Buch lesen: «Как оправдать по делам об убийстве»
Незнание закона не освобождает от ответственности, а знание судебной практики – освобождает.
Глава 1. Судебная практика по делам об убийстве
Раздел 1. Нарушения закона, допущенные в ходе предварительного расследования
Пособничество в преступлении образует состав преступления лишь в том случае, если оно совершено умышленно. Обвинительный приговор в отношении ранее осужденного по ч. 5 ст. 33, п. «е» ч. 2 ст. 105 УК РФ отменен с прекращением уголовного дела и признанием за лицом права на реабилитацию
Наличие умысла применительно к пособничеству в форме устранения препятствия предполагает, что лицо осознает наличие препятствия, необходимость его устранения и совершает действия с указанной целью.
Молчание лица является недостаточным, чтобы считать, что оно согласилось с соучастником и действовало в последующем с ним заодно.
Л. признан виновным в убийстве Р. общеопасным способом, в умышленном повреждении чужого имущества путем поджога, повлекшем причинение значительного ущерба, а Б. – в том, что содействовал Л. в совершении этих преступлений путем устранения препятствий.
В то же время Судебная коллегия не может согласиться с тем, что в деянии, совершенном Л., участвовал также Б.
По выводам суда Б. в момент, когда Л. находился в комнате потерпевшего, а Д. хотел выйти из своей комнаты, заявил ему в грубой форме, чтобы он никуда не ходил.
Указанные действия Б. расценены судом как пособничество осужденному Л. в убийстве и поджоге квартиры путем устранения препятствий.
Между тем для такого вывода не имелось достаточных фактических оснований.
Из установленного судом следует, что Л. и Б. в предварительный сговор на совершение преступления не вступали.
На заявление Л. о его намерении сжечь потерпевшего и слова, содержащие требование сидеть с Д., Б. промолчал, своего отношения к преступному умыслу не высказал.
Суд в приговоре в обоснование вины осужденного сослался на то, что Б. не возражал Л. и не отговаривал его от совершения преступления, однако это обстоятельство не свидетельствует о возникновении у Б. умысла на пособничество Л. в совершении преступлений. Молчание Б. является недостаточным, чтобы считать, что осужденный согласился с Л. и действовал в последующем с ним заодно как его соучастник.
Тот факт, что Б. потребовал от Д. сесть на место и никуда не ходить, также является недостаточным, чтобы определить, какую цель преследовал Б.
Б. не объяснял Д. причину сказанных слов и не признал в своих показаниях, что произнес данную фразу с целью помочь Л. совершить преступление.
Тот факт, что суд не поверил в объяснение Б. относительно желания продолжить употребление с Д. спиртного, еще не доказывает, что Б. остановил Д. с целью устранения препятствий к совершению преступления, как посчитал суд.
Пособничество в форме устранения препятствий применительно к ситуации, рассмотренной судом, означает, что действия Д. объективно должны были представлять такое препятствие, а у Б. должны были иметься основания воспринимать поведение свидетеля в качестве такого препятствия.
Между тем из показаний Д. известно, что он не стремился к какому-либо противодействию, поскольку панически боялся осужденных, о чем он неоднократно давал показания и что с его слов подтвердили также потерпевшие Н. и Г. При этом из показаний Д. следует, что указанное состояние его паники осознавалось осужденными, которые его успокаивали.
Следовательно, Д. с учетом его психологического состояния был неспособен помешать намерениям Л., что являлось для осужденного очевидным фактом.
С объективной стороны действия Д. заключались лишь в том, что он выразил намерение выйти из квартиры. При этом, согласно показаниям Д., он сообщил Б. о своем желании пойти в компьютерный клуб, что и сделал затем в действительности, о намерении пойти в комнату Р. Б. не говорил. Эти показания Д., данные им в суде после оглашения показаний на следствии, судом под сомнение поставлены не были. Суд оценил показания Д. как достоверные в целом, не поставил их под сомнение и в части его намерений уйти из квартиры.
При этом суд не конкретизировал, каким образом действия Д., имевшего целью уйти из квартиры в компьютерный клуб, могли помешать осужденному Л. совершить убийство путем поджога.
Более того, из показаний Д. следует, что когда впоследствии он вышел из комнаты, а Л. осуществлял поджог на его глазах, присутствие свидетеля вблизи места преступления никак не помешало Л. довести до конца задуманное.
Собираясь выйти из комнаты, когда Л. находился в комнате потерпевшего, Д. сообщил Б. о своих намерениях, в которые не входило совершение каких-либо действий, препятствующих осужденному Л.
Таким образом, Б. знал о намерении Д. уйти из квартиры, однако при таких обстоятельствах суд не мотивировал, какие были у Б. основания считать, что Д. мог и намеревался помешать осужденному Л.
Между тем пособничество в преступлении образует состав преступления лишь в том случае, если оно совершено умышленно. Наличие умысла применительно к пособничеству в форме устранения препятствия предполагает, что лицо осознает наличие препятствия, необходимость его устранения и совершает действия с указанной целью.
Установленные судом факты достаточных оснований для такого вывода не содержат.
При указанных обстоятельствах выводы суда о том, что действия Б. представляли собой пособничество Л. в форме устранения препятствий, являются неконкретными, не содержат под собой достаточных фактических оснований, основаны на предположениях.
В связи с изложенным Судебная коллегия приходит к выводу, что в действиях Б. отсутствуют составы преступлений, предусмотренных ч. 5 ст. 33, п. «е» ч. 2 ст. 105 УК РФ и ч. 5 ст. 33, ч. 2 ст. 167 УК РФ, обвинительный приговор в отношении осужденного Б. в этой части подлежит отмене с прекращением уголовного дела и признанием за Б. права на реабилитацию.
Апелляционное определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 28.03.2017 г. по делу № 9-АПУ17-1.
Подсудимые были оправданы по п. «в» ч. 4 ст. 162, пп. «в», «ж», «з» ч. 2 ст. 105 УК РФ в связи с непричастностью к совершению преступлений в соответствии с п. 2 ч. 2 ст. 302 УПК РФ. Если у потерпевшего обнаружены телесные повреждения, которые, согласно предъявленному обвинению, образовались в результате нанесения подсудимым ударов, однако каких-либо объективных доказательств, подтверждающих это обстоятельство, не представлено, обвиняемый подлежит оправданию
Показания лица, данные в ходе допроса в качестве свидетеля, а также в ходе осмотра места происшествия с его участием, не имеют юридической силы и являются недопустимыми доказательствами, если на тот момент допрашиваемый фактически являлся подозреваемым в совершении преступления, был допрошен в отсутствие защитника.
Если изложенные обвиняемым обстоятельства причинения потерпевшему телесных повреждений противоречат заключению судебно-медицинской экспертизы, показания обвиняемого не могут использоваться в качестве доказательств.
Если свидетель не являлся очевидцем совершенных в отношении потерпевшего преступлений и не сообщил суду о своей непосредственной осведомленности о совершенном обвиняемым преступлении, такие показания свидетеля не являются относимыми.
Наличие следов крови человека на изъятых предметах, предполагаемых орудиях преступления не свидетельствует о виновности подсудимых, если ни в ходе предварительного расследования, ни в судебном заседании не было установлено, чья именно кровь обнаружена.
Следователь, дознаватель, оперативный или иной сотрудник правоохранительных органов не может быть допрошен об обстоятельствах содержания показаний подозреваемого, обвиняемого, свидетеля. Следователь может быть допрошен в суде только по обстоятельствам проведения того или иного следственного или процессуального действия при решении вопроса о допустимости доказательства.
Органами предварительного расследования Ш. и Л. обвинялись в совершении в отношении потерпевшей Е. разбоя с применением предметов, используемых в качестве оружия, с причинением тяжкого вреда здоровью потерпевшей, а также в убийстве Е. как лица, находящегося в беспомощном состоянии, совершенном группой лиц, сопряженном с разбоем.
Из предъявленного Ш. и Л. обвинения следует, что 16 апреля 2018 года около 14 часов 30 минут они, будучи в состоянии алкогольного опьянения, имея денежный долг перед ранее им знакомой престарелой Е. 1934 года рождения и достоверно зная, что ей каждый месяц шестнадцатого числа на дом приносят трудовую пенсию, в очередной раз пришли к ней в дом и попросили у нее в долг денежные средства.
Е. на просьбы Л. о предоставлении ей и Ш. денежного займа ответила категорическим отказом, в связи с чем Л., достоверно зная, что Е. находится в престарелом возрасте, нуждается в постороннем уходе и не способна в силу своего физического состояния защитить себя и оказать ей активное сопротивление, то есть сознавая, что потерпевшая заведомо для нее находится в беспомощном состоянии, решила напасть на Е. в целях хищения ее имущества и лишить ее жизни, то есть совершить разбой в отношении Е. и ее убийство.
В указанное время и в указанном месте Л., осуществляя задуманное, взяла находящийся в вышеуказанном доме молоток и, используя его в качестве оружия, в присутствии Ш. напала на Е. и нанесла последней со значительной физической силой не менее 16 ударов молотком в область головы и левого предплечья, применив тем самым насилие, опасное для жизни.
Сразу после этого Ш. в связи с отказом Е. предоставить ему и Л. в долг денежные средства решил присоединиться к Л. и совместно с ней совершить разбой и убийство Е. С этой целью он взял находящуюся в вышеуказанном доме деревянную скалку и, используя ее в качестве оружия, в присутствии Л. напал на Е. и нанес ей со значительной физической силой не менее пяти ударов скалкой в область головы и левого предплечья, применив тем самым насилие, опасное для жизни. Совершая нападение, Ш. осознавал, что потерпевшая заведомо для него находится в беспомощном состоянии, поскольку был осведомлен о ее престарелом возрасте и о том, что она нуждается в постороннем уходе и не способна в силу своего физического состояния защитить себя и оказать ему активное сопротивление.
В свою очередь Л. осознавала, что Ш., нанося Е. со значительной физической силой удары скалкой в область головы и тем самым непосредственно участвуя в процессе лишения жизни потерпевшей, действует с ней совместно, то есть группой лиц, с единым умыслом, направленным на разбой в отношении Е. и причинение ей смерти.
В результате совместных умышленных преступных действий Ш. и Л. потерпевшей Е. были причинены телесные повреждения, которые расцениваются как тяжкий вред здоровью, опасный для жизни человека, и состоят в прямой причинной связи с ее смертью. Кроме того, Е. был причинен легкий вред здоровью в виде резаной раны в скуловой области слева, а также нанесены не причинившие вреда здоровью кровоподтеки на левом предплечье. Смерть Е. наступила 16 апреля 2018 года на месте происшествия от открытой черепно-мозговой травмы.
Сразу после разбойного нападения на Е. и ее убийства Ш. с места происшествия скрылся, а Л. в период времени с 14 часов 30 минут до 15 часов 20 минут, действуя умышленно и единым с Ш. умыслом, направленным на незаконное обогащение, обнаружила и похитила в вышеуказанном доме принадлежащие Е. 2 тыс. рублей, после чего с места преступления скрылась и пришла к себе в дом, где ее ожидал Ш. Похищенными денежными средствами Ш. и Л. распорядились по своему усмотрению.
Органами предварительного расследования указанные действия Ш. и Л. были квалифицированы по п. «в» ч. 4 ст. 162, пп. «в», «ж», «з» ч. 2 ст. 105 УК РФ.
Суд пришел к выводу о непричастности Ш. и Л. к предъявленному им обвинению и постановил в отношении них оправдательный приговор.
Проверив материалы дела, обсудив доводы апелляционного представления и апелляционной жалобы, выслушав стороны, Судебная коллегия находит приговор законным и обоснованным.
Государственный обвинитель в судебном заседании и в апелляционном представлении как на доказательства виновности Ш. и Л. в совершении разбоя в отношении Е. и ее убийстве сослался на:
– первоначальные показания Ш., данные им в ходе предварительного расследования, в том числе при их проверке на месте, и на явку с повинной Ш., в которых он сообщил о совершении им и Л. вышеуказанных преступлений и указал на скалку, которая позже была изъята, как на одно из орудий преступления;
– протокол осмотра места происшествия – дома убитой;
– показания потерпевшей К., которая пояснила, что в доме ее матери находилось нескольких скалок;
– заключения судебно-медицинских экспертов по результатам исследования трупа и орудий убийства;
– показания эксперта А., который не исключил нанесение потерпевшей части повреждений изъятой скалкой;
– заключение судебно-психиатрического исследования Ш. и показания психолога-эксперта М. о возможности подэкспертного ориентироваться во времени по механическим часам;
– показания свидетелей К. и Р., которые не подтвердили, что в день убийства Е. Л. приходила к ним;
– показания Е., К., Г. и К., давших пояснения о взаимоотношениях погибшей с подсудимыми и о том, что последние ранее брали у нее деньги в долг;
– показания следователя Г. об обстоятельствах изъятия скалки;
– показания сотрудников полиции З. и Т. об обстоятельствах задержания Ш. и о его признании в совершенном преступлении.
Эти доказательства были исследованы в судебном заседании, и в приговоре им дана надлежащая оценка с указанием того, какие из исследованных доказательств суд признал достоверными (в частности, показания Ш. и потерпевшей К., данные в суде), а какие – недостоверными (в частности, показания указанных лиц, данные ими в ходе предварительного расследования).
При этом суд правильно указал, что показания Ш., данные в ходе допроса в качестве свидетеля, а также в ходе осмотра места происшествия с его участием, не имеют юридической силы и являются недопустимыми доказательствами, поскольку на тот момент он фактически являлся подозреваемым в совершении преступления, но был допрошен в отсутствие защитника.
Помимо этого суд правильно указал, что имеются обоснованные сомнения в достоверности факта изъятия из палисадника дома потерпевшей предполагаемого орудия преступления – скалки.
Как достоверно установлено судом, данная скалка была изъята 19 апреля 2018 года в ходе осмотра придомовой территории из палисадника жилого дома, где проживала убитая Е., однако, как видно из фотографий, приложенных к протоколу осмотра места происшествия от 18—19 апреля 2018 года, на момент обнаружения трупа Е. указанная скалка находилась на трубе отопления в кухне дома потерпевшей.
Изложенные факты о несоответствии обстоятельств обнаружения и изъятия скалки материалам уголовного дела были выявлены прокурором Республики Башкортостан, и с целью устранения выявленных недостатков следователем Г. 6 марта 2019 года был инициирован дополнительный допрос потерпевшей К., а 14 марта 2019 года был проведен следственный эксперимент с ее участием, в ходе которого она пояснила, что:
– до убийства ее матери на батарее в кухонной комнате лежали две одинаковые по своим размерам скалки;
– после случившегося она обнаружила отсутствие одной из указанных скалок;
– позже, при проведении следственного эксперимента с ее участием, на батарее в кухонной комнате была обнаружена одна деревянная скалка.
Вместе с тем, будучи допрошенной в судебном заседании, потерпевшая К. свои предыдущие показания в части нахождения на трубе двух скалок изначально и одной из них – в период проведения следственного эксперимента не подтвердила и показала, что:
– всего в доме имелись три скалки, которые были разными по длине и диаметру, одна из этих скалок была длиннее и тоньше других и всегда лежала на трубе в кухонной комнате;
– на второй день после того, как Ш. дал признательные показания о совершении убийства ее матери, к ней приезжал участковый и спрашивал про скалку;
– затем, посмотрев на трубу, она обнаружила отсутствие на ней скалки, 14 марта 2019 года в ходе следственного эксперимента на батарее в кухонной комнате никаких скалок также не было;
– на самом деле скалку, якобы обнаруженную в тот день, привез с собой следователь и в ходе следственного действия положил ее на батарею в кухонной комнате, и именно эта скалка является вещественным доказательством по делу.
С целью устранения противоречий в показаниях потерпевшей и следователя Г., который настаивал на ложности ее показаний, суд:
– исследовал указанное вещественное доказательство – скалку, изъятую с участием Ш., и сопоставил ее с фотоиллюстрацией, приложенной к протоколу следственного эксперимента с участием К.;
– допросил потерпевшую К., которая подтвердила, что данная скалка принадлежит ее матери и всегда хранилась на трубе в первой жилой комнате; что эту же скалку следователь привез на следственный эксперимент и положил ее на трубу;
– допросил свидетелей Е. и К., которые пояснили, что в доме погибшей было несколько скалок, которые лежали на кухне в буфете и на трубе, но того, чтобы сразу две скалки лежали на трубе, они никогда не замечали;
– просмотрел видеозапись проверки показаний Ш. на месте от 19 апреля 2018 года, где Ш., излагая обстоятельства инкриминируемого ему преступления, указывает, что взял скалку с батареи в кухонной комнате, при этом на видеозаписи видно, что в этот момент на батарее в кухонной комнате отсутствуют какие-либо скалки.
В результате суд достоверно установил, что осмотренная в судебном заседании скалка имеет те же характерные особенности, что и скалка, изображенная на вышеуказанных фотоиллюстрациях, а именно следы загрязнения (светлые пятна) и характерный скол края, после чего обоснованно признал показания следователя Г., показания потерпевшей К. от 6 марта 2019 года и протокол следственного эксперимента с участием потерпевшей К. от 14 марта 2019 года в части обнаружения второй скалки на трубе отопления в кухонной комнате недостоверными.
Кроме того, судом были установлены существенные противоречия между показаниями Ш., данными им в ходе предварительного расследования, и фактическими обстоятельствами совершенного преступления.
При этом, не ставя под сомнение факт проведения 19 апреля 2018 года ряда следственных действий с подсудимым Ш. (допросов в качестве подозреваемого и обвиняемого, а также проверки его показаний на месте), сопоставив указанные показания Ш. с протоколом осмотра места происшествия от 18—19 апреля 2018 года, заключением судебно-медицинской экспертизы трупа Е. и показаниями эксперта А., суд пришел к правильному выводу о том, что сведения, сообщенные Ш. на указанных допросах, не соответствуют обстоятельствам обнаружения трупа на месте происшествия, характеру и локализации имеющихся на трупе телесных повреждений и поэтому не могут быть признаны достоверными.
Так, суд правильно указал в приговоре, что Ш., будучи неоднократно допрошенным в ходе предварительного расследования, последовательно пояснял, что после того, как он и Л. пришли к Е. домой, потерпевшая села на скамейку, расположенную под окном в кухонной комнате; что в ходе разговора Л. присела на ту же скамейку к Е. и, получив отказ в предоставлении денежных средств, взяла из-под скамейки молоток, которым нанесла удар по голове потерпевшей. При этом на видеозаписи, приложенной к протоколу проверки показаний Ш. на месте, отражено, что Ш. с помощью манекена указал месторасположение Е. на тот момент; после этого Ш. показал, что Л. присела с правой стороны от Е., а затем показал, как Л. взяла из-под скамейки молоток и нанесла им удар в правую теменную область головы потерпевшей; как после нанесенного удара потерпевшая упала на пол рядом со скамейкой лицом вниз, а Л., находясь справа от нее, нанесла молотком еще не менее 15 ударов в затылочную часть головы Е.; как он, взяв скалку, также нанес около пяти ударов в затылочную часть головы потерпевшей и после этого скрылся с места происшествия.
Далее судом правильно обращено внимание на то, что:
– изложенные подсудимым обстоятельства причинения потерпевшей телесных повреждений противоречат заключению судебно-медицинской экспертизы трупа Е., согласно которому 15 ран, обнаруженных у потерпевшей, расположены на левой стороне головы;
– судебно-медицинский эксперт А., будучи допрошенным в судебном заседании, показал, что обнаруженные на трупе телесные повреждения расположены практически во всех частях головы, но преимущественно на левой половине ее волосистой части;
– согласно показаниям Ш., данным им на месте происшествия с использованием манекена, локализация телесных повреждений должна приходиться на области темени и затылка, а не левую часть головы.
Следовательно, причинение всех обнаруженных на трупе телесных повреждений при обстоятельствах, изложенных Ш., исключено.
Более того, судебно-медицинский эксперт А., просмотрев в судебном заседании видеозапись проверки показаний подсудимого на месте, пояснил, что, учитывая характер и количество ран на голове потерпевшей, на полу помещения в том месте, где, по показаниям Ш., была расположена голова Е. в момент нанесения ей ударов, должны были остаться следы крови, характерные именно для травматического воздействия в область головы; однако, как видно из протокола осмотра места происшествия, они отсутствуют.
Также судом правильно отмечено, что у потерпевшей были обнаружены телесные повреждения в виде кровоподтеков на левом предплечье, которые, согласно предъявленному обвинению, образовались в результате нанесения подсудимыми ударов молотком и скалкой, однако каких-либо объективных доказательств того стороной обвинения суду не представлено, при этом даже в показаниях Ш., данных им в ходе расследования, отсутствуют какие-либо сведения о нанесении им и Л. ударов в область левого предплечья потерпевшей.
Далее судом правильно обращено внимание на то обстоятельство, что в ходе проверки показаний на месте Ш., показывая место, куда Е. упала после нанесения ей первого удара по голове, расположил манекен с левой стороны от кухонного стола, непосредственно возле скамейки, головой в сторону выхода из помещения, при этом пояснив, что именно в таком положении находилась потерпевшая в момент нанесения ей последующих ударов молотком и скалкой по голове, в результате чего, со слов подсудимого, у Е. была пробита голова и она уже не подавала признаков жизни.
Однако изложенные показания подсудимого полностью противоречат протоколу осмотра места происшествия, из которого следует, что труп потерпевшей обнаружен в совершенно ином положении – параллельно входу в жилое помещение, головой в сторону газовой плиты и в другой части помещения.
Вопреки утверждениям стороны обвинения суд обоснованно указал, что:
– протоколы следственных экспериментов с потерпевшей К. и свидетелем Г. не устраняют противоречий в указанных выше доказательствах;
– согласно приложенным к протоколам фотоиллюстрациям, указанные лица показали фактическое расположение трупа Е. в момент его обнаружения так, как это отражено в протоколе осмотра места происшествия от 18—19 апреля 2018 года;
– суждения о том, что после ухода Ш. потерпевшая могла быть перемещена при не установленных следствием обстоятельствах, являются несостоятельными, поскольку они основаны на предположениях и опровергаются показаниями эксперта, согласно которым возможность совершения активных действий Е. после причинения ей телесных повреждений исключается;
– в случае перемещения ее тела Л. на полу должны были остаться следы крови, характерные для перемещения, но таких следов нет.
Кроме того, судом правильно указано на то, что:
– органами предварительного следствия не установлены обстоятельства происхождения других следов преступления – брызг крови, обнаруженных на правой стороне скатерти стола и на стоящей там же хлебнице (в соответствии с фотоиллюстрацией, приложенной к протоколу осмотра места происшествия), которые находятся в стороне от места обнаружения трупа и места нанесения ударов потерпевшей, на которое указал Ш.;
– согласно показаниям судебно-медицинского эксперта А. эти следы крови не могли образоваться при изложенных Ш. обстоятельствах совершения убийства потерпевшей.
Оценивая с точки зрения достоверности показания Ш., данные им на стадии досудебного производства, суд обоснованно принял во внимание и выводы заключений комиссий экспертов №№ 621, 626, согласно которым Ш. обнаруживает признаки легкой умственной отсталости; в ходе проведения судебно-психиатрического экспертного исследования Ш. были установлены иные обстоятельства, ставящие под сомнение достоверность вышеизложенных его показаний. Так, в соответствии с предъявленным подсудимому обвинением преступления были совершены около 14 часов 30 минут, что, по мнению стороны обвинения, подтверждается показаниями Ш., поскольку он, уходя из дома Е., запомнил указанное время, посмотрев на висящие в кухонной комнате настенные часы. Однако в описательной части заключения № 621, которое подтвердила эксперт М., отражено, что Ш. в силу своего заболевания время по часам не определяет и ориентируется только по электронным часам.
Судом правильно отмечено, что:
– показания свидетелей П., И., В., Р., Р., Б., К. и С. не несут в себе значимой информации о преступлении – как о самом факте совершения убийства Е., так и о причастности Ш. и Л. к его совершению;
– ни один из вышеуказанных свидетелей не являлся очевидцем совершенных в отношении Е. преступлений и не сообщил суду о своей непосредственной осведомленности о совершении изложенных деяний подсудимыми;
– приведенные государственным обвинителем доводы о том, что свидетели Р., К. и С. не подтвердили алиби подсудимой Л. и тем самым полностью изобличили ее в совершении инкриминируемых ей деяний, являются неубедительными и противоречат положениям ст. 49 Конституции РФ и ст. 14 УПК РФ, устанавливающим, что обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность и не может быть принужден к собиранию и представлению оправдывающих доказательств;
– не подтверждают виновность оправданных и два письма Ш., адресованные З., в которых он утверждает, что они не могли совершить убийство потерпевшей, и обращается с просьбой найти свидетелей – соседей по месту жительства, которые в судебном заседании смогут подтвердить алиби подсудимых.
Обоснованно не были приняты судом в качестве допустимых доказательств и показания свидетелей З. и Т. о том, что в ходе доставления Ш. в отдел полиции последний рассказал им о совершенном им и Л. убийстве Е., поскольку данные свидетели являются сотрудникам полиции и об обстоятельствах совершения преступлений были осведомлены из бесед с подозреваемым, а кроме того, указанные показания Ш., на которые ссылаются З. и Т., признаны судом недостоверными.
Вопреки доводам стороны обвинения, наличие следов крови человека на изъятой в палисаднике скалке, наличие в деле постановления об отказе в возбуждении уголовного дела по заявлению Ш. о применении к нему недозволенных методов расследования, а также то обстоятельство, что в ходе допросов Ш. говорил о множестве нанесенных потерпевшей ударов, что, якобы, может свидетельствовать о его осведомленности о деталях совершенного преступления, не свидетельствуют о виновности оправданных, поскольку ни в ходе предварительного расследования, ни в судебном заседании не было установлено, чья именно кровь обнаружена на указанной скалке, при этом проведение судебно-медицинской экспертизы по трупу Е. было начато за несколько часов до первого допроса Ш. и о количестве нанесенных потерпевшей ударов было известно еще до его допроса широкому кругу лиц, в том числе сотрудникам полиции. Кроме того, постановление следователя об отказе в возбуждении уголовного дела не устраняет наличие вышеуказанных существенных противоречий между показаниями подсудимого и фактическими обстоятельствами совершенного преступления, а также сомнений в законности получения вышеуказанных доказательств по делу.
Таким образом, оценив совокупность всех представленных стороной обвинения доказательств и учтя, что часть из них являются недостоверными или недопустимыми, а другая их часть ни в отдельности, ни в совокупности не подтверждает предъявленное подсудимым обвинение и в целом является недостаточной для формирования бесспорного вывода об их виновности, суд обоснованно пришел к выводу о недоказанности вины Ш. и Л. в совершении инкриминируемых им преступлений и оправдал их в связи с непричастностью к совершению преступлений в соответствии с п. 2 ч. 2 ст. 302 УПК РФ.
Апелляционное определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 26.09.2019 г. по делу № 49-АПУ19-18.
