Твёрдая рука тёти Марины хватает меня за плечо и тянет к себе. Ничего так сила, неуверен, что у матери моих друзей из нашей реальности такая же хватка.

А потом мы идём. Толкаемся в толпе приезжих и движемся в неизвестном мне направлении. Замечаю в походке тёти Марины армейскую выправку, ещё одно отличие от той женщины, которую я знал всю жизнь.

– Может, я совершаю глупость, – говорит она. – Но материнское чутьё не обманешь. Я чувствую своих детей. Я чувствую… Пусть это и странно. Я сама же хоронила вас. Видела мёртвые тела в гробах. Кидала первых ком земли на вашей могиле…

Тётю Марину перебивает выстрел из центра зала. Казалось бы здесь, в этой реальности, люди уже должны привыкнуть к выстрелам, но слышаться новые вскрики, тётя Марина притормаживает и оборачивается. А потом я слышу ещё один голос, который знаю и не так давно, но не спутаю ни с каким другим:

– Внимание! Это оранжевый патруль! Всем оставаться на своих местах!

Голос Буратино усиливает громкоговоритель. Я вижу парочку человек в оранжевых костюмах и с автоматами наперевес, но владелец голоса остаётся за кадром.

– Мы разыскиваем нескольких беглецов-оппозиционеров. Мы проведём патрулирование зала, и до тех пор, пока не закончим, отсюда никто не выйдет!

Оранжевые ребята уже проникают в толпу, а Стёпка начинает дёргать мать за руку.

– Мама, пошли быстрее, это за нами.

За нами??? В сложившейся куралесице, кажется, я потерял способность мыслить. А ведь это и правда за нами, кто ещё мог понадобиться доктору Вечности и его прихвостням.

На лице тёти Марины растерянность.

– Это не могут быть за вами. Вы террористы?

– Нет, – шёпотом хнычет Стёпка, утаскивая мать за собой. – Но это и не совсем полицейские.

Да, почему же никто из таможенников не выгонит Буратино? Почему его не скрутят и не арестуют? Почему все, чёрт возьми, слушаются его? Вопросов больше, чем ответов, и я просто позволяю себе двигаться за вереницей своих друзей.

– Ладно, я попробую протащить вас через один из чёрных входов, если оранжевые ещё не перекрыли их, – шепчет тётя Марина. – А уж потом вы мне всё расскажете. Двигаемся как можно тише и быстро.

Под лёгкую панику и негромкий шум голосов, мы пробираемся к колонне, что возвышалась в каких-то нескольких метрах от нас, и я вдруг испытываю непревзойдённое чувство одиночества. Чужая реальность, мать с отцом в неизвестном где, тут можно было держаться только за Стёпку и Сергея, но теперь, когда нашлась тётя Марина, они немедленно образовали своеобразный костяк, где я – чужак.

Да-да, не иначе.

Вы только посмотрите на лицо Стёпки: и страх, и бурная радость, и безграничное удивление. А уж на гримасе Серёги бестолковый восторг читается как на ладони. Что тётя Марина скажет сделать, то они и сделают. И плевать, что никакая это не тётя Марина, а солдафон из параллельной реальности, которая, судя по недавним словам, уже похоронила своих детей. Красивый финал трогательной мелодрамы: детишки теряют единственную мать, а в альтернативной вселенной она же теряет своих детей, но вот семья воссоединяется. А Артёмка Бреус? А что он? В любом художественном фильме должны быть жертвы. Санта Барбара заканчивается. Спасибо за внимание. Минута молчания в честь погибшего Тёмки.

Когда мы проникаем в коридор за колонной, я почти злюсь.

Здесь народа почти нет, поэтому мы быстро минуем мрачный старомодный павильон и вот я уже вижу арку металлоискателя и чёрный ход, ведущий в город. Дорогу нам преграждают два солдафона.

– Женя, Андрюша, нам надо выйти, – не останавливаясь произносит тётя Марина.

– Марина, стоп! Мы не можем вас выпустить. Приказ оранжевых, – растерянно произносит молодой солдат блондинчик.

– Женя, – хмурится тётя Марина. – Они со мной. Мы торопимся. У нас нет времени ждать окончание досмотра.

– Ну… я… – теряется Женя.

– Мы не выпустим! – вдруг твёрдо произносит второй солдат, которого, судя по всему, зовут Андрей, и его ладонь ложится на рукоять пистолета. – Быть может ты ведёшь в город террористов. Нам не нужны такие проблемы.

– Какие террористы! – восклицает тётя Марина. – Это же дети! Мои дети! Андрюшка, приглядись, вот Стёпка, а вот – Серёженька.

Тётя Марина выставляет напоказ своих ребят, подталкивая их в спины.

– Они же вроде как подорваны, ты похоронила их в прошлом году, – хмурится солдат.

– Я сама многого не пойму, но, кажется, здесь всё гораздо запутаннее, чем мы с тобой видим. Но поверь, это моя семья! Неужели ты думаешь, что я – солдат выше тебя званием – могу быть террористкой? Или кто-то из моих детей.

На лице Андрея блуждает замешательство, и вдруг его глаза падают прямо на меня.

– А это тогда кто? – строго спрашивает он.

– Друг сыновей. Мы его и встречали! – не менее строго отвечает тётя Марина.

– Адрюх, ну ты чего? – шепчет солдат Женя. – Это ж наши. Выпускаем их.

– Я б выпустил. Но подставу чую пятой точкой, – хмурится второй солдафон. – Вот что я вам скажу. Ты, Марина, и твои дети сейчас выдут отсюда, а вашего странного спутника я оставляю в здании вокзала, пока не кончится досмотр.

У меня ноги холодеют. Мурашки перед глазами подсказывают, что я вот-вот хлопнусь в обморок. Кажется зря я написал в голове столь правдивый сценарий сложившейся истории. Вижу, что и тётя Марина в замешательстве.

– Как тебя зовут? – спрашивает женщина.

– Артём, – едва слышно выдавливаю я.

– Господи, она даже не знает как его зовут. – Солдат Андрей заводит глаза и хлопает себя по лбу. Той рукой, что не лежит на пистолете.

– Может, он посидит на вокзале, пока досмотр не закончится? – ворчат губы тёти Марины.

И что же мои друзья?

Что они?

Серый, похоже, готов на всё, лишь бы вырваться. И молчит. А вот Стёпка изумлён.

– Мам, нет, – громко шепчет он. – Его нельзя здесь оставлять. В нём-то вся суть. Если его найдут…

Потом Стёпка вдруг закусывает губу, а солдат Андрей немедленно достаёт пистолет.

– Всё понятно! – вскрикивает он. – Я не знаю, что у вас на уме! Может вы и не террористы! Но ситуация дурная! – Он наводит ствол НА МЕНЯ. – Всем отойти от на шаг назад!

– Андрей! – кричит тётя Марина.

– Марина! Ты выходи. Я даже детей отпущу с тобой! Но этот тип никуда отсюда не уйдёт.

Санта Барбара закончилась. Спасибо за внимание. Я хоть и отхожу назад, хоть и почти падаю без сознания от ужаса, но усмехаюсь. Усмехаюсь почти со слезами на глазах.

– Дети, пойдёмте, – шепчет тётя Марина.

– Нет, – упирается Стёпка.

Серый молчит.

– Дети, пойдёмте! – Слова тёти Марины звучат как приказ. – Серёжа, бери брата.

Растерянный Серый смотрит на меня, потом на мать.

– Тёмка, извини, я не могу ослушаться маму, – лепечет он.

– Да никакая она не мать вам! – злобно вскрикиваю я и почти бросаюсь на Серёгу.

– Назад! – кричит солдат Андрей.

– Артём! – кричит Стёпка.

Тётя Марина тоже хватается за пистолет.

Этот фарс мог продолжаться долго, в конце, возможно, меня даже убили бы, но нас прерывает голос:

– Мальчики пойдут со мной и немедленно.

Когда я вижу говорящего, меня охватывает непреодолимое восхищение. За нами пришла почти копия молодого Арнольда Шварценеггера, что-то из раннего терминатора. Тёмные очки, кожаная куртка, только лицо другое. Образ, на который я всю жизнь молился и на который так стремился быть похожим. Мне даже кажется, что передо мной взрослый я.

В руках парень сжимал два пистолета, которые нацелил на таможенников.

Первой среагировала тётя Марина. Она молниеносно вытащила оружие и вскинула его в сторону молодого Арнольда. Прогремел выстрел. Андрей, не успевший вытащить пистолет, хватается за ногу и с криками валится на пол. Теперь дула Арнольда сверлят таможенника Женю и тётю Марину.

– Извини, парень, – обращается человек к Андрею. – руки у меня не три.

– Бросай оружие! – кричит тётя Марина, а Женя бледнеет и теряется.

– Я никого не хочу убивать, – говорит Арнольд. – Иначе я бы пристрелил уже вашего товарища. Мы воюем не с вами. Отдайте мальчиков и разойдёмся, иначе мне придётся убить.

– Бросай оружие! – повторяет тётя Марина.

– А ты что скажешь? – спрашивает Арнольд у Жени. Таможенник медленно поднимает дрожащие руки и отступает.

– Мне мало платят, чтобы я рисковал жизнью, – мямлит он.

– Какой хороший мальчик, – улыбается Арнольд и переводит оба ствола на тётю Марину. – Давайте оставим дуэль, дамочка.

Я восхищаюсь новым персонажем, а Стёпка вдруг поражает меня следующей выходкой. Он выскакивает вперёд и прикрывает тётю Марину своим телом.

– Не стреляйте в неё! – выкрикивает он.

– Не буду, если она отпустит вас со мной, – отвечает парень.

Уже догадываюсь, что молодого Арнольда послал старик Шаман, как мои мысли сбивает шум из главного павильона. Тётя Марина внезапно опускает пистолет и тихо говорит:

– Я иду с ними.

– Тогда нечего стоять и лясы точить! Гоу-гоу-гоу! – вопит Арнольд и освобождает нам проход.

Под кряхтящие крики Андрея, наш квартет скользит на улицу. Слышу позади, как раненый таможенник пытается орать:

– Сюда! Они здесь!

У выхода я мешкаю, но молодой Арнольд хватает меня за плечо и толкает вперёд.

– Давай-давай, – шепчет он. – Нам нужен только ты. Не задерживайся.

Его слова прибавляют энтузиазма и в темноте ночи я бегу по чужому асфальту в неизвестное мне вперёд. Но свист пули заставляет меня вздрогнуть и автоматически пригнуться.

Вдоль фасада вокзала, с чёрного хода пробирается взвод оранжевых. Опоздали, ребята.

– В машину! – командует Арнольд и кивает на чёрную Хонду у обочины. Пригибаясь, мы спешим к автомобилю, что сливается с ночью в десятке метров от нас. А по нашему уже квинтету открывают огонь.

Ну не сказать, чтобы посыпался град пуль, но редкие выстрелы засвистели над головой. Одна пуля сверкнула возле ноги, царапая искрами асфальт, ещё одна врезалась в обшивку седана. А мы уже забираемся на заднее сиденье.

Уши оглушают выстрелы Арнольда. Тётя Марина, засунувшая нас на заднее сиденье, лишь коротко спросила:

– Этому человеку стоит доверять?

– Да, он от Шамана, – тут же отвечает Стёпка.

Кажется, он тоже догадался, хотя чего это я, это ж Стёпка, а вот на лице Сергея немедленно нарисовалось удивление: откуда ты знаешь?

Да и тётя Марина не поняла ни слова, лишь недовольно хлопнула дверцей и тоже открыла огонь по оранжевым, пробираясь к переднему сиденью.

В общем, как в голливудских боевиках, взрослые, отстреливаясь, забрались в машину, и Арнольд дал газ. В зеркале заднего вида высвечивалось холодное сосредоточенное лицо парня. И лишь когда одна из пуль задела стекло и то покрылось паутиной трещин, Арнольд выплюнул грозное ругательство: твари. Ну… почти. Эквивалент этого слова, только пожёстче.

Автомобиль мчался по ярко освещённым улицам Сызрани, а я с облегчением откинулся на сиденье и смотрел, как за окном проносятся шокирующие меня картины. Впрочем, что описывать, всё происходящее на вокзале будто перенеслось за его стены. Кучки людей, испуганно бегущие рысцой вдоль фасадов здания; много солдат, кого-то арестовывающих; парочка парней, бьющих стёкла.

На лице Серого читается лёгкий шок, Стёпка вроде чуть напуган, но в глазах вечная задумчивость. Тишину салона нарушает голос тёти Марины.

– Так! – говорит она. – Давайте разберёмся.

– Да… мне бы тоже хотелось, – осторожно произносит Серёга.

– Что ты хочешь понять, мама? – устало вздыхает Стёпка.

И только Арнольд молчит. Когда перестрелка осталась позади, он снял очки и теперь я постоянно ловлю его взгляд в зеркале заднего вида. Ему интересен я. Только я.

– В прошлом году, двенадцатого октября, оппозиционеры взорвали школу, погибло триста детей. Среди них – вы. Ваши тела нашли под обломками. Хоронила вас я. Мы с отцом долго не могли найти себе места, но сейчас, когда жизнь более-менее встала на рельсы, появляетесь вы. Как, чёрт возьми?

Стёпка вздыхает.

– Это долгая история, и, мне кажется, тебе не обязательно знать всё до последнего факта. Боюсь, ты можешь не понять.

Взгляд Арнольда снова мелькает в зеркале заднего вида, но смотрит уже на Стёпку.

– Скажи только одно, – тётя Марина оборачивается, я замечаю пистолет, который она всё ещё сжимает. – Ты – мой сын или не мой?

– И да, и нет, – отвечает Стёпка.

– Не может быть либо ДА, либо НЕТ, когда речь заходит о материнстве! – выкрикивает тётя Марина и вновь откидывается на сиденье.

– В нашем случае может, – кивает Стёпка. – Нас родила ты, но другая ты. Из другого мира.

– У меня голова взорвётся сейчас! – восклицает тётя Марина.

– Можно сказать, у нас две мамы, или даже больше, – говорит Стёпка.

– Ещё раз повторю, такого быть не-мо-жет!

– Ну тут вы ошибаетесь, – наконец произносит Арнольд. – Вы пока не представляете, с чем столкнулись.

Тётя Марина возмущённо хмурится, дескать что это за насекомое тут пищит, а вслух спрашивает:

– А вы вообще, кто такой? Мозг террористической банды?

– Меньше всего нам хочется вникать в ваши террористические банды. Мы – организация разряда повыше.

– Вы только скажите мне: вы правые или левые?

Арнольд наивно улыбается и произносит:

– Мы средние, мадам.

Восхищение этим парнем достигает невероятных высот.

– Никакая я не мадам. Просто объясните мне, что здесь происходит?

Взгляд Арнольда вновь скользит по мне, и я читаю в его карих глазах вопрос: кто будет всё рассказывать?

Ох, кто угодно, только не я. Это мама Стёпки, вот пусть он и отдувается. С безразличным видом я отворачиваюсь к окну, а Стёпка вздыхает.

– От тебя, мам, нам тоже нужна кое-какая информация. И давай ты начнёшь первой.

– Ну уж дудки, – тётя Марина оборачивается. – Мои дети погибли. Кто такие вы, я не знаю. Поэтому не собираюсь, поддаваясь только лишь материнскому инстинкту, рассказывать военные тайны…

– Никто не просит рассказывать военные тайны, – вздыхает Стёпка. – Скажи просто, что вокруг происходит? Почему люди друг в друга стреляют, что за военное положение?

– Вы что, телевизор не смотрите…

И Арнольд вдруг вздыхает.

– Даааа, – протягивает он. – Если я не вмешаюсь, эта белиберда будет продолжаться ещё очень долго, а мы уже скоро, между прочим, подъедем. Ребята, думаю, вы догадываетесь, что попали в одну из шизогоческих реальностей.

– Мы поняли, – отвечает Стёпка. – Вы от Шамана?

– От него, – кивает парень за рулём. – Думаю, он рассказал вам дальнейшие наши действия. Вы же попали в ту связку миров, где введено особое положение. В стране введено положении КТО. Сначала были бунты против существующего правительства, пытались уладить дело внутренней дипломатией канонерок, не получилось и ввели режим КТО.

– А это как? – спрашиваю я.

– Контртеррористическая операция. В общем, сражаются тут против повстанцев. За проведение операции следит особый правительственный отряд оранжевой бригады. Или, в народе, просто оранжевые.

– Что по мне, так они вылитые СС, – ворчит тётя Марина.

– Короче, у нас гражданская война, – вздыхает Арнольд. – Есть вопросы, молодёжь?

Мы молчим, наверное, сложно переварить ситуацию, тогда наш спутник обращается к тёте Марине:

– По сути, это и ваши сыновья и не ваши сыновья. Они пришли из параллельного мира, где нет вот такого вот положения. У них своя цель.

– Чего? – хмурится тётя Марина. – Что за лапшу вы мне на уши вешаете?

– А вы думаете, ребятам из мира, где солнышко светит и никто никого не убивает, легче осознать ужасы окружающего их нового мира?

Как бы в подтверждение слов Арнольда, кто-то швырнул на асфальт бутылку, и та разлетелась зелёным фейерверком почти у колёс машины. Арнольд резко вильнул вправо, отбрасывая нас друг на друга.

– Господи, что за день, – взмолилась тётя Марина. – Расскажите подробнее об этом, потому что пока плохо верится.

– Не расскажу, – отвечает Арнольд. – Потому что дальше вам будет вериться ещё хуже.

Несколько минут тётя Марина зависает, а потом вздыхает:

– Нет, ну творящийся вокруг хаос, конечно, изменил моё мировоззрение, но чтобы настолько.

– Я попробую вас сейчас познакомить с людьми, которые объяснят вам получше, – говорит Арнольд.

– А куда мы, собственно, едем?

– В нашу штаб-квартиру. Нам нужно провести операцию над одним молодым человеком.

– Мой сын?! – восклицает тётя Марина, даже не уточняя, какой из.

– Нет-нет, успокойтесь. Это я про другого молодого человека.

Лицо тёти Марины просветляется, она будто вспоминает про меня и оборачивается.

– Да, кстати, а ты кто вообще такой? – спрашивает она.

– Я… – теряюсь и не нахожу ответ, но Стёпка меня выручает.

– Это наш друг из нашей реальности, – выпаливает он.

Вздох тёти Марины разливается по салону и звенит в ушах.

– Это какое-то сумасшествие, – шепчет она.

Следующие пять минут мы едем молча, а потом машина начинает тормозить.

Здание, возле которого застывает автомобиль, напоминает маленький атриум, окружённый редкими тополями. Света в ночной мгле разлито мало, и молчаливый полумрак пропитан таинственностью. В этой точке вселенной так тихо, что даже деревья не шумят на ветру.

– Выходим, – коротко командует Арнольд и выбирается в таинственность.

Машина упирается в широкий съезд вниз, скорее – подземный гараж. Возле ржавых металлических ворот тьма сгущается столь плотно, что я боюсь в ней задохнуться. Пока Арнольд не подошёл к домофону, я слышу биение наших сердец.

Код парень набирал воровато, нарочито закрыв домофон спиной. Тётя Марина, наверное, не спускает руки с рукояти табельного оружия. Я не вижу, но предполагаю, что так оно и есть.

Кнопки тоненько пискнули шесть раз, а потом дверца приоткрылась и мы попадаем в мрачный подвал с бетонными стенами. Дверь позади с грохотом закрывается, и Тёмка в ловушке. Уйдёшь ты отсюда уже каким-нибудь генномодифицированным.

В отличие от могильной тишины снаружи, в коридорах штаба оппозиционеров доктора Вечности витает призрачная невнятица. Судя по шуму, людей здесь немного, но хотя бы есть.

Одина раз, петляя в лабиринтах пыльных коридоров, мы прошли мимо открытой двери, из которой лился яркий свет и внутри, в помещении цехового типа, возле монитора толпилась троица мужчин.

Хорошо, что у нас есть сопровождающая, которая на нашей стороне и которая выведет нас отсюда в случае форс-мажора, хотя, кому я вру. Тётя Марина скорее выведет своих сыновей, я же для неё чужой мальчик.

Арнольд открывает дверь, обитую малиновым драпом, и мы попадаем в большую комнату. Если бы не трубы отопления, торчащие из-под стендов и шкафов, комнату можно было бы назвать уютной. За круглым столом в центре восседал мужчина лет сорока, вальяжно закинув ноги на поверхность стола, и попивал, судя по запаху, кофе. Другой парень возился с куллером.

– Вот и они, – беззаботно бросает Арнольд.

– Отлично! – хлопает в ладоши мужчина с кофе. Один хлопок. Громкий. И мне понятно, что моя судьба предрешена. – Кто из них идёт к Русланке?

Парень у куллера оборачивается и хмурится.

– Вот он, Артёмка, – Арнольд указывает в мою сторону.

– Тёмка, – улыбается мужчина. – Я очень рад знакомству с тобой. А… кто эта чувиха? – дядька тыкает пальцем в тётю Марину.

– Какая чувиха? – возмущается тётя Марина. – Я, между прочим, представитель власти.

– И что здесь делает представитель власти? – ехидно усмехается мужчина.

– Тут запутанная история, Витя, – говорит Арнольд. – Она является матерью других двух ребят, но из иной шизогонической реальности. В общем, они знают обрывочную информацию, оставляю их на тебя. Разберись с ними, а я пока отведу Артёмку к Руслику.

И всё.

Я остаюсь один. Когда дверь позади захлопывается с печальным скрипом и Арнольд уводит меня вглубь пыльных коридоров, мне кажется, выхода нет. Не покину я это здание. Новый персонаж моей жизни мне симпатичен, но оправдает ли он моё доверие.

Через тройку пролётов мы оказываемся в месте совсем не гармонирующем с унылыми подвальными кельями: кафельные стены, операционный стол, пару кресел и медицинские тележки с разными инструментами. Замечаю в основном шприцы. В целом комната напоминает просторную процедурную.

– Руслик, бей в колокола, я привёл Артёмку! – восклицает Арнольд.

Сгорбленная фигура у одной из тележек оборачивается и я вижу старика в резиновых перчатках. Грушевидная голова с лысиной и круглыми очками на тоненькой переносице придавала мужчине сходство с доктором Нефарио.

– Оооо, я рад видеть нашего юного героя, – хриплым голосом произносит доктор. Не нравится мне этот человек, очень не нравится. – Присаживайся на кушетку.

Я не решаюсь сделать и шага. Можете отпилить мне ноги, но я не подойду к этой подозрительной кушетке. И Арнольд замечает мой страх.

– Не бойся, Тёмка, – смеётся он. – Всё будет хорошо. Тебя никто не будет резать, а когда ты узнаешь мощь своего оружия, ты нам спасибо скажешь, – и подталкивает меня в спину. – Садись, а я пока расскажу тебе суть операции.

Куда деваться? Отсюда не сбежишь. Доктор со шприцами и накаченный парень у двери прибьют меня, стоит мне и шаг в сторону сделать. Я сажусь на кушетку и испуганно кошусь на шприцы.

– Ты действительно не бойся, – хрипит доктор Руслан. Его голос напоминает последние стенания умирающего. – Я не буду ничего резать, что ты. Я просто приклею к тебе проводок. Раздевайся до пояса.

Пока я снимаю куртку и футболку, Арнольд объясняет:

– Оружие испытаешь один раз. Больше не стоит. Оно слишком мощное. О музее. Здесь, в кармане у меня адрес. В общем, думаю, вам надо до него доехать в дневное время, когда внутри водят экскурсии. Тогда ты сможешь проникнуть внутрь незаметно. Заветная дверь на втором этаже в конце восьмой галереи. Впрочем, в бумаге всё написано. Когда увидишь чёрную дверь с двумя мордоворотами, доставай оружие, и вперёд. Ты всё понял?

Честно говоря, я плохо что понял, следил за действиями доктора Руслана. Действительно, никаких шприцов, скальпелей или щипцов. Просто длинный красно-чёрный проводок. Доктор приблизился ко мне с ним и неизвестным аппаратом в руке. Штуковина напоминала монтажный степлер.

Доктор ласково повернул мою левую руку кисть вниз и поднёс к основанию край провода, заканчивающийся двумя маленькими гнёздами. Затем к коже приникает штуковина-степлер. Я готовлюсь к разряду вонзающейся в меня скобы. Но вместо боли ничего не почувствовал. Аппарат щёлкнул, в кожу чуточку пахнуло воздухом, а потом доктор уже убирает чудо-степлер, а провод оказывается крепко-накрепко приклеен к коже.

– Ого, – восхищаюсь я. – А его можно будет отклеить?

– Только вместе с верхним слоем эпидермиса, – сипит доктор.

– Артём, ты слышал, что я тебе только что сказал? – серьёзно спрашивает Арнольд.

– Да, я всё понял, – безучастно киваю, наблюдая, как доктор Руслан Нефарио присобачивает ко мне провод. Он предусмотрительно оставил петельку на локте, чтобы я мог свободно сгибать руку.

– Повтори, что вам нужно сделать? – требует Арнольд.

– Мммм, прийти в музей днём и войти внутрь, когда ходят экскурсии, – говорю, отрывая внимание от действий подпольного докторишки. – На втором этаже найти двух охранников возле двери и всех убить.

– Ну что-то типа этого, – улыбается Арнольд. – Какой музей? Какая галерея?

Копаюсь в мозгах, но ничего не помню, зато помню другую фразу парня и озвучиваю её:

– У вас в бумажке всё написано.

– Обязательно изучите её. Покажи своему товарищу. Этому Стёпке. Он быстро всё сообразит.

Доктор Руслан тем временем обклеил предплечье и уже заканчивал с плечом. Я успеваю заметить, что на втором конце провода остренькая пимпочка, напоминающая наконечник стрелы, только гораздо уже.

– Последняя процедура, – сипит доктор. – Тёма, наклони голову. Мне нужно проткнуть кожу на затылке. Не бойся, это совсем не больно. Ну… больно, но чуточку прямо. Как укольчик шприцем.

Холодок обвивает ноги. Во-первых, как любой нормальный человек особенно тринадцати лет, я боюсь любой боли, даже той, которой чуточку. Во-вторых, как любого подростка, жизнь научила меня, что если говорят будет не больно, значит ожидай жутких мучений.

Но отступать поздно, и я нагибаю голову. Пальцы в резиновых перчатках ощупывают ямку на затылке, и я сжимаю кулаки. Что же ты копаешься, доктор хренов, давай уже быстрее. Потом пахнет спиртом, на затылке что-то мокрое, и я зажмуриваюсь.

Боль оказывается короткой, но и правда сильной. Как будто мне в голову шило воткнули. Я даже чувствую неприятный хруст на затылке и даже думаю, что мне пробили кость. Я успеваю только зашипеть, как успокаивающий голос доктора зашептал:

– Тихо-тихо, всё позади.

Но глаза под линзами хмурые и серьёзные. Он чем-то обрабатывает кожу на затылке, постоянно давит на рану пальцем, отчего хочется прикрикнуть ему, чтобы остановился.

– Ну вот, Тёмка. Ты становишься супергероем.

Голос Арнольда доносится из другого мира, мир пульсирует больной точкой, сосредоточившейся на затылке.

Доктор Руслан выстрелил своим аппаратиком над ухом и отступил на шаг. Он рассматривал меня как художник только что написанную картину.

– Ну вот и готово. Кровь не течёт. Немножко поболит, пока ранка свежая. Но могу тебе кое-что дать.

Мужчина принялся копаться в маленьком шкафчике на стене, а я с трудом поднимаю голову. Мне кажется, что любое движение головой вызывает конец света.

– Это было-таки больно, – сиплю я на манер толстенького доктора.

– Терпи. Ты же мужчина, – ободрительно улыбается Арнольд.

– Мне показалось, будто кость проткнули.

– Что? – Я не думал, что у доктора Руслана мог быть такой высокий насмешливый голос, как у клоуна. – Какую кость?! Ты что! Я под кожу датчик загнал – не больше.

– Что-то хрустело, – пытаюсь улыбнуться я.

– Ну что там может хрустеть? Это просто я кость царапнул иглой. Ну сам посуди, как иначе. Толщина-то миллиметров шесть, кожа плотно прилегает. Если бы я кость пробил, так ты бы ходить уже не смог. Там же верхушка позвоночника.

Доктор уже подошёл ко мне, сжимая в руках пластинку с таблетками.

– Выпей одну, и потом пей, но не больше двух раз в день.

– А это что? – спрашиваю.

– Да обычный телпангин. Обезболивающее.

В мою ладонь падает крупная зелёная таблетка, и внезапно нарисовавшийся Арнольд протягивает бутылку с водой. Я выпиваю таблетку и смотрю на двоих то ли мучителей, то ли спасителей.

– Что теперь? – спрашиваю.

Лицо Арнольда глубокое, задумчивое. Он чуть поворачивает голову к доктору и говорит:

– Руслан Дмитриевич, доставай девятку.

Доктор скрывается за моей спиной, и я слышу щелчки кодового замка. Оборачиваться боюсь. Задняя сторона головы превратилась в сгусток боли.

– Провод скоро отклеится, – говорит Арнольд, поглядывая на мою руку.

– Пару дней будет держаться, – сипит доктор позади.

– Но этого времени достаточно, чтобы спасти вселенную, – улыбается Арнольд.

Я хмурюсь. Откуда ни возьмись появляются смутные мысли о моей значимости в действующей операции.

– И всё-таки, зачем вам это? – спрашиваю. – Зачем вы помогаете мне спасти брата?

– Эх, – вздыхает Арнольд и поглаживает металлический край кушетки. – Знаешь сколько мы мечтаем проникнуть к доктору Вечности? Любой член нашей оппозиции скажет тебе, что всю жизнь мечтает взглянуть в глаза этому старикашке. У нас тут сложилась целая философия по поводу существования доктора Вечности.

– То есть, вы думаете, что его может и не быть? – хмурюсь я, и в поле зрения появляется доктор Руслан с красивой металлической штуковиной.

– Почему бы и нет, – пожимает плечами Арнольд. – Всё возможно. Никто никогда не видел его. Может, это коллективный разум. А может вообще искусственный интеллект.

– Я его видел! – продолжаю общаться с Арнольдом, но не отвожу взгляд от красивого прибора в руках Руслана. Начинаю догадываться, как пользоваться незамысловатой штуковиной. Она напоминает нарукавник Шредера. Два маленьких когтя, поручень, чтобы удобно держать.

– Когда же тебе получилось его увидеть? – усмехается Арнольд.

– У нас была видеоконференция по скайпу, – объясняю. – Такой старик с бородёнкой…

– По скайпу ты мог увидеть кого угодно. Даже программу. Вот когда увидишь в живую, придёшь и расскажешь. Собственно, на это мы все и надеемся. Что единственная Девятка, который попал к нам в руки, прольёт свет на интересующий нас вопрос. Взгляни на оружие.

Арнольд протягивает было руки к красивой штуковине, но доктор не даёт её.

– Позволь уж я сам, – говорит Руслан. – Тёма, возьми это.

Чуточку обиженный Арнольд отступает, а я перенимаю из рук доктора металлическую когтистую лапу. Чёрт, она такая компактная, то полезет, скорее всего, даже в карман. Не ожидая объяснений, я надеваю штуковину на кисть и обхватываю перекладину внизу.

– Всё правильно, – кивает доктор Руслан. – Гляди, справа есть кнопка для большого пальца. Нажимай её.

Нажимаю. Ничего не происходит.

– Это курок, – поясняет доктор. – Любое нажатие делает выстрел. сейчас оно не стреляет, потому что оружие должно понять, что ты Девятка. Для этого рукав надо подключить к проводу.

Но мне уже не надо объяснять, я всё понял. Конец проводка, болтающийся у кисти, заканчивается двумя гнёздами. Я даже уже вижу, куда их втыкать и даже протягиваю руку.

– Не здесь. – Доктор Руслан мягко обхватывает своими руками мою праву ладонь. – Лучше на полигоне и уже в самом музее. Ну если по дороге случится какая оказия. Но не используй его по любому поводу. Помни, оно хоть и мощное, но против отряда со стрелковым оружием ты вряд ли справишься, особенно, если тебя окружат.

– Понял, – киваю. – Что теперь?

– Теперь, – Арнольд снова приближается ко мне. – Испытаем его и в путь.

– Что я должен увидеть в той комнате, в которую проникну. Ну… в музее. Как я узнаю Глобус Эфира.

– Его сложно не узнать. Он выглядит как обычный глобус небольших размеров. Предполагаю, что он спрятан в небольшой каморке. Возможно, на нём либо ещё одно силовое поле, которое минует любая Девятка, либо сигнализация. Если второе, то не раздумывай, разноси её вдребезги. Опасность всё же есть. Комнату могут переполнить ловушками. Сделать её большой и напихать туда всяких стрел, срабатывающих механизмом.

– Знаю-знаю, – киваю. – Видел в фильмах подобное.

– Здесь я уже ничем помочь не могу, – пожимает плечами Арнольд. – Кроме как советом: будь осторожен.

– Буду, – киваю второй раз. – Тогда надо двигаться. Я не помню, во сколько у нас поезд. Как бы не опоздать.

– Да, пойдём.

Прискакивающей походкой Арнольд отступает к двери. Ну ведёт себя совсем как я. С восхищением поглядываю на парня, надевая одежду.

– Спасибо, Руслик. Зайду к тебе потом.

– Пожалуйста.

Доктор улыбается так широко, что его улыбка становится почти зловещей. Когда мы выходим, он медленно снимает перчатки.

Обратный путь я уже не запоминаю. Попавшихся нам на пути пару человек – тоже. Перед глазами маячит чёрная спина Арнольда. Издалека слышу спорящий тон тёти Марины. Значит, мы почти на месте.

– Я уже позвонила человеку. Всё. Он сейчас подъедет. С оранжевой бригадой им нельзя садиться на поезд. Эти мрази точно оккупировали все вокзалы и аэропорты. Знаю я их!