Хотя ей могло лишь показаться.

– Спасибо, сестренка. Люблю тебя.

– Какие же вы красивые, девочки. Не могу налюбоваться! – папа поглядывал на них в зеркало заднего вида. – Скажи, Рая, наши дочки –самые-самые.

– Естественно, – смущенно ответила мама. Она всегда была скромнее отца в выражениях, но это не означало, что она их любила меньше.

Алла лишь наградила отца сдержанной улыбкой, потому что часто слышала в свой адрес восхищение. И все еще злилась на него.

– Скоро они покинут гнездышко, Рая, и тогда… – отец еле сдерживал слезы. – Тогда что? Надо было еще детей рожать, нам бы не было так одиноко дома.

– Пап, вам еще не одиноко, – Анна хотела бы сказать, что поступать в институт не собиралась, потому что завалила проходной балл. Но пока не стала расстраивать отца. Хотя она сомневалась, что могла его опечалить. Ведь Алла поступит в академию, будет в будущем управлять бизнесом. Не это ли главное?

Отец включил радио, и заиграла их семейная песня «Я свободен»². Они пели ее так громко, что водители соседних машин в потоке начали сигналить им и улыбаться.

***

Вручение аттестатов выпускникам должно было начаться с минуты на минуту. Отец девочек достал камеру, чтобы запечатлеть этот знаменательный момент. Сестры уже сидели в первых рядах, слушая, как директор школы произносит торжественную речь.

– Снимай уже, Сережа, – подтолкнула его в локоть жена.

– Мы что будем потом перематывать постоянно? Зачем нам чужие дети.

– Так девочек объявят, и ты пропустишь все. Провозишься с камерой, – прошептала она, чтобы никто из других родителей не услышал.

Отец навел камеру на сцену, включил запись и принялся ждать, когда сможет прокричать девочкам заготовленную фразу «Вы лучшие».

Алла сидела рядом с Ванькой. Анна – с краю, и теребила сумочку. Когда они только зашли в актовый зал, Ванька увидел их и поспешил навстречу. Он поцеловал свою девушку, а Анну обвел взглядом. И Аня почувствовала притяжение. Ей не показалось. Ваня действительно что-то испытывал к ней, но выбрал не ту сестру.

«Ему понравилось мое платье. Он даже сделал мне комплимент», – погрузилась в свои мысли девочка. И даже не заметила, что подошла их очередь получать аттестат. Когда директор, Петр Вадимович, вызвал их на сцену, Анне хотелось остаться на месте и не позориться. Алла окончила школу с золотой медалью. Она получила шквал похвалы, признания и любви. А у Анны шесть троек. Кому она сдалась?

Две очаровательные, как две капли, сестры были абсолютно разными.

Сейчас

Андрей кряхтел, натягивая брюки. Раздражение терзало его тело, он не хотел в такой собачий холод тащиться через весь город в пять утра.

– Был бы бизнесменом, лежал бы сейчас где-нибудь на Мальдивах и попивал «Лонг-Айленд»³.

Он остановился перед зеркалом и потер подбородок. Мешки под глазами, как две налитые сливы, уродовали молодое лицо. Единственным развлечением вне работы являлось застолье с сотрудниками.

Вчерашний вечер не стал исключением. Они сидели в его кабинете с тремя другими коллегами почти до часу ночи.

Андрея подташнивало, голова гудела, организм требовал горизонтальное положение. Почистив зубы и умывшись холодной водой, он надушился и закинул в рот пластинку жвачки, надеясь перебить перегар. Красные белки глаз выдавали нехватку сна. Он наклонился, чтобы натянуть ботинки, и алкогольная масса подкатила к горлу. Андрей резко выпрямился и часто и глубоко задышал.

– Чертова водка, – прохрипел он, держась за дверную ручку. – Чертова работа.

Где-то в недрах квартиры завибрировал телефон. Андрей побрел в спальню.

– Где эта сраная штуковина? – мужчина наклонился, перекинувшись через тумбочку, схватил телефон, лежавший на подушке, и попытался занять исходное положение.

Андрей все еще был пьян, поэтому его шатнуло, и он неуклюже затряс руками, чтобы поймать равновесие. Левой рукой задел фотографию, стоявшую на тумбе, она упала на пол.

– Иди сюда, – натужно произнес он. Кровь прилила к лицу. – Достаешь меня даже после развода.

Он вернул фотографию бывшей жены на место, провел большим пальцем по лицу девушки и поджал губы от сожаления.

Андрей выходил из комнаты, когда телефон снова завибрировал.

– Слушаю.

– Ты уже слыхал? – произнес голос участкового Девяткина.

– Слыхал. Еду.

Мужчина нажал «отбой». Голова разрывалась на мелкие куски, собиралась заново и опять взрывалась. Он не мог больше терпеть и рванул в туалет. Андрей стоял на коленях перед унитазом и клялся:

– Надо завязывать. Я больше не пью.

Шесть дней назад

Я выпроводила друзей, сославшись на головную боль. Мне надо было остаться одной. Артем вертелся рядом, намекая, что готов переночевать, поддержать меня в такой трудный час. Но я вежливо отказала. Рита попросила звонить и не стесняться, если мне что-то понадобиться.

Знаю, что вертелось у них в мыслях: праздник испорчен, кое-кто рассчитывал на другое, добираться до дома в такой день – дорого. Я хорошо изучила своих псевдодрузей.

Несмотря на поздний час, я написала своему менеджеру, чтобы завтра провел планерку вместо меня, и скинула ему список указаний. Объясняться не стала, все равно завтра побегут слухи о моей семье. Артема оставила заглавного. Думаю, Глеб не оценил такой жест, но Артем более ответственный. Оставлять бразды правления любителю женских задниц –плохая идея.

Я особо не распространялась, откуда родом и кто мои родители. И уж тем более, никто не знал, что у меня есть точная копия.

Город накрыла январская тьма. Снег за окном медленно кружился, застилая землю. В свете уличных фонарей и отблеска автомобильных фар он казался желто-оранжевым, сверкающим и искрящимся, как мелкие бусинки, рассыпанные по дорогам. Я сидела на роскошной кушетке перед панорамным окном и не верила, что отца больше нет. Мы не виделись восемь долгих лет. И я даже не звонила. Никому. Изредка посылала деньги. Я сожгла все мосты. По крайней мере, мне так казалось.

Красота ночного города не спасала меня от жестоких мыслей. Я вскочила и помчалась на кухню за алкоголем.

***

Лежа в ванной, я держала бокал вина, оставшегося после прихода гостей. Это мой способ снять стресс. По крайней мере, всегда срабатывало. Но не сейчас. Голова отказывалась принимать произошедшее. Хотя я и покинула родной дом, не желая общаться с семьей, сердце предательски щемило. «Не будь сентиментальной. Ты не такая». Я сделала очередной глоток красного и погрузилась под воду. Глаза щипало, но я терпела. Мысленно считала до двадцати, чтобы дать нервной системе перезагрузиться. Часто пользовалась таким методом – задерживать дыхание. Он помогал совладать с собой.

Когда уже не было сил держаться, выпрыгнула из-под воды и вдохнула полной грудью, издав сиплый писк.

Вытерлась и надела банный махровый халат, который купила себе на первую зарплату. Он до сих пор великолепно сидел на мне, напоминая, с чего я начинала свой путь в бизнесе. Запотевшее зеркало было кстати. Я не видела свое лицо и… скорбь. Кто бы что ни говорил, горе убивает. Оно уродует человека, ломает душу сразу, даже если он еще ничего не понял. Даже если этот человек черствый и холодный. Даже если этот человек – я.

Открыла туалетный шкафчик, на меня смотрели баночки с рецептами от моего психотерапевта. Бессонница съедала изнутри. И депрессия. Мне приходилось бороться с ними медикаментозно. Я достала одну капсулу «Нитразепама»⁴, в надежде, что она поможет уснуть, и проглотила ее, запив водой из-под крана. Пальцы еще пульсировали от ожогов, но меня это мало волновало.

В спальне я улеглась на свою кровать королевского размера и уставилась в потолок. Хорошо, что гости перед уходом помогли убрать со стола. Потому что меня покинули силы, и я разревелась.

***

Проспала всего два часа. В три ночи приняла душ, позавтракала и купила билеты на самолет, что не составило большого труда. Свободных мест оказалось много. Перелет предстоял длительный. Все-таки лететь через добрую половину страны. Хотя сидеть в бизнес-классе и попивать шампанское, укутавшись в плед, смотреть в экран бортового телевизора – не так уж и плохо.

Не могла выбросить фразу из головы, пока я паковала свой маленький чемодан: «Папа умер». Ощущение, будто тебя резко выпотрошили и сверху окатили кипятком. Я много раз представляла, что родителей не станет. В детстве, когда папа подолгу не появлялся дома, при каждом стуке в дверь мы ждали худших новостей: представляли, что его нашли замерзшим на обочине, что его сбила машина или он выпил этилового спирта. Ничего удивительного, что он ушел из жизни так рано. Ему было всего пятьдесят шесть. Почему я так говорю? Потому что единственным минусом отца являлась выпивка. И потому что я бессердечная дочь.

Он всегда любил опрокинуть за воротник. Как и тогда, на выпускном.

Человек не может быть идеальным. Всегда найдется червоточина, из которой будет сочиться гной. Даже если красивая внешность, острый ум и доброта объединятся воедино, где-то прорвет трубу, и грязь польется. Так с каждым из нас.

Во мне боролись два противоречивых чувства – любовь и ненависть. Я любила отца ровно так, как и ненавидела. Я любила, когда он приходил домой и рассказывал свои докторские истории, когда приносил нам с сестрой мороженое и когда гладил по голове перед сном, называя меня лучиком света его жизни. А ненавидела за его пьяное состояние, громкую «шансоновскую» музыку, которую он врубал каждый раз, приползая на четвереньках, за предательство и пластичность. Слишком хлипкий мягкий характер. Отец давно порвал нить между нами. Мы чужие. Так почему же мне больно?

После шока наступило отрицание. Поймала себя на том, что таращусь на горящую лампочку «включить» на телевизоре. Я просто думала, что они ошиблись. Приеду, а отец выйдет ко мне и обидчиво спросит, от чего же это я не навещала их целую вечность. А я отвечу:

– Мне плевать, как вы жили все это время, главное – ты жив.

В круговороте мыслей появлялись все новые нелепые оправдания звонка Ани. Им всего-навсего захотелось достать меня. И они нашли способ. Как бы глупо ни звучало мое отрицание, не могла смириться с тем, что папы больше нет.

Я оставила записку с указаниями для приходящей домработницы и сообщила, что приеду через пять дней. Дольше я не собиралась оставаться в чертовом захолустье.

А еще написала Рите, самой адекватной из компании, чтобы она обязательно проконтролировала поставки в бизнес-центр Москвы, приезжала ко мне в квартиру и проверяла, все ли на месте. Доверять прислуге равно проверять. Я могла бы оставить и Риту замещать меня, но подхалим Артем подходил на эту роль лучше. Даже лучше Глеба.

Перед выходом из пентхауса, на который заработала уже через полтора года запуска бизнеса, я посмотрела на себя в зеркало. Мое отражение уже не сияло. Из-за нарушения сна и новости о папе лицо осунулось. Я по-прежнему оставалась красивой, но уставшей и постаревшей. Обычно все выдавали комплименты по поводу моей молодости, давая мне меньше лет. Но сейчас я выглядела старше.

Перевязанные руки саднили, но было терпимо.

Я собрала еще мокрые волосы в пучок, несколько капель воды стекли по спине и упали на пол. Накинула капюшон куртки, влезла в удобные зимние ботинки и вышла в парадную.

Современная отделка, мраморная плитка на полу и красивые лифты совсем скоро сменятся изрисованным матерными словечками зловонным подъездом в глубинке Сибири.

«Зачем ты так, папа!» – проговорила я про себя. – «Вызвал меня обратно, когда у меня только-только получилось сбежать.

Восемь лет назад

Громкая музыка разрывала перепонки. Весь поток выпускников дергался в такт ритму. Дым, светоэффекты и пьяные уже бывшие ученики перемешались, как клубок змей в грязи. Алла весь вечер не отходила от Ваньки. Они обнимались на диванчиках и доставали из-под стола спиртное. Кто-то из одноклассников украл со стола взрослых бутылку водки. И теперь несколько ребят из класса напились сильнее, чем рассчитывали их родители.

На родительском собрании взрослые обсудили норму алкоголя. Родители прекрасно знали, что если исключат напитки совсем, кто-нибудь все равно достанет алкоголь.

– Лучше пусть пьют под нашим контролем, чем под забором. Потом валяться будут, где попало, – отец одного из учеников рьяно выразил свое мнение.

Остальные согласно закивали. И тогда ребятам разрешили выпить вина. Так сказать, пригубить.

Но проныры-мальчишки смогли утащить водку из-под носа нетрезвых взрослых и радовались такому успеху. Учитывая, что не всем досталось пойла, то добрая половина ребят оставалась относительно трезвой.

Анна одиноко сидела за столом, игнорируя танцы и веселье. Ее настроение могло меняться, как маскировка хамелеона. Если оставалась одна, то грустила, в компании недотеп отпускала колкие шуточки, с сестрой вела себя искусственно.

Те, кто все же решался пригласить Анну на танец, уходили ни с чем. Ей хотелось наблюдать за объятиями Ваньки и своей старшей сестры. Она мучила себя, сдерживала слезы и страдала. Ей нравилось это состояние. Учительница по психологии однажды приводила пример «домашних жертв» и объясняла причины, по которым они оставались в таком состоянии. Вот и Анна приняла этот образ на себя и твердо решила, что ей комфортно. Девушка назвала это тактикой выжидания.

Алла заметила пристальный и любопытный взгляд сестры-близняшки. Удивило ее другое: Аня всегда веселилась на таких тусовках, но не сегодня. Она испепеляла взглядом Аллу, изображая грусть. Алла подсознательно почуяла угрозу и полезла целоваться к Ване. Дух соперничества в их сестринских отношениях почти отсутствовал, потому что у Аллы всегда было преимущество. Однако позлить сестру при любой выдавшейся возможности вызывало удовольствие. Она надменно посмотрела на сестру и обняла парня за шею.

– Красивое платье, Аллочка, – Ваня провел по ее нежной еще детской коже пальцами чуть выше колена. Как раз разрез платья позволял лучше рассмотреть ее стройные ноги.

– Аллочкой будешь называть торгашек в подворотне. Сколько раз тебе говорить, чтобы ты не коверкал мое имя. Не Аллка, не Аллочка и не Аллюша, – она одернула его руку. – Алла.

Ваньке стало неприятно от холодного то на его девушки, но он промолчал. Как и всегда. Слишком ее любил, чтобы перечить. Ваня боялся потерять столь красивый цветок, поэтому оберегал ее, обращаясь с ней, как с королевой.

Когда заиграла клубная музыка, Алла с визгом помчалась на танцпол, прихватив Ваню с собой. Превосходство, о котором все твердили, вскружило голову девушке так, что она не заметила рядом с собой врага.

Сейчас

Решив не брать автомобиль, а пройтись пешком несколько кварталов, Андрей спрятал лицо в высоком воротнике стойкой, а руки сунул в карманы. Город еще спал, когда он миновал площадь. Единственный городской фонтан был завернут в старые лохмотья. Мэр называл это «законсервировать на зиму». Выглядело мерзко. Посреди большой территории возвышался не то тряпичный урод, не то пугало огородное.

Пар облачком выходил из замерзших ноздрей Андрея. Каждое похмельное утро он ненавидел свою работу. Но хорошая доза кофеина спасала его, возвращая с самого дна. Вот только в пять утра никто не работал, чтобы продать ему стаканчик эликсира. «Чертова дыра», – подумал мужчина.

Прогулка по морозу должна была отрезвить следователя, привести в чувство. Он брел вдоль главной улицы, голова раскалывалась на части, боль в желудке усиливалась. Андрей остановился около маленького проулка и согнулся пополам.

– Сколько еще меня будет выворачивать? – буркнул он.

В квартирах уже зажигался свет.

На противоположной стороне улицы стоял автобус, выбрасывающий в воздух газы. Он тарахтел, как древний трактор. Эхо разносило гул работающего двигателя на весь квартал.

Андрей достал телефон и набрал Игоря, патрульного.

– Капитан?

– Все на месте?

– Ждем криминалиста.

Андрей тяжело вздохнул.

– Я задержусь. Жди Паху из криминалистов. Без него не трогайте ничего.

Андрей убрал телефон в карман и развернулся в обратную сторону. Ему нужна была доза кофе. Он побрел домой.

Пять дней назад

Ледяной ветер малой родины встретил меня угрозами. Утонув в высоком воротнике пуховой куртки, я направилась к выходу. Багаж мой влез в ручную кладь, поэтому процедуру ожидания вывалившихся сумок на ленту можно было пропустить.

Мороз обжег щеки, и казалось, по лицу побежали мелкой паутинкой трещины. Я села в первое попавшееся такси, стоявшее у кромки дороги. Меня не пугали цены местных бомбил, я сунула водителю пятитысячную купюру и сказала, чтобы он молча вез меня по адресу.

Унылый зимний пейзаж уже начал раздражать, хотя я только ступила на родную землю. Голые деревья одиноко качались на ветру, разбросав тонкие ветви, словно расползшихся червей. Высокие сугробы старого грязного снега возвышались по обе стороны дороги. Никто не убирал эти глыбы. А кому это надо в таком месте? Сюда если и приезжать – то только чтобы умереть.

Серое низкое небо давило. Если бы меня спросили, с чем ассоциируются мои детские воспоминания о доме, я бы непременно ответила «с депрессией». Как здесь люди живут? Как я здесь провела свое детство?

Водитель послушно вез меня домой и молчал, изредка поглядывая в зеркало заднего вида. Он был типичным колоритным шофером. Полнолицый мужчина средних лет, в синем пуховике, тонкой не по погоде шапочке и с мерзкими усами. От него пахло табаком. Да так сильно, что меня затошнило.

Ну вот, я уже стала брюзгой, хотя приземлилась полчаса назад. Папа бы назвал меня «столичной бесящей штучкой». Я улыбнулась. Он всех гостей города так называл. Теперь гостем стала и я.

В этом месте все становятся такими. Имею в виду приезжих. Сдается мне, теперь и меня припишут к чужакам. Пусть я и выросла в этих краях, но мне бы хотелось об этом забыть.