Buch lesen: «Инициация Вики»
От автора
Я родился в стране, которой больше нет, в городе, которого теперь нет на карте, в роддоме номер тринадцать.
Я родился, вырос и живу в самом мистическом месте на Земле. В темном и сыром городе, где по Невскому проспекту когда-то носился сбежавший от хозяина Нос, а Медный всадник скакал по затопленным улицам; где Раскольников с окровавленным топором заблудился в коридорах будущих коммуналок, а старая графиня до сих пор является питерским игроманам в тревожных снах, зловеще бормоча: «Тройка, семерка, туз».
Я вырос на берегу узкого и мелкого канала Грибоедова, где каждое утро здоровался с золотыми крылатыми львами на скрипучем деревянном Банковском мостике. Я ползал в колготочном детстве по ступеням Казанского собора и согревался снежными зимами дыханием кондиционера у входа в Дом книги. А синими вечерами, я, трехлетний малыш, ежился под одеялом в темной комнатке полуподвальной квартиры во дворе-колодце, мучительно выбирая, чего я боюсь больше – черных рук теней, тянущихся ко мне по стене из-за шкафа, или страшного лица ведьмы, которая обязательно выглянет из моего сна. Поэтому не стоит сильно удивляться тому, что из меня получилось.
Мистика, фантазия, сверхъестественное, называйте эту сторону жизни, как вам больше нравится, – для меня она с детства неотделима от реальности. Я рос, но мое отношение к мистике только укреплялось. Я предпочитаю веру отрицанию и знаю, что в мире, который мы нагло считаем нашим, возможно все. За мою жизнь со мной происходило столько всего необъяснимого, что впору написать десятки книг по мотивам реальных событий. Эта книжка всего лишь одна из них, и я искренне надеюсь, что прототипы героев, узнав себя в них, не станут сильно обижаться на автора. Хотя на всякий случай я подготовил пару-тройку защитных заклинаний.
Сновидение первое, в котором студенты-медики посещают злачные «Дозари», по Санкт-Петербургу разъезжает черная «скорая помощь», а обескровленные граждане сидят утром на автобусных остановках
Вовке Козлову к вечеру стало совсем плохо. Ночная вечеринка в клубе «Дозари», который, как известно, расположился на кораблике, стоящем на приколе у набережной Невы, не прошла даром. Отлежаться не удалось. Сердце пустилось в бешеный пляс. Стены квартиры убегали от взгляда то вниз, то вверх, а титанические попытки остановить их кончались не только резкой болью в голове и глазах, но и рвотными позывами. Такого с ним за его восемнадцать лет еще не случалось. Слава богу, что родители улетели до пятницы в командировку. Как Вова попал утром домой, он совершенно не помнил – к счастью, поскольку верные друзья-первокурсники дотащили его до дома за ноги, как сани, волоча беспамятное тело на спине по заснеженному, а местами и заледенелому асфальту. Повезло ему, что дворники в это утро плохо убрали Петроградку и что тащить его от «Дозарей» до дома было совсем недалеко! Мычащее тело Козлова было загружено заботливыми товарищами в теплую ванну, где ему опять-таки крупно повезло – он не захлебнулся. Вова вообще слыл отчаянно везучим. Но злоупотреблять везением нельзя, это Вова хорошо знал, несмотря на юный возраст. Поэтому, как только он более-менее пришел в себя – лежащим без одежды на диване в гостиной и накрытым с головой простыней заботливыми дружескими руками, – то сразу ощупал раскалывающуюся голову И тут же застонал, обнаружив там кучу шишек и кровоподтеков неизвестной этиологии. Шея тоже саднила, словно ее прокусил гигантский комар. Вова Козлов, между прочим, был будущим врачом и учился со своими друзьями Юрой и Павлом в Первом медицинском институте.
– Сколько сейчас времени? – спросил он невидимых, но вполне себе слышимых друзей, которые сидели рядом с диваном на ковре и отчаянно рубились в «Sony Playstation 4».
– Полшестого, – ответил его лучший друг Паша Сотник, не отрываясь от консоли.
– Утра?
– Вечера.
– Черт, Паша, – тихо простонал Вова, – что-то мне совсем хреново. Помираю я.
– А мы тебе говорили, чтобы ты не жадничал, – отозвался Юра Казанков, еще один юный студент- медик. – Предупреждали, Вован.
– Я серьезно, чуваки, – Вова застонал в голос, – сердце прыгает. Паническая атака, походу И аритмия.
– Так мы тебя сейчас сами вылечим! – обрадовался Павел.
– Нет, только не это. – Вова покрылся холодной испариной, вспомнив, что Паша три раза пересдавал зачет по кардиологии. – Вызывайте «скорую». Или лучше дайте мне телефон, я сам вызову.
Пальцы у Вовы предательски дрожали, когда он набирал номер, картинка плыла перед глазами и издевательски троилась. Ему даже показалось, что, возможно, он набрал «003» или «033», а может быть, даже «000333». Но в любом случае на том конце сразу, практически без гудков, сняли трубку и ответили:
– Неотложная медицинская помощь. Что у вас случилось?
– Сердечный приступ. Головокружение. Тошнота. Мне очень плохо. Владимир Козлов, восемнадцать лет. Кронверкский проспект, пять, квартира десять.
– Ждите. Мы скоро будем.
– Круто, – сказал Юра, внимательно слушавший разговор, – сейчас наши умелые коллеги поставят тебя на ноги. Сделают то, что не получалось у нас все утро.
– Я заметил, что у вас не получилось. – Вова снова застонал, одной рукой схватившись за раскалывающуюся голову, а второй придерживая выпрыгивающее из грудной клетки сердце. – На голове живого места нет.
– Мог бы и спасибо сказать, – обиделся Юра, – сам виноват, что без шапки ходишь, понтуешься. С шапкой никаких шишек бы не осталось.
– А с шеей у меня что?
– Что-что? Известно что. Засос. Прятался от нас по углам с этой рыжей, а теперь еще предъявы друзьям кидает, – обиделся Паша.
– Ничего не помню, – огорчился Вова, – скорей бы они приехали…
– Скоро только сказка сказывается, – «обнадежил» его Паша, – а «скорую помощь» нужно терпеливо ждать часами. Может, тебе пока что-нибудь сердечное у родителей в аптечке поискать?
Но искать ничего не пришлось, потому что раздался пронзительный звонок домофона, от которого вся троица удалых гуляк схватилась за больные головы. Юра пошел открывать дверь. Высокий молодой врач с чемоданчиком, а с ним такая же молодая медсестра и огромный, но тоже молодой санитар со складными носилками под мышкой стремительно вошли, даже можно сказать, ворвались в квартиру, отодвинув в сторону не успевшего ничего сказать Юру. Выглядела бригада до неприличия странно, но в то же время на редкость стильно. Во всяком случае, до сих пор никому из студентов такой формы у «скорой помощи» видеть не приходилось. На всех троих были халаты, шапочки и маски. Эка невидаль, скажете вы. Да, конечно, только вот были они черного цвета. И пошиты из первоклассного атласа. И подбиты красным бархатом. А еще на шапочках и масках были красные атласные кресты.
Осмотрев больного, измерив Вове давление (и даже заглянув ему в рот), врач велел медсестре сделать ему укол глюкозы с физраствором в вену и попросил рассказать друзей, как это молодой человек дошел до такого состояния. Лица врача, сестры и санитара из-за масок разглядеть было очень сложно. Поэтому Паше, пока он рассказывал о вчерашних подвигах Вовы в «Дозарях», все время казалось, что под масками прятались ехидные улыбки.
– Значит, все это вы употребляли вместе? – без всякой издевки приятным голосом переспросил врач, меряя пульс Вовы.
– Ага, – подтвердил Юра.
– Отличный коктейльчик. – Врач быстро переглянулся с сестричкой и санитаром, и Юре показалось, что глаза их азартно заблестели. – Значит, потребляли вместе, а плохо стало только товарищу?
– Ну, понимаете, коллега, тут тонкий вопрос, – вкрадчиво объяснил Юра, – пару раз Вова удалялся без нас в туалет с подозрительной компанией. Возможно, мы за ним не уследили.
– Так-так-так! А вот это уже очень грустно. А еще будущие медики. Стыд и срам, коллеги! – Врач осуждающе посмотрел на Юру с Пашей. – Нельзя же так глупо и безответственно портить молодую кровь! Ваша кровь – наше достояние!
Лица студентов обиженно вытянулись.
Врач кивнул гиганту-санитару, и тот немедленно стал раскладывать на полу зеленые брезентовые носилки.
– А для вас, Козлов, у нас плохие новости. Будем вас госпитализировать! Дорога каждая секунда, – безапелляционно сказал врач.
Вова тревожно застонал.
– Да ладно, – удивился Паша, – ну, перебрал чувак. С кем не бывает. Поставьте ему капельницу, и дело с концом.
– Нет, – жестко сказал врач, – только не сегодня, коллеги. Видите наши маски? В городе свирепствует новый вирус. Возможна эпидемия. Симптомы сходны с симптоматикой вашего друга: сердечная недостаточность, головная боль, тошнота и сыпь на слизистой ротовой полости. А самое главное – у нас сегодня уже трое посетителей «Дозарей» в эпидемиологической реанимации. Так что вы тоже в зоне риска, ребята. И вам придется проехаться с нами. Надеюсь, вы не попадете в карантин. Возьмем кровь и отпустим. Собирайте друга. Одевайтесь и помогите нам нести носилки.
Такого поворота Юра с Пашей никак не ожидали, но послушно стали собираться в путь с одной и той же мыслью: «Проклятые «Дозари», только бы не вирус!»
Через пять минут они уже сидели в машине странной бригады рядом с носилками, на которых беспрестанно стонал Вова Козлов. Машина тоже была под стать бригаде: черный с красными крестами микроавтобус «Мерседес», переоборудованный под «скорую помощь» с большой синеглазой мигалкой.
– Куда едем? – настороженно спросил Юра, когда они переехали мост.
– В Боткина, – впервые подала голос медсестра. Голос у нее оказался неожиданно низким.
– Разве она не закрыта? – удивился Паша.
– Не для всех, – ответил тяжелым басом санитар.
– Ребята, наденьте это, пожалуйста, – попросила медсестра, передав студентам-медикам толстые черно-красные повязки, точно такие же, как у нее, и повязывая повязку страдающему Вове. – И будет вам счастье.
Повязки оказались толстыми и влажными, словно чем-то пропитанными. Через пару вдохов студентам стало очень хорошо, и они окончательно потеряли чувство реальности. Вечерний город светился в темноте предновогодней лампочной развеской, которая превратилась в глазах Юры и Паши в сплошную полосу света, по которой они летели навстречу сказочному счастью. Скрипели ворота в темноте, слетали с голых деревьев испуганные разбуженные вороны, трясся на колдобинах развороченной тракторами дороги черный «Мерседес», загорался молочный свет тысячи свечей в пустом заброшенном корпусе старинной инфекционной больницы, переехавшей год назад в спальный район, а в глазах незадачливых студентов крутилась веселая разноцветная круговерть. Они прекрасно себя чувствовали. Им казалось, что все происходящее вокруг идеально. Именно так все и должно быть.
Павел с Юрой радостно вылезли из машины и вошли вслед за бригадой в полутемное холодное здание. Носилки не понадобились, потому что затихшего, переставшего стонать Козлова санитар закинул себе на плечо. Пройдя по темному коридору, они завернули в кабинет бывшей операционной, посреди которой стоял стол, накрытый белой простыней и уставленный горящими свечами. Их ждали. Около двадцати силуэтов отделились от темноты стен, и комната наполнилась тенями и их голосами.
– Наконец-то!
– Вас только за смертью посылать!
– Чего так долго? Мы уже чуть с голоду не померли.
Высокий врач картинно развел руками:
– Знакомьтесь. Наши коллеги-медики. Молодая кровь, так сказать. Юра и Паша, два вкуснейших компота. А это проблема по имени Вова. Он новоиспеченный обращенный!
Санитар положил спящего Вову на пол, а Юра и Паша, ничего не понимая, вышли на свет свечей и, радостно улыбаясь, закивали уставившимся на них теням. Все вокруг казалось им веселой вечеринкой, в голове взрывался праздничный салют и играла музыка, у каждого своя, но очень кайфовая.
– Довольно клоунады! Пора готовить ужин. Зачем вы обратили этого типа? Нас и так уже слишком много! – зашумели тени.
– Это не мы, – возразила медсестра, – а «рыжая незнакомка» прошлой ночью на кораблике «Дозари». Сколько раз говорить, что нужно инфицировать добычу, не обращая ее? Для кого были курсы, спрашивается? Лина, золотце, у тебя последнее предупреждение. Еще один прокол, и я сама вгоню золотую иглу в твое бархатное сердечко.
– И что нам теперь с ним делать? Мы ведь должны принять его в семью.
– Или выпить?
– Даже и не думайте, – строго сказала медсестра, – в нем полно вредных неизвестных веществ.
– Ладно, решим после ужина, – сказал «врач». – Дэн, Ли, Настя, сегодня вы готовите ужин. И чтобы ни одной капли не пропало.
Три тени оторвались от стаи, подошли к Юре с Павлом, подхватили их своими прохладными руками и вывели из операционной в темноту коридора.
Вова Козлов очнулся от страшного холода и жуткой жажды. Сердце успокоилось и даже слегка замедлило свой обычный ритм. Глаза тоже не резало. «Скорая» помогла, подумал Вова еще до того, как открыть глаза. Свет полной луны отсвечивал от мягкого снега, застилавшего черную ночную кровать спящего Староневского проспекта. Вова сидел на автобусной остановке в спортивном костюме и тапочках – в том, что напялили на него, впопыхах собирая в больницу, верные друзья. Они тоже сидели рядом с ним – одесную и ошуюю, справа и слева от него, странно скрючившись, – наклонившись к подтянутым вверх коленям и сжав головы в окоченевших ладонях. Оба были совершенно голые, синюшного цвета, как перемороженные курицы. Вова вскочил на ноги и закричал дико, истошно, неистово, стараясь криком прогнать ночной кошмар. Мертвые Юра и Паша, оставшись без опоры, повалились замерзшими боками друг на друга. А Вова, не переставая дико кричать, побежал по Староневскому проспекту в сторону родной Петроградской стороны. Все-таки он был необыкновенно везучим парнем этот Вова Козлов.
Сновидение второе, из которого вы узнаете про Леру Зомби и ее невидимую армию и поймете, что художника обидеть может всякий, особенно бойфренд-музыкант
Сегодняшний день Леры не задался с самого начала. Не с утра, потому что все утро Лера проспала. Да и как не проспать эти зимние питерские, так называемые утра, которые отличаются от ночи только простуженно ворчащими машинами и насекомыми-людьми, ползающими по полутемным, слабоосвещенным улицам. Так, во всяком случае, казалось Лере, когда ей приходилось вставать раньше часа дня.
Даже вид из окон на Таврический парк в ранние утренние часы не радовал Леру. Но сегодня она встала вместе с поздним солнцем. Можно было бы спать и дальше, но на нее забралась русская голубая кошка по имени Кошка и стала всеми четырьмя лапами мять ей живот, урча при этом, как маленькая трансформаторная будка. Бесцеремонное животное вовсе не собиралось доставить ей удовольствие этим массажем. Кошка хотела есть, и ей было наплевать, что Лера легла только в шесть утра, так и не закончив рисовать афишу для рок-фестиваля в Хельсинки. «Хелл-син-ки» – «Ключ от адского греха», как называл чухонскую столицу ее приятель Алекс. Да-да, все именно так. Скажи Лере кто-нибудь еще год назад, что европейские фестивали будут у нее заказывать свои афиши, а ее работы будут висеть в лофтах голливудских звезд, она бы решила, что над ней изощренно издеваются.
Год назад Лера Быстрова была семнадцатилетней хулиганкой в маленьком провинциальном городе, где на таких синеволосых любителей панк- рока, как она, была открыта круглогодичная охота для всех желающих. А желающих хватало: менты, скинхеды и просто гопники не давали ей с друзьями прохода. Зато в ее южном городке ночи были как ночи. Светлело рано, и перед рассветом, пока враги спали, Лера и ее сообщники успевали украсить унылые стены городка своими шедеврами из пульверизаторов с краской.
Три года подряд младшеклассницу Леру в районном ДПШ учили рисовать натюрморты, пейзажи и портреты, но ей всегда нравились только зомби. Всю жизнь, сколько она себя помнит, Лера рисовала только этих несчастных монстров. Учителя вызывали в школу родителей и демонстрировали им расписанные парты и туалеты, а те смущенно пожимали плечами: вся их квартира давно стала пещерой зомби, где на стенах не было живого места без изображения этих нелепых созданий постголливудского сознания. Зомби у Леры с каждым годом выходили все лучше и лучше, то есть становились все отвратительней, нелепей и натуралистичней. Но в то же время они стали вызывать у созерцателей сопереживание и добрую улыбку. Ходячие полуразложившиеся трупы приобрели яркие индивидуальные черты. Они теперь не просто пожирали несчастных зазевавшихся прохожих во время Апокалипсиса, а зажили полноценной жизнью: влюблялись, встречались, создавали семьи, рожали зомбят, играли в футбол и в рок-группах и даже учились в зомби- школах у зомби-учителей. Невозможно было не посочувствовать этим милашкам. К тому же они были просто гениально нарисованы.
Но Лера тогда об этом не подозревала. За свои художества она получала только по шапке и каждый раз радовалась, что не ломом. Лера в свои семнадцать любила две вещи: зомби и панк-рок. Плеер, наушники и баллончики с краской – это был ее мир, а остальное просто мешало ей им наслаждаться. Пока не появился Сид, такой же, как она, синеволосый марсианин, бог стрит-арта и гитарист местной группы «Ветер Аны». Их миры идеально совпали. Почти идеально. Потому что в его мире жил хищник, который ел Сида изнутри, но которого Сид любил больше, чем Леру. У хищника было имя. Его звали Герыч. Лера боролась с Герычем, но силы были неравны. Однажды хищник загрыз Сида насмерть. Его гениальные работы, сфотографированные случайными прохожими до того, как их закрашивали доблестные коммунальные службы, до сих пор вызывают восхищение у юзеров всего мира. Эти фотографии в Сети – все, что осталось от ее Сида.
Лера снова осталась одна в своем мире. Но без Сида он уже не радовал ее. Она сама стала зомби. Живым мертвецом без эмоций и чувств. Выбросила плеер и наушники. Перестала рисовать. Почернела от горя. Спала, спала, спала и иногда через силу ела. Ей постоянно снился Сид, они занимались любовью, и Лере совершенно не хотелось просыпаться. Родители страшно испугались. Они на все свои сбережения купили Лере тур в ее любимый Лондон. Спящая наяву зомби-Лера улетела с группой туристов в Лондон. Обратно группа вернулась без нее. В Лондоне, городе ее мечтаний, Лера проснулась, и к ней снова вернулся ее мир – зомби плюс панк-рок и с ним, бонусом, острое желание жить. Она прекрасно вписывалась в этот странный город, куда, казалось, съехались жить фрики со всех сторон света. Здесь никого не удивляла ее синяя шевелюра. Здесь вообще никого ничего не удивляло и не ломало. Языка Лера не знала, и это ее вполне устраивало. Она позвонила родителям и сказала, что решила никогда не возвращаться в город, где нельзя рисовать зомби на стенах и где больше нет Сида, но по-прежнему живет припеваючи убивший его хищник.
Лера познакомилась с художниками в районе Шордич, отданном городом уличным художникам всего мира под разгул стрит-арта, и стала жить с ними в сквоте. Целыми днями она покрывала стены Шордича своими рисованными поэмами из жизни зомби, и с каждым днем росла ее слава и армия поклонников. Сида в ее снах совершенно не устроили перемены, произошедшие с Лерой. Сны становились все ужасней. Теперь Сид приходил к ней вместе со зверем и требовал, чтобы она отказалась от своей новой жизни, вернулась в их город и была только с ними. Навязчивые сны с Сидом стали кошмаром Леры. Она старалась спать как можно меньше. Ложилась под утро, пытаясь обмануть Сида.
Чтобы жить, ей пришлось писать картины на мешковине и продавать их на утренних барахолках рынка в Кэмдене. Однажды ее картину «Зомби и сын» купил за пару фунтов нью-йоркский галерист, после чего жизнь Леры поменялась навсегда.
Мало того что ушлый галерист продал ее картину на интернет-аукционе за десять тысяч долларов, так на него еще тут же обрушился шквал заказов. Все хотели купить картины с забавными зомби, а галерист даже не знал, как зовут главного художника открытого им «зомби-арта». Ему снова пришлось лететь в Лондон и разыскивать там Леру. Нашел он ее, естественно, в Шордиче за процессом расписывания очередной стены. С тех пор одна модная галерея на Манхэттене под железнодорожным мостом в районе парка Хайлайн целиком переключилась только на продажу работ Леры. Девушка с синими волосами в одночасье стала звездой мирового арт- сообщества, и на свои гонорары легко смогла купить квартиру в Питере, который она тоже любила с детства, потому что из доступных мест он больше всего был похож на Лондон. На сам Лондон денег ей катастрофически не хватало. Квартиры там стоили баснословно дорого, и Лере, чтобы купить их, нужно было еще лет пять рисовать своих зомби. Но она не сильно переживала по этому поводу, тем более что из Англии ее выслали за просрочку визы и в ближайшие пять лет попасть в Лондон ей не светило. Зато она регулярно летала в Нью-Йорк и Лос- Анджелес на свои выставки.
А жила Лера теперь на улице Таврической, в мансарде исторической башни в бывшей квартире поэта-мистика Серебряного века Вячеслава Иванова, даже не задумываясь, какую энергетику несут эти стены, на литературных средах в кружке символистов слышавшие и видевшие, пожалуй, всех звезд русского декаданса. Какие страсти здесь, в Ивановской башне, кипели в начале двадцатого века, какие перформансы разыгрывались, какие любовные интриги плелись, какая магия творилась! Но, к сожалению, фамилии Брюсов, Бальмонт, Городецкий, Сабашникова, Мережковский, Гиппиус были для Леры и ее знакомых пустым звуком из далекого прошлого. И даже слово «Блок» вызывало у них в первую очередь устойчивые ассоциации с сигаретами и агрессорами из НАТО и только потом с великой поэзией. Сейчас же стены повидавшей виды квартиры были разрисованы картинками из «веселой» жизни неунывающих зомби. Кстати, прописываясь в Ивановской башне, родоначальница зомби-арта поменяла свою звонкую русскую фамилию на Зомби. Лера Быстрова стала Лерой Зомби по паспорту! Пазл сложился, жизнь удалась! Ведь о том, чтобы жить в свое удовольствие и ни в чем не нуждаться, занимаясь при этом исключительно любимым творчеством, большинству людей приходится только мечтать. А у Леры все получилось. Вот только заснуть раньше пяти утра синеволосой Зомби по-прежнему не удавалось, ей снова и снова снился Сид, ее душили слезы. И так каждую ночь. Лера до утра писала свои картины, пока не падала замертво на кровать, чтобы заснуть мертвым сном без Сида.
Даже любовь Алекса, красавца-вокалиста из группы «ПсиХоз», не смогла разлучить их души и защитить ее сны. Вот и сегодня перед пробуждением Сид заглянул Лере под веки своими печальными мертвыми глазами с огромными зрачками, которые, как черные дыры, моментально высасывали из девушки всю ее жизненную энергию. Худшее из всех возможных пробуждений. Конечно же, бедной кошке Кошке досталось за то, что попала под горячую руку. Чертово прошлое не отпускало респектабельную Леру. Хотя ничего, кроме синих волос, ее с ним уже не связывало. Ничего, кроме волос и зомби. Но зомби – это навсегда. Они ее единственные друзья, которые никогда не бросят ее, как Сид, и не предадут, как Алекс. Этот павиан сейчас, как обычно, на гастролях. И Лера просто уверена, что вчера, после концерта в очередном Попинске, десятки смазливых наглых малолеток, как всегда, выложили в инстаграме кучу пошлейших селфи с ним. К бабке не ходи – навыкладывали, фолловерши поганые!
Еще не продрав как следует глаза и не дойдя до ванны, Лера Зомби традиционно заглянула в инстаграм Алекса.
– Чтоб ты сдох, Алекс! – Бедная Кошка, теперь попавшаяся под ногу, истошно мяуча, перелетела коридор. – Ну это уж слишком! Не-на-ви-жу!
Многочисленные зомби, бесконечной толпой идущие вдоль коридора вместе с Лерой, то ли сочувственно, то ли издевательски скалили безгубые рты.
– Алекс, да ты совсем охренел! – через пару секунд кричала Лера Зомби в лицо бездушному айфону, сидя на краю огромной ванны. – Ты понимаешь, что мне больно смотреть, как ты лапаешь этих девиц! А что это за рыжее чучело, с которым ты целуешься взасос? Что? Вдохновение? Творческая личность? Свобода? Может, мне тебе еще и презервативы в сумку на гастроли укладывать? Ты понимаешь, что эти фотки видят все наши друзья? Тебе просто плевать на меня! Что? Это мне-то никого, кроме моих зомби, не надо?
На секунду Лера задохнулась от злобы.
– Знаешь что, Алекс, гут нормалекс? Да пошел бы ты… Нет! Это я тебя посылаю! Нет! Это я!
Айфон с треском врезался в стену ванной комнаты, попав прямиком в пробитый голый череп несчастной девочки-зомби. Что ж, это символично! Выбросив в мусорное ведро зубную щетку и тапки Алекса, Лера добралась до его любимых футболок и с наслаждением раскромсала их портновскими ножницами на мелкие кусочки. Потом она схватила с кухонного стола длинный зазубренный хлебный нож и изрезала стоящую на мольберте последнюю картину – портрет Алекса, наполовину зомби, изъеденного червями.
– Он сказал, что мне место с моими зомби! – хрипела Лера. – Он сказал, что я не умею общаться с нормальными живыми людьми! Гад! Гад! Гад!
С Сидом они ни разу не поругались за полгода их любви, с Алексом грызлись через день. И вообще ей было ужасно неуютно в этом темном, промозглом, влажном псевдо-Лондоне, гордо называющем себя Петербургом. Даже друзей за полгода не появилось. Одни тусовщики, хипстеры и прихлебатели. А сколько трудов ей стоило найти квартиру в центре с видом на более-менее приличный сад. В Лондоне таких садов, как Таврический, – сотни! А таких музыкантов, как Алекс, в каждой песочнице – горка! Нет – кучка! Куча вонючих Алексов!
Лера схватила чистый холст, краски и быстро начала писать новую картину. На ней отразилась вся ее ненависть к подлому предателю с пухлыми губами. Прямо на концертную сцену, где Алекс, как всегда, выпендривался с микрофонной стойкой, лезли разъяренные зомби. Ее армия! Ее мстители! Гитарист и басист уже лежали на сцене в лужах крови, с проломленными собственными гитарами черепами. Клавишника доедали голодные девицы, положив его мертвое тело на подставку для клавиш. Барабанщику воткнули палочки в глаза и отгрызали пальцы, а Алекса, с поднятой стойкой и такими же поднятыми от ужаса вверх волосами, Лера решила оставить на сладкое. Надо придумать, что бы такое с ним сделать, чтобы ему было так же больно, как ей. Вроде ее понемножку отпускало. Лера покормила кошку и задумалась. На улице уже опять было темно. Долбаные петербургские зимние дни-коротышки – только встал, а уже вечер! Зажглись фонари и подсветили сказочный крупный снег. Он медленно кружился за окнами, словно снежинки танцевали вальс под музыку, слышную только им.
– Может, я и правда не умею общаться ни с кем, кроме зомби? Может, мне действительно нужно завести друзей-зомби? Парня-зомби? Отличная идея! – засмеялась в голос Лера, заваривая кофе. – А потом завалюсь с друзьями-зомби к Алексу на юбилейный концерт третьего января и устрою ему зомби-апокалипсис! Здорово было бы тогда взглянуть на его физиономию. Хочу уметь оживлять своих зомби! – громко сказала Лера и задула оставшийся с ночи на кухонном столе огарок свечи. Сказала и испуганно прислушалась, потому что ей показалось, что старая Ивановская башня утвердительно проскрипела ей в ответ деревянными балками с металлическим сердечником.
«Оживить, оживить, этот мертвый, анемичный город нужно оживить, – радовалась свежей мысли Лера, – сонный Питер нужно расшевелить. Ему явно не хватает моих зомби на серых стенах. И как это я раньше не догадалась!»
Действительно, Лера еще ни разу не баловалась стрит-артом в Петербурге. Некогда было. Море заказов. Подготовка выставок. Печать принтов и календарей. Алекс. Чертов Алекс сожрал кучу ее времени! «Да пошло оно все, – думала Лера. – Сегодня я в темных подворотнях нарисую армию зомби. Мою армию. И еще я нарисую Сида, пусть будет предводителем моей армии. Может, тогда он успокоится и перестанет мне сниться?»
Лера оделась, не забыв про черную шерстяную балаклаву, набила сумку баллончиками с краской и отправилась анимировать питерские подворотни своими зомби. Давно у нее не было такого прилива сил и вдохновения. В этот вечер на стене подворотни дома рядом с Таврическим садом появилось двенадцать злобных голодных зомби в полный рост и один очень красивый, почти не тронутый тлением мертвец по имени Сид. Довольная собой и предновогодним украшением города, уставшая и замерзшая Лера вернулась домой и впервые за полгода в Питере моментально заснула, едва добравшись до кровати. У зомби в ее комнате от удивления отвисли гнилые челюсти. Кошка Кошка, набравшись наглости, осторожно залезла к Лере в кровать и уснула у нее в ногах.
Наутро ни одного из нарисованных Лерой накануне зомби на стене уже не было. Всю ночь падал пушистый снег и полностью занес следы всех настоящих и волшебных существ. До Нового года оставалось десять тяжелых зимних предпраздничных дней. Тяжелых, но очень коротких. А сегодня наступил самый короткий день в году – двадцать второе декабря. Синеволосая девушка Лера Зомби тихо спала в своей башне на углу Таврической и Тверской. Она ничего не ведала о том, что в это время в другой старой башне, на улице Бармалеева, что на Петроградской стороне, болеющая гриппом синеглазая черноволосая девушка Вики, валяясь в постели, впервые за последние два месяца взяла в руки свой секретный дневник.
