Пять поломок космической станции

Иллюстратор Анастасия Лаврухина

© Арина Андреева, 2023

© Анастасия Лаврухина, иллюстрации, 2023

ISBN 978-5-0060-6371-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От Автора

Приветствую вас, дорогие мои читатели!

Сказать по правде, мне до сих пор не верится, что этот путь наконец-то подошёл к своему логическому и единственно верному завершению. Есть тысяча вещей, которые я бы хотела вам сказать, но предпочту быть краткой.

В первую очередь я хочу выразить благодарность Антону Тулякову, Анастасии Лаврухиной и Антонине Учаевой – трём людям, которые стали моими редакторами, корректорами и первыми читателями. Отдельного упоминания заслуживают Виктория Малышева, Екатерина Волченкова (ныне Бажинова), Анастасия Холодова, Наташа и все-все-все, кто верил в меня, поддерживал в моменты душевного упадка и терпеливо ждал, когда же мои «Поломочки» дорастут до настоящей публикации.

Я рада, что вы добрались до этой истории. Для меня она получилась научно-фантастической, немного космической и даже философской. Надеюсь, такой она станет и для вас – или, возможно, вы найдёте в ней новые, совершенно другие и ваши, именно ваши смыслы.

Да начнётся это космическое путешествие!

Пролог

Блок жизнедеятельности отвалился совершенно внезапно – комендант успел только сдать журнал дежурства и отметиться, что смена в восемь биочасов отработана. В его биокалендаре благополучно наступила ночь, и мужчина активно строил планы на койку, регулятор температуры и тёплое одеяло, когда его передатчик просто взорвался предупреждающими сигналами.

Нельзя сказать, что никто этого не ожидал – блок действительно дышал на ладан. Кажется, его не обновляли с тех пор, как станция «Макошь» была запущена в галактику Дракон, и оба его предшественника уже пытались бороться с перебоями. Цивилизация, конечно же, торжественно обещала всё исправить, но вместо этого просто перебрасывала ответственность между отделами. «Макошь» приписывали к разным скоплениям Млечного Пути, Пружины и Зари, пока человечество не колонизировало Тёмный Коридор. В какой-то момент «Макошь» и вовсе обрела независимость, что противоречило где-то половине законов об освоении космоса, и лишь после колонизации первой планеты Дракона, подвергшейся терраформированию, тогдашний смотритель смог вздохнуть с облегчением. Впрочем, проблемы оставались теми же, и за более чем пятисотлетнюю историю космическая станция «Макошь» не сильно изменилась – как и система перекладывания ответственности.

К месту поломки комендант летел как на мехакрыльях – если отказ системы припишут к его смене, дрейфовать ему в открытом космосе без скафандра. Он ласточкой ввинтился в шлюз, пропрыгал зону невесомости и приветливо кивнул сменщику, пытаясь заглянуть в огороженный аварийной дверью лифт.

– Ну что?

– Да неясно пока, – второй комендант пожал плечами и быстро заморгал, подключаясь прямо к бортовому компьютеру. Мужчина немного подождал, но кода доступа не пришло, а ручного управления у височного импланта не имелось, так что пришлось ждать сменщика.

– В общем, обшивка лопнула, – второй комендант прикрыл глаза, чтобы изображение, проецируемое прямо в мозг, не сбоило.

– И весь блок полетел?! – в голове не укладывалось, что маленькая трещинка могла причинить столько вреда.

– Не волнуйся, всё уже изолировано, – сменщик успокаивающе похлопал коллегу по плечу, – никто не знает даже, блок на аварийке. Там кабель с фазоном лопнул и пару схем покорёжило. Арктур-8 разбирается.

Комендант облегчённо выдохнул. Сменщик понимающе кивнул, давая понять, что сам разберётся. Теперь действительно можно было пойти к себе, налить чего-нибудь тёплого и со спокойной душой завалиться спать.

Ремонтная бригада Арктур-8, позавчера вернувшаяся на станцию, исправила повреждение в течение трёх общих часов.

Поломка 1.
Новейшая колония «Крюк»

Патриций дёргано кивал, еле сдерживаясь, чтобы не прикрикнуть на андроида-официанта, разливающего вино. Алвин, наша девочка-феечка, заинтересованно косился на бокал своим карим глазом, а убеждённый трезвенник Антуан с каменным лицом дёргал усами, выражая свой протест. Я сидел прямо, сохраняя максимально вежливое выражение лица, и рассматривал рема Гладиуса – человека, на которого нам предстояло работать в ближайшее время.

Патриций к делу переходить категорически не хотел – мотал головой, вскакивал и садился, и за полчаса, проведённых на Крюке, успел трижды многозначительно покивать, рассказывая о важности новой колонии в системе Вороний Глаз. Будь с нами Борис, он бы рявкнул что-то вроде «короче, меценат», но пилот, хоть и был приписан к нашей бригаде, к ремонтным работам отношения не имел и присутствовать на обсуждении проекта не мог. Мы же, в свою очередь, были слишком вежливы, чтобы прерывать чужой монолог – патрицию принадлежала целая планета, он высокопоставленное лицо и может позволить себе вилять, не переходя к теме.

Вино чуть кислило и приятно переливалось травяным цветом. Алвин сразу же выдул больше половины, нацелившись на бокал Антуана. Микросхемное светило Адитья задумчиво смотрел сквозь панорамное окно, задумавшись о вечном, а Андрюха, кажется, и вовсе перешёл в спящий режим, неторопливо мигая шейными светодиодами. Впрочем, он довольно быстро проснулся, а остальные повернули головы на внезапную тишину – потрясённый патриций взирал на мою третью руку. Я с интересом перевёл взгляд на бокал вина, зажатый между пальцами. Вроде всё нормально, краска не слезла, клешню не заело – ничего такого, что могло бы притянуть чужой взгляд.

– Значит, говорите, фильтры барахлят? – как и положено, я был вежлив, учтив и выражал активное участие в происходящем. – Давно?

Рем Гладиус немного подвис, а потом закашлялся и переспросил, продолжая коситься на мою руку. Такое внимание ко второй левой было привычным – так же как и ко второй правой – так что я дал патрицию время прийти в себя, делая глоток, и послушно повторил вопрос:

– Давно ли фильтры барахлят?

Рем Гладиус наконец оправился от потрясения, и ситуация прояснилась.

Колонии Крюка было около недели, не считая времени, затраченного на считывание информации с форматора, распаковку и установку оборудования, а также взятия проб. Ничто не предвещало беды – колонисты осваивались, следуя инструкциям, не менявшимся тысячу лет, форматоры работали как положено и преобразовывали атмосферу в пригодную для жилья. В общем, рем Гладиус со спокойной душой печатал хвастливые отчёты о том, насколько великолепно он руководит новейшей колонией Дракона, пока не рванул воздушный фильтр. К счастью, обошлось без жертв, и дело не требовало разбирательства, но вскоре за ним рванул второй, потом третий, четвёртый, пятый и шестой, а потом и запасной, поставленный на место первого. Колония оказалась под угрозой – если фильтры продолжат взрываться, есть реальный шанс, что люди просто задохнутся, а Крюк будет официально признан непригодным для жизни. Все техники, имеющиеся в поселении, оказались неспособными изменить ситуацию – многочисленные проверки показывали, что форматор исправен, контейнеры, содержащие дополнительные вещества, установлены верно, а режим изменения атмосферы соответствует плану террархитектора. Если верить рему Гладиусу, ситуация просто катастрофическая, и он вполне мог потерять все мириады, которые были вложены в создание новой колонии. Вполне логично, что патриций запаниковал и отправил заявку на «Макошь».

Никто из нас не удивился, услышав эту историю – даже новичок Алвин, приписанный к ремонтной бригаде Арктур-8 всего один общий год назад. В колониях всегда что-нибудь ломалось, а мы всё чинили, чинили и чинили, и в этом плане галактика Дракон ничуть не отличалась от остальных. Я, честно сказать, сильно сомневался, что в этот раз будет что-то необычное, и остальные явно разделяли мою точку зрения. Андрюха, например, сразу ушёл просчитывать варианты – его шейные светодиоды вспыхивали и гасли, выдавая алгоритм работы процессора в двоичном коде. Считывать машинные мысли было откровенно лень, так что я отпил ещё немного травяного вина и постарался улыбнуться.

– Спасибо, что обратились именно к нам, – по инструкции, работник космической станции из обслуживающего персонала должен быть милым, вежливым и полностью расположенным к клиенту. В нашей бригаде с этим как-то не срослось, поэтому обычно роль переговорщика доставалась мне, – мы сделаем всё необходимое. Если неисправность может быть исправлена, она будет исправлена. Мы можем посмотреть на взорвавшийся форматор?

Патриций тут же закивал, отмахнувшись от андроида-официанта, пытавшегося предложить нам закуски. Техмеха, кажется, всё устраивало, так что мы обменялись дружелюбными кивками, а Андрюха даже пару раз мигнул.

– Да. Да, конечно. Я попрошу кого-нибудь проводить вас, рем… – рем Гладиус многозначительно замолчал, даже не пытаясь вспомнить имена и фамилии, которые мы называли, когда заходили внутрь. Мне, разумеется, было нетрудно повторить.

– Катюшин. Антон Катюшин, специалист общего профиля, – патриций вежливо улыбнулся, и я буквально увидел, как в его голове установился счётчик на пять биосекунд, после которых мои данные снова будут стёрты с носителя. В какой-то степени его можно было понять – патриций управлял целой планетой, и едва ли он мог задумываться о каждом технике в галактиках.

– Ещё раз спасибо за понимание, рем Катюшин. Не буду задерживать, вам в зелёную дверь, – андроид-официант, успевший переодеться в комбинезон колониста, открыл требуемую панель, всем своим видом показывая, что он собирается нас проводить. Мы не возражали, так что раскланялись, ещё раз вежливо улыбнулись и выдвинулись к месту работы.

Как и следовало ожидать, нас вывели во внутренний двор, и техмех отправился к ближайшему форматору. Колония на Крюке пока что ограничивалась всего одним поселением, и, по закону подлости, из всех аппаратов полетел именно тот, который находился на уже обжитой территории. Вопреки распространённым заблуждениям, такие форматоры ломались реже всех – они изначально изготавливались из расчёта на дополнительные нагрузки, их собирали иначе, и в этом случае инженеры всегда работали на совесть. Никто не хочет терять колонии, знаете ли – ни Млечный Путь, ни Заря, ни Пружина, ни Тёмный Коридор. Галактика Дракон, разумеется, ничем не отличалась от остальных.

Я уже несколько лет не был на настолько сырой планете – мы шли по тёмно-красному, почти бордовому песку, а в воздухе висели видимые глазу свинцовые примеси. Как и всегда, дома стояли полукругом, и мы получили возможность вглядеться в матовые стёкла монолитных конусов. Крюк, несмотря на наличие двух морей и одного искусственного океана, относился к планетам-пустыням – тут явно регулярно гуляли бури, а пыль, заменявшая атмосферу до формирования, могла уничтожить любое живое существо за несколько секунд. Мы должны были починить форматор как можно скорее, а потом в ударном темпе проверить остальные – в таких условиях любая поломка приведёт к немедленной гибели этого маленького кусочка Цивилизации.

Неисправный форматор возвышался между двумя барханами, устремив верхний край прямо в создаваемые небеса. Огромная труба должна была добивать до границы атмосферы, а её нижний конец уходил глубоко в планету, чтобы при необходимости можно было подвергнуть формации даже ядро. Адитья, добравшийся до аппарата первым, цокнул и покачал головой.

– Уважаемому рему Гладиусу следовало подождать ещё пару общих недель. Тогда первый слой гарантированно развалился бы. Только посмотрите, тут же половина нанороботов сгорела, – Андрюха запиликал, пытаясь связаться с программой первого слоя, и форматор тихонько загудел в ответ.

– Действительно. Нужно новых заливать, этих на пару дней хватит, – наш техмех серии 1800, протокола «электрик» вытянул вперёд ладонь, сбрасывая голограмму кожи, и подключился к системе, собираясь организовать нам вход. Мы подобрались – если нанослой в таком плохом состоянии, а внутри взрываются фильтры, нас явно ждёт тяжёлая работёнка.

Самое простое всегда становится самым эффективным, и форматоры, разработанные ещё на заре Цивилизации, не стали исключением. Аппарат, изменяющий планеты, представлял собой набор из огромных трёхслойных труб, которые помещались в определённое место в почву или воду. Форматоры изменяли атмосферу и молекулярную структуру веществ, за несколько сотен местных лет превращая любую планету в место, пригодное для обитания.

Первый слой, разумеется, служил защитой и полностью состоял из нанороботов, способных приспособиться к любым условиям. Он же был процессором, регулярно тестирующим реальность и изменяющим работу фильтров в соответствии с происходящим на планете. И если можно было вычислить примерное количество перегоревших роботов, просто взглянув на трещины, заметные невооружённым глазом, то в аппарате явно что-то сбоило даже в базовых вещах.

Второй слой форматора состоял из фильтров. Огромные блоки непрерывно перерабатывали всё, имеющее атомарную структуру – расщепляли, перебирали, создавали то, что требовалось для жизни, убирали лишнее и возвращали в мир. Форматоры вмешивались в круговорот веществ, постепенно подменяя ненужные элементы необходимыми, и за несколько общих десятилетий работы могли изменить атомарный состав планеты настолько сильно, что в них больше не было нужды. Настоящее спасение для Цивилизации – возможность заселить любое безжизненное космическое тело, превратив его в одну из десятка базовых вариаций программы «Земля». И фильтры, разумеется, тоже делали на совесть – за ошибку в производстве рабочая группа отвечала сознанием, или, как говорили в остальных галактиках, «головой».

Третий слой форматора, он же «сердце» или «стержень», монолитным цилиндром возвышался в середине аппарата и представлял из себя склад. В нём хранились залежи элементов, не существующих на планете, но необходимых для человеческого выживания, и специальный механизм регулярно поставлял их в фильтры. На освободившееся место закачивали лишнее, и эти чистые, «ядовитые» элементы вывозились в другие места, на планеты, которым они требовались.

Обычно на одну планету ставилось около десяти тысяч форматоров, которые оставались полностью автономными, но обменивались информацией, поддерживая своего рода общение. Если один форматор выходил из строя, об этом сразу узнавали остальные, усиливая собственную работу и тем самым давая людям возможность исправить поломку, а также сообщая о повреждениях. Поскольку проблемы начались уже после начала колонизации, сигнал о поломке получал патриций Крюка, а не компания-разработчик – и, судя по всему, рем Гладиус тянул с ремонтниками до последнего.

Конструкция форматора не подразумевала, что люди будут входить и выходить, а также что-либо делать внутри аппарата, но инженеры всегда оставляли немного пространства для ремонтных бригад вроде нашей, так что Андрюха, немного поколдовав, смог открыть проход. Нанослой зашевелился, поверхность пошла волнами и медленно сморщилась, обнажая маленькую норку у самой земли. Попасть туда можно было только ползком, так что мы переглянулись и начали проверять одежду.

Костюм техника ремонтной бригады был самой стандартной и невзрачной вещью на свете. Комбинезон с двумя защитными слоями, куча карманов на наноробозамках и три ряда крепежей для более громоздкой техники. К непрерывному тасканию всякой всячины быстро привыкаешь, и это может привести к беде – например, если полезешь в узкий вход форматора с торчащей трубой от горелки. В нашей бригаде ни одного инцидента не было, во многом благодаря параноику Антуану, который заставлял окружающих соблюдать все формальности, в том числе и технику безопасности. Если хоть немного отступить от регламента, он будет бухтеть ближайшую вечность, попутно предсказывая жуткие последствия и гарантируя скорую гибель. В принципе, мы с Андреем и так следовали букве закона, Алвину было просто полезно, а вот Адитья зверел от этих нравоучений. Наше микросхемное светило терпеть не мог, когда кто-то вмешивался в его работу, даже с самыми благими намерениями. Впрочем, когда речь шла о необходимости залезть в узкую нору высококлассной техники, даже у него не возникало возражений. Мы перевесили все выступающие приборы, достали тросы и крепления, надели кошки с перчатками и двинулись в путь.

Небольшой промежуток между первым и вторым слоем форматора встретил нас полутьмой, нарастающим гулом, соединённым с эхом, и бесчисленным множеством проводов, которые свисали с отвесных стен и мерно светились синеватым, электрическим светом. Впрочем, этого освещения было недостаточно, так что верх и низ зияли огромными провалами, тянущимися на многие километры. Человеку понадобится около трёх общих месяцев, чтобы пройти от одного конца форматора до другого, при условии что аппарат расположен горизонтально. Сейчас, когда его установили, времени потребовалось бы в разы больше – случайный путник, скорее всего, просто умер бы в этом мёртвом мире отвесных стен, монолитных глыб и синих проводов.

Расстояние между наностеной и сектором с фильтрами позволяло двум людям спокойно разойтись, что создавало определённые проблемы с переходом на слой фильтрации. Мы планировали подумать об этом позже – для начала, очевидно, следовало попасть внутрь. Я полз третьим, после Андрюхи и Алвина, держа наготове крюки – в тот момент, когда узкое пространство нанослоя сменилось стерильной пустотой прослойки, мои вторые руки вцепились в край «норы», а тело повернулось так, чтобы я мог зафиксироваться на отвесной стене и вылезти, уступая место Антуану. Крюк, созданный на основе скалолазных приспособлений древности, сразу же вступил в контакт с наностеной, кошки на ботинках также отлично справились со своей задачей – я вылез из «норы», пристёгивая страховку к помеченному кабелю, и пополз вверх и влево, присоединяясь к Алвину.

Антуан с кряхтением появился из «норы», переползая вниз, и Адитья получил возможность вынырнуть и закрепиться на стене слева. Первый этап был успешно пройден, и наша ремонтная бригада оказалась внутри – пришла пора действовать.

Маленький лёгкий Алвин осторожно зацепил трос за один из кабелей, оттолкнулся и прыгнул, оказываясь на секторе с фильтрами. Парень нервничал – его руки дрожали, а по лбу стекла маленькая капля пота, прочертив причудливую линию по веснушкам. Наша девочка-феечка суетливо изучал провода, пытаясь понять степень повреждения и отыскать вшитую страховку – ту самую, которая поможет нашей ремонтной бригаде выжить и быстро переместиться в нужную точку многокилометровой трубы. Вопрос лишь в том, что внешний вид аварийных кабелей ничем не отличался от остальных, по которым бежало электричество и жидкий металл. Не хотелось бы мне умереть, будучи облитым фазоном, только потому что мой страховочный трос был прикреплён куда-то не туда! И Алвин, разумеется, осознавал все риски и от этого нервничал ещё сильнее. Пока что на счету парня не было ни одной ошибки, но это ничего не значило – он попал к нам сразу после обучения, и год в бригаде Арктур-8 был первым годом в его карьере. И за это время мы ни разу не имели дела с форматорами – тут есть отчего понервничать.

Алвин осторожно прикоснулся к одному из тысяч совершенно одинаковых проводов и медленно закрепился.

– Вот этот. Вроде, – парень глянул на Андрюху взглядом перепуганной косули, чем тут же вызвал ожидаемое недовольство.

– Что значит «вроде», рем Меригольд? – Адитья так глянул на Алвина, что последний чуть не сорвался вниз. – Вы специалист по жидким металлам и газам. От этого решения зависят наши жизни, так что вы не можете быть не уверены и говорить «вроде».

Когда Адитья злился, он всегда переходил на формальную речь. Обычно это дико злило Антуана, но сейчас наш астрофермер промолчал, выражая одобрение. Алвин, поняв, что друг не заступится, побледнел и затрясся ещё сильнее. Он что-то бормотал о том, что этот кабель единственный с обратной обмоткой и что гул, который от него исходит, на четыре доли секунды короче остальных. Наша девочка-феечка, как и в самом начале совместной работы, устроил себе имитацию экзамена, и теперь пытаясь доказать нам, что он действительно знает, что делает.

Конец всему этому положил Андрюха – андроид бросил свой страховочный трос ровно на выбранный кабель, мигнул светодиодами и перемахнул на ту сторону. Я последовал его примеру, приземляясь рядом с Алвином.

– Мы теряем время. Если сейчас рванёт ещё один фильтр… – моё молчание получилось достаточно многозначительным, чтобы Адитья и Антуан присоединились к нам на фильтре внизу. Тросы зацепились за вшитую страховку, Андрюха пиликнул, и нас расшвыряло в разные стороны.

Скорость, с которой вшитая страховка перемещает элемент, может превратить организм неподготовленного человека в фарш. К счастью, форма техника предусматривала работу в таких условиях, и мы были защищены от опасности превратиться в мясную лепёшку. Меня вынесло около одного из верхних фильтров, я отдышался, проверил вторую пару рук – к счастью, умельцы из Тартара сделали добротные мехаклешни, которые способны пережить перегрузки, но я всё равно волновался – и двинулся вперёд.

Гул рядом с фильтром был гораздо более сильным. Еле заметное колебание воздуха сменилось на давящий шум, я отчётливо слышал скрежет и потрескивание. При этом фильтр ещё работал – мне не оставалось ничего другого, кроме как залезть внутрь и попытаться выяснить, что к чему. Я подтянулся на первых руках, зацепился за выступ вторыми и проскользнул в узкую щель, открывающуюся где-то на две общие минуты.

Никто в здравом уме и твёрдой памяти не полезет в работающий фильтр, потому что безумца, решившего рискнуть, немедленно разнесёт на атомы. Однако же пробраться во второй слой форматора было вполне возможно. Инженеры, продумывающие конструкцию, предусмотрели возможность ручной починки и оставили небольшие зазоры для ремонтников вроде меня. Зазоры между фильтрами также вели к третьему слою аппарата, но мы не планировали забираться так глубоко. Если проблема в фильтрах, надо спасать фильтры, а не изучать «стержень» или восстанавливать нанослой. Я знал всё это и строго следовал инструкциям, забираясь поглубже и открывая панель, чтобы изучить отчёты по работе моего «больного».

Фильтр, который мне выпал, был самым верхним во всём форматоре, и в его задачи входило создание пузыря атмосферы. Видимо, именно поэтому он всё ещё работал, хотя износ, который выдала система, был на двадцать общих лет больше положенного. Я скачивал данные на ручную консоль из чипа, вшитого в мою руку, и попутно читал бегущую строку, вспоминая почти забытый язык двоичного кода. Судя по всему, фильтр работал нормально – ни одного сбоя, ни одной ошибки, ни одного сбитого элемента во внутренних кодах. Образцовый фильтр образцового форматора, который изнашивается гораздо быстрее, чем предусмотрено производителем, и не может спрогнозировать момент своего выхода из строя, потому что его состояние слишком сильно выбивается из алгоритмов программы.

Я едва ли мог что-то сделать, но инструкция не позволяла просто бросить потенциально опасный фильтр. Немного подумав, я запустил ручную очистку, которая просто должна была уничтожить абсолютно всё, что находилось внутри фильтра, и выкинуть повреждённые атомы в «мусорный» контейнер. Теоретически такая процедура должна была помочь, хотя закупка новых исходных элементов влетит рему Гладиусу в копеечку. Впрочем, это уже не наши проблемы – ремонтная бригада Арктур-8 всегда строго следовала инструкциям и собаку съела на судебных процессах с недовольными заказчиками.

Процедура очистки заняла всего сорок общих минут, и после неё ненормальный гул почти исчез, что окончательно убедило меня в правильности выбора. Я сообщил о результатах остальным, получил подтверждение, записал видеоотчёт и пристегнулся к вшитой страховке, чтобы отправиться к следующему «пациенту».

Мне предстояло проверить все верхние фильтры, так что я даже не пользовался скоростным перемещением, медленно сползая по отвесной стене. Мне всегда нравилась эта часть работы – есть только ты, провода и многокилометровая пропасть, которая уничтожит тебя за малейшую ошибку. Битва жизни против человека, природы и покорителя, стихии и ресурсов. Пассивная война, медленная, неотвратимая, как полураспад. Если хорошо подготовиться и просчитать каждый шаг, всё закончится успехом. Если не уделить должное внимание теории и инструкциям, положившись на вероятность случайности, работодателю придётся потратиться на транспортировку трупа. Раньше мне даже нравилось – специально действовать так, чтобы оставить себе маленький процент возможной случайности. Это завораживало – то, как маленькое событие меняет всё. Маленькая единичка, разрушающая идеально выстроенный алгоритм…

Увы, теперь я предпочитаю стабильность и предсказуемость. Старею, наверное. Возможно, пора озаботиться собственной утилизацией?

Всего я осмотрел около пяти фильтров, и все они демонстрировали одни и те же симптомы – гул, скрежет, износ и идеальная работа системы, словно форматор просто прыгнул на двадцать лет вперёд и теперь был всё ещё добротным, но уже устаревшим аппаратом с давно сгоревшей гарантией. Я снова запустил ручную очистку, убедился, что помогло, и связался с Андрюхой – здесь больше делать нечего.

Около «норы», куда меня вернула вшитая страховка, пока что наблюдался только техмех – он осматривал десять фильтров, пять выше и пять ниже уровня земли, попутно управляя перемещением остальных, но всё равно справился быстрее всей бригады вместе взятой. Андроид приветливо кивнул, махнув рукой в сторону участка наностены, на котором я мог зацепиться, и затих, переходя в ждущий режим. Я перепрыгнул, зацепляясь вторыми руками за стену, и устроился поудобнее, наслаждаясь тишиной. Мы с Андрюхой прекрасно ладили – как говорится, два тартарианца всегда найдут о чём помолчать.

Система Тартар была уникальным местом, и я невероятно горд тем, что именно она является моей родиной. Автономная система, триста лет воевавшая с остальной Цивилизацией и победившая, до сих пор была обособленным местом, о котором ходили тысячи предрассудков, хотя с момента Вопроса Человечности прошло много сотен лет, а человечество успело освоить Пружину и Тёмный Коридор, теперь вплотную подбираясь к Дракону. Скопление из девяти планет, три из которых требовали минимального вмешательства, было родиной искусственного интеллекта и сердцем науки, двигающей прогресс. Мы придумали межпространственные перемещения, мы придумали мехаорганы и мехаконечности, мы разработали форматоры и изменили шесть планет внутри Тартара, когда аппараты ещё назывались «терраформаторами». «Мир маленьких людей, любивших фантастические книжки» – именно моя родина была местом, что воплощала в жизнь чужие мечты.

И нет, мы не были знакомы с Андрюхой до того, как судьба свела нас на станции «Макошь». Он с Аида, я с Кощея – за всю жизнь на полностью обжитой планете невозможно познакомиться с каждым разумным существом, что уж говорить о разных небесных телах, даже в рамках одной системы. Но, несмотря на это, мы считали друг друга земляками, думали одинаковыми понятиями и сразу назвались хорошими друзьями.

Одним из главных преимуществ Андрюхи было умение правильно молчать, хотя зачастую андроиды, имитирующие людей, были довольно говорливы. Техмех выбрал себе хуманизированную оболочку, с двумя руками, ногами, стандартным лицом и волосами на голове, но при этом весь его облик кричал о том, что он не человек. Открытые пазы светодиодов, механические глаза с фотодиафрагмой вместо белка, дополнительные динамики, усиливающие машинные звуки – меня больше всего восхищала гортань, сделанная на заказ и специально искажающая голос, добавляя в него синтетику. Андрей, андроид серии 1800, протокола «электрик», неимоверно гордился тем, кем он являлся, и стремился заявить об этом на весь мир – при этом он был не настолько терпим к человеческой части Цивилизации, чтобы спокойно принимать стремление людей быть людьми. Более-менее Андрюха терпел только нашу бригаду – Алвин был слишком юн и неопытен, так что покорял техмеха стремлением спросить совета, Антуан вырос на планете Шу, где на одного человека приходилось три андроида, Адитья при всех его недостатках действительно был великолепным и амбициозным специалистом, судившим окружающих только по делам, а Борис… Ну, это Борис. То, что ты испытываешь к нему ненависть, совсем не значит, что ты не можешь его выносить.

Первым к нам присоединился Адитья, переполненный возмущением настолько, что он мог засунуть его в фильтр вместо исходников и обеспечить планету энергией на ближайшие десять местных лет.

– Отвратительно! Они все идиоты! Идиоты! – наше микросхемное светило закрепился на стороне фильтра, в отличие от нас, сгруппировавшихся рядом с «норой». – Антон, фильтр показывает сорокалетний износ. Глубинный фильтр, приближенный к ядру! Ты можешь себе это представить? Я в ужасе. Либо ваша тартарская колония в Драконе саботирует Цивилизацию, либо местный патриций решил сэкономить, купив не оригинальный аппарат, а дешёвую подделку. В этом случае хочу его поздравить – он разорится на выплате компенсаций семьям погибших. Форматор, берущий год за десятилетие, – на этой планете нельзя существовать!

Я кивнул, понимая негодование Адитьи и разделяя его позицию:

– Я был наверху, износ двадцатилетний. Запустил ручную очистку, конечно, но…

Адитья взмахнул руками, выражая своё недовольство:

– Очистка, ха! Временные меры! Их что, каждый год вручную очищать? Может, нам тут прописаться?

Адитья Мукерджи был межгалактическим специалистом, работавшим с микросхемами всю жизнь. Он активно строил карьеру, следил за развитием технологий и собирался получить ещё одну учёную степень, чтобы потом перевестись на «Столицу» – космическую станцию, где заседало правительство всей Цивилизации. Такой восхитительный специалист, увы, обладал отвратительным характером, который и стал причиной его появления в ремонтной бригаде Арктур-8. Впрочем, рем Мукерджи воспринял это как возможность закончить свой очередной монструозный труд, чтобы его конечная зарплата стала больше на пару-тройку нулей. Адитья работал с нами временно и собирался остаться в команде на ближайшие пару лет. И, разумеется, наши банальные задачки и рутина его не очень впечатляли. Хотя мы, кажется, поладили – по крайней мере, наш высококлассный научный деятель ещё ни разу не назвал меня «рем Катюшин».

Алвин и Антуан пришли почти подряд, полностью перебивая возмущение Адитьи. Мы быстро обменялись информацией – фильтры сильно изношены, форматор в норме – и полезли назад, на воздух. Гул стих, и внутри аппарата стало почти комфортно, но никому не хотелось оставаться здесь дольше, чем прописано в инструкции. Мы переместились на сторону нанослоя и поползли обратно.