Лена

Глава 8

Как она ни пыталась, она не могла найти тут ни тени смысла, хотя все слова были ей совершенно понятны.

Льюис Кэрролл

Снаружи здание учебного корпуса, как и многие постройки в Центре, было похоже на ангар. Отличительной особенностью его были большие двустворчатые деревянные двери. Лена постояла несколько минут в нерешительности, а потом не без труда распахнула их и охнула от изумления.

Внутри учебный корпус удивительным образом напоминал кафедральный собор: дубовые основательные лавки, красивые оконные рамы с витражами, кафедра.

Оглядевшись, Лена присела на скамью, по привычке выбрав место в отдалении, и стала ждать начала занятий, попутно изучая убранство помещения и замысловатые узоры на витражах.

Спустя довольно долгое время в здание вошел пожилой мужчина, которого, по всей видимости, удивили распахнутые настежь двери. Но, заметив Лену, он кивнул ей и, обернувшись, жестом пригласил остальных учеников проследовать за ним.

В скором времени люди заняли свои места, мужчина же, оказавшийся преподавателем, поднялся на кафедру, окинул всех взглядом и произнес:

– Доброе утро, мои дорогие! Меня зовут Борис Николаевич. Наконец-то, наконец-то я вас вижу. Очень рад и заждался. А посему не будем тратить времени даром и сразу перейдем к первому заданию. Итак, с сегодняшнего дня и до момента, как это перестанет быть необходимым, я запрещаю вам делать что-либо. Да-да. Это будет вашим первым и, должен признать, одним из сложнейших заданий данного курса.

– Вот те на! – раздался голос с задних рядов. – А так хорошо начинали! Не будем, дескать, тратить времени даром. А сразу после – бездельничайте от души, ребята. Где логика?

– Кто сказал, что вы тут будете изучать логику? – ответил Борис Николаевич, слегка приспустив очки на нос и пытаясь найти оппонента. – Вас, должно быть, обвели вокруг пальца, убедив, что здесь преподают этот предмет. Вовсе нет. В поисках такого курса вам следовало бы обратиться к преподавателям математических факультетов.

– Логика должна присутствовать везде! – пафосно произнес обнаруженный бунтарь.

– И снова вас провели. Это же абсолютная чушь! – ответил преподаватель.

– Чему же вы в таком случае собираетесь нас учить? Что будет предметом данного курса? – не унимался дерзкий ученик.

– Во время текущего курса вы будете изучать себя. И, будем откровенны, все мы частенько поступаем алогично, – сказал наставник и, убедившись в отсутствии возражений, продолжил, – итак, первое задание призвано выявить ваши пустоты.

– Что за пустоты такие? Откуда им взяться? Я, например, каждую свободную минуту трачу на развитие, полезный опыт и новые впечатления. Моя жизнь бьет ключом, – не унимался смутьян.

А Лена попыталась вспомнить, когда в последний раз ей доводилось откровенно бездельничать. Должно быть, в студенческие годы. В то время она могла забросить любые важные занятия, лишь заслышав о намечающемся веселье, отложить подготовку к экзаменам ради того, чтобы просто поваляться на диване. Для нее это задание было подарком.

– Да-да. Во время выполнения задания вы будете пытаться закрыть эти пустоты бытовыми делами, встречами, едой, активным образом жизни, – сказал Борис Николаевич, улыбнувшись, – словом, всем тем, чем вы закрывали их до текущего момента. А по завершении, надеюсь, обнаружите, что же на самом деле страшит вас остаться наедине с самими собой.

Он окинул аудиторию взглядом, как если бы пытался выявить несогласных, и, остановившись на насупившемся спорщике, произнес:

– А вам, молодой человек, я облегчу задачу. Так и быть. Поясняю: в первом блоке данного курса вы будете искать свое предназначение, а для этого нужно понять свои истинные потребности, что невозможно без выявления пугающего и влияющего на вас. Достаточно логично?

Парень посмотрел на учителя исподлобья.

– В минуты острой зубной боли люди, как правило, не пытаются найти свое предназначение в игре на кларнете, – конкретизировал Борис Николаевич.

– Они стремятся избавиться от неприятных ощущений, приняв лекарство, – произнесла девушка, сидящая в первом ряду.

– Верно, именно так они и поступают, – утвердительно кивнул наставник. – Мы же попытаемся разобраться с источником боли. Затем мы очистим ваши истинные потребности от ненужного стремления к идеалу, раскроем возможности – и вуаля: найдем ваше предназначение. Логично, не правда ли?

И снова он не преминул обратиться к давно сожалеющему о своей бесцеремонности молодому человеку.

– Простите, можно вопрос? – девушка с первого ряда подняла руку вверх, словно школьница.

– Конечно, для этого мы тут и собрались, – участливо ответил преподаватель.

– Отказаться от идеала? Я не ослышалась? То есть вы предлагаете даже не пытаться что-то сделать хорошо? – слегка смущаясь, спросила она.

– Почему вы думаете, что я предлагаю что-то делать плохо? – удивился Борис Николаевич.

– Ну как же? Вы говорите, что нужно перестать стремиться к идеалу, а это значит разрешить себе делать плохо.

– С чего бы это могло значить такое? – искренне изумился Борис Николаевич.

В глазах девушки и всех присутствующих застыл немой вопрос, и он пояснил:

– Начнем с того, что идеал – это что-то несуществующее. Мы не можем знать, какой он, а следовательно, не можем понять, к чему надо стремиться.

– Мы можем его увидеть у кого-то и попытаться сделать так же хорошо, – решилась возразить девушка, покрывшись легким румянцем.

– Да, это вы можете. Но тогда вы будете стремиться к чужому идеалу, который, возможно, для этого кого-то идеалом и не является. Возможно, этот кто-то, создавший то, на что вы ориентируетесь, пытался сделать совсем иное. А получилось то, что получилось. А еще он мог, так же как и вы, ориентироваться на сделанное кем-то еще. А этот кто-то еще – на сделанное кем-то третьим. И так далее.

И, помолчав немного, Борис Николаевич резюмировал:

– Вы будете стремиться к тому, чего не существует и быть не может. Поэтому первое, что нужно сделать, – это отказаться от идеала.

– Но как же тогда понять, что ты делаешь что-то достаточно хорошо? – совсем растерявшись, воскликнула девушка.

– Достаточно хорошо для кого? – уточнил преподаватель, склонившись к ученице.

– Для того, для кого вы это делаете, – ответила та.

– А для кого вы делаете всё, чтобы вы ни делали? – не унимался Борис Николаевич.

– Уж не хотите ли вы сказать, что мы всё делаем только для себя? – не смог промолчать молодой человек, задававший вопросы в самом начале занятия.

– Именно это я и говорю, – спокойно ответил Борис Николаевич.

– Нет, я в корне не согласен! – возмутился парень. – Уж по крайней мере мы многое делаем для членов нашей семьи.

– А семью вы заводите для кого? Чья эта семья? – преподаватель переместился поближе к молодому человеку. – Всё, что вы делаете в этой жизни, вы делаете для себя. И помогаете другим тоже: чтобы чувствовать себя хорошим, чтобы удовлетворить свой порыв.

И, поймав на себе гневные взгляды присутствующих, Борис Николаевич добавил:

– И нет ничего плохого в том, что вы всё делаете для себя. Вы – главный герой вашей жизни. Как может быть иначе?

Он вернулся на кафедру в полном молчании, посмотрел в свои записи и, поправив очки, торжественно произнес:

– Что ж, на этом, пожалуй, закончим. Тем более мы забежали далеко вперед. Итак, на время выполнения задания вы освобождены от всех обязанностей, вам запрещено общаться друг с другом и внешним миром. По итогам вы должны передумать все мысли о невыполненных делах, о намеченных планах, обо всём недоделанном.

Он посмотрел на присутствующих, улыбнулся и произнес:

– Желаю вам давно забытой пустоты в голове.

Глава 9

– Видите ли, я – жертва.

– Я это сразу понял, – сообщил Френдлер, тепло улыбаясь.

– Вас выдаёт взгляд, присущий жертвам: смесь страха и неуверенности с налётом беззащитности.

Роберт Шекли

Неподалеку от учебного корпуса располагалось живописное озеро, за которым был лиственный лес. Прогулка обещала быть приятной, и Лена, недолго думая, направилась в ту сторону.

Будь она сейчас дома, то непременно нашла бы чем себя занять. Можно было бы сделать замысловатый маникюр, перерисовывать узор несколько раз для достижения наилучшего результата, как в молодости. Можно было бы написать картину. В подростковом возрасте это доставляло ей большое удовольствие. Можно было бы прочитать книгу. Взахлеб, не прерываясь даже на перекусы. Как многое успела бы Лена, находись она в своей квартире! А тут не остается ничего, кроме бесцельного променада.

Хотя… Может, смысл именно в этом? Ведь всё, что она перебрала в своей голове, было не чем иным, как еще одним списком дел. И она опять пытается что-то успеть в отведенное время, тогда как оно должно быть посвящено изучению внутреннего мира. Однако как ловко ум уводит нас от сложной задачи, подменяя ее привычным планированием!

Лена ухмыльнулась и даже помотала головой, чтобы отогнать мысли об упущенных возможностях. Надо подумать о себе самой, об увлечениях, о чём-то привлекательном, что заставляет сердце биться чаще.

Картины. Да, ей действительно нравилось писать. Пожалуй, это было любимым занятием. Интересно, почему она не выбрала это делом жизни? Почему не пошла в художественное училище?

Откуда-то из глубин сознания всплыло давно забытое воспоминание. Ей пятнадцать. Она отличница, подающая большие надежды в математике, стоит посреди своей комнаты, заламывает руки и пытается набраться смелости, чтобы обсудить вариант с поступлением в институт искусств. На столе расставлены лучшие работы в качестве аргумента в пользу художественного образования. Дверь неожиданно распахивается: «Елена!»

Строгий голос, казалось, прозвучал не в ее голове, а откуда-то со стороны. Лена настороженно обернулась. Рядом, естественно, никого не было.

К тому времени Лена уже успела обогнуть озеро и намеревалась продолжить прогулку в лесу. Постояв неподвижно и убедившись, что ее никто не зовет, она углубилась в чащу.

Да нет, всё правильно. Художник! Что за профессия такая? Никаких гарантий, никакого стабильного заработка. Что бы она делала сейчас, когда денег у людей не хватает даже на еду? Кто стал бы покупать картины? На что бы она жила?

И всё же немного жаль, что пришлось оставить это хобби. Интересно, как сложилась бы жизнь, занимайся она каждый день тем, что приносит такое удовольствие? Как это – всегда делать то, что нравится? Родители не позволили даже попробовать.

Так, стоп! Что за неуместная обида? Это унизительное чувство. Его надо пресекать на корню. Обижаться? Ну уж нет! Это делают лишь никчемные, безответственные личности, не способные переключить фокус внимания на нечто созидательное и позитивное. Всё сложилось наилучшим образом. Благодаря настойчивости и непреклонности родителей она получила прекрасное образование, теперь в любых условиях сможет прокормить себя. Если бы не они, ее собственная легкомысленность привела бы к плачевным последствиям – сейчас, в такие трудные времена, художник остался бы без заказов и заработка. Всё, что ни делается, к лучшему. И всё так, как должно быть.

Как прекрасно, что в свое время она научилась искать положительные моменты в любой ситуации, убегая таким образом от мучительных чувств! Ведь именно благодаря этому нечто тягостное, сжимающее, давящее на грудь и верх живота в районе солнечного сплетения сейчас отпускает ее. Не научись Лена владеть собой, кто знает, сколько пришлось бы терпеть эти неприятные физические ощущения, вызываемые ненужными эмоциями.

А всё же интересно, каково это, когда каждый день в удовольствие?

И снова Лене показалось, что кто-то резко окликнул ее. Она огляделась по сторонам в поисках зовущего и внимательно присмотрелась к кустам. Нет, в лесу никого, кроме нее не было.

А ведь ей нравилось писать картины с самого детства. Ни один подарок не радовал так, как краски. Но это, конечно, было лишь увлечением. Не более того. Лене, такой талантливой и всесторонне развитой, было из чего выбирать. Не стоило рисковать будущей стабильностью при подборе профессии. Все дети любят рисовать. Мало ли что ей нравилось в детстве!

Лена вдруг вспомнила себя в начальной школе. Домашнее задание: изобразить картину с великаном. Лена рисует земной шар и большую ступню над ним. И сразу следующее видение: она старательно списывает Гулливера с иллюстрации в книге под строгим взглядом мамы, стоящей над ней, а рядом в мусорном ведре лежит рисунок с земным шаром.

– Елена!

Снова этот голос извне. Эх, помыть бы сейчас посуду, что ли, и перестать думать…

Лена мотнула головой и закрыла глаза, чтобы отогнать неприятные мысли. Распахнув веки, она обнаружила себя посреди поляны в темном лесу. Сквозь деревья просачивался тусклый голубоватый свет. Лена заметила две тени, двигающиеся в ее сторону. Со всех сторон какофонией стал звучать приглушенный шепот. Лена не могла разобрать слов, но внутри нее что-то привычно сжалось. Она замерла в оцепенении, а тени начали расти и, возвысившись над лесом, склонились к ней, готовые в любой момент раздавить и подмять под себя. Гул тысячи голосов взорвал вдруг наступившую тишину. Лена сорвалась с места и побежала прочь.

Она мчалась сквозь чащу в кромешной тьме, не разбирая дороги и не оглядываясь, но явственно чувствуя на своей спине дыхание нагоняющих ее монстров. Ветки обдирали лицо в кровь, камни, лежащие на дороге, сбивали ноги, но спасающаяся Лена ничего не замечала.

Ей, конечно, не удалось скрыться от преследования. Тени нагнали ее и придавили к земле, закрыв собою небо и любую возможность выбраться.

Лена не могла двинуть ни рукой, ни ногой. Ей стало тяжело дышать от немыслимого давления. Она прекратила любые попытки сопротивления и закрыла глаза, готовясь принять неизбежное. В голове отчего-то возникла картина со стоящими рядом однотипными строениями, среди которых было общежитие. И в этот раз Лене безошибочно удалось найти родное окно, так как в нем она увидела Сашу.

– Нет! – крикнула Лена и рывком поднялась с земли.

Превозмогая невероятное давление, она бросилась к просвету между деревьями, который оказался выходом из леса. Лена побежала к озеру, ощущая ставшую уже непривычной легкость, остановилась у самой кромки воды и обернулась, готовая вступить в бой с тенями. Но сзади никого не было.

– Зачем? За что вы так со мной? – закричала она что есть мочи, обращаясь, казалось, к самой чаще.

Затем она взглянула на свое истерзанное тело и зарыдала от горечи и обиды, не пытаясь сдержаться и унять давящую боль в районе солнечного сплетения.

А потом наступил рассвет.

Лена очнулась и посмотрела на солнце: белый ослепляющий свет, стирающий и поглощающий всё вокруг. Только он, и ничего больше. Она зажмурилась и в наступившей темноте ясно, будто перед собой, увидела полотно с изображенным на нем мужчиной в мельчайших подробностях, как если бы склонилась над ним, чтобы рассмотреть детали.

Лена поднялась и пошла к зданию учебного центра. Постучавшись, она робко зашла внутрь. Борис Николаевич, готовящийся к лекции, удивленно посмотрел на растрепанную исцарапанную Лену.

– Мне нужны масляные краски, – тихо, но твердо сказала она.

– Хм, как быстро… – заметил преподаватель, поправив очки. – Что ж, завтра я добуду краски, а сейчас идите спать. Набирайтесь сил.

Немного поразмыслив, он добавил:

– Пожалуй, завтрашний день вам тоже стоит потратить на восстановление.

– Мне не нужно отдыхать, мне нужно написать картину, – категорично ответила Лена.

– Призвание не утомляет, да… – задумчиво проговорил Борис Николаевич и, понимая бессмысленность дальнейших уговоров, сдался. – Что ж, будь по-вашему: я принесу краски сегодня вечером. Но сейчас вы, не медля ни минуты, отправитесь домой и ляжете спать.

Лена кивнула и направилась к выходу, у которого стоял взволнованный Саша. Она посмотрела ему в глаза, взяла за руку и повела в сторону здания, среди окон третьего этажа которого теперь уже безошибочно могла найти их родное.

Глава 10

Стеречь ребят над пропастью во ржи.

Знаю, это глупости, но это единственное, чего мне хочется по-настоящему. Наверное, я дурак.

Джером Дэвид Сэлинджер

Через несколько дней приехали родители.

Лене нужно было рассказать им про Сашу, их любовь, намерение забрать Настю к себе и про многое другое. Посвятить их во все детали она, конечно, не решилась: они бы не поверили и не поняли. Возможно, со временем она сможет поведать отцу и матери свои тайны, но точно не сейчас.

Она решила начать с желания сделать живопись делом всей жизни. Родители неприятно удивились и завалили ее вопросами.

– Доченька, ты же понимаешь, что рисование – это не более чем хобби? – слегка заискивающе и немного осуждающе спросила мама. – Тебе стоило бы сосредоточиться на поиске стабильной работы, раз уж твой брак потерпел фиаско. Теперь ты должна рассчитывать только на себя. Ты была лучшей на курсе. И где – на математическом факультете!

– Как можно зарывать в землю такие таланты и менять их на мулевание на бумаге? – негодовал отец. – Мы дали тебе всё, что могли! Путевку в жизнь! Столько возможностей! А ты выбираешь это?

Он не был деликатным, но Лена злилась на него куда меньше, чем на маму. Он не пытался спрятать свое разочарование за тем, что желает ей только добра, не выбирал выражения, говорил то, что думал, не старался сыграть на чувстве вины. Всё по-честному.

Обычно она отмалчивалась во время таких разговоров, даже не надеясь победить в споре. Но только не в этот раз.

– Я не зарываю таланты, – возразила Лена. – Я как раз их раскрыла. Наконец.

– Лена, никто и не говорил, что ты плохо рисуешь, – подхалимски начала было мама.

– Как раз говорил. Точнее, говорила. Ты, – перебила ее Лена. – Ты всегда была против. Этот талант долго дремал во мне и наконец раскрылся. Ты хочешь снова всё разрушить, мама?

– Ну конечно! Мама теперь негодяйка! – родительница возмущенно отвернулась, применив свой излюбленный прием.

– Елена! – сотряс стены грозный голос отца. – Да как ты смеешь упрекать мать в чём-то? Как смеешь хамить той, что боролась за твою золотую медаль, когда тебе несправедливо снизили оценку? Той, что дошла чуть ли не до министра для тебя?

– Для себя, – тихо промолвила Лена.

– Что? – голос отца стал напоминать раскаты грома.

– Для себя, пап. Она сделала это для себя. Мы всё делаем только для себя, – пояснила Лена. – Она делала это для того, чтобы ее дочь стала медалисткой.

– Будто этой дочерью была не ты, а кто-то другой! – уже начала плакать мать.

Лицо отца приобрело багровый оттенок. Он всегда яростно заступался за жену. И это очень нравилось Лене. Да, к сожалению, родители нередко боролись против нее, но они определенно были командой. Они были «мы». Всегда. И, наверное, поэтому ей так остро не хватало этого во время жизни с мужем и так радовало с Сашей.

Саша. Сегодня вечером Лена и Саша должны были объявить о том, что хотят жить вместе, забрав к себе Настю. С каждой минутой разговора с родителями идея о встрече казалась всё менее и менее удачной. Надо было срочно исправлять ситуацию.

– Мамочка, ну в этом же нет ничего плохого. Почему ты так реагируешь? – сказала Лена, ласково обняв отвернувшуюся родительницу. – Разве плохо хотеть, чтобы твоя дочь стала медалисткой? Этого желают многие. Это не делает тебя эгоисткой или негодяйкой.

– Ах вот значит как? Эгоистка и негодяйка? – обиженно воскликнула мать, резко отстранившись.

– Мама, услышь меня! Я говорю: не делает. Зачем ты так? – взмолилась Лена.

– Это я-то эгоистка? – не унималась женщина.

– Мама… Ты прекрасна. Стремления твои понятны. Это были хорошие желания. Только это были твои желания, а не мои, – Лена успокаивающе погладила ее по плечу.

– То есть я, негодяйка такая, всё сделала для себя, не дав сбыться твоим мечтам и испортив жизнь? Так получается? – разразилась рыданиями женщина. – Я, эгоистка, настояла на профессии со стабильным заработком, учитывающей твои неординарные умственные способности, не для тебя? Для кого-то другого?

Мама подошла к окну, вытерла глаза платком и, немного успокоившись, добавила:

– Хотя, знаешь, возможно, ты и права. Я делала это для милой, благодарной и любящей своих родителей Лены, а не для той, что обвиняет мать в эгоизме.

– Да, Елена. Что произошло, пока нас не было? Что на тебя так повлияло? Мы не узнаем свою дочь, – спросил отец, обнимая расстроенную жену.

– Давайте закроем тему. Я не смогу вам объяснить. – Лена решила оставить тщетные попытки найти общий язык с родственниками. – Я вас очень люблю и за всё вам безмерно благодарна. Но рисовать я не перестану.

– Доченька, ну кто же настаивает на том, чтобы ты перестала рисовать? Рисуй себе на здоровье! В свободное от работы время, – мама протянула руки к дочери в умоляющем жесте.

– Мам, давай закончим, – устало проговорила Лена.

– И действительно, что тут обсуждать. Мы же всё только что решили. Давайте лучше подумаем о том, что приготовить на ужин, – нарочито весело ответила женщина.

Лена решила, что более удачный момент сегодня вряд ли представится, и сказала:

– Да, пойдем. Кстати… Я должна вас кое с кем познакомить.

Оба родителя резко повернулись к ней и посмотрели одинаково возмущёнными взглядами. Они определенно были командой.

– Вот всё и стало на свои места. Теперь мне всё ясно, – презрительно произнесла мама.

Она скрестила руки на груди и приготовилась к нападению.

– То есть появился какой-то охламон, который забил тебе голову всякой ерундой? – открытым текстом спросил отец.

– Доченька, солнышко, ты всегда была слишком доброй и влюбчивой. Ты всегда выбирала не тех, – заискивающе добавила мама. – Вспомни, как отговаривали мы тебя от нелепого замужества. И что из этого вышло? Вот и сейчас уже точно понятно, куда могут привести твои новые отношения.

Мама поджала губы, а папа взял Лену за плечи и, глядя в глаза, твердо произнес:

– Лена, мы вернулись. Мы будем рядом. Нет необходимости искать поддержки у каких-то сомнительных личностей.

– Да, доченька. Со временем ты встретишь подходящего человека. Возможно, ты его уже знаешь, но еще не оценила по достоинству. Слышала, Алёша Куравлёв защитил кандидатскую диссертацию? Ты же помнишь Алёшу? – залепетала мама.

– Мам, как я могу не помнить соседа по парте, который был влюблен в меня долгие годы? Прекрати, пожалуйста. Он был, есть и останется только другом, – нахмурилась Лена.

– А зря! Вместо такого прекрасного парня ты снова выбираешь обалдуя, отношения с которым ни к чему хорошему не приведут, – продолжила гнуть свою линию родительница.

– Да откуда вы знаете? – возмущенно прокричала Лена. – Вы его даже не видели! Вы не общались с ним, а уже заклеймили и сделали выводы!

– Ты решила заняться рисованием вместо того, чтобы устроиться на нормальную работу, – иронично заметила мама, пожав плечами.

– Потому что это делает меня счастливой! Так же, как и он! – заплакала Лена, не выдержав.

Родители обняли ее и стали гладить по голове, совсем как в детстве после перепалок, в ходе которых Лена никогда не выигрывала.

– Успокойся, родная, – нежно проговорил папа. – Не надо так нервничать.

– Да, нет никаких причин для того, чтобы терять самообладание, – сказала мать, сурово глядя на отца и не позволяя ему дать слабину. – Я предлагаю оставить эту тему и заняться наконец чем-то полезным. Например, готовкой. Пойдем, будешь помогать.

– Да, мам, – Лена вытерла слезы и понуро побрела на кухню.

Это выражение было ее белым флагом. В детстве она выбрасывала его так часто, как могут только очень хорошие девочки, дочери-медалистки.

Она послушно шла помогать маме, а перед глазами стоял белый лист бумаги, на котором следовало нарисовать Гулливера вместо ноги над земным шаром, а в ушах звучало тихое «да, мам».