Buch lesen: «Шофёр. Назад в СССР»
Глава 1
Где-то под станицей Красная
2023 год. Россия
– Известное дело, – вздохнул молодой худощавый паренёк и убрал соломенные волосы со вспотевшего лба. Уставился в окошко маршрутки. – Суды в таких случаях всегда на стороне женщин.
– Это кто же тебе такое сказал? – хмыкнул я и проследил за его взглядом.
Там, за грязноватым стеклом окошка, бежало что-то родное: бесконечные зеленые поля, лесополосы, а вот другое поле, залитое золотом. Это зреет подсолнечник. Медленно следит он за низко висящем на синем небе солнцем.
Эх, в начале осени уборка. Вновь потянутся к Армавирскому масложиркомбинату фуры, груженые семчкой. Работа шофёром – одно из самых моих ярких воспоминаний о здешних местах. О станице Красной, в которой я родился.
– Игорь Семеныч, – повторил парень. – Слышите?
– Ах да, – я проморгался. – Да что-то задумался.
– Так, а что там с разводом? Бывшая-то, – продолжал он. – Собирается детей отбирать. И алименты. А суд что, может не присудить ей сыновей-то?
– Зависит от обстоятельства, – я пожал плечами. – Если решишь за детей судиться, то будут решать, с кем им лучше живется. А там уже и органы опеки и экспертизы…
В общем, повёл я очередную юридическую консультацию. Бесплатную. Дурацкая привычка, но ничего с собой поделать не могу. Как только проникся человеческими проблемами – не могу не помочь.
Сказывается практика в юридической консультации, еще до развала страны, раз с милицией не получилось. Тогда права советских граждан значили больше денежных бумажек. И ни мясорубка девяностых, ни двухтысячные, когда жизнь стала проще, не смогли меня поменять. Сложно мне дается все это… предпринимательство, особенно если на той стороны купюры человеческая судьба.
Вот в молодости было все просто и понятно: вот баранка, вот рычаг с педалями. Вон кузов, за спиной. Грузи это, вези туда. Золотое было время. Из проблем только: где б выпить и чем бы закусить. Ну еще папироску покрепче.
– Спасибо, Игорь Семёныч, – вздохнул парень. – Не думал, что по дороге в Красную встречу юриста. А тут целая консультация!
– Пожалуйста, – я улыбнулся.
Дорога в Красную… Уж сколько раз я померил её километражам туда и обратно в своё время…
– Опа… все еще стоит, – тихо сказал я, когда за окном, почти у самой обочины, что тянулась вдоль посадки, показался могучий тополь.
Ох и спас же он нас с Боевым, когда коробка нашего старенького газона дала клина и буксир пришлось ждать весь жаркий день до вечера. Спрятал от палящего солнца.
– А? Что? – не понял парень.
– Да так. «Мысли вслух», —сказал я, прогоняя вспышку воспоминания из своей головы.
В последней вечерней маршрутке, следовавшей из Армавира в станицу Красную, людей было мало: какие-то девочки студентки, ехавшие домой на выходные; молодая мамаша, пытающаяся успокоить непоседливых детишек, чтобы те уселись свои места; молодая блондинка лет тридцати сидевшая на соседнем ряду. Ну и мы с Саней, парнем не старше двадцати пяти лет.
Белая кожа блондинки словно бы светилась внутренним светом. Золотые волосы волнами струились по плечам, а белую блузку наполняла пышная грудь. Ох… Был бы я лет на двадцать пять моложе…
– Ну! Лёшка! Слезай давай! – вдруг строго сказала молодая мамаша, когда белокурый мальчишка забрался на сидение с ногами и посмотрел над спинкой на меня. Это оторвало меня от любования блондинкой.
Потом мы с Саней помолчали. От знакомых, таких родных мест за окном, в голове побежали старинные картинки, будто бы из прошлой жизни. Почему-то я улыбнулся своим мыслям. Армия и дембель, большая деревенская семья и родственники, колхозный гараж и любимая пивнушка в центре станицы, горячие дни уборки и столь же горячие вечера-дискотеки в доме культуры.
– Так, а если она судиться будет, – продолжил Саня. – Это ж придется нанимать юриста?
– Ну, желательно бы, – я улыбнулся. – А то простой гражданин по неопытности, обычно в присутствии судьи проглатывает язык. А адвокатский заточен так, – я хохотнул. – Что проглотишь и порежешься.
– Так, может, вы это… – он потянул носом. – Возьметесь? Вы ж из города? Поможете мне с женой судиться?
– Нет, не возьмусь, – сказал я холоднее. – Не работаю я больше. Хватит с меня. Пора на пенсию.
– Так, вы же нестарый, – оценивающе окинул меня взглядом Саня и недоверчиво ухмыльнулся.
Да уж. Нестарый. Уж шестой десяток разменял. И да, пожалуй, с генами мне повезло. Выгляжу неплохо для своего возраста. А вот поясница уже подводит. Да и моторчик барахлит. Долбит давление. В моем возрасте невозмутимое хладнокровие юриста обеспечивается двумя десятками таблеток ежедневно.
– Да не. Хватит с меня, – добродушно продолжил я. – С госпожой юриспруденцией я уже наигрался. А теперь хочу поиграться с матушкой землей. Пасеку, может, заведу. Дом там, в Красной, родительский остался.
Когда за окном появился знакомый пейзаж, и дорога взобралась на невысокую возвышенность, я глянул вперед, сквозь лобовое. Там, справа, изгибалась густая лесополоса, а слева виднелись цветастые, словно игрушечные домики. Это была она. Станица Красная.
Я с теплотой посмотрел на такой родной пейзаж: стоящее в низине селение, лесистые холмы, что развернулись вдали, а на них огромные тени облаков, бегущих по небу.
– Давно не бывали у нас? – спросил Саня, видимо, заметив мой полный теплоты к этим местам взгляд.
– Ну, лет так уж дцать, – отшутился я.
Мы промчали незнакомую мне новомодную заправку, и маршрутка стала медленно сбрасывать скорость, подъезжая к перекрестку. У обочины стояла нелепая стела с надписью: “Красное Сельское поселение. Станица Красная”.
Заморгал поворотник на боковом зеркале заднего вида. Водитель медленно пошел в поворот. Внезапно краем глаза, я увидел, как что-то белое и большое блеснуло где-то на периферии зрения.
Спустя мгновение, в натренированном мозге промчалась краткая мысль понимания.
– Держитесь! – едва успел выкрикнуть я.
А потом грохнуло так, что все повалились с сидений. Я еле удержался, когда Саня вывалились в пространство между рядами, а меня отбросило от окна на его место. Подлокотник больно врезался вбок.
Это был здоровенный белый внедорожник. Он шёл на полной скорости по нашей полосе и не пропустил сворачивающую маршрутку, въехал прямо в кабину со стороны водителя.
После страшного грохота затрещало. Посыпалось стекло. Я почувствовал, как маршрутка кренится на правый бок. Только когда стало ясно, что мы перевернёмся, в салоне раздались первые крики шокированных людей. Над всем этим панически взвился детский плач.
С хрустом и грохотом металла машина упала набок. Бедный Санёк грохнулся в соседний ряд кресел прямо на перепуганную блондинку. Я тоже выпал и провалился между соседних сидений. В спине прострелило и сильно отдало в ногу и диафрагму. Я почувствовал, как тяжело стало дышать.
– Без паники, – поднялся я с трудом. – Все живы? Кто-нибудь! Уймите детей!
Девочки, что сидели спереди, у водительского, лежали теперь на прижатой землей двери, но медленно шевелились. Кажется, целы.
Рыдающая мать, держала на себе рыдающих же детей. Все они упали и поранились битым стеклом.
Саню, лежавшего без сознания, пыталась стащить с себя плачущая блондинка.
Первым делом я попытался высвободить её из-под тела парня, а потом привести его в чувство. Парень был жив, однако его светлые волосы сбились в сосульки от крови. Он потерял сознание. Пришлось устроить его между кресел.
Это давалось мне тяжело. Каждое движение отстреливалось болью в изношенной еще во времена работы шофером спине.
– Всем без паники! – кричал я. – Сейчас выберемся! Нужно найти выход!
Преодолевая сидения, я пошел по растрескавшимся окнам к заднему запасному входу. Принялся дергать ручку. Ни с первого, ни со второго, ни даже с третьего раза не вышло. Дверь почему-то заклинило.
– Чувствуете?! – внезапно заорала одна из студенток. – Дым! Горим!
И правда, со стороны искорёженной кабины началось задымление. Что-то горело снаружи, но дым поступал в салон. Не успел я оглянуться, как внутри стало серым-серо, а от вони и гари засвербело в носу.
Мне было и так трудновато дышать от боли в спине, а тут еще и это. Но самое страшное, что маршрутка может сгореть, а вместе с ней и мы… заживо…
– Все ко мне! Подальше от кабины! – заорал я, а потом закашлялся.
Пробравшись к широкому окну, над которым было большими красными буквами написано “ЗАПАСНЫЙ ВЫХОД”, я принялся искать мелкую рукоятку аварийного шнура.
Становилось уже настолько дымно, что не то, что дышать, видеть было почти невозможно.
– Быстрее! Замотайте чем-нибудь рот и нос! – крикнул я, а сам оторвал рукав рубашки, принялся перематывать лицо.
В салоне послышался треск ткани. Кто-то явно последовал моему приказу.
Я наконец-то нащупал рукоятку шнура и напрягся. Спина жутко болела, когда поднимал руки. А опускать их сейчас было совсем не время. Я вообще не привык опускать рук, что бы ни случилось.
Тогда я дернул изо всех сил. Шнур поддался и затрещал, высвобождая окно по контуру.
– А теперь, – задыхаясь, прошипел я сквозь зубы. – Надо выдавить.
Упершись руками, я стал давать на стекло, но быстро понял, что оно отходит лишь с одной стороны. Видимо, не хватало усилия. Когда я надавил с другой, эффекта не было. Я стиснул зубы.
– Прошу! На помощь! Помогите! – орали женщины в автобусе.
Я не обращал внимания ни на их панические крики, ни на жуткую боль в спине и ноге, ни на чудовищную усталость, ни на сдавленные гарью лёгкие. Даже отбросил любые мысли о том, как же сильно кружилась голова. Просто заставил себя отбросить их.
Наступив на торец спинки одного из сидений, я с трудом поднялся и стал еще и на второе. Уперся в стекло шеей, плечами и руками, надавил что есть сил. Послышался характерный резиновый хруст. А потом дым хлынул в щель, увлекая собиравшийся было проникнуть сюда чистый воздух.
Я сделал последний рывок, и стекло поддалось. Я сбросил его, со своих плеч, словно Атлант небо. Окно с хрустом упало куда-то на асфальт.
– Давайте, – я закашлялся, – по одному! Сначала детей!
Мамаша с детками и студентки принялись пробираться ко мне. Я видел их силуэты в немного разжижившемся дыме пожара. Когда мне передали первого ревущего ребёнка, я тут же посадил его снаружи, на кузов авто. То же самое сделал и со вторым.
С трудом выпихнул наружу их маму, которая тут же принялась успокаивать обезумевших от произошедшего детей.
Вес каждого, кого я высаживал, жуткой болью отбивался в спине. Мне казалось, что внутри поясницы засел острый нож, что режет мою плоть.
– Он без сознания! Не приходит в себя! – закричала одна из студенток, указывая мне почти под ноги, на Александра.
Я бросился к нему. Блондинка в рваной окровавленной блузке, вместе со студентками, помогли мне вытолкать обмякшего парня наружу.
– Дамы вперед! – я посмотрел слезящимися глазами на блондинку.
– А вы?!
– Я следом! Ну! Пошла!
Блондинка полезла вверх, и я, напрягшись, подсадил ее. Казалось, легкие уже горят от дыма. В пояснице был теперь не просто нож. Он будто перекатывался между двумя валиками боли.
Внезапно со стороны кабины вспыхнуло. В сером молоке дыма замерцало красно-желтое свечение. Я с холодным принятием понял, что огонь охватил уже всю кабину и проник в салон.
– Горим! – крикнула студентка и завизжала. Сквозь дымовую завесу я видел, как в ее наполненных слезами глазах блеснул настоящий ужас.
– Все будет хорошо, – ровным уверенным тоном сказал я. – Давай наверх!
– Я не дотянусь!
– Подсажу! Ну!
Я сложил ладони ступенькой, и девочка тут же ступила на них. Это отразилось в спине такой болью, что ноги мои чуть не подкосились. Тем не менее я выдержал. Выдержал я и вторую девочку-студентку, которая полезла за первой.
– Руку! Давайте руку! – протянул мне ладонь какой-то мужчина.
Когда пламя подступило так, что стало уже горячо стоять, я протянул ему руку в ответ. Наши руки сцепились, и я понял, что что-то не так. Ладонь заскользила.
– У вас в чем-то… рука! – закричал он. – Скользит!
Видимо, порезал руки битым стеклом, и даже не заметил этого…
Я ступил на торец сидения и попытался подняться.
Нет. Так просто, без борьбы, я тут не останусь. Поживет еще Игорь Семеныч Землицын… Потопчет землю своей пасеки…
С этими мыслями я забрался на сидение и… спину предательски прострелило с новой силой. Я почувствовал, как отнимается нога, и я падаю назад.
Удара я не почувствовал. Только хруст стекла смешался с гулом пламени. Здесь было жарко. Невероятно жарко, а глаза мгновенно защипало так, что я больше ничего не видел. Стало не продохнуть. Я не понимал в чем дело: то ли дыхание сперло от удара в спину, то ли густой дым проник в легкие. С холодной головой я понимал, что больше не могу дышать, что сознание медленно ускользает от меня.
– Я за ним! – прозвучал приглушенный мужской голос. Создавалось впечатление, будто я слушаю его из-под воды.
– Куда ты?! Сдурел?! – кричал еще кто-то. – Внутри огонь! Сгоришь! Сделать ничего нельзя! Пожар простым огнетушителем не потушить…
Последние слова я слышал так, будто они доносились совсем издали. Из другой жизни. А потом стало темно. И жарко мне больше не было.
Где-то под станицей Красная
1980 год. СССР
Мне было жарко. В глаза бил яркий свет.
– Игорь! – почувствовал я, как кто-то трясет меня за плечо, – Вставай, молодой! Ты че на ровном месте падаешь?! Чай не пьяный!
Звал меня мужской голос. Старческий и прокуренный, он тянул букву г на кубанский манер.
– Игорь!
Я поморщился, потом открыл глаза. Синее небо. Солнце стояло высоко и сильно слепило. Хотелось пить, а лицо горело, обожженное солнечными лучами. В следующее мгновение я тут же вскочил.
Мужчина, что разбудил меня, удивлённо отпрянул. При этом что-то очень тихо звякнуло.
– Ты че, молодой? – прохрипел он. – То в обморок ни с того ни с сего, то, как ужаленный скачешь!
Пару мгновений мне потребовалось, чтобы проморгаться. Потом я смог сфокусировать зрение.
Первым делом я увидел его: морщинистое обветренное лицо, крупный нос и маленькие внимательные и очень живые глаза. Во рту мятая самокрутка. На покатых плечах висел старый пиджак. У его левого лацкана позвякивали ордена.
Боевой удивленно округлил глаза, протер мятой фуражкой вспотевшее лицо.
– Боевой, – удивленно проговорил я, заглядывая ему в глаза.
– А кто ж еще? Или ты Брежнева привык экспедитором возить?
Я недоуменно посмотрел на него. Что за черт?! Это ж Боевой! Экспедитор наш, из колхоза! Вместе мы все восьмидесятые трудились! Уж сколько я рейсов с ним сделал! Сколько командировок прошли мы вместе: и Краснодар, и Ростов, и Волгоград. Да даже Челябинск! Всюду он со мной выписывал грузы и товары для нашего колхоза. И вот он! Живой! Говорящий!
Судорожно я принялся ощупывать своё тело, осмотрел руки. Ощущения были странными. Под ладонями жилистые мышцы. Перед глазами крепкие руки, огрубевшие от мозолей.
Я мгновенно вскочил на ноги. Быстро, по-молодецки. В теле была такая лёгкость, что сложно было поверить, будто оно принадлежит мне.
– Да чего с тобой такое, Игорь? – Боевой тяжело, опершись руками о колено, встал. – Чё, солнечный удар поймал?
Я повел взглядом вокруг. Асфальтированная дорога бежала по пригорку. За моей спиной, как бы в отдалении от основной посадки, стоял высокий, стройный тополь. У обочины же покоился старенький самосвал ГАЗ-52. Голубоватая краска его белоносой кабины померкла, а зеленоватые борта кузова кое-где подернулись ржавчиной.
Да что это произошло? Последнее, что я помню – это авария. Дым и пламя. Жуткая боль в спине и тяжесть пожилого тела. Теперь, на контрасте эта легкость, которую я чувствовал, сейчас ощущалась как что-то волшебное. Она была такой, что, казалось, если захочу, могу свернуть горы.
Так это что? Я умер? Умер и попал… куда?
– Ты, это, – вкрадчиво посмотрел на меня Боевой, – оклемался? Че эт с тобой было-то? На тебе, и в обморок!
– Какой сейчас год? – спросил я Боевого, этого призрака из прошлого, очень живым и непривычным молодым голосом. Сам удивился, как прозвучал мой голос.
– Я, вообще-то, уже неделю ни капли в рот не брал, – обиженно посмотрел на меня Боевой. – Что за глупые намеки?
– Да какие намеки? – отмахнулся я. – Год-то какой?
Боевой недоверчиво скривил обветренные губы, помолчал пару мгновений и проговорил:
– Девятое июля тысяча девятьсот восьмидесятого. Вот видишь! Помню! В числах не путаюсь. Да трезвый я! Трезвый! Алька бы меня на работу не пустила с перегаром!
– Это очень хорошо, – словно одурманенный проговорил я, – что не пустила бы! Широко улыбнувшись, я метнулся вверх по насыпи, к дороге.
Выскочил к машине и одним махом запрыгнул на ступеньку. Заглянул в зеркало заднего вида. Оттуда на меня посмотрел загорелый молодой мужчина с широкой улыбкой и копной растрепанных светло-русых волос на голове. В его голубых живых глазах горели веселые искорки.
Искорки, о которых мне говорили все девчонки в станице, что заглядывались на меня. Я растерял эти искорки по ходу жизни, а теперь вот они, снова весело пляшут на голубых радужках.
На меня смотрел… Молодой я! Совсем такой, как на старых фотографиях! Мне давно уже стало казаться, что я и забыл, как выглядел тогда, в молодости! Но сейчас, когда мое собственное молодое лицо блестело белозубой улыбкой в зеркале, я почувствовал, будто всегда был таким!
Так. Боевой сказал восьмидесятый год. Это значит… Мне двадцать лет! Только-только из армии и за руль!
Случайно мой взгляд упал в кабину, на сидение. Там лежала свернутой газета. Не раздумывая, я дернул дверь и бросился внутрь. Схватил номер, все еще немного пахнущий типографской краской.
– Свежая, – прошептал я себе под нос, – ни год, ни два. Даже не месяц!
Когда я развернул лицо газеты, прочитал вслух:
– Московский комсомолец Номер сто пятьдесят три. Шестое июля восьмидесятый год… Цена две копейки… Быть того не может…
С первой страницы, чей уголок был оторван и, видимо, пущен Боевым на самокрутки, на меня смотрели улыбающиеся мужчины и женщины.
– Девиз, – начал читать я, – ударный труд. В студенческих отрядах страны разворачивается социалистическое соревнование… Свежая! – Не дочитав, я обернулся к Боевому, – Свежая газета!
– Да какая ж она свежая?! – Удивился Боевой, пыхча поднимаясь на дорожную насыпь, – От шестого числа ж. Мне ее Федотыч на самокрутки отдал.
– На самокрутки… – протянул я задумчиво, но весело, – здесь курят самокрутки!
А потом бросил газету обратно и соскочил с подножки.
– Игорь, – закричал мне вслед Боевой, – тебе мож плохо? Мож голову от солнцу-то прихватило?
Постепенно понимая, что происходит, я обежал кузов самосвала сзади, бросил взгляд на дорогу.
Трасса Армавир – Отрадная, была немного уже, чем буквально… буквально мгновение назад, когда я ехал к Красной на маршрутке. Узкая, и никакой разметки. Эта дорога – единственная жила в эти времена, соединяющая город Армавир с Красным сельским поселением.
– Я умер, что ли? Или все это, вся моя жизнь оказалась дурным сном под этим тополем?
Я глянул на могучее дерево, что тянулось к небу. В его зеленой листве шумел ветер.
– Ты что распрыгался, как кот молодой? Чай не март! – подошел Боевой.
– И не январь, – весело сказал я. – Что стоим-то? И куда едем?
– Ты что, молодой, – удивился он, – память растерял? А точно не пил, пока я не вижу? Да вроде, – он сделал вид, что всматривается мне в глаза, – вроде трезвый. Альку, вон, прошел, с ее стаканным медосмотром, – рассмеялся Боевой.
– Да нет. Нормально все, – я отмахнулся, – что-то припекло и головой, видать, ударился.
– Головой, значить, – скривил он губы, – ну ладно. А сейчас как? Болит голова?
– Не болит, Боевой, – улыбнулся я, – не переживай ты.
– Хорошо, что не болит, – облегченно сказал старик, – а ехали мы в Армавир, в шарашку одну. Там запчасти надо выписать.
Я задумался. Похлопал по нагрудному карману рубашки и вынул оттуда свернутую желтоватую бумажку. Развернул. В путевом листе и правда значился пункт назначения: город Армавир, улица Розы Люксембург двести тринадцать.
– А списки запчастей все у меня, – Боевой тоже похлопал себя по карману пиджака, – вот только никуда мы теперь не поедем. Встала, эта зараза старая, – сплюнул он и добавил матом, указал на ГАЗ, – че-то коробка завыла. Скорости перестали вставляться. А потом она к-а-а-а-а-к хрустнет, и все. Стали как вкопанные.
– Значит, нам надо в гараж, – сказал я решительно, – ремонт произвести.
– И лупки от завгара получим. Он уже неделю злой, как голодный телок ходит. Матюкать нас будет, на чем свет стоит.
– А что злится-то?
– Да запчасти все ждали, дождаться не могли. А тут вот они! А мы с тобой встали. Значить, – он пожал плечами, – не будет снова запчастей.
– Ничего страшного, – хмыкнул я, – с завгаром, с Федотычем, – вспомнил я его имя, – я как-нибудь управлюсь. А машина без ремонта с места не двинет.
Это было странное, почти забытое чувство, которое, однако, быстро обуяло меня, и я тут же его принял. Это было чувство шоферской свободы. Получил поручение, и крутись как хочешь. Все только в твоих руках. Я с такой радостью проникся этим, что тут же загорелся желанием вытащить нас с Боевым из передряги.
– Мда. Ну мы на полпути до Армавира стали. До станицы километров десять. До гаража все пятнадцать.
– Ну и ладно, – пожал я плечами, – Сиди, Боевой, здесь. А я за помощью пошел.
– Чего? – выпучил он глаза, – вдаль такую?
– Ну а что еще делать? Если никто не проедет из наших, так будем куковать до ночи, пока не хватятся. А так, может, встречу кого по пути. А может, – я хлопнул Боевого по плечу, – ты встретишь. Тогда меня по дороге подберете.
– Хм. Ну как знаешь, – пожал он плечами.
– Ну тогда бывай, Боевой, – я достал из кармана кепку-пирожок, отряхнул об колено, – не безобразничай тут.
Когда я отошел от машины метров на десять, меня словно осенило. Это ж Боевой! Как его одного оставлять?!
Вернувшись, я немедленно застал его в кабине, занюхивающим собственный рукав.
– Боевой, – запрыгнул я на подножку, – ты че тут делаешь?
– А че я делаю?! – Обратил он на меня перепуганные глаза, а сам спрятал что-то за полой пиджака.
– Чекушку, что ли, прячешь? Ммм?
– Да ничего я не прячу! – Обиделся он, – с чего ты взял?!
– Так, – я строго поджал губы, – не надо. Знаю я тебя. Я сейчас отойду, а ты пьянствовать будешь. Напьешься – уснешь! И машину пропустишь!
Строго посмотрев на Боевого, я протянул ему ладонь.
Он непонимающе посмотрел на руку, потом с какой-то опаской на меня. Проговорил:
– Чего?
– Чекушку давай.
– Да нет у меня водки!
– Ой, плетешь… – Сузил я глаза, – Буду тут стоять, пока не отдашь. Ясно? Не хватало еще машину из-за тебя прозевать.
Боевой глубоко вздохнул, засопел, а потом достал из кармана маленькую бутылочку. Протянул мне.
– Доедем до гаража, – спрыгнул я, – верну.
– Ай… – Боевой обиженно махнул рукой и выбрался из машины. Закурил, – иди уж. Не хочу долго тут один сидеть.
– Да не обижайся, – я пошарил в кармане, достал пачку сигарет. Сам то я давно уже бросил. Году в две тысячи десятом. И крепкие сигареты мне были ни к чему, – на вот, – протянул я Боевому пачку Космоса с фильтром, – перекури, пока меня нету.
Боевой благодарно посмотрел на меня. Его живые глаза радостно блеснули. Он критически осмотрел свой окурок мятой самокрутки и брезгливо отправил его щелчком в полет. Тут же принялся за новую свеженькую сигарету.
Обойдя ГАЗ со стороны его белого носа, я посмотрел назад, надел кепку, чтобы прикрыть глаза от солнца. Вдали, над горячим асфальтом, плясал воздух. Впрочем, также он плясал и впереди, со стороны Армавира. Вот только буквально через мгновение, я услышал шум двигателя. Громко рычал самосвал.
– Эй, Боевой, – Оббежал я машину, – слышишь? Едет кто-то.
– Агась, – он поплевал на недокуренную сигарету, некоторое время решал, куда ее деть: за ухо или в пачку. Сунул за ухо.
Вместе мы стали у обочины.
Через мгновение, из-за горба, которым выгнулась тут дорога, показался ГАЗ. Спустя секунду мы рассмотрели, что это был не самосвал, а цистерна.
– Повезло нам, – скрестил я руки на груди.
– Цистерна это, – поджал губы Боевой, – идет со свинофермы к станице, – он цокнул языком. – Не возьмет он нас на буксир.
– Это еще почему? – Не понял я.
Боевой удивленно посмотрел на меня.
