Колыбельная для медведицы

Глава 8

Медведи шли, не останавливаясь, стремясь скорее попасть домой и доставить туда людей, сидящих на их спинах. Остановились лишь раз, когда Юкас настоял на том, что им всё же следует перекусить. Айне становилось хуже, и она выпила лишь несколько глотков воды, отказавшись от пищи. Глядя на это, пропал аппетит и у Юкаса.

Айна была бледна и молчалива, её медведь также был тих, не шалил и не требовал бежать вперёд, как тогда, когда они только пустились в путь. По бурому пятну на штанах девушки, которое она изо всех сил пыталась скрыть от Юкаса, он уже понял, что ребёнку, находившемуся у неё в животе, не суждено родиться. Он уже видел такое пятно. Правда та, у кого он имел несчастье наблюдать подобное, сама сделала всё для того, чтобы её дитя не появилось на свет

***

Ворота в их город были открыты, и приближающихся к ним Айну и Юкаса соглядатаи увидели издалека. Галвин вышел встречать жену, едва сдерживаясь, чтобы не рвануть ей навстречу, но, посчитав, что это будет по-ребячески, не солидно, остался стоять на месте. Не спеша покинула таверну Тея с намерением увидеть Юкаса, но остановилась чуть поодаль, не желая демонстрировать зевакам своей привязанности к нему. Глава города Занг вразвалку подошёл к сыну, который, хмуря брови, всматривался в устало бредущих по дороге животных и в их наездников. Не успел отец подойти к Галвину, тот взглянул на него с волнением, сорвался в места и всё же побежал.

Ванда хозяйничала в своей кухне, поливая соусом кусок манящего запеченного мяса. Тарелка с этим блюдом стояла перед старым вождём, который с аппетитом поедал угощение. Хозяйка не любила, когда в святая святых, месте, где готовят пищу, появлялся кто-то, кроме тех, кто ей обычно помогал. Тем более, помощи она просила достаточно редко, лишь тогда, когда намечалось большое скопление народа. Чаще всего она справлялась сама, совершенно справедливо полагая, что никто не приготовит лучше неё. Гость же её часто трапезничал здесь, вдали от посторонних глаз, наслаждаясь обществом Ванды, а она охотно его – своё общество, предоставляла.

Когда-то, когда они оба были моложе, он частенько заглядывал и в её спальню. Сейчас это, конечно, случалось, немного реже. Последний раз он, замеченный Теей, таясь во мраке длинного коридора, направлялся в комнату Ванды пару недель назад.

Про тёплые отношения хозяйки таверны и старого вождя в своё время ходило немало слухов, которые она кокетливо отрицала, а он, сохраняя достоинство, никак не комментировал. Наедине они могли позволить себе нежно прикасаться друг к другу, ласково улыбаясь, и мило беседовать. Идиллию нарушила Тея. Она заглянула в кухню и, привлекая внимание Ванды, позвала её, махнув рукой. Ванда нахмурилась.

– Что там, дорогая? – отвлекаясь от мяса, спросил старый вождь, поймав трактирщицу за руку, когда та проходила мимо.

– Что бы ни было, ты, судя по всему, остался без десерта, – женщина, скинув фартук, степенно вышла из кухни, а увидев лицо Теи, поняла, что случилось что-то ужасное, взмахнула руками и помчалась туда, куда он ей указывала.

Вытолкав мужчин из комнаты, в которой на постели лежала полуживая Айна, Ванда, не потерявшая самообладание (она никогда его не теряла), командовала оставшейся там Теей. Та без промедления выполняла указания, бегая по коридору с тазами и тряпками.

– Вскипяти воду, Галвин! Быстрее! – легонько пнула она парня, сидевшего на полу, чуть поодаль от двери, ведущей в помещение, где, как он был уверен, умирала его жена.

Голова его была уныло опущена, но, услышав голос Теи, он быстро вскочил на ноги и бросился в кухню. Девушку принесли в комнату над таверной, где когда-то оправляся от своих травм Юкас, решив, что так Ванде будет сподручнее оказать ей помощь.

Отец и дед Галвина, сидя за своим привычным столом в зале для посетителей, выспрашивали у Юкаса, что произошло. Юкас честно поведал им, что Айна ещё по пути к пункту назначения выражала желание отступить от плана, что, судя по всему, и сделала.

– План был настолько прост, что любая кухарка справилась бы с такой "разведкой"! – отвернулся от Юкаса Занг. – Можно было бы послать первую попавшуюся глупую бабу по центральной дороге с повозкой, запряженной ослом! Она и то выведала бы больше!

– В следующий раз так и сделай! – беззлобно ответил Юкас. – Если у тебя есть лишняя неделька, а то и полторы, чтобы получить рецепт новой похлёбки и узнать цены на бабские тряпки, которыми там торгуют.

– Ты не уберёг её! Я доверял тебе! Она доверяла тебе! Мы все на тебя надеялись! – проходя мимо с ведром воды, на Юкаса налетел Галвин. – Вы должны были работать в команде!

–Т ы меня сейчас не услышишь, но я не мог на это повлиять, – Юкас не оправдывался, ему не за что было оправдываться.

– Как ты мог допустить, чтобы с ней произошло подобное? И каким образом пострадал её медведь? – не успокаивался взбешенный супруг.

– Вопрос в другом: как я мог всего этого не допустить? Мы разделились. И пока она убивала старуху и изучала медвежье дерьмо, я действовал так, как обычно. А медведи подрались, потому что зверь Айны такой же безумный, как она сама!

Галвин выплеснул воду из ведра, окатив ею Юкаса, прошипел:

– Ты – чужак. Всегда им был, им же и останешься!

Значительное количество холодной жидкости попало на отца и на деда, но ни тот, ни другой, не проронили ни слова, лишь оба осуждающе посмотрели на парня. Тот покачал головой, не смог сдержать слёз, и вновь пошёл за водой.

– Ванде эта лужа не понравится, – сказал старый вождь, кивая на воду, разлитую по полу. – Про какую старуху ты толкуешь, Юкас?

– Не знаю подробностей, но весь город стоял на ушах из-за кончины местной гадалки, – почесал тот под подбородком. – И, похоже, это наша малышка устроила ей переход в мир иной немного раньше, чем то было задумано природой.

Занг переглянулся с отцом, в глазах обоих читалось что-то вроде тревоги, но еще не совсем осознанной.

***

У входа в таверну, не решаясь войти, стояли двое детей: мальчик и девочка. Мальчиком был младший сын Занга, а девочкой – Лотта. Парнишка спешил послушать новости, которые, конечно же, как обычно, привезли с собой Айна и Юкас. Лотта же пришла к Ванде за очередной порцией трав для больного медвежонка.

Понимая, что произошло что-то нехорошее, они оба растерянно заглядывали внутрь, и в какой-то момент, всё же решились зайти, одновременно. Столкнувшись в дверях лбами, потёрли их пальцами, посмотрели друг на друга чуть обиженно, готовясь предъявить взаимные претензии, затем рассмеялись.

– Ты живёшь у Юкаса? – спросил мальчик, чуть отводя Лотту в сторону, передумав заходить внутрь таверны.

– Больше всего времени я провожу в сарае с медведями, – ответила та.

–Ты знаешь, что мой отец купит для меня одного из медвежат Джуты, как только их можно будет отлучить от матери? – живо спросил он.

– Правда? Выбирай того, у кого светлее уши.

– Медведя для сына или для дочери обычно всегда выбирает отец, – ответил пацан, – вряд ли мне дадут даже взглянуть на них перед покупкой.

– Попроси отца взять того, про которого я сказала, – твёрдо произнесла Лотта.

– Почему ты на этом настаиваешь? Я слышал, у неё родилось три самца.

– Один болеет и жизнь его висит на волоске. А из двух оставшихся один сообразительнее и будет преданным другом, второй себе на уме и ленив, с ним можно договориться, используя разве что кнут. Он тоже неплох, но ему нужен строгий хозяин.

– Откуда ты это знаешь? – мальчишка недоверчиво поднял бровь.

– Знаю и всё! – пожала плечами та.

– Меня зовут Кейл. А тебя?

– Лотта, – ответила она. – Я пришла за травами для больного медвежонка.

– Всем не до нас, – вздохнул мальчик. – Хочешь, я покажу тебе своё тайное место?

– Хочу! – не задумываясь, и сама себе удивляясь, согласилась она.

Лотта всегда настороженно относилась к людям, и ни с кем близко не сходилась. Её отец был нелюдим, что не мешало ему побираться по соседям, отчего они его недолюбливали.

Из всех жителей она больше всех общалась разве что с братом, да с древней старушкой, которая жила по соседству. Она, пожалуй, была единственной, о ком Лотта вспоминала с теплотой. Женщина заботилась о девочке, насколько ей позволял возраст и почти ослепшие глаза. Но она умерла так рано, что сейчас Лотта даже не могла вспомнить, как та выглядела. Помнила, разве что, приятный запах свежего хлеба, исходивший от одежды старушки, когда та прижимала малышку к себе.

У Лотты никогда не было друзей, брат был намного старше, постоянно ей указывал и помыкал ею, хоть и проявлял заботу. Глядя на отца и брата, она, как и они оба, была угрюма и неразговорчива. А Кейл ей понравился, с ним хотелось говорить. Она не могла объяснить, почему. Возможно, потому, что, наконец, почувствовала освобождение от той безнадёги, которую испытывала, проживая в своей умирающей нищей деревне. А, может, потому, что к ней с добротой отнеслась Тея, красиво одев, спев песенку… Или она начинала оттаивать, потому, что больше её никто не заставлял попрошайничать, чистить вонючую рыбу и дышать смрадом протухших её потрохов.

Мальчику, видимо, она тоже понравилась, раз он предложил показать ей своё тайное место. На то оно и тайное, чтобы никто про него не знал. У неё тоже было укромное место до того, как она оказалась здесь. Там она пряталась от всех, делала из травы кукол и наряжала их в платья из грязных обрывков ткани, которые пыталась отстирать в ручье.

Кейл привёл её на чердак одного из неиспользуемых сараев для медведей.

–Раньше в городе было больше медведей, – пояснил он, – теперь не каждый хочет брать на себя такую ответственность, потому что святая обязанность всякого, у кого есть медведь, участвовать в баталиях. Дедушка рассказывал мне, что раньше все мужчины без исключения, и даже многие женщины стремились пополнить собой боевой отряд города. Бои были по большей части равноправные и честные. А теперь, когда власть захватили седые, люди считают, что спасения от них нет, и боятся за себя и своих сыновей, ведь мы не присягали им на верность.

– Верность нашей деревни захватчиков не слишком волновала, – почти равнодушно сказала Лотта, осматриваясь. – Пришли и всех убили.

Здесь, на этом чердаке, был оборудован настоящий мальчишеский штаб. В помещении находилась старая мебель: стол, сломанный стул, тюфяк в углу. Какое-то подобие полок, на которых стояли вырезанные из дерева фигурки. Встать в полный рост тут получалось лишь в определённых местах – виной этому скошенная крыша, но находиться здесь было очень приятно. На столе был разложен плотный лист бумаги большого формата, край его был чем-то залитый, что не мешало разглядеть изображение на нём. Детской рукой, но очень старательно на лист была нанесена карта. Лотта не могла судить, насколько точно на ней были изображены географические объекты, но эта карта впечатляла.

– Ты сам её нарисовал? – стараясь не выдавать своего восхищения, спросила девочка.

– Составляю карту, помечая, кто ещё остался независимым. С каждым годом союзников становится всё меньше.

Кейл немного рассказал ей, что изображено на карте, где находится их город, выспрашивал Лотту про то место, откуда пришла она, и какой дорогой они шли с Юкасом. Ткнул в свою карту, предположительно обозначая то место, где она жила. Дети разговаривали, разбирая сокровища Кейла, состоящие из нескольких ножей, сломанного лука и огромной кирасы, которую Лотта непременно хотела примерить, но её плечи были настолько узкие, что один край тяжелых кожаных доспехов постоянно слетал.

Когда стемнело, она вспомнила про медвежонка, и сказала, что ей давно пора домой. Домом она уже называла сарай, в котором жила Джута и медвежата.

– Странно, что меня ещё не хватились! – удивился мальчик, спускаясь за Лоттой на улицу.

Ванда с печальным видом стояла за стойкой, подперев голову рукой. В таверне было немноголюдно. У хозяйки было отвратительное настроение, и вся атмосфера в «Дай леща» не располагала к веселью, поэтому гости не засиживались.

– Тётя Ванда, я пришла за лекарством, – Лотта привлекла к себе её внимание.

– Детка, если он так долго не поправляется, нужно придумать что-то другое, – Ванда грустно улыбнулась девочке. – К тем травам его организм уже привык.

– Ему не становится хуже, это уже хорошо, – возразила Лотта.

– Жди тут, – коротко сказала Ванда и ушла.

Вернулась она с другими свёртками, не с теми, как обычно, и подробно объяснила девочке, как готовить настой из новых трав.

– Переборщишь с этим порошком хоть немного, и отравишь бедолагу, – потрясла она мешком с грязно-коричневым неоднородным порошком из лепестков какого-то растения. – Сделаешь раствор слабее – толку не будет.

Лотта уверила, что всё запомнила, поблагодарила хозяйку и побежала к выходу. У самой двери обернулась и помахала рукой Кейлу, который ждал отца, говорившего с одним из горожан. Он помахал ей.

***

Уставший Юкас, добравшись до дома, первым делом зашёл в сарай к Джуте. Прижавшись здоровой щекой к шерсти медведицы и потрепав её медвежат, отметил, что больной медвежонок стал ещё мельче по сравнению с братьями, и он всё так же вял и безучастен. Удивившись тому, что он до сих пор жив, мужчина запустил в сарай старого медведя, указав ему на дальний угол. Там для него была насыпана свежая солома, подготовлена вода. Накормив животных, он ушёл в дом, где был наведён относительный порядок, и даже стараниями Теи было вставлено окно. Юкас не обратил на это внимания, лишь мимолётно огляделся, убедился, что пришёл по адресу. Сняв маску и скинув одежду, остался в одних подштанниках, улёгся на кровать, закинув за голову руки. Сумку свою он небрежно бросил на полку, не пересчитывая честно украденное добро.

Лотта вернулась, затопила печь заранее подготовленными ею дровами, поставила греться воду. Юкас совсем про неё забыл, но, увидев, сел на кровати и крикнул:

– Эй! Как там тебя? Медведь, которого я брал с собой, поранился. Ты, вроде, с ним ладишь?

Лотта кивнула и убежала в сарай. Осмотрев медведя и приласкав его, хоть тот немного сопротивлялся, но больше для вида, бережно промыла глубокий след от зубов соперника возле уха и оставила животное в покое. Тихо ступая и стараясь не греметь посудой, приготовила лекарство по новому рецепту, и снова отправилась в сарай. Юкас уже спал, Тея в тот вечер у них не появилась.

***

Ещё полностью не рассвело, когда затрубили в рог на смотровых башнях со стороны городских ворот. Жилище Юкаса располагалось отдалённо от города, поэтому звук до него долетел настолько слабый, что он даже не проснулся. А вот Джута в сарае забеспокоилась и встала, разбудив своих медвежат, старого медведя и спящую в обнимку с больным медвежонком Лотту. Медведица хотела покинуть сарай, но двери были закрыты, и она громко рявкнула. Сон Юкаса как рукой сняло. Наскоро одевшись, он заглянул в сарай и успокоил Джуту.

– Трубили, – коротко ответила Лотта на его вопросительный взгляд.

Юкас хотел было вернуться в дом за оружием и взять с собой в город медведицу, но, прислушавшись, понял, что битвы не планируется. Быстрым шагом он направился к городским воротам. Лотта из любопытства пошла за ним, держась чуть поодаль.

На площади уже собрались горожане, их было много. Вид жителей указывал на их благополучное бытие. Они были здоровыми, сытыми, в добротной одежде, но выглядели обеспокоенно и переговаривались шепотом. Горстка мужчин пришла в доспехах, с оружием и медведями. Ворота были закрыты, но всеми фибрами ощущалось, что к ним с внешней стороны неспешно кто-то приближался. Соседи затаились, ожидая, что будет дальше.

– Открывайте! – скомандовал глава города.

Никто не торопился подчиняться его указанию, тогда старый вождь зычно крикнул:

– Вы не слышали приказа? Открывайте ворота!

Когда двери распахнулись, перед "встречающими" предстал отряд хорошо вооружённых воинов, закованных в кожу и металл. Каждый из них стоил бы троих, а то и пятерых солдат из их поселения. Пришедшие восседали на больших медведях, концы шерсти которых казались белыми. Огромный зверь с серьгой в ухе и шрамом на морде первый ступил на территорию, защищенную городскими стенами. На спине этого монстра красовался предводитель седых. У него было узкое лицо со впалыми щеками, тонкий чётко очерченный нос, большой рот с тонкими губами, обрамлёнными бородой и усами. Он не был стар, но на худом его лице между бровями пролегали две складки, почти такие же глубокие, как и те, что убегали от крыльев носа вниз, к уголкам губ. Волосы были выбриты на лбу и на висках, а оставшиеся причудливо заплетены в толстую косу. Кончик этой косы покоился на спине медведя. Величавый и мужественный, он с презрением оглядел собравшихся, тихо, но чётко произнёс:

– Уберите своих шавок, они раздражают наших медведей.

Занг, не оборачиваясь, мотнул головой, призывая своих людей увести животных. Те подчинились сразу, понимая, что никакого противодействия пришедшим оказываться не будет.

–Мы готовы заплатить, Маран, – уверенно сказал Занг и указал рукой на гружёные обозы.

Глава 9

В обозах аккуратными рядами стояли мешки, полные зерна, на них лежали отлично выделанные шкуры, пушистые меха, стояли клетки с домашней птицей и прочее добро, собранное усилиями жителей. Маран жестом приказал подкатить обозы ближе, и когда это сделали, его люди достали ножи и стали резать своими острыми мешки, из которых сыпалась на землю отборная пшеница, ячмень и кукуруза, медведи топтали злаки, размётывая их по вымощенной камнями площади. Клетки были сломаны, а пернатые, находившиеся в них, растерзаны зверями. Они портили шкуры и меха, завершив погром тем, что рассыпали монеты, подготовленные для уплаты дани. Некоторые монеты со звоном ударялись о камни, но никто, даже ребятишки, коих на площади было достаточно, не пытались их собрать. Большинство же монет смешалось с кровью, перьями и зерном. Жителям ничего не оставалось, как с ужасом за этим наблюдать. Закончив, погромщики скомандовали медведям встать за спину своего предводителя.

– Чей это плащ? – Маран протянул руку в сторону, ему вложили в неё грязный рваный плащ, мужчина бросил его под ноги Занга.

Тот сразу узнал плащ своей невестки, но сделал вид, что видит его первый раз.

– Я не могу ответить на твой вопрос. Мало ли в мире плащей?

– Плащ принадлежит жителю вашего городишки, и, судя по размеру, носил его невысокий человек. Возможно, женщина.

– Как он связан с моим городом?

Маран снова протянул руку в сторону, на этот раз там оказалась металлическая фибула в форме овала. Такими фибулами зацепляли плащи, чтобы они не спадали с плеч. Она была деформирована, но герб их города Занг не перепутал бы ни с чьим другим. И без того было ясно, что Маран пришёл по адресу, а теперь уже опираться стало совсем бессмысленно.

– На застёжке герб нашего города, но чей это плащ, сказать не могу. Таких фибул было произведено более пятидесяти штук, ко дню основания поселения. Кроме того, что их получили почётные жители города бесплатно, купить остатки мог любой желающий.

– Всего пятьдесят? И ты не знаешь, кто из них носил конкретно эту? Слушайте, меня, люди, живущие тут! Владелец этого плаща проник в мой город, двери которого всегда гостеприимно открыты для всех! Моё доверие отозвалось тем, что славная женщина, сделавшая много добра людям, никогда не отказывающая в совете и не требующая его оплатить, была убита в собственном доме. Тот, кто это сделал, воспользовавшись шумихой и ведомый собственной паникой, проник в наши казармы и оказался в западне. Ему ничего не оставалось, как бежать через сточную канаву. Там он и потерял эту вещь.

Маран высоко поднял брошь с гербом и продолжил:

– Мы не стали тратить время и искать в лесу его следы. Эта фибула красноречиво говорит о том, что он – ваш сосед. Итак! Сдайте мне этого человека – мужчину или женщину, и я освобожу вас от уплаты дани. В противном случае, соберите мне такое же подношение, как и то, что мои люди неосторожно испортили. Даю вам срок – три недели. Но не стоит думать, что за это время я забуду то, что произошло в моём городе, перед моим собственным носом, – мужчина осмотрел всех поверх их голов. – Возможно, кто-то прямо сейчас готов сказать мне имя героя, лишившего жизни пожилую женщину? Такое редкое мужество!

Горожане молчали, несмотря на то, что многие знали хозяйку плаща и фибулы.

Медведь под Мараном громко зарычал на толпу, обнажая огромные клыки, слюни пенились на его морде. Многие непроизвольно сделали несколько шагов назад. Лотта восторженно открыла рот, не отводя от медведя глаз.

– Мы проделали долгий путь, правда, ребята? – вождь Седых оглянулся на своих людей, те согласно закивали. – А вы не цените наших усилий и не хотите сотрудничать. Пожалуй, будет справедливо, если я сокращу отведённое вам время вдвое. Через полторы недели вы должны сделать выбор. И каким бы он не был, помните, один из вас запятнал честь всех остальных! До сих пор я относился к вам уважительно.

Пока он говорил, взгляд высокого крепкого мужчины из его окружения был направлен на Тею, она тоже смотрела на него. Его взор был надменный, покровительственный, насмешливый, её – непокорённый, смелый, тоже не лишённый насмешки. Медведь его стоял чуть позади предводителя, по правую руку. Мужчина дал знак зверю подойти ближе, к вождю, наклонился к Марану и что-то шепнул ему. Тот повернулся лицом к рыжеволосой красотке, наклонил голову, разглядывая её, губы растянулись в улыбке, он подозвал её:

– Подойди-ка, милая! Командир моей армии до сих пор вспоминает о тебе. И правда, есть в тебе что-то особенное, даже я тебя помню! Иногда я жалею, что принадлежу лишь одной женщине. Но это для моей же пользы! Я не решился бы спорить с таким воином, как он, тем более, из-за шлюхи.

– Я тоже часто о нём думаю! – пропела Тея, подходя ближе.

– Правда? – Маран подмигнул своему человеку.

– О, да! Вспоминаю подробности нашего с ним свидания, – подняла подбородок чуть вверх, закатив глаза, намекая, что наслаждается приятными воспоминаниями, – и насчитала минимум четыре идеальных момента, когда я могла бы лишить его чего-то ценного. И очень корю себя, осознавая, что не воспользовалась ни одним из них.

– Неужели, ты хотела стащить его кошелёк? – засмеялся предводитель, за ним засмеялась и его свита. – Он бы и не заметил!

– Деньги! Разве это ценно? Я могла бы оставить его без члена. Или убить. А можно было бы совместить эти два удовольствия, – Тея подошла к тому, о ком говорила и нежно коснулась его локтя, затем “прошагала” тонкими пальчиками выше.

Он напряг мышцы, она одобрительно улыбнулась и запустила руку под его наплечник. Его медведь прижал уши и недобро посмотрел на женщину, приподнимая верхнюю губу, готовый зарычать. Хозяин легонько пнул его ногой, обутой в высокий сапог. Тея поманила мужчину рукой, призывая наклонить голову к ней, он, непонятно почему, подчинился и свесился со спины медведя, приближаясь к её лицу. Она прошептала, добавляя в голос немного мёда, тепло дыша в ухо:

– Я рада, что ты вспоминаешь обо мне, мой сладкий. И я о тебе никогда не забывала, – она лизнула мочку его уха, когда закончила говорить, а затем чуть прикусила её.

– Поехали со мной, женщина! – тот подал голос, не получив на это одобрение вождя, лихо спрыгнул с медведя, схватил Тею за талию. – Весь мир будет у твоих ног, никто больше не посмеет назвать тебя шлюхой.

– Меня это вовсе не обижает такое обращение. И «весь мир» – слишком абстрактное обещание. Но я подумаю, – она вывернулась из его объятий, обнажила свои ровные белые зубы в улыбке, кокетливо накрутила ярко-рыжий локон своих волос на пальчик, повернулась к нему спиной и медленно пошла прочь. Затем обернулась, закусив нижнюю губу, и задорно подмигнула мужчине.

"Мразь!" – думала она при этом, вспоминая, как его руки рвали надетое на ней платье на глазах её, ещё живого, но уже вряд ли соображающего, что происходит, мужа.

– Я хочу эту женщину, – тихо сказал он Марану, возвращаясь на медведя, – заберём сейчас.

Маран поднял руку, приказывая замолчать, и обратился к Тее:

– Как тебя зовут, красавица?

– Он знает моё имя так же хорошо, как и я – его. Правда, Джодо?

Тот, чьё имя она назвала, прищурив глаза, смотрел на неё в упор. Она смотрела на него.

– Я знаю твоё имя, и я вернусь за тобой.

– Я ещё не надумала дать тебе своё согласие.

– Мне оно не нужно! – засмеялся тот.

– Мы никого насильно уводить не будем! – Маран поднял руки вверх, растопырив пальцы, давая тем самым понять, что сегодня он настроен на мирные переговоры. – Вы свободные люди. Ими же и останетесь, если выполните моё условие. Мне нужен только один из вас. И это не рыжая зазноба моего командира. Джодо, дружище, подари ей цветы, напиши стихи, преклони колено, обещая вечную любовь. Как там это всё обычно происходит? – высмеивал он товарища.

Тот, впрочем, тоже улыбался, потешаясь над собой и представляя, какие стихи он может написать. Наваждение от встречи с ней не спадало. Когда-то он ослушался приказа и сохранил ей жизнь, за что чуть не поплатился своей.

– Я научу его хорошим манерам в обращении с дамами, хоть сам в них не слишком силён. За сим позвольте вас покинуть, – закончил Маран.

– Так быстро? Мы ещё даже за встречу не выпили! – завораживающе улыбнулась Тея.

Опустив голову, она смотрела исподлобья кротким взглядом, прикусив кончик указательного пальца. Маран вновь улыбнулся ей, цокнул языком, оборачиваясь к Джодо, сказал ему:

– А ведь, и правда, хороша! Смелая!

Джодо был готов снова покинуть спину медведя и «обмыть встречу», но Маран, разворачивая своего зверя, махнул рукой свите и сказал:

– Не будем злоупотреблять вашим временем, оно уже пошло.

Воины его расступились, освобождая ему дорогу, вслед за ним развернул медведя Джодо, и вскоре вся компания скрылась за городскими воротами. Как только они закрылись за ними, толпа зароптала, но старик, отец главы города, сжал кулак, приказывая всем замолчать, пока седые не отъедут настолько далеко, что не смогут слышать их.

– Мы не сможем собрать столько же за полторы недели, – выкрикнул кто-то из толпы.

– Отдайте им девчонку, пока та еще жива! Говорят, она всё равно умрёт, – послышался ещё чей-то голос.

– И кто же такое сказал? – вперёд вышла Ванда и внимательно на всех посмотрела.

– Многие видели, как она приехала с распоротым животом! Шкура её медведя была пропитана её кровью. Не хотелось бы, чтобы пролилась ещё и наша, – вышел вперёд мужчина в старых, но добротных доспехах.

– А если бы речь шла о твоей дочери, ты бы так же легко решил её отдать? – Ванда кивнула на крепенькую девчонку лет тринадцати, она стояла рядом с отцом, так же в боевом одеянии.

Мужчина с сомнением посмотрел на дочь и ответил:

– Если бы она такое сделала, я бы предложил вам, – он обвел руками земляков, – решить, как с ней поступить.

– Давайте голосовать! – поддержал его кто-то.

– Все мы хорошо знаем Айну! – заговорил Занг. – Она выросла на наших глазах и ходила в походы со своим отцом – лучшим кузнецом на моей памяти, с ранних лет, давая фору многим взрослым мужчинам. Я еще не говорил с ней о том, почему она допустила такие оплошности, но я твёрдо знаю, что мы не выдадим её.

– Боишься расстроить сынишку? – зло выкрикнул чей-то женский голос.

– Не имеет значения, является ли она членом моей семьи. Она уже поплатилась за совершенный поступок жизнью моего внука.

– Уговорите их забрать шлюху! – еще одна женщина, изливающая желчь.

Та, про кого она говорила, тепло улыбнулась ей, поведя плечиком.

Мужские голоса запротестовали на разные лады:

– Только не Тею!

– В чём она провинилась?

– Тею не отдадим!

– Единственная радость в этом бренном мире!

Женщина, сделавшая такое нелепое с точки зрения сильной половины населения города, предложение, обиженно засопела. Вредная Тея украдкой показала ей кончик своего розового язычка.

– Айну мы не выдадим. Про Тею речи не шло, обсуждать это не будем. Давайте наведём здесь порядок, – стараясь говорить твёрдо, провозгласил Занг и первый начал собирать монеты, кладя их в уцелевший мешок. Юркие разновозрастные ребятишки бросились помогать. Женщины, ещё не конца осознавая, что произошло и чем это им грозит, хватали за ноги растерзанных кур и скидывали их в мешки, оставшиеся от зерна. Мужчины выбирали из грязи шкуры, обсуждая, что многие из них ещё можно спасти, придав им былой вид. Ни одна монета с этой площади не перекочевала в карман горожанина, а к обеду площадь перед городскими воротами была чиста, как будто тут не произошло ничего ужасного.

– Достанем неприкосновенный запас и купим зерно и шкуры в северных городах, – тихо рассуждал бывший глава города, беседуя с сыном.

– Мы будем ехать туда три дня без остановки, пока заключим сделку пройдут ещё сутки, обратная дорога и поездка в город к седым с грузом – ещё минимум неделя! Опоздаем, – возражал Занг.

***

К концу дня, под низким красным закатным солнцем, глава попросил соотечественников собрать всё, что у них есть для уплаты дани.

– Я обязуюсь учесть вклад каждого из вас и вернуть вам всё до последнего семечка после того, как решим вопрос, нависший над нами, и совершим сделку с городами, располагающимися к северу от нас.

На следующий день был организован сбор, и каждый старался сделать вклад. На площади стояли весы, за длинными столами сидело несколько мужчин, которые вели учёт, записывая, чего и сколько сдал каждый житель. Это делалось не для того, чтобы уличить кого-то в жадности, а для того, чтобы исполнить данное главой города обещание – вернуть то, что потребовалось собрать второй раз.

***

– Что там происходит, Галвин? – Айна очнулась и разлепила сухие губы после нескольких дней забытья.

Муж почти не отходил от неё всё это время, но знал, что происходит в городе. К нему несколько раз прибегал младший брат и рассказывал всё в подробностях. Галвин понимал, что отец никогда не выдаст Айну, но также понимал, какое сильное давление он испытывает со стороны жителей. На кону жизнь его любимой против сотен других жизней. Услышав её голос, парень отвернулся от окна и подскочил к постели, схватив жену за руку и поднеся её к губам, смотрел на любимое лицо с нежностью.

– Я сглупила и подвела тебя.

"Ты подвела всех нас!" – вздохнула про себя стоявшая в дверях Ванда.

– Не думай об этом, – сказал Галвин.

– До того, как я её убила, старуха сказала мне, что у нас могли бы быть смелые сыновья и прекрасные дочери, – улыбнулась Айна грустно.

– Так и будет! – ответил ей муж.

"Если они и будут, то точно не из твоего чрева", – подумала Ванда.

– Ещё она сказала, что, когда ты похоронишь и оплачешь меня, женишься снова, но никогда не будешь счастлив.

– Как хорошо, что ты убила эту старую дуру! – в сердцах выкрикнул Галвин.