Ученик жнеца

– Ну как запал, – еле слышно ответил Андрей, вспомнив, как весело ему было в ночь знакомства со Светой, – она очень интересная и, наверное, активная. Светлая, я бы так сказал.

– Света тебе сейчас действительно не хватает, – отстраненно сказал Герман. В его голосе чувствовалось нотка жалости.

– Хотелось бы вот так же прогуляться с ней тут…

– А как же Даша? Что у вас случилось? Мне казалось, у вас все было хорошо.

– Было… – еще тише ответил Андрей, – но очень давно.

– Уходи уже от своих предрассудков. Света, Даша – полно девушек вокруг, которым ты будешь интересен.

– Не то время сейчас, – Андрей рассматривал стекающий конденсат на холодной бутылке и вспоминал, как дорога ему была Даша.

– Ты можешь и не понять, что «то время» настанет. Даша ведь так нравилась тебе.

– Больше… Мне даже казалось, что я влюблен. Возможно, это так и было.

– Что же случилось?

Андрей тяжело вздохнул. Говорить об этом особо не хотелось, но кто ещё мог разделить его мысли сейчас?

– Знаешь, Даша была мне очень близка. С того самого дня, когда мы познакомились, мне было очень спокойно в её компании. Она внушала надежду. Такую, за которую хотелось бороться. Я был готов весь мир положить к её ногам…

– Так почему не положил?

– Не знаю… Тянул что-то. Думал, что так будет всегда. Она, я, пары, семинары, домашние задания, прогулки – вот тут, – Андрей обвел руками парк, – я до сих пор помню её касания. Такие нежные, но холодные руки… Её смех. Я до сих пор скучаю по нему. Мне хотелось с ней какой-то другой близости. Просто быть рядом, помогать ей во всем, хотя она всё всегда могла сделать сама. Даша будто специально хотела казаться слабой, чтобы я ей помогла. Мне нравилось это. Будто я – спаситель, герой. Такими глазами она смотрела на меня. Я бы даже хотел, наверное, жениться на ней. Когда-то потом, когда стал бы врачом. Чтобы приходить домой уставший, а она там встречает меня… И весь остальной мир в такие моменты казался бы ненужным. Понимаешь?

Герман посмотрел на него, затем невзначай почесал нос и ответил:

– Понимаю. Мне с этим повезло больше…

– А потом случилось то, что случилось… – Андрей примолк, чувствуя, что его голос сейчас надломится от нахлынувших чувств, – с мамой… И я не знал, что мне делать. Просто весь мир будто замкнулся на ней. Честно, в те дни я думал лишь о том, как помочь маме. Учеба, работа… – все ушло на дальний план. Я взял больше смен на работе. Почти не спал ночами – нужны были деньги.

– Почему не сказал мне тогда? Мы бы что-нибудь придумали, – Герман слегка негодовал. Они уже обсуждали это, но каждый раз, когда Андрей вспоминал этот момент, Герман начинал злиться.

– Да я не знал, что мне делать. Думал, что справлюсь со всем сам…

– Ну ты справился же. Всё нормально сейчас. Маме обязательно станет лучше.

– Надеюсь, – отстраненно ответил Андрей, будто сам уже в это не верил.

– А Даша что? Куда делась она? – не унимался Герман.

– А Даша… Даша сначала не поняла меня. Думала, что избегаю её, когда я после пар бежал на работу. Чуть позже подумала, что я связался с плохой компанией – в те дни, когда я прогуливал занятия. Я весь свой мир сосредоточил только на маме – в этом момент внешний мир начал от меня отворачиваться. Даша все узнала. Сначала она сама пришла ко мне домой, увидела там маму и всё поняла. Потом звонила мне по сто раз в день, писала смс, но мне не хотелось отвечать. Сам виноват – она хотела поддержать…

– Ты и нам с Дианой ничего толком не рассказывал. Тут, знаешь, нужна крепкая выдержка.

– Нужна. У Даши такой не оказалось. Она встретила Сережу…

– Сережу? – удивленно спросил Герман.

– Сережу, – повторил Андрей, – не знаю, где, когда и как – он не с нашего курса точно. Даже не с нашего факультета. Ты же знаешь Дашу – она очень активная, общительная… Мне стало так больно, когда она мне про него рассказала. Будто предали меня. Ударили в спину. Хотя… – он тяжело вздохнул, – я тут виноват сам. Надо было принять всё, что она предлагала. Возможно, сейчас мне было бы легче.

– Да не ковыряй ты себя за это. Успокой уже свои мысли. Всё, что с нами происходит, случается именно тогда, когда нужно.

– Где-то я слышал уже такие слова, – заметил Андрей, пытаясь вспомнить, кто уже говорил ему об этом.

– Прописные истины, – Герман похлопал друга по плечу.

Андрей посмотрел на него и улыбнулся. То, чего так долго не хватало, – простого разговора – успокаивало сейчас. Холодное пиво, прохладный парк и друг, который в очередной раз выслушивает его жалобы. Все уже не казалось таким безнадежным.

– Ты знаком с этим Сережой? – спросил Герман.

– Нет, так и не смог. Она предлагала нам сходить куда-то вместе, а я сначала придумывал причины, а потом просто сказал, что не хочу его видеть с ней. Мы тогда поругались. И больше уже не говорили о нём.

– Он, наверное, и мизинца твоего не стоит. Но, не нам судить.

– Даша, скорее всего, счастлива с ним. Ей нужен был кто-то, вот она и нашла.

– Ну а что Света?

– Пока не знаю. Мы виделись только раз. Было весело.

– Ну… Если было весело, значит, шанс есть. Постараюсь разузнать о ней что-нибудь.

– Спасибо, Герман.

Они прошлись ещё немного и попрощались. Герман спешил помогать Диане с ужином, Андрей пошел готовить ужин для мамы. После разговора стало как-то легче на душе – будто камень, наконец-то, упал, дав волю новым мыслям и надеждам. Впереди был ещё один приятный вечер – Андрею казалось, что всё будет именно так.

Глава 3. Обстоятельства

До дома, в котором была квартира Германа, Андрей добрался быстро. Он забежал в магазин, купил бутылку вина к ужину и направился к подъезду друга. Снова, почему-то стало волнительно, как в детстве, когда друг приглашал в гости поиграть в приставку, а ты соглашался, хоть и думал, что его мама против.

– Ты вовремя, – открыл дверь Герман, – Диана только что достала лосося.

– Это как раз хорошо подойдет к нему, – Андрей протянул бутылку сухого белого.

– И правда, – Герман хлопнул друга по плечу и отправился на кухню.

Андрей выложил ключи и кошелек на тумбу в прихожей, снял обувь и уже хотел идти мыть руки, как почувствовал, что в кармане есть ещё что-то. С особым интересом он полез в карман и нащупал там конфету, которой его сегодня угостил старик. Облегченно вздохнув, Андрей положил конфету к ключам.

– Дядя Андрей приехал, – весело закричал маленький мальчик, выбегая в прихожую.

– Как же ты вырос у нас, – радостно заметил Андрей, утопая в объятиях мальчишки. Это был Артур – старший сын Германа.

– О, это нам? – удивленно спроси Артур, увидев конфету на тумбе.

Андрею стало неловко от того, что он забыл про мальчишек и ничего не купил им. Обычно он всегда покупал им вкусности, а на недовольное лицо Дианы или Германа лишь разводил руками со словами «ну это же дети». Конфета, хоть и одна, но все же спасла ситуацию. Но как будут делить между собой Артур и ещё его двое братьев, Андрей уже не знал.

– Это тебе, только не говори Степе и Олегу, – шепнул он.

Артур ехидно по-детски улыбнулся сунул конфету в карман и побежал обратно в детскую. Ему было семь лет, он был очень смышлёным и жизнерадостным мальчиком. Степе только что стукнуло пять, и он уже был серьезным и вдумчивым не по годам. Олегу было всего три года, он, казалось, радовался всем, кто брал его на руки.

На кухне пахло запечённой рыбой и сливочным маслом. Диана стояла у плиты, шепотом ругаясь на брызги от кипящего соуса. Герман накрывал на стол, размышляя, куда и кого усадить в этот ужин.

– Привет, Андрей, – улыбнулась Диана, заметив гостя. – Спасибо за вино, мы забыли его взять.

– Да не за что, – ответил Андрей.

– Что у тебя нового? Как мама, – не отворачиваясь от соуса, участливо спросила Диана.

– Он встретил девушку, говорит красивая, – ответил за него Герман.

– Правда? – Диана от удивления и радости отвернулась от соуса и посмотрела на Андрея. Соус тут же злобно булькнул, испачкав плиту.

– Это всего лишь новая знакомая, – смутился Андрей, – ничего серьезного. – Мама как обычно, воюет с сестрой не пьет таблетки, ругается на Катю.

– Раз ругается, значит, не потеряла хватку.

В дверь позвонили. Это были как раз те гости, про которых утром говорил Герман. Андрей не был с ним знаком, но был наслышан.

– Это, наверное, Оксана и Глеб, – уточнил Герман. Он протер руки и отправился в прихожую.

– Хорошо, что ты пришел, – улыбнулась Диана, вытирая руки о фартук, – рада видеть тебя.

Лосось, и вправду, был вкусный. Сливочный соус чуть пригорел, но всё равно придавал особый вкус блюду. Андрей доедал последний кусочек рыбы, когда понял, что промолчал весь ужин. Он посмотрел на друзей, ожидая возмущенных взглядов, но никто, казалось, не заметил. Может, это к лучшему, ему сейчас совсем не хотелось рассказывать о своих проблемах. Хотя, никто и не спрашивал. Герман лишь подливал вина, внимательно слушая рассказ Глеба. Диана рассказывала Оксане о преимуществе водяной бани при приготовлении сливочного соуса. Дети о чем-то смеялись между собой.

Впервые Андрей почувствовал себя одиноко за все время, которое он провел в кругу друзей. Разговоры за ужином превратились в какой-то глухой шум. То ли вино подействовало, то ли Андрей сильно погрузился в мысли, чувствуя, каким грустным становится его взгляд. Он понимал, что стоило бы обратить на себя внимание – спросить про жирность масла в соусе или уточнить, на какой улице была пробка в вечернее время, но ему стало так все равно, что лосось начинал проситься обратно. Не стоило, наверное, так сильно уходить в себя и отдаляться от Германа, чтобы сейчас не чувствовать себя лишним. Внутри стало как-то пусто, как в тех двух бутылках вина, которые сидящие за столом уже успели приговорить. Всё же Глеб и Оксана оказались предусмотрительнее и взяли ещё две бутылки, чтобы ужин не закончился так быстро.

Зазвонил телефон. Все сразу замолчали в поисках своих смартфонов, будто это был знак обратить внимание на гостя. Звонили Андрею. Он извинился, встал из-за стола и вышел в прихожую.

– Андрей, извини, не смогу заехать к Вере Борисовне, – послышалось в трубке сразу после того, как он принял звонок. Звонила Катя.

– Привет, Катя, что случилось? – оглядываясь на кухню, спросил Андрей в надежде, что никто не услышал.

– Меня тут подрезали, разбили зеркало и поцарапали крыло, – возбужденно ответила Катя. – Стоим, ждем ГАИ. Не знаю, на сколько это все затянется.

– Всё нормально, не переживай. Ты сама цела? Помощь нужна какая? – успокоил собеседницу Андрей.

– Уже все решили, муж подъезжает. Спасибо.

– Как быть с процедурами мамы?

– Думаю, один укол можно пропустить. Я завтра с утра заеду…

– А, хорошо, – с долей сомнения сказал Андрей.

– Ты наблюдай за состоянием Веры Борисовны, если станет хуже, вызывай скорую. Я всю информацию о лечении передаю в вашу поликлинику, они там знают, какой препарат колоть.

– Ох, надеюсь, это не пригодится.

– Извини ещё раз, мне пора идти, – протараторила Катя.

– Да, конечно, на связи…

Андрей заволновался. За этим молчаливым поеданием лосося он совсем забыл про маму. Стало как-то не по себе, ладони вспотели. Надо было срочно ехать к ней.

Вернувшись к друзьям, Андрей снова заметил, какими счастливыми со стороны они казались. Общение с Глебом и Оксаной так шло им, что напоминало сцену из какого-то семейного фильма.

– Ребята, прошу извинить меня, надо ехать к маме, – дрожащим голосом проговорил Андрей.

Все снова замолчали и с интересом уставились на Андрея.

– Все нормально? – тревожно спросил Герман, привставая со стула.

– Медсестра не сможет заехать для процедур. Попросила наблюдать за состоянием мамы, – ответил рассеяно Андрей, ища глазами телефон.

– Он у тебя в руках, – будто поняла его Диана, – телефон.

– А, да, точно… Извините. Спасибо за ужин все было вкусно. Диана все же готовит лучше тебя, – попытался пошутить Андрей.

Герман пропустил шутку, погрузившись в раздумья.

– Тебя подвезти? – вдруг спросил Глеб.

– Ты же выпил! – грозно уточнила Оксана, – сейчас закажем такси!

– Спасибо, я сам. – Андрей направился к выходу.

– Подожди, – позвала Диана, – положу Вере Борисовне рыбку.

Андрей недовольно вздохнул. Не хотелось терять ни минуты.

Чем дольше такси стояло на светофорах, тем тревожнее на душе становилось Андрею. Он был готов выйти и пойти, побежать, лишь бы успеть быстрее к маме. Таксист будто понимал, что попутчик торопится, но сам даже не собирался ускоряться. Андрей вспомнил, что даже не позвонил матери, хотя мысленно уже приготовился к худшему. Дрожащими пальцами он набрал её номер и с замиранием сердца приложил телефон к уху.

Гудок. Ещё один гудок. Ещё. На той стороне никто не отвечал. Андрей слышал, как колотится его сердце, чувствовал, как пот стекает по вискам. Что-то было не так. Он набрал маму ещё раз. Снова гудки без ответа.

Таксист неторопливо входил в повороты, покачивая головой в такт музыки из приемника. Улицы, по которым уже столько раз Андрей проезжал на таким, теперь казались бесконечными и заполненными. Воздух будто уходил из салона, наполняя его холодной и сырой безнадежностью. Сердце Андрея бешено колотилось, он почему-то вспомнил, что никто из друзей не вызвался поехать с ним. Так было бы спокойнее что ли, но Герман и Диана остались там, за приятным ужином с вином и добрыми рассказами, когда все зло мира, казалось, сосредоточилось на этом одном маршруте. Андрей чувствовал, как злость, обида и отчаяние охватывали его со всех сторон.

– Вот, доехали, – сказал таксист, когда автомобиль затормозил у подъезда Андрея, – буду признателен, если поставите оценку.

Андрей злобно взглянул на него и выбежал из машины. Он даже не помнил, как взобрался по лестнице на седьмой этаж. Ключи, как назло, не слушалась, когда он пытался открыть дверь.

– Мама? – испуганно позвал Андрей, победив, наконец, замочную скважину и вбежав в квартиру.

В квартире было темно и, как ему показалось, пусто. Будто никто и не жил в ней. Становилось ещё тревожнее.

– Мама! – ещё громче позвал Андрей.

Никто не отвечал.

Он прошел на кухню. Ужин был не тронут. В гостиной тоже никого не было. Вера Борисовна должна была уже откликнутся, даже если спала.

– Мама… – Андрей открыл дверь в комнату Веры Борисовны и увидел силуэт на полу темной комнаты.

Вера Борисовна лежала на полу с телефоном в руках. Она пыталась кому-то позвонить, но, видимо, не успела. Произошло что-то ужасное. Андрей понимал, и от этого становилось только хуже. Включив свет, он сел на колени перед лежащем на полу телом. Что делать, он не знал. Она не дышала, пульса не было, лицо застыло в болезненной гримасе, пальцы казались неестественно скрюченными. Андрей попробовал приподнять маму, но всё её тело будто бы противилось этому. Она казалась тяжелой и холодной, отчего все органы внутри сжимались, отдавая глухой болью где-то в середине груди. Андрей почувствовал, как слезы наворачиваются на его глазах. Он уехал, оставив её одну, он в этом виноват. Прижавшись к остывающей груди матери, Андрей громко зарыдал, поливая слезами шелковую пижаму Веры Борисовны.

Скорая приехала через пятнадцать минут. Все это время Андрей прорыдал на груди у матери, а когда врачи уложили её на носилки, даже не смог с первого раза встать на ноги. Все тело тряслось, казалось ватным, а внутри всё будто бы оборвалось, и весь мир резко потемнел. Врач что-то спрашивал у Андрея, а он лишь пустыми глазами смотрел, как остывающее тело укрывают с головой чем-то черным.

Реанимировать Веру Борисовну не удалось, выяснить причину смерти – тоже, даже время смерти не смогли сказать. Врач, приехавший на вызов, сидел и что-то заполнял, держа на коленях чемодан. Полицейский что-то обсуждал с другим, похожим на полицейского, и время от времени тоже что-то записывал. И только Андрей, медленно опустившись по стене на пол, не понимал, что происходит. Он что-то отвечал на вопросы, не отводил взгляд от прикрытого тела матери и чувствовал, как глубокая тоска охватывает все вокруг.

Врачи, полицейские и ещё кто-то в формах вели себя спокойно, что даже возмущало. Любезно переговаривались между собой, иногда подшучивали, называли закрытое тело мамы трупом. Андрей почему-то понимал, отчего они так себя ведут, но всё равно не мог их за это простить. Осознание смерти родного человека приходило волнами: сначала не верилось, что все это произошло, а после не верилось, что там, на носилках лежит именно Вера Борисовна. Не верилось и в то, что сейчас её отвезут в морг, а не в больницу, ещё большую горечь вызывал тот факт, что уже никто не сможет её помочь.

Глава 4. Похороны, ссоры и откровения

Прошло три дня. День похорон выдался, как и ожидалось, жарким и душным. С самого утра солнце светило в окна опустевшей квартиры Андрея. С самого утра заходили друзья и знакомые Веры Борисовны, чтобы попрощаться и хоть как-то поддержать её сына. Высокая температура на улице и духота в доме делали гостей злыми и недовольными до такой степени, что тошнило. Лицемерные вздыхания, банальные вопросы «Как же так?» и невыносимо жалостливые взгляды в сторону Андрея. Все это приходилось терпеть, потому что скорее всего так хотела бы мама.

Почти все время он провел на балконе, выкуривая сигареты одну за другой. Видеть кого-то, общаться не хотелось вообще, да и смотреть на лежавшую в гробу маму тоже. Андрей всё ещё винил себя, хотя где-то в глубине души к нему почему-то приходило несвойственное облегчение. День обещал быть непростым, но больше всего он ждал его окончания, чтобы прийти в квартиру и, наконец, остаться одному. Все эти три дня он почти не мог спокойно обдумать случившиеся. То Герман заходил, то сестры мамы – телефон разрывался каждые десять минут от входящих – всем хотелось вызвать на разговор Андрея, вытянуть наверх его эмоции, а он просто молчал. Что-то говорить, жаловаться на ноющую боль в груди ему казалось таким бессмысленным.

Прощальную церемонию на кладбище всем хотелось ускорить. Траурно черные одежды и почти адская жара – как бы ни хотелось, несочетаемые вещи. Все это понимали, но ничего не говорили, будучи тактичными и воспитанными. Место на этом почти забитым могильными плитами кладбище Андрею помог выбить Герман. Через свои связи и знакомства у него даже получилось сэкономить. Важно ли это было для Андрея? Возможно, но не сейчас. Он поблагодарит друга чуть позже, когда сможет все осознать и вернуться к обычной жизни.

Одна из сестер Веры Борисовны вызвалась сказать прощальную речь. Андрей стоял подальше ото всех, как-то обособленно, будто не имел никакого отношения к этой церемонии. Он смотрел на осунувшееся, посеревшее, безжизненное лицо мамы и думал, что уже никогда не свозит её на море, не получит от нее раздражающее смс с пожеланием хорошего дня, что гибискус, возможно, завянет и ужин он уже не приготовит для нее, что некому будет желать доброго утра, и не зачем уже вставать чуть пораньше, чтобы подогреть воду для завтрака. Это все теряло смысл, терялось среди грустных мыслей и вызывало невыносимую горечь.

Сестра тем временем все продолжала говорить, как она любила Веру Борисовну, как всегда хотела ей помочь, но так отказывалась, как сожалеет о скорой кончине родной души. Андрей возмущенно, но еле заметно мотал головой и хотел, чтобы это скорее закончилось. Он придет сюда завтра, и послезавтра придет. И будет приходить каждый день, пока не простит себя за случившееся.

Забитые в крышку гроба гвозди усиливали чувство внутреннего сожаления, но опускание его в могилу и первые горсти земли приносили облегчение. Андрей почти не смотрел на пришедших, хотя понимал, что все, как раз-таки, смотрят на него.

Поминки организовали в кафе «Орион». Этому опять-таки поспособствовал Герман, зарезервировав весь день для церемонии и вызвав лучших поваров на смену. Диана взялась за рассадку пришедших в кафе. Кажется, ей удалось рассадить всех так, чтобы никто не скучал, и чтобы у всех было, что выпить. Все шло как обычно бывает на похоронах: кто-то вспоминал Веру Борисовну, кто пытался выдавить слезы, кто-то просто ел. «Каждый на своём месте» – думал Андрей, пытаясь сохранить спокойствие и не поддаться тошнотворному чувству раздражения от излишней лицемерности.

– Все нормально? – спросил Герман, подсаживаясь к нему. Он попытался похлопать Андрея по плечу, но тот почему-то увернулся.

– Вполне, спасибо, – сухо ответил Андрей.

Его взгляд упал на барную стойку, туда, откуда обычно выносят еду для гостей заведения. На минуту ему показалось, что так промелькнула знакомая темно-русая шевелюра. «Света?!» – вдруг подумал Андрей. Что она тут делает сегодня?

Он оживился, встал изо стола и, не обращая внимания на вопросительный взгляд друга, направился к подсобным помещениям. Света была в коридоре. Она что-то развешивала на доске для персонала и будто бы не заметила, как кто-то зашел.

– Света? – удивленно позвал Андрей.

Девушка вздрогнула и обернулась.

– Привет, Андрей, – почти незаметно улыбнулось она, – прими мои соболезнования.

– Спасибо, – на автомате ответил Андрей, – что ты тут делаешь?

– Помогаю отцу, – спокойно ответила Света, продолжая развешивать графики на доске, – с завтрашнего дня меняются смены, папа хотел предупредить всех сегодня.

– Даже не спросишь, как я? – Андрей почему-то почувствовал себя обиженно и возмущенно.

– Я и так вижу, что плохо, – ответила Света, посмотрев на собеседника.

– Мы не виделись с той самой ночи, я искал тебя!

– Видимо плохо искал. Но зачем тебе это?

– Что именно? – Андрей понимал, что начинает злиться.

– Я, – ещё спокойнее ответила Света, – зачем ты искал меня?

– Мне казалось, мы хорошо провели время. Думал, что захочешь повторить…

– Что? Мытьё посуды?

Андрей не понимал, в чем дело. Света, закончив выравнивать магниты на доске, отправилась в мойку. Он последовал за ней с намерением выяснить все.

– Не нужно ходить за мной, Андрей, – Света была все так же спокойна, – у тебя там похороны, люди ждут тебя.

– Не ждут, никто не заметил, что я ушел.

– Все равно, тебе нечего тут делать.

– О чем ты вообще? Я тут, потому что рад видеть тебя. Ты же знаешь, через что я прошел…

– Знаю, и уже сказала, что соболезную. Тебе нужно что-то ещё?

Андрей негодовал. Он будто видел перед собой другого человека – не ту милую и веселую девушку, с которой бок о бок мыл посуду в день знакомства.

– Зачем ты так, Света? Я что-то сделал не так?

– Опять ты за свое. Думаешь, что в чем-то виноват. Думаешь снова только о себе.

– У меня мама умерла, Света. Похоже, что я думаю только о себе?

– Именно, думаешь. Ты хочешь, чтобы тебя кто-то пожалел, но сам не принимаешь никаких слов.

– Я принял твои соболезнования, – Андрей сдерживал себя, чтобы не повысить голос. Внутри всё кипело.

– Могу добавить только одно, – спокойствие Светы раздражало ещё сильнее. – Мне нет дела до тебя и твоих проблем. Да, мы хорошо провели время тогда, но мне просто было скучно, нужно было занять себя чем-то. Наши разговоры ничего не значат сегодня, и уж тем более ни к чему не обязывают меня. Тебя – может быть, и ты из-за этого злишься. Но мне, Андрей, всё равно. Не строй иллюзий, перестань искать и ждать меня.

– Зачем ты так, Света? – Андрей поник.

– Чтобы ты уже перестал жалеть себя и начал смотреть трезво на некоторые вещи. Повторюсь, не строй иллюзий. Прощай, мне нужно идти.

Она бросила на него холодный взгляд и вышла. Андрей продолжал стоять на месте, не понимая, что сейчас произошло. Его взгляд упал на стеллаж с чистой посудой. Подумалось вдруг, что было бы очень уместно сейчас разбить её, разнести тут всё, выместить злость и успокоиться.

Андрей подошёл к стеллажу, взял тарелку в руки, рассмотрел её. Сколько раз ему приходилось мыть её, сколько раз приходилось просматривать в холодном свете мойки наличие сколов, чтобы угодить кому-то. Кровь закипала, бурлила внутри подогреваемая обидой и злобой. Андрей выпустил тарелку из рук. Она достигла пола слишком быстро, глухо ударилась и раскололась пополам. За ней последовала ещё одна и ещё одна. Стеллаж пустел, тарелки летели вниз, разбивались на осколки и придавали чувство давно забытой легкости. Андрей входил в раж, с силой швырял тарелки, переходил к следующему стеллажу и продолжал вымещать злость на посуде. За тарелками пошли кружки, соусницы и другая мелочь – всё, что могло разбиться, разлететься на кусочки и дать волю эмоция обиженного и озлобленного человека.

– Что ты делаешь? – в мойку забежал Герман, видимо, услышав шум.

Андрей вздрогнул, посмотрел на друга и с ноткой безразличия ответил:

– Успокаиваюсь, – и бросил очередную соусницу на пол.

– Остановись, – почти приказным тоном проговорил Герман.

Посуда всё продолжала лететь на пол. Весь пол мойки уже был в осколках, а стеллажи заметно опустели. Андрей не думал останавливаться, а присутствие друга даже подзадоривало его.

– Да что же ты делаешь! – уже кричал Герман, – кто за это заплатит?

– Ты как всегда, думаешь об оплате, – с ноткой разочарования сказал Андрей, рассматриваю рисунок на тарелке. – Не переживай, я заплачу.

Тарелка полетела на пол и разбилась на мелкие кусочки. Герман подбежал к Андрею и схватил его за руку.

– Этого бы твоя мама не одобрила, – сказал он, пытаясь остановить друга.

– Не одобрила бы, ага, – спокойно ответил Андрей, – но её нет.

– Но это не значит то, что можно тут все разбивать, Андрей. Идём в зал, там тебя потеряли все.

Посмотрев в глаза друга, Андрей получил ещё большее облегчение. Он почему-то ждал, что Герман не станет его осуждать, а присоединится к нему, и они вместе разнесут тут все. Но Герман был настроен категорически против, а, значит, ничто уже не могло сдерживать. Очередная чашка достигла плитки на полу и разбилась вдребезги.

– Андрей, что же ты делаешь… – Герман отпустил его, отошел и окинул взглядом осколки на полу.

– Увольняюсь, – спокойнее ответил тот.

– Да как ты можешь вообще? – возмущенно Заявил Герман, опускаясь на пол. Он начал собирать осколки, его глаза блеснули злобой и недоумением.

– Легко, – Андрей почувствовал очередной прилив обиды.

– Мы с Дианой столько сделали, я вызвал лучшую смену сегодня – еда, напитки – всё для тебя, и ты платишь мне этим?

– И снова мы говорим об оплате.

Герман молчал. Лишь быстро и злобно дышал.

– Тебе придется долго извиняться за этой. Не только передо мной, но и перед Дианой, и перед шефом…

– Мне все равно.

– Эгоист, – злобно выкрикнул Герман, – как ты можешь так говорить это мне?!

– Это я – эгоист? – возмутился Андрей, – как я могу?

– Не начинай. Я тут, я рядом, пойми, я очень хочу помочь тебе…

– Мне нужна помощь? Или тебя злит моя угрюмость и печаль? Хотя нет, не печаль, а, как ты говорил, «нарисованная тоска».

– Кто тебе сказ…

– Диана мне рассказывала, – перебил его Андрей, – Да, у тебя за спиной попросила меня не грустить в твоем присутствии, потому что тебя это угнетает. Угнетает, – Андрей усмехнулся, – слово-то какое!

– Дианы тут нет, – с нарастающей злостью проговорил Герман, – тут только мы, я и ты…

– Именно, тут, сейчас… А где вы были, когда мне было невыносимо? Где был ты, когда я разрывался от отчаяния? Правильно, тебе не хотелось видеть мою «печаль». А вот она, моя печаль, на полу, нравится? Мне – очень.

– Ты не имеешь права так говорить.

– О ещё как имею, Герман. Я же делал для тебя все. Тебе хотелось чистых тарелок, я их перемывал вручную, ты хотел, поговорить, и я бежал к вам после учебы, работы и болезненных процедур мамы. Ты хотел, чтобы я был весел и жизнерадостен, и я надевал маски, чтобы комфортнее было тебе. Но ты все пропустил, пропустил моё выгорание, опустошение. В том, что сейчас происходит со мной, есть и твоя вина. Важнее же те люди, которые куда проще и веселее, не так ли? Зачем париться над чужими проблемами, когда можно было их не замечать?

– Что ты несешь?

– В общем смысле – правду, в буквальном – разруху.

Он окинул взглядом мойку и почувствовал облегчение. Где-то внутри, рядом с заполняющей злобой начинало зарождаться чувство освобождения. Волнительное до пота в ладонях ощущение разрыва. Андрей больше не хотел видеть Германа, он был не зол, а был разочарован, и это давало больше свободы, чем то, чего изначально хотелось – чувства общности и поддержки.

– Уходи, сейчас же! – отчаянно выкрикнул Герман.

– Знаешь, что Герман? – усмехнувшись, спросил Андрей, – я пожелаю тебе только одного – не быть никогда на моём месте. Ты не вынесешь.

Он с силой кинул очередную тарелку на пол, осколки от удара разлетелись в разные стороны, один из них угодил Андрею в верхнюю часть предплечья. Брызнула кровь, запачкав белоснежную плитку на полу и часть осколков вокруг. Боли не было, чувствовались лишь жар и липкость стекающей крови. Герман испуганно окинул взглядом порез, потом посмотрел в глаза другу и не нашел никаких слов. Андрей, увидев непонимающие глаза Германа, зажал порез рукой и направился к выходу.

– Спасибо тебе, Герман, – тихо сказал он.

На улице он порылся по карманам, достал старый, застиранный платок мамы и прикрыл порез. Хотелось курить и долго-долго идти, куда глаза глядят. Рана болезненно пульсировала, кровь предательски вытекала из-под платка и стекала вниз по кисти. Андрей шел, не понимая даже куда именно.

Не помня себя, он дошел до дома. На остановке снова было людно, вечер был таким же жарким, как и всегда. И только лавочка неподалеку непривычно пустела в тени тополей. Андрей почти перешёл на бег, чтобы успеть занять её. Хотелось курить, остановить кровь и навсегда уехать из этого города.

Присев на лавочку, Андрей почувствовал усталость. Ноги гудели, он прошел почти пять километров от кафе до дома, а кровь все вырывалась из раны. Платок уже стал красным, как и кисть, даже часть закатанной рубашки испачкалась. Порез был серьезным, как оказалось, но думать об этом сейчас не хотелось. Физическая боль, как холодный душ утром, приводила в чувства.

– Снова мы встретились тут, – сказал знакомый голос.

Андрей повернулся и увидел того самого старика, который на днях говорил о голубях и раздавал конфеты. Как ни странно, он был не против компании этого чудаковатого старичка.

– Ой, что это у тебя с рукой? – старик заметил кровь на руке Андрея.

– Да так, порезался, – ответил Андрей, поджигая сигарету.

– К врачу бы…

– Не нужно, я тут живу недалеко, докурю и пойду обработаю. Вы тоже тут живёте?

– Не совсем, – задумчиво ответил старик, – я тут из-за тебя.

Андрей вопросительно посмотрел на него.

– Дело в том, Андрей, что у меня есть для тебя кое-что.

Он никогда не называл ему своего имени. От этого стало немного не по себе. Старик тем временем продолжал:

– Меня прислали научить тебя, дать свободу и силу…

– Кто прислал? – Андрей привстал с лавки, готовясь к чему-то плохому.

– Меня зовут Дептон, и я – Жнец, – проговорил старик.