Пролог
Лето 1820. Харьковская губерния.
Едкий, удушливый дым резал глаза, забивал легкие и рвался наружу надсадным кашлем. Лиза не видела ничего перед собой, но упрямо двигалась вперед, стараясь не обращать внимания на обжигающий жар и треск пылающего дерева. Ее цель была уже совсем близко, сразу за поворотом длинного коридора.
Барские покои Лизавета знала прекрасно, ведь выросла здесь при молодой барышне. Сначала составляла компанию, чтоб той скучно не было за науками да проказами, а после стала при ней личной горничной. Участь завидная, доля легкая, а оттого предана была Лизавета своим хозяевам как собака.
До недавнего времени.
Внизу что-то сильно загрохотало, раздался истошный женский визг. Лиза на миг замерла, но упрямо продолжила свой путь. Остановиться было никак нельзя. Густые светлые волосы выбивались из-под чепчика и лезли в глаза, прилипая к взмокшему лбу и щекам.
Наконец, свернув за угол, Лиза нащупала ручку и практически ввалилась в первую по счету дверь слева. Дымы здесь пока не было, тяжелые плотные шторы на окнах оказались раздвинуты. Повезло. Зажигать свечи было некогда, да и глаза немного обвыклись в темноте, и она, заперев дверь на засов, кинулась к большому дубовому столу.
«Скорей, скорей, скорей»…
Пальцы привычно отыскали гладкую и даже, казалось, теплую на ощупь завитушку, надавили и верхний ящик щелкнул, поехал в сторону, открывая небольшое тайное углубление. Сунув руку внутрь, она сразу нащупала то, что искала – тяжелый металл цепочки и гладкую прохладу камня в оправе. Камень был настолько большой и настолько чистый, что даже в кромешной тьме Лизе почудилась дивная россыпь радужных искр от умело ошлифованных иностранными мастерами граней. Причудливая и завораживающая вещь. А еще дорогая. Очень-очень дорогая. Пропуск в совсем другую жизнь.
На глаза навернулись слезы, отчасти от страха, от части – от лютой обиды и злости. Сидя прямо на полу около стола, Лиза вспоминала, как играла здесь, будучи совсем ребенком, и острая тоска от того, что то благословенное время уже не вернуть, вновь сдавила сердце.
– Лизавета! – громкий мужской крик ворвался в уши, напомнив, что еще не все завершено, и нужно торопиться.
– Лизка! Ты где? Я все равно найду тебя, ты от меня и в аду не скроешься, – вкрадчиво пообещал голос. – Выходи-и-и!
Вздрогнув всем телом, Лиза подскочила к окну, молясь, чтоб створка поддалась. За окном была непроглядная ночная темень и в отражении света свечи она видела только свое осунувшееся бледное лицо, на котором жили только глаза, блестящие нездоровым, лихорадочным блеском. Дотянувшись до ручки, она дернула изо всех сил, ощущая, как понемногу подается тяжела рама. Сразу за ней была достаточно частая решетка, которую приколотили на окно по велению барина. Человеку сквозь нее не пролезть, даже такой худенькой девушке, как она, но руку просунуть можно.
Сделав последнее усилие, она распахнула створку. В лицо ударил свежий ночной воздух, напоенный запахами трав и цветов, какой бывает только ранней весной, чистый и сладкий после удушливой гари. Где-то недалеко слышны были крики людей и лай собак. Пожар в барской усадьбе поднял на ноги всю деревню, но они ничего не смогут сделать. Просто не успеют.
За окном ее уже ждали. К окну, причитая, подскочила крепенькая невысокого роста девушка.
– Ой, да что же это, барышня! Да как же так-то! Сгорит ведь дом, как есть сгорит!
– Тихо, Марфа, ребенка разбудишь. Держи. И, просунув, сквозь решетку руку опустила на подставленную ладонь цепочку с камнем в вычурной оправе. – Береги его. Путь ей обо мне память останется.
Дотянувшись кончиками пальцев до личика спящей на руках у Марфы девочки, Лиза ласково коснулась светлых, как у нее самой, волос.
– Ой, что же теперь с нами будет, – снова запричитала Марфа, слезы текли по ее круглым щекам без остановки. – Убьет он нас всех, как есть убьет!
– Не убьет. За то не волнуйся. Ребенка береги. И уходи отсюда прямо сейчас. Никуда не заходи и ни с кем не разговаривай. Не задерживайся на одном месте надолго до тех пор, пока не будешь так далеко, что говор людей вокруг покажется тебе другим. И никогда не возвращайся сюда, что бы ни случилось.
– Вот ты где, Лизавета, – ласково протянул из-за двери за ее спиной мужской вкрадчивый голос. – Нашел я тебя, душа моя. Входи, пока я за волоса тебя не выволок! – В дверь с силой ударили, но крепкое дерево плюс надежная щеколда не подались. Впрочем, медлить не стоило.
– Вот еще возьми, – Лиза торопливо просунула сквозь решетку еще увесистый мешочек. – Тут документ и мои украшения. Это тебе, на первое время хватит. Прощай, Марфа.
Марфа на коротки миг перехватила рукав запачканной сажей сорочки.
– А как же вы?
– А мне надо вернуться, – одними губами улыбнулась Лиза. – Ну же! Иди!
Раздался оглушительный треск, зарево усилилось. По крикам людей было понятно, что, несмотря на все старание, пожар только набирает силу.
Отойдя на несколько шагов и скрывшись в тени густого кустарника, Марфа все же обернулась. Она увидела совсем не много, но этого было достаточно, чтобы до конца дней своих помнить то леденящее чувство ужаса, которое охватило все ее существо от зрелища тонкой женской фигуры, шагнувшей прямо в объятия дьявола.
– Спаси и помилуй нас, грешных, спаси и помилуй! – истово перекрестилась она и, развернувшись, бегом кинулась прочь.
За ее спиной еще долго тревожно гудел пожарный колокол на старой деревенской церкви.