Первая жена

Глава первая. Письма из Италии

1. Кафе Аурелиана

Майский полдень в Риме оказался более серьёзным испытанием, чем он поначалу думал. Рим его, конечно, ждал. Из прохлады автобусного салона он шагнул на асфальт привокзальной площади Чинквеченто, и оторопело мотнул головой. Площадь дышала жаром. В аэропорту он как-то не успел прочувствовать, там вроде бы был ветерок.

До отеля, спрятанного где-то в сплетении старых улиц в квартале от вокзала, он собирался добираться пешком, сверяясь с картой. Но тут – передумал. И, оглянувшись, побрёл на стоянку такси.

Всего через пять минут, миновав пару площадей и один угрюмый дворец, они вроде бы достигли нужного места: машина нырнула в каменный проулок между старыми домами, и таксист сказал:

– Via Flavia!

Выбравшись из машины, хмурый гость Рима сделал ещё несколько шагов вдоль дома, щурясь и подёргивая у плеча ремень сумки. Вопреки гордому названию, улочка оказалась довольно узкой. Фасад здания был обшарпан, на стене у входной двери тускло блестел длинный ряд табличек. Гость, склонив голову, изучил наименование контор, населяющих дом. Второй снизу оказалась табличка отеля «Luna Romana».

На лестнице пахло жареным луком – запах был жилым, но не гостиничным. Поднявшись на один лестничный марш, гость увидел надпись «Reception» и толкнул дверь, напоминавшую дверь на чёрный ход в старых рижских домах. В прохладной комнате с низким навесным потолком за стойкой сидели мужчина и женщина, обликом напоминавшие жителей Индии, а может, Пакистана. Женщине только не хватало между бровей красного пятнышка, знака варны. На стене под потолком урчал кондиционер. Гость назвал себя, сообщив, что его должен ждать забронированный номер.

Индус-портье моргнул в экран и тронул мышку. Женщина взглянула на гостя сонно. Гость тоже посмотрел холодно.

– Yes. Shet-kov O-leg, – произнёс портье по складам, – Moskov. Please your pass^[1].

За его спиной на стене помещалась крупная – портретного формата – фотография коалы на ветке. Зверь задумчиво смотрел прямо в объектив. Можно было подумать, что это аллегория, как-то связанная с хозяином отеля или с президентом республики.

Старомодный ключ от номера был тяжёл, громоздок и обрекал клиента на досадную тяжесть в кармане. Номер, оказавшийся на последнем седьмом этаже, встретил гостя скисшей духотой. Узкое оконце выходило в колодец-двор. Стены колодца источали зной. Вдоль карниза вились и сплетались как змеи в брачную пору разноцветные кабели.

Олег Снетков, бросив на диван сумку, первым делом, извлёк из бокового кармашка второй сотовый телефон. Сосредоточенно хмурясь, составил и отослал sms: «Это Олег. Я прибыл. Когда и где?» Пять минут спустя ему пришёл ответ: «В шесть вечера в кафе Aureliana рядом с отелем».

Без четверти шесть, переодевшись по погоде – в майку и пляжные шорты, Олег спустился вниз, в прохладную комнату с коалой – избавиться от ключа. Он явился уже не хмурым странником, но беззаботным туристом.

– Hot weather!^[2] – сказал он, улыбаясь. Он собирался выспросить путь к назначенному месту и предвкушал блуждание по зною.

Индус за стойкой, цапнув ключ, вдруг подался вперёд, блеснув глазами.

– Sorry, may be mister would like а girl tonight?^[3] – спросил он шелестящее.

– May be,^[4] – ответил Олег излишне игриво.

Индус заговорил громче и отчётливее:

– Nice girls. Not expansive. Good choice.^[5]

– О! – Олег ухмыльнулся и произнёс русскую фразу – Огласите, пожалуйста, весь список! – но, заметив как портье моргнул, закончил с вопросительной интонацией, – Good choice?

– O yes, – забормотал портье, – we have young, very young, mature…and others…^[6]

– Ok, – многозначительно покивал гость и, будто спохватившись, поинтересовался, – cafe … Aureliana?

И произвёл руками и головой просительно-ищущий жест. Вместо ответа понятливый портье вытянул из-под стойки карту центра Рима. Сама по себе карта занимала треть рекламного постера какого-то чудодейственного мужского средства. Отметив жирной точкой местоположение отеля, портье поставил гелиевой ручкой кривой крест, отступив от точки один квартал.

Миновав жаркий перекресток, Олег сверился с постером. Он был вроде бы уже в двух шагах. С глянцевой картинки над картой мягко и как бы немного смущённо улыбался итальянский ровесник. Он был, пожалуй, даже похож на Олега. Такое же немного вытянутое лобастое, с большими залысинами лицо 40-летнего мужика, всё ещё длящего расцвет, но и уже малость подвядшего – со складками в носогубье и серебристостью в висках.

Ровесник был, правда, более загорелым – немудрено. О смысле итальянской надписи на постере можно было догадаться. «Дружище, ты не поверишь, но начав принимать эти капсулы, я забыл о виагре!» Примерно так.

Олег поднял голову и увидел на другой стороне улицы кафе. Справа от вывески «Aureliana» сидела в кадке приземистая пальма – единственное зелёное насаждение на весь квартал. Он подошёл почти вплотную и несколько мгновений вглядывался через стекло. Тот, кого он высматривал, увидел его первым и сделал приглашающий жест. Олег помялся – всё же этого человека он видел впервые – но двинулся к стеклянной двери.

В темноватом углу кафе его ждал за столиком загорелый мужчина лет 50 с массивным бритым черепом. Из нагрудного кармашка цветастой рубахи выглядывали тёмные очки. Остановившись у стола, Олег после короткой паузы поздоровался.

– А я сразу узнал вас, – сказал мужчина, глядя немного исподлобья, – меня зовут Адам… Я что-то у вас читал. «Московский вестник» здесь не купить, но я заходил на сайт. Там и фотографии ваши…

– Я не пишу больше для «Московского вестника», – Олег выдвинул стул, сел, извлёк из барсетки диктофон, – не возражаете, если запишу разговор?.. Нет?.. Вас не удивило, что я вас побеспокоил?

– Да записывайте… Послушайте, вы мне сначала объясните. Как вы узнали о смерти Али? И откуда такой интерес?

Олег Снетков хмуро покивал, роясь в глубине барсетки. Потом вытащил блокнот, проложенный газетными вырезками.

– Сначала прочитал в Сети. Случайно увидел короткую информацию на одном новостном сайте, на «Регнуме»… Потом добыл газету, – Олег подтянул к себе вырезку, – итальянскую. Вот перевод из «Репубблики», из криминального отдела: «Вчера утром в квартире на виа Кавур был обнаружен труп женщины 35–40 лет. По предварительным данным он принадлежит Александре Витковской, бывшей жене русского миллиардера Лисовича, который расстался с ней после скандального развода в 2007 году. Причины смерти сейчас выясняются. Следователи пока воздерживаются от комментариев и выводов.» Ну вот. Три недели уже прошло.

Снетков сложил и спрятал вырезку.

– Вы ведь хорошо знали Александру, да?.. Адам, я поясню. Мне о вас рассказала ещё в Москве одна её знакомая, может вы слышали, Рита, у неё небольшой SPA-салон… Она сказала мне, что вы были близким другом Витковской… У нее был ваш телефон.

– Знаю. Она мне звонила с Москвы. Говорила за вас.

Олег покосился в сторону нависшего слева полного официанта и отрывисто заказал яблочный фреш. Перевёл взгляд на загорелого Адама.

– Жарко тут у вас.

– В Риме в мае обычно уже жарко, – согласился Адам, – а это расследование ваше… это ваша собственная инициатива?

Олег чуть помедлил.

– Считайте, что собственная. Этот её бывший – человек весьма влиятельный и известный. О разводе их много писали… Витковской было всего 39. И с сердцем, насколько мне известно, у неё никаких проблем не было. С чего бы ей вдруг умирать? И, вообще, там есть ряд странностей.

Адам прищурился.

– А… Компромат, что ли на Лисовича ищете?.. Ну, так ладно. Если могу помочь, хорошо.

Снетков двинул по столу диктофон.

– У меня всего несколько вопросов. Таких… вполне обычных для такого случая. Александра ведь к вам относилась с доверием, да? Хорошо… Она не поддерживала после развода отношений с бывшим мужем? Ну, может, какие-то у нее оставались претензии…Какие-нибудь контакты можете вспомнить?

Адам, немного подумав, сказал:

– Претензий не было, точно. Ну, а насчет контактов – были от него два или три письма по электронной. Я знаю. По делу. И еще… Вот, может, вам интересно будет. Я Рите-то говорил. За два или три дня до…до того как…как ее нашли, к ней приезжал человек от мужа. Мы с ней должны были встретиться, а она сказала, что не может. Сказала, что вот, мол, приехал из Москвы. Вроде, один из тех, что приезжали их разводить.

– Адвокат что ли?

– Ну, вроде. Зачем на этот раз, не знаю. Мы с ней не успели. Через день я уехал снимать свадьбу в Пьяченце, и туда мне позвонили Евгения… И сказала…

– Кто это – Евгения?

– Знакомая Али. У нее дом в Остии.

Адам замолчал. Прищурясь, рассматривал свой пустой бокал. Олег кашлянул.

– Адам, вы говорили, у вас тут фотосалон. Вы фотографировали Сашу Витковскую?

По загорелой физиономии собеседника скользнула тень: что-то щемящее мелькнуло в глазах. До этого был весьма спокоен – со дня смерти его подруги прошло три недели. Медленно сказал:

– Да. У меня салон на Трастевере. Она любила, когда я ее снимал. Вообще, к фотографиям своим относилась ревностно. Но на моих выходила хорошо.

– Можете мне подарить парочку? Я заплачу.

Адам взглянул внимательно.

– Да ладно. Выберите там что-нибудь. Но в случае публикации укажите авторство. Такое условие.

– О чём речь.

Олег допил сок, и встал, выложив с маленьким стуком на стол монеты в 1 и 2 евро.

В узком переулке рядом с кафе они отыскали тёмно-синий Фиат-пикап. Выруливая на улицу «XX сентября», Адам вспомнил как бы между прочим:

– Да! Та самая Евгения хотела с вами встретиться. Я ей рассказал, что вы мне звонили с Москвы, и она захотела… думаю, вам полезно будет с ней иметь контакт.

– Что можете о ней рассказать?

– Ну, что… Женщина. Довольно таки богатая. Она была, наверно, единственной её подругой тут. И похороны её организовывала. Вместе со мной… В общем, лучшая подруга покойной… вот так можно сказать? Такая богатая вдова. Старше Али лет на 10. Живёт в Остии. Думаю, может что-то вам рассказать. Она Алю любила.

– Дадите её телефон?

Фотосалон на улице Трастевере размещался в двух просторных пыльных комнатах, и имел общий вход с нарядным кондитерским магазинчиком. Получив тугой пакет с фотографиями, можно было пересечь площадку и купить яблочный штрудель. Соседство с кондитерской дарило также салону чудный аромат корицы и кофе. За конторкой маленькая пожилая сеньора в очках вела обстоятельный телефонный разговор и на слова Адама «Чао, Луиза» ответила лишь энергичным кивком. Во второй комнате хозяин фотосалона достал с полки старомодный толстый альбом. В лице и в движениях его будто проступила тихая почтительность. Олег думал, что его усадят за экран.

– Тут фото её за три последних года, – сказал хозяин глуховато.

Олег придвинул стул и сел смотреть. Фотографии все были итальянские с великолепными видами, обслуживающими главную героиню. Но, как это часто бывает, когда кто-то тщательно отсеивает и отбирает сюжеты, отбрасывая безжалостно неловкие или невыгодные ракурсы, слишком живые выраженья лица, всякие моргания, облизывания, чересчур шалые или сонные глаза, образ той, что была в центре внимания фотографа – изящной гладкорусоволосой большеглазой женщины – казался на всех фотографиях одинаков. Но всё же фотографии были сделаны профессионально и с любовью, и лето на них (в основном лето) сияло и играло красками и цвело в глазах женщины. Фонтаны искрились с задних планов. Угрюмые колизеи и пантеоны выгодно оттеняли. Женщина была стройной, выше среднего роста.

Олег, наконец, поднял глаза и сипло сказал:

– Вот эту и эту… и ещё эту. Хорошо?

– Хорошо… А вы раньше её видели? Алю?

– Видел как-то… Кстати, Адам, а вы из Украины? С юга откуда-то?

– С чего вы взяли? Ну да, с Николаева. Уж 15 лет как здесь, такие дела.

– Вы мне обещали ещё телефон этой… Евгении.

– Да, сейчас найду… И ещё вот четыре фотки, – Адам извлёк из ящика стола тонкий конверт, – тут похороны Али. Может, пригодятся…

2. Лучшая подруга покойной

Римский вечер не принёс прохлады. Старинная брусчатка и свежий асфальт щедро делились жаром, накопленным за день. Облупленные фасады норовили обступить и зажать в душные тиски. На площадях, нагретых солнцем, дышалось не лучше. Фонтаны манили, но фонтанная вода сильно отдавала хлором.

Он добросовестно дошагал по указанным картой улицам до Колизея, и нашёл, поблуждав у входа в метро, ту точку, с которой была сделана фотография, подаренная ему последнем обожателем Александры Витковской. Потолкавшись ещё в толпе туристов, он купил и выпил бутылку с газированной водой, набрал дважды телефон Евгении (оказавшейся вне доступа) и отправился на метро до своей станции – Барберини. Посещать, пользуясь оказией, другие объекты из списка всемирного наследия, не было настроения.

На тесной улице Флавия он немного постоял, рассматривая здание, приютившего его скромный отель. Зданию было лет сто пятьдесят, не более. Отсюда он снова попытался связаться с вдовой русского происхождения, проживающей в Остии, но снова безуспешно. Адам вполне мог дать и неверный номер. В мелодии вечера ещё отчётливее проступила минорная нота. Со смутным тоскливым чувством можно было бороться с помощью доброго привычного средства – алкоголя. Были, правда, и другие варианты.

Вечерний портье, выдавший ему ключ, был, вероятно, родственником утреннего лукавого индуса. Внимательно посмотрев снизу вверх, он одними губами произнёс:

– What about girls?^[7]

Олег помедлил и сумрачно кивнул. Старый гремучий лифт принял его в решетчатые объятья и отвез на седьмой этаж. Десятью минутами позже, когда он, уже включив настенный кондиционер, изучал подаренные фотографии, в номер постучали. В приоткрытую Олегом дверь заглянул смуглый плечистый парень – возможно, ещё один родственник лукавого индуса. «You have a choice», – пропел он, сладко улыбаясь. Олег распахнул дверь. В коридоре выстроилась шеренга из пяти девиц примерно одного роста, одетых одинаково – в сверхкороткие шорты и тишотки, открывавшие загорелые животы. Презентация проходила по классической схеме. Впрочем, бросив беглый взгляд, клиент сразу определил, что не выберет никого. Возможно, выбор не соответствовал его настроению. У трёх прелестниц были азиатские лица, весьма схожие на взгляд высокомерного европейца: ему легче было бы различать татуировки на девичьих предплечьях. Три другие девушки, происходившие, вероятно, из глухих углов Европы, тоже выглядели на одно лицо – из-за густого слоя грима. В самой сцене было что-то от рекламы надувных кукол.

Клиент сурово покачал головой и шагнул обратно за порог номера. Родственник портье что-то горячо заговорил сбоку на плохом английском. Одна из прелестниц широко зевнула. Олег ещё раз сказал «нет» и закрыл дверь, не открывая торговых переговоров. С минуту он ещё стоял у запертой двери, прислушиваясь. После короткой перебранки на непонятном языке вся компания, судя по звуку шагов, двинулась в другой конец коридора.

Потом в течение часа Олег, полулёжа на широком диване, прослушивал сделанную днём диктофонную запись и смотрел выпуск новостей на итальянском. Досмотрев, послал ещё один телефонный сигнал Евгении. Когда он услышал гудки, означавшие доступность абонента, в дверь снова постучали. Выругавшись, Олег прервал связь и вскочил с дивана. За дверью в коридоре его снова ждала компания из шести овечек, одетых как в униформу в тишотки и коротенькие шорты (а во что ещё по такой жаре?!) и мускулистого пастуха. Состав овечек, вероятно, сменился. Но существенной разницы клиент не заметил. Обозрев орлиным взором всё маленькое стадо, он отчеканил в смуглую физиономию пастуха две продуманные короткие английские фразы:

– Stop it. I am fed up.^[8]

И не обращая внимания на хватания за рукав, удалился в номер, хлопнув дверью.

Выждав паузу, он вновь набрал номер Евгении. Расслышав, в конце-концов, тихий ответ, Олег прокричал, как будто вдова его могла недослышать – несколько продуманных вступительных фраз. Они произвели не совсем тот эффект, который он ожидал.

– Вообще, не люблю журналистов, – сказала усталым голосом женщина из Остии, – вечно всё перевирают, переиначивают так, чтоб им было понятнее. Мыслят штампами… У меня свой опыт общения с газетчиками, знаете. Я, вообще, искусствовед… Я, конечно, не хочу обидеть вас лично. Боже упаси.

– Да ничего-ничего, я понимаю вас, – подбодрил Олег. При этом он подумал, что тетка, похоже, со странностями. В частности, со странным акцентом. Вдова говорила на хорошем русском, но это был своеобразный обытальянившийся русский.

– … И я уж не думала, что кто-то заинтересуется судьбой Али. Но раз уж так вышло, я могла бы вам кое-что рассказать. Не так много, но мне кажется, это важно. Вы можете приехать ко мне завтра утром?

– Да, конечно.

– Тогда запишите адрес. Буду ждать вас к 10… И ещё. Вам Адам дал фотки, да? Захватите.

После разговора он послонялся по номеру из угла в угол, вспоминая, осмысливая сказанные собеседницей немногие фразы. Потом просмотрел ещё один выпуск теленовостей, ничего не понимая, но разглядывая дикторшу – бледную шатенку, скорее всего пудрящую веснушки. Около часа ночи дверь снова пропустила робкий звук. Олег остался сидеть неподвижно, кляня себя за уступчивость при контакте с портье – за неуместный кивок. Стук повторялся ещё дважды. Олег не открыл. Потом он выключил кондиционер – на время. В номер вернулась бархатистая тишина. В тишине он снова извлёк шесть фотографий, полученных в дар от профессионала, и разложил их на диване. На одной Александра Витковская улыбалась, на остальных выглядела серьёзной и хмуроватой. На фотографии с улыбкой на лоб у неё спускалось русая чёлка. На хмурых снимках лоб был открыт. Фотографий с дочерью не было ни одной. Ну, он же о них и не просил. Полулёжа на диване, Олег долго рассматривал глянцевые картинки, поднося их иногда близко к глазам. На похоронных фотографиях он не узнал никого и не увидел лица покойной: гроб был закрыт.

На следующее утро около половины десятого он вышел из вагона пригородного поезда на станции Лидо Норд. От станции, уже боясь опоздать, он взял такси. Дом под номером 84 прятался в тени платанов за лёгкой металлической оградой. Узкая улица, на которой стоял дом, вливалась рядом в тихий перекрёсток. Море тут не было видно, но оно дышало где-то рядом из-за крыш домов на соседней перпендикулярной улице. За этими домами была уже набережная и променад, о котором уведомляли верхушки пальм.

Олег немного постоял, вдыхая травянистый воздух. За оградой зеленел ровный газон. С одной стороны его обрамляли кусты, усыпанные бледно-розовыми цветами, с другой топорщилось незнакомое растение с широкими листьями. Двухэтажный дом бледно-кофейного цвета смотрел на путника с подозрением. От калитки к дому ползла дорожка, мощенная крупным камнем. Олег нажал кнопку домофона.

– Доброе утро. Это Олег Снетков. Мы с вами вчера договаривались, помните?

Спустя минуту, на дорожку выкатилась смуглая полная женщина в зелёном переднике. Докатившись до калитки, она что-то спросила по-итальянски.

– Yes, – кивнул на всякий случай Олег, смекнувший, что это, пожалуй, не хозяйка, а горничная. Толстушка в переднике секунду подумала, потом открыла калитку и сделала приглашающий жест.

Одну из стен светлой гостиной украшал цветистый гобелен, изображавший какую-то античную сцену: нагую деву, оседлавшую могучего быка. Бык, рассекая волны, одолевал некую водную преграду: судя по узкой полоске берега с пальмой и силуэту дорического храма, Эгейское море.

Хозяйка, возникшая из-за стеклянной двери, оказалась полной противоположностью горничной – маленькой сухощавой дамой лет 60-ти. Она была одета не по-домашнему – в бежевом брючном костюме. Видно было, что ждала и готовилась. В левой руке у нее была полиэтиленовая папка с бумагами. Олег подержался за кончики тонких сухих пальцев и снова опустился на краешек дивана. Хозяйка расположилась в кресле напротив. Между ними помещался низкий столик овальной формы. Прозрачную папку с бумагами Евгения положила на край овала.

Толстуха прикатила столик на колёсах с кофейником, чайниками и чашками.

– Будете чай или кофе? – осведомилась Евгения.

Олег предпочёл зелёный чай. Хозяйка поднесла чашку к губам и посмотрела серьёзно и строго.

– Послушайте, сначала я всё же хотела бы уточнить кое-что. Зачем вам это? Ваша редакция надеется подогреть какой-то интерес к этому делу?.. Ведь в России жена миллионера, а ещё хлеще миллиардера – это объект ненависти, да? Ну, правда, к таким ведь испытывают ненависть, я знаю. Такую злобу, что Боже упаси.

– Если она уже умерла, то скорее любопытство, – заметил Олег, – да, возможно, замешанное на злорадстве. Но не ненависть.

– Ну, ладно… Значит любопытство…

Олег, секунду помедлив, вспомнил версию, легко воспринятую Адамом.

– Вы же знаете Евгения, кто был её муж. Он и сегодня один из богатейших людей России. Я помню, что они были в разводе уже почти два года. Но как складывались их отношения после развода? И мне хотелось бы выяснить реальную причину её смерти. Если она не была естественной, то кому Александра могла помешать?.. В двух наших российских таблоидах появились, кстати, коротенькие перепечатки из «Репубблики», но с добавлением пары фраз о том, что она умерла, судя по всему, от сердечного приступа, возникшего на фоне абстиненции либо все же от передозировки какого-то препарата. То есть, они намекают на то, что до этого она долго принимала наркотики. Правда ли это? И если нет, кто эти публикации заказал? И ещё…

– Это мерзкая ложь, – перебила Евгения, – какие наркотики, какая абстиненция?

– Значит, это выдумка?

– В заключение медицинского эксперта есть фраза о смерти в результате паралича дыхательного центра. Но там много чего ещё сказано! И вся картина говорит совсем о другом! – сказала Евгения с горячностью.

– Да, – Олег потёр лоб, – я уже пробовал получить в полиции протокол осмотра места смерти и заключение эксперта. Не дали, конечно. Что для них такое русский журналист?

Ни в какой полиции он не был.

– Правильно, – кивнула хозяйка, – это ведь… как сказать… тайна следствия. Кто же вам даст такую информацию? Только я.

Олег потянул носом и выпрямился.

– Это очень важно, – сказал он вкрадчиво, – я бы был вам очень признателен… Это вы её нашли? Ну, сразу после смерти?

– Нет. Её обнаружила Адриана, моя… работница. Вы её видели. Она два раза в неделю убирала у Али. Аля дала ей ключ.

– Доверила ключ?

– Мы с Алей были очень близки, – сказала хозяйка внушительно. Снетков моргнул.

– … Вы не представляете, как тут трудно найти близкого человека, – продолжала хозяйка, – особенно русского… Я ухаживала за ней, когда у неё была… э-э… пневмония… А познакомились мы в детской клинике, где Аля и её дочь работали волонтёрами, а я была в попечительском совете… Это было два года назад… Боже.

«Дочь – это отдельный разговор», – вспомнил вдруг Олег, и сказал:

– Значит, её нашла Адриана.

– Да, она как всегда в среду пришла убираться к 10 утра. Аля в это время обычно отправлялась в тренажёрный зал. Но тут Адриана увидела её в постели – заглянула в спальню и увидела. Но сперва решила её не тревожить, прибралась на кухне, потом вернулась. Её что-то обеспокоило, и она попыталась её разбудить.

Евгения на секунду задумалась.

– Там были следы насилия? – быстро спросил Олег.

Хозяйка взглянула исподлобья.

– Она лежала ничком, лицом вниз, обнажённая, но полуприкрытая простынёй.

– Обнажённая?

– Ну да. Аля обычно спала без одежды. Она мне как-то говорила: она так привыкла то ли с первым, то ли со вторым мужем. У многих женщин такая привычка, у одиноких в том числе… Вас это удивляет?

– Нет.

– … Никаких следов беспорядка, или там… борьбы. Она как бы просто спала. И только когда Адриана попробовала потрогать её за плечо и убрала волосы с лица, она… поняла. Аля была уже холодная. Уже несколько часов, как выяснилось. Адриана тут же вызвала полицию… Она была очень напугана. Но я же говорю, что никакой крови не было… Адриана даже успела посмотреть, нет ли на тумбочке какого-то снотворного. Но потом она ещё раз взглянула ей в лицо…

При этих словах хозяйки в гостиную заглянула всё та же смуглая горничная. Она уже избавилась от передника и переоделась в лёгкое белое платье.

– О! – хозяйка повернулась к ней, произнеся длинную итальянскую фразу с вопросительной интонацией. Адриана кивнула.

– Хорошо, – Олег поёрзал на диванчике, – но вы, кажется, не договорили. Она нашла снотворное?

– Нет, Боже упаси, – хозяйка сделала быстрое нервное движение своей немного птичьей головой, – не нашла. Но посмотрела на Алю внимательнее – в упор. И увидела… У Али были выколоты глаза.

Она сделала небольшую паузу, в течение которой все молчали. Толстушка Адриана таращилась на Олега, а он, покусывая губу, смотрел на хозяйку.

– Уже, после того как она умерла, – продолжила Евгения ровным голосом, – кто-то… ткнул ей в каждый глаз острым предметом, предположительно, ножом.

– Это точно произошло уже после смерти? – спросил Олег.

– Да. Примерно через два часа. Есть заключение медицинского эксперта. Я же говорила, там почти не было крови.

– Я не знал об этом, – сказал Олег тихо, – нигде не писали.

– Нет, у нас вроде бы писала потом «Репубблика», но, значит, вы не видели.

Снетков машинально проверил, работает ли диктофон, повертел его в руках и положил на столик с чашками. Он был ошеломлен. Молчание затянулось.

– Как её убили? – спросил, наконец, Олег.

– Это до конца не ясно. В акте экспертизы сказано, что смерть наступила от паралича дыхания, я говорила, да? На теле нет никаких следов насилия. Ее не душили, не били. Что можно тут подумать? Что кто-то явился к ней спо… спозаранку. И, похоже, они старались создать впечатление, будто смерть вышла от того, что она приняла какой-то препарат.

– Ничего себе! Зачем же тогда выкалывать глаза!? Одно противоречит другому!

Евгения приложила к вискам тонкие пальцы.

– Да, это какая-то дикость. И очень странно.

Снетков помолчал, бессмысленно разглядывая античную сцену на стене. Потом машинально вытащил из барсетки тонкую стопку фотографий и выложил их веером на диване.

– Думаю, что на такую месть могла пойти только женщина, – заметил он, – у неё не было никаких соперниц?

– Соперниц? А за кого бороться? За Лисовича? Тогда уж нужно искать не соперницу, а соперника. Аля говорила, что у него был…, вернее, есть один помощник… То есть он всегда был. Красивая жена Лисовичу нужна была для представительских целей. Боже мой, бедная Аля! Но вряд ли он… да и какой смысл? И зачем?

Она обратила внимание на веер из фотографий на диване и ткнула пальцем.

– … Кстати, посмотрите на этих снимках. Адам на похоронах поймал в объектив какого-то типа. Молодой такой, похож на неаполитанца. Никто из нас, его не знал. Нас там всего-то было человек пять: я, сестра Марта, Адриана, Адам и ещё Энцо, домовладелец Али, он к ней плохо относился, но, вот, приперся… Старый лицемер… Дайте мне фотографии. Адам сказал, что этот молодой похож на одного из помощников этого… ее мужа. Он видел, когда эти люди приезжали из России, чтоб оформить развод.

Евгения переместилась с кресла на диван, оказавшись рядом с Олегом. Он ощутил сильный сладкий запах её духов.

– Вот Энцо…, а вот этот тип… Был во всём чёрном, но вид имел такой… деловитый. Ещё спросил, почему она в закрытом гробу. По-русски спросил!

– Адам говорил мне, что за два-три дня до гибели Витковской к ней приезжал какой-то человек из Москвы! – вспомнил Олег, – но он не сказал, что видел его на похоронах. Он его, оказывается, снимал!

– Этот Адам, вообще, странный мужчина, – заявила хозяйка с ноткой надменности в голосе, – но в данном случае это объяснимо. Аля обмолвилась ему накануне, что к ней приехал очередной адвокат от бывшего мужа. Потом Адам отъехал, у него был заказ, потом Алю нашли мертвой… Адам вернулся, фотографировал ее похороны. А потом сказал мне, что этого парня уже, вроде, видел год назад.

– Если это тот, кто приезжал за два дня до гибели Али, то он, выходит, задержался, – заключил Олег.

– Задержался, – повторила Евгения, кривя губы, – или дождался… не знаю.

Гость и хозяйка с минуту продолжали вместе рассматривать похоронные фотографии. Хозяйка вдруг отложила их в сторону и задумалась. Гость ждал. Машинально обведя взглядом стены гостиной, он заметил на стене портрет усатого брюнета и вспомнил, что его собеседница богатая вдова.

Евгения вышла из состояния задумчивости.

– Олег… Дело в том, что я хотела передать вам последние Алины письма. Точнее письмо.

Она подтянула к себе пластиковую папку, извлекла из нее конверт, а из него сложенные в несколько раз листы тонкой бумаги. В папке остались еще страницы с текстом и цветными вставками. Вдова нацепила узкие очки и рассмотрела надписи на конвертах.

– Она мне их передала в феврале…и это было…м-м…весьма шокирующее объяснение. Ну, представьте! Ни с того, ни с сего моя милая молодая Аля вдруг приезжает ко мне сюда в Остию вся бледная и несчастная… Боже мой, она была в ужасной депрессии. И вручила эти письма якобы на всякий случай. Она вдруг озаботилась тем, что с ней может что-то случиться! Я ее успокаивала, но как можно успокоить, если человек не объясняет, чего он опасается?!

– Она с кем-то встретилась? – быстро спросил Олег.

– Боже мой, но она же ничего не рассказала! Я же говорю, это было ни с того, ни с сего… Одно письмо ее дочке, Оле. Я передала его ей перед отлетом в Москву. Второе письмо – оно мне. Но я решила, что оно вам тоже будет нужно… В нем есть, по-моему, важный момент. Аля… она тут поначалу касается финансовых вопросов, в основном денег на ее счетах. Ну, и тут есть один счет и на другое имя… На мужское. Но тут нужно сказать отдельно. Вы, наверно, не знаете. Аля в этом письме вскользь упоминает о том, почему она два года назад была вынуждена уехать сюда из России.

– Я думал, ей просто нравилось жить в Италии, – вставил Олег, – у ее мужа несколько домов и квартир в Европе, я думал, она просто переехала.

Хозяйка квартиры нахмурилась.

– Все не так просто. Она очень мало про это говорила. Но кое-что. И вот в письме. Она вынуждена была уехать из Москвы два года назад после смерти одного человека. Вы слышали про такого – Загида Баратова?

– Нет.

– Александра могла пользоваться его счетом, и она в последние два месяца оформила мне доступ к нему. Она хотела, чтобы я тоже могла им пользоваться… Между нами говоря, там была не очень большая сумма, но все же.

– Мало ей было мужа, – пробормотал Олег.

Вдова дернула углом рта, и повторила, понизив голос:

– Этот человек умер примерно два года назад. В Москве. И я кое-что узнала о нем недавно. Интернет помог. И знаете, кем он был? Этот Загид был ближайшим партнером Алиного мужа. Как это говорится? Акционер. Крупный акционер. И ему было только 50 лет… И тоже какая-то странная смерть, – она выдержала паузу, – от внезапного сердечного приступа.