А между нами снег. Том 1

Посвящаю родителям: Юрию Ивановичу

и Галине Владимировне

Говорила мне бабка лютая,

Коромыслом от злости гнутая:

– Не дремить тебе в люльке дитятка,

Не белить тебе пряжи вытканной, —

Царевать тебе – под заборами!

Целовать тебе, внучка, – ворона.

Марина Цветаева

Корректор Владимир Викторович Мартынов

Дизайнер обложки Татьяна Юрьевна Хвиюзова

Иллюстратор Татьяна Юрьевна Хвиюзова

© Анна Юрьевна Приходько, 2023

© Татьяна Юрьевна Хвиюзова, дизайн обложки, 2023

© Татьяна Юрьевна Хвиюзова, иллюстрации, 2023

ISBN 978-5-0059-6317-8 (т. 1)

ISBN 978-5-0059-6318-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

– Лилечка, а тебе не страшно?

– Конечно страшно! Я-то его не видела никогда, – ответила Лиля, но Кате показалось, что в её словах нет страха.

– А давай посмотрим? – предложила Катя и зашуршала своим платьем.

– Ты с ума сошла! Как мы посмотрим? У меня дверь шумная, да платье твоё шуршит как сено. Придумала тоже, надеть его в такой ответственный для меня момент.

Катя поджала губы.

– Ну и ладно, произнесла она, увидим ещё, насмотримся. Надеюсь, что он не будет тебя взаперти держать, как мой брат свою жену. У Анисьи даже обмороки случаются оттого, что на воздух не выходит.

– Да ты что! Обмороки?

– Да, каждый день. Только маменька говорит, что это не от воздуха вовсе, а от беременности.

– Ух ты, – воскликнула Лилечка, – так ты скоро тётушкой станешь? Поздравляю!

– Спасибо, стану, куда же я денусь. Только вот брат мой не любит свою жену. Он к Авдотье бегает, все знают.

Лиля удивлённо взглянула на подругу и произнесла:

– Так она же старая, как он к ней бегает?

А про себя подумала: «Вот так дела: и отец мой к Авдотье бегает, и брат Катерины тоже. Интересно, знает ли об этом папенька?»

– Да ну её, эту Авдотью! Ты лучше расскажи, ты себе вообще представляла, как вы наедине останетесь? – прошептала Катя и покраснела: – Я видела, как нянечка с поваром этим занималась. Ну просто жуть как страшно. Она так кричала, так кричала, что мне хотелось из чулана выбежать и огреть повара чем-нибудь, чтобы он от нянечки отстал. Да побоялась. И вот теперь места себе не нахожу. Страшно мне, Лиля, очень страшно. А ведь отец тоже поговаривает, что мне пора замуж. Да вот маменька пока против.

Лиля заливисто засмеялась. Катя покраснела ещё больше.

– Не боюсь я ничего, – мечтательно промолвила Лиля, – маменька сказала, что ничего там страшного нет. Посоветовала глаза закрыть и представить, что плывёшь на спине по реке, а волны тебя качают, качают…

– Ну… Не знаю, нянечку явно не на волнах качало. Она прямо в шторм какой-то попала. Я вот у своей маменьки спрашивала, так она глаза отводит и молчит. А нянечка обещала, как жениха мне приведут, так всё расскажет. Но я быстрее от тебя узнаю. Подруге-то поведаешь что да как?

– Ой, – пропела Лилечка и потянулась на кровати, – не торопи события…

– А вдруг там старик какой? Страшный как наш сторож. А может это и есть наш сторож? – глаза Кати наполнились ужасом.

– Ты в своём уме? – Лиля продолжала потягиваться на постели и плавно съезжала со скользкого шёлкового покрывала. – Мой отец, владелец самых лучших жеребцов, для своей любимой и единственной дочери выбрал в мужья сторожа-страшилищу? Не поверю в это никогда.

Лиля мечтательно закатила глаза и продолжила:

– Мне кажется, он будет высокий, кареглазый, обязательно черноволосый со смуглой кожей. Губы у него будут слегка пухлые, и никаких усов. А руки у него должны быть сильные, чтобы мог поднять меня и всё время носить. Вот проснулись утром, поднял меня на руки и за стол, а после завтрака обратно в постель.

– Ты так ходить разучишься! – воскликнула Катя.

– Не разучусь, мы по саду вместе будем гулять. У него обязательно должен быть сад. С одной стороны яблони, с другой – вишни…

В дверь кто-то постучался.

– Войдите, – громко произнесла Лиля.

В комнату вошла няня Лили Ярина. Даже не вошла, а вплыла как ладья.

В молодости Ярину на улице подобрал отец Лили. Двенадцатилетняя девочка на большом сроке беременности стояла под дождём и просила милостыню.

Отец Лили в тот момент как раз искал кормилицу для сына, который недавно родился.

Его первая жена умерла при родах, а сын ничьё молоко принимать не хотел.

Сколько этих кормилец Иван Григорьевич приглашал! Со счёта сбился. И решил, что вот эта точно подойдёт.

Он приехал домой и отправил за бедняжкой своего помощника.

Тот привёл насквозь промокшую будущую юную мать.

– Ты чьих будешь? – спросил Иван Григорьевич у девочки.

– Власовская я… Выгнала меня хозяйка, я от мужа её понесла. И жить мне негде, я у них с рождения жила.

– Когда рожать? – спросил Иван Григорьевич.

– Как бог даст, – ответила девочка.

Иван Григорьевич подошёл, грубо снял с неё рубаху, сильно пальцами надавил на грудь. Из груди брызнуло молоко и потекло у него по рукам жёлтыми густыми каплями.

– Через неделю родишь, – пробормотал он и бросил ей в руки рубаху. – Одевайся. Останешься у меня. Как родишь, будешь моего сына кормить. Но только сначала мой поест, а потом своего подкладывать будешь. Мне мой сын дороже Власовского.

У Ярины от боли, которую причинил ей Иван Григорьевич, не переставали капать слёзы из глаз. Она дрожащими руками натянула на себя рубаху.

В ту ночь и родила. Девочка прожила недолго. Поговаривали, что Иван Григорьевич приложил к этому свою руку.

Ярина тяжело переживала это. Но нашла потом успокоение в сыне Ивана Григорьевича Павле. Мальчик на её молоке рос не по дням, а по часам.

А Ярина в 14 лет стала сильно поправляться и из маленькой щупленькой девочки превратилась в каравеллу. Она выглядела намного старше своего возраста. Когда у неё спрашивали, сколько ей лет, называла всегда цифру на 20 лет большую. Такой она себя и ощущала.

Было Ярине от роду 36 лет, а всем говорила, что ей 56. Бывшего своего барина Ярина встречала иногда, да он её ни разу не вспомнил. Сложно было в невероятных размерах женщине признать маленькую стеснительную девочку.

А пятнадцать лет назад у Ивана Григорьевича забеременела вторая жена.

Он позвал к себе Ярину и приказал ей забеременеть тоже. Сказал, что если сбежит, её найдут тотчас, из-под земли достанут.

– От кого же забеременею? – спросила Ярина дрожащим голосом.

– От меня, – даже не раздумывая, произнёс Иван Григорьевич. – Мне ещё не хватало, чтобы ты шлялась где-то по мужикам чужим. Ещё заразу в дом принесёшь. А мне надобно, чтобы моего ребёнка здоровая баба кормила.

Ты вон Павла как откормила! Какой получился сын замечательный, только характер бабский. Ну ничего, это поправимо.

А моя Настасья кормить не сможет. Нечем ей кормить. Она только для любви создана, а не для кухни. Вот ты и думай теперь. Когда ко мне придёшь? Можно и сейчас, как раз нет никого рядом.

Настасья у родителей ночевать будет. Ей, видите ли, не нравится, как у меня изо рта пахнет. А я без табака и жить не могу. Вот пусть там и живёт. Вокруг других баб хватает. Да и ты под боком. Родная такая, ответственная…

Ярина не могла и слова вымолвить. Всё виделось страшным сном.

А Иван Григорьевич подошёл и дотронулся до неё, рванул на себя фартук. Потом потянул сильно за ворот. Пуговицы посыпались с Ярининого платья. Грудь оголилась. И хозяин ещё даже не успел дотронуться до оголённой груди, а кормилица уже испытала боль: такую, какая была во время их первой встречи.

– Я только пригублю немного для смелости и тебе советую.

Иван Григорьевич подошёл к бару, налил из графина красную жидкость, протянул Ярине.

– Пей, – скомандовал он ей.

– Не буду, – запротестовала она, – я никогда такое не пила.

– Пей, – заревел Иван Григорьевич.

Ярина сделала несколько больших глотков, закашлялась.

– Приди в себя, – заорал хозяин, – кого ты тут строишь из себя? С Власовым спала и меня стерпишь. Он постарше меня будет.

Иван Григорьевич опустошил стакан и двинулся на Ярину. Она не сопротивлялась. Всё случилось быстро, без боли и отвращения. Ярина молила бога, чтобы забеременеть получилось с первого раза и больше не пришлось всё это переживать.

– И если кто узнает об отце – пожалеешь! – крикнул Иван Григорьевич ей вслед.

И с первого раза получилось. Ярина родила девочку через месяц после Настасьи.

Пока Ярина ходила беременная, а Настасья уже родила Лилю, то мать кормила девочку сама.

А потом Иван Григорьевич отправил жену на полгода к родителям, а дочь Ярины отдал на воспитание своему троюродному брату.

Иван Григорьевич отвёз девочку далеко, чтобы никто не увидел её никогда.

Так Ярина стала для Лилии кормилицей.

Лиля в детстве называла её мамынькой, так и привязалось это прозвище к Ярине.

Свою дочь Ярина не видела ни разу за пятнадцать лет. Часто думала о ней, молилась за неё, а ещё за то, чтобы Настасья больше не беременела.

А Настасья несколько раз ещё была беременна. Но это быстро заканчивалось не без Ярининой помощи. Кормилица ходила к бабке и брала травяной порошок, от которого у Настасьи заканчивалась беременность.

Иван Григорьевич на кормилицу внимания не обращал. Здоровался не всегда и редко с ней заговаривал.

А она его ненавидела. Даже несколько раз брала у бабки порошок и для него, но не решалась. Боялась, что все её заподозрят, и тогда ничего хорошего в жизни не будет.

Пыталась и себе порошочек этот насыпать, да тоже смелости не хватило. Долго потом молилась, просила прощения за такие мысли.

Как ни крути, жила Ярина с этой семьёй уже 24 года. И стали ей все как родные. Дети хозяина, которых она выкормила, относились к ней очень хорошо.

Старший Павел не унаследовал от отца жестокость, а вырос добрым, отзывчивым человеком. Отец всегда бранил его за мягкость в характере: то одного крестьянина помилует Павел, то другого.

А отец никого не щадил. Любая провинность каралась жестоко. Все у него ходили по струнке. И не дай бог с жеребцами случится беда!

Часто менял Иван Григорьевич своих помощников на конюшне, долго они у него не задерживались. Слишком много было требований.

Лилия мамыньку Ярину любила больше, чем мать. Но характер у девочки получился весь в отца. Она в свои пятнадцать хотя и не была жестока как Иван, но задатки уже замечались.

Ярина наблюдала это в отношении Лилии к слугам и работникам. И глаза у неё сверкали так же, как и у отца.

Мать Лилии, Настасья, в воспитании дочери не участвовала. Она только меняла наряды, ходила с мужем в гости, иногда выезжала на балы.

Редко Настасья приходила к дочери поговорить. Но всегда при этих разговорах присутствовала Ярина.

И когда Настасья рассказывала дочери, как вести себя в первую брачную ночь, Ярина всеми силами старалась не плакать. Не было у неё никакой ночи. И посоветовать она ничего своей молочной дочери не могла. Но и рассказать, как это было у неё в первый раз, тоже не имела права.

Отмахивалась от таких вопросов, переводила разговор на другую тему. А Лиля до чего была любопытная! Всё замечала. Знала, к кому отец ходит для свиданий, кто из слуг любит друг друга. Кто куда ходит под прикрытием ночи.

Знала, но молчала, отцу не говорила. Считала, что такие знания очень ей пригодятся.

Учёба девочке давалась легко. Лиля даже полгода со всеми говорила только по-французски. Уже и слуги начали её понимать. А потом наигралась и заговорила на родном языке. Как няня радовалась этому!

Ярина вплыла в комнату.

– Лилия Ивановна, – ласково проворковала она, – Иван Григорьевич велел вам вести себя тише. Гости то и дело глядят на лестницу и ждут, когда с неё скатится смеющаяся дочь хозяина. Где ваше воспитание?

Все слуги и няни к детям обращались только по имени и отчеству с самого рождения.

Как-то услышал Иван Григорьевич, как Ярина говорила его дочери: «Лилечка, Лилюсечка…», да так раскричался на Ярину, что та больше себе такого не позволяла никогда.

Лиля улыбнулась, вскочила с кровати, бросилась Ярине на шею.

– Мамынька, – пролепетала она, – а когда же мне ещё смеяться-то? Ну вот пусть думают, что я весёлая.

Ярина посмотрела на девушку и тихо произнесла:

– Оно-то, конечно, и верно. Когда ещё смеяться-то? Смейся, а то вдруг потом не дадут.

Лиля засмеялась ещё громче. Но быстро прикрыла рот рукой.

Катя испуганно смотрела на подругу. Она знала, что если Иван Григорьевич прислал угомонить дочь, то Лиля сейчас играет с огнём.

Испуг появился и на лице Ярины.

– Ладно, ладно, – тихо сказала Лиля, – я лучше лягу спать. Катя, ты со мной?

– С тобой, – ответила за Катю Ярина. – Выходить из комнаты не велено. И сидите тут тихо.

Ярина направилась было к выходу, но Лиля потянула её за рукав и сказала:

– Нянечка, ты жениха моего видела?

– Видела! Красивый, но описывать не буду, сама разглядишь, – ответила няня.

– Ну тогда расскажи нам, как тебя замуж выдавали? – не унималась девушка.

Ярина покраснела, одёрнула руку и, не останавливаясь, вышла из комнаты. Лиля обиженно поджала губы. Она знала обо всех почти всё, а о Ярине ничего. Ни один слуга, ни один отцовский помощник о Ярине даже разговаривать не хотел.

– Запретил Иван Григорьевич, – отвечали все как один.

И Лилю это раздражало. Она давала слугам деньги, но и за деньги все молчали.

Иван Григорьевич ненавидел слухи. Просто на дух их не переносил. И каждый день напоминал всем об ответственности за сплетни. И так как его боялись как огня, то молчали.

Когда Ярина ушла, Лиле стало тревожно.

– И чего это отец не зовёт меня? – спросила она у Кати, словно подруга знала ответ.

– Я домой хочу, – заныла Катя. – Сколько мне ещё сидеть? Не приведи бог под горячую руку отца твоего попасть.

– Меня одну оставишь значит? Пойдёшь через окно? – предложила Лиля.

– Пойду, – кивнула Катя.

Девушки стянули простыню с кровати, связали её с той, что Ярина ещё утром принесла да так и не заменила из-за важных гостей.

Лиля открыла окно. Край простыни привязала к ножке стола.

Катя начала спускаться. Она медленно сползала по простынке вниз. Сколько раз уже она вот так уходила из комнаты Лили? Не сосчитать…

И уже вроде бы всё, почти спустилась, но неожиданно узел, соединяющий две простыни, начал расползаться.

Всё случилось в одно мгновение. Лиля, увидев, как одна простыня отделяется от другой, как Катя летит вниз, зажала рот рукой, боясь закричать.

Лиля слышала, как Катя вскрикнула. Девушка не смотрела вниз. Она судорожно закрыла окно, запрыгнула на кровать и укрылась с головой.

Внизу стало шумно. Было слышно, как кто-то топает, бегает, грохочет.

Пересилив себя, Лиля встала с кровати и выглянула в окно.

Вокруг Кати столпились люди.

Лиля без труда определила там отца, нянечку, матушку. Были там и сваты. Девушка всё выискивала среди них своего будущего жениха.

Почему-то никто из них не смотрел наверх.

И вдруг Лиля увидела, как высокий парень осторожно взял Катю на руки и зашёл с ней за угол.

Все потянулись за ним. Сердце Лили забилось тревожно. Она не успела разглядеть его лица.

Тотчас Лиля услышала на лестнице громкие шаги. Так ходил только отец. Она испуганно попятилась от окна, не сводя при этом глаз с двери.

Разъярённый отец ворвался в комнату. Схватил дочь за плечи и затряс что есть силы. Девушка заплакала от боли. Никогда ещё отец так не обращался с ней.

– Ты с ума сошла? – зашипел отец.

Лиля понимала, что он не может сейчас орать на неё.

И от этого стало даже спокойнее, потому что от крика отца плохо было всем.

– Что вы тут творили? Если девка умрёт, я тебя налысо подстригу, и в монастырь поедешь, а не замуж.

Иван Григорьевич перестал трясти дочь и сквозь зубы произнёс:

– Какой позор! У меня такие важные гости, такой сложный разговор, и ещё безумные девки по простыням спускаются. Сиди и не высовывайся, – скомандовал отец.

– Можно я спущусь? – взмолилась Лиля.

– Нельзя, – прогремел голосом Иван Григорьевич.

– А как же я на жениха посмотрю?

Отец усмехнулся и произнёс:

– Жених твой сейчас Катю приводит в чувство. Он будущий врач. Они все там подумали, что это моя дочь. Крутятся вокруг неё. Поэтому сиди тут и молись, чтобы Катька жива осталась.

Иван Григорьевич схватил дочь за волосы, насильно усадил её перед иконами и пробормотал:

– Чтобы даже не вставала с этого места, проверю…

И вышел, громко хлопнув дверью.

Лиля плакала от обиды на отца, боли в плечах и неизвестности.

Очень хотелось сейчас прижаться к няне, чтобы та её успокоила, спела песенку из детства.

Ярина пела даже над разбитой коленкой своей подопечной. И Лиле казалось, что ранка на глазах затягивается.

Но Ярина не поднималась к ней. На лестнице не было слышно никаких шагов.

Лиля так и стояла на коленях перед иконами, но не молилась, как велел отец.

Уснула прямо на полу. Очнулась от чьих-то поглаживаний. Резко встала.

– Ты почему не в кровати? – спросила её мать.

Лиля вспомнила, почему она на полу. Слёзы подступили к глазам. Боль в плечах ещё ощущалась.

Настасья зажгла несколько ламп.

– Отец очень зол. Запретил Ярине приходить к тебе. Сказал, что самой большой его ошибкой было доверить ей твоё воспитание. Он хочет отправить Ярину к какому-то своему другу. Тот вроде как давно присматривался к ней. Отец впервые спросил моего совета насчёт Ярины. Знаю, доченька, она тебе очень дорога, но я сказала отцу, чтобы Ярины больше не было в нашем доме.

Дочь злобно посмотрела на мать.

– А вам-то она чего сделала? – Лиле казалось, что внутри неё разрастается огромный огненный шар.

– А мне-то ничего, – пожала плечами Настасья, – но хочется, чтобы ты со мной делилась своими девичьими секретами, а не с чужой безродной бабой.

Лиля даже не вспоминала о Кате. Новость о том, что Ярины больше не будет рядом, очень разозлила её. О подруге рассказала Настасья.

– А чего ты не спрашиваешь о Катерине?

– И что с ней? – равнодушно пробормотала Лиля.

Казалось, что она даже не понимала, о чём спрашивает. Мысли были заняты другим.

– Катерина порвала связки на ноге. Отец и ей запретил приходить в наш дом. У отца вчера был сложный разговор со сватами. Они не могли никак договориться по жеребцам. Твой отец, несмотря на всю свою спесь и злость, тебя очень любит. И не готов за бесценок сватать тебя. Жених – самое настоящее золото. Очень воспитанный. Только от вида того, как он Катеринину ногу поглаживал, я вся покрылась мурашками.

Лиле стало не по себе от такого разговора. Помимо огненного шара внутри у неё появилось ещё и неприятное чувство в горле.

– Я не выйду за него, – прошептала Лиля. – Пусть он Катькины ноги гладит. Мне такой не нужен.

– Он будущий врач, Лиля. И будет гладить всех, кто к нему придёт. Тебе нужно будет привыкнуть к этому, – голос Настасьи дрожал.

Мать никогда так долго не говорила с дочерью. И начала мысленно жалеть о том, что поведала о своих мурашках.

– Мне не нужен такой жених, я скажу об этом Ивану Григорьевичу.

Когда у Лили была обида на отца, она называла его по имени-отчеству.

– Иван не будет слушать тебя, дочка. Он уже всё давно решил. Тебе нужно срочно взрослеть. Ваша вчерашняя выходка хоть немного и разрядила сложившуюся между отцом и сватами обстановку, но всё же ни о чём никто не договорился.

Они придут завтра после полудня. Отец велел тебе надеть самое красивое платье. Я подготовлю его. Где оно у тебя?

Лиля пожала плечами:

– Всеми платьями заведует Ярина, я не знаю, куда она их уносит.

– Ну хорошо, ложись спать. Завтра будет тяжёлый день.

Настасья поцеловала дочь в лоб и вышла.

Лиля легла на кровать. Слёзы душили её от обиды на отца. Девушка не понимала, как он мог забрать самое дорогое – Ярину, её мамыньку и лучшую няню на свете.

Лиля даже не могла представить, как будет без неё жить.

Всю ночь девушка не сомкнула глаз.

Наутро в комнату постучалась мать.

– Вставай! Быстро приводи себе в порядок, – протараторила она. – Ой, да что у тебя с глазами? Ты не спала? Ох, что же будет?! Быстро вставай, я вернусь сейчас.

Лиля продолжала лежать на кровати. Смотрела безрадостно в потолок.

Настасья вернулась очень быстро с коробкой всяких баночек. Подошла к дочке и произнесла уже ласково:

– Садись за столик, буду возвращать твои глаза на место.

Лиля равнодушно встала. Разместилась перед зеркалом. Даже сама испугалась своего отражения.

Настасья прикладывала к глазам дочери листы подорожника, смоченные в каком-то ароматном масле, потом вытирала и прикладывала другие.

Мешки под глазами Лили очень быстро исчезли.

Пока мать колдовала над дочерью, у Лили созрел план.

Она уже не боялась гнева отца. Была готова отправиться в монастырь, лишь бы не преклониться перед ним, не пойти у него на поводу.

О своём плане она, конечно, матери не сказала.

Теперь нужно было решить вопрос с Яриной.

– Где Ярина? – спросила Лиля.

– У себя. Где же ей ещё быть? Собирает свои безразмерные вещи, – брезгливо ответила мать.

Лиле опять стало не по себе.

– Вещи, маменька, душу не красят.

– Ты ещё очень молода, чтобы так говорить. Сначала окунись в жизнь с головой, а потом я послушаю, что ты скажешь. И забудь эти слова. Не вздумай даже при отце их произносить!

Лиля ухмыльнулась, но спорить с матерью не стала.

Настасья помогла ей надеть платье и поспешила встречать гостей.

Девушка приоткрыла дверь комнаты. Внизу была какая-то суета: то ли оттого, что утро и все проснулись, то ли оттого, что ждали дорогих гостей.

Время уже близилось к полудню, а сердце девушки билось всё тревожнее.

Окна её комнаты выходили в сад. Лилия смотрела, как садовник чуть ли не облизывает листья роз. Он вытирал каждый листочек от тли. Отец для этого нанял несколько человек. Иван Григорьевич терпеть не мог насекомых, поэтому в его саду было много работников, которые отвечали только за изгнание насекомых.

Лиля ещё раз в голове проиграла свой план и присела в ожидании сватов.

Из окна стал доноситься шум, громкие разговоры, смех. Лиля выглянула. Все садовники мигом скрылись.

По садовой дорожке важно шагал отец. Его гости не отставали. Все шли по дальней тропе, и Лиля не могла разглядеть лиц.

Всё надеялась, что они пройдут по тропинке под её окном. Но отец повёл гостей в другую сторону. Лиля хотела было выйти из комнаты, но дверь неожиданно оказалась закрытой снаружи.

Ещё никогда Лиля не чувствовала себя такой беспомощной. Сидеть за запертой дверью ей приходилось впервые. Она даже не заметила, кто и когда успел это сделать.

– Наверное, отец и вправду очень зол на меня, – произнесла она вслух. – Ну, ничего. У меня было чему у него поучиться.

Лиля ухмыльнулась.

Ходить в тесном платье с самого утра надоело. Корсет сильно утягивал её, и от этого глаза становились ещё больше.

Так казалось не только Лиле. Она и её подруга Катя давно это заметили и частенько смеялись перед зеркалом, затягивая друг другу корсеты.

Наконец-то на лестнице послышались шаги.

В комнату вошла мать. Она была очень взволнована.

– Устала, девочка моя? – проворковала она весело и подошла к окну. – Какой сегодня замечательный день!

Настасья обошла вокруг дочери. И Лиля поняла причину такого веселья. Шлейф виноградной настойки потянулся за матерью.

Лиля лишь пожала плечами.

Жаловаться на свою усталость человеку, который поддержал отца в высылке Ярины, не собиралась. Мать стала настолько противна, что Лиля даже поморщилась.

– Пора спускаться, – произнесла Настасья, – мне кажется, доченька, я волнуюсь больше чем ты. Не каждый день дочь замуж выдаю. Отец позовёт, не подведи. Услышишь, как зовёт, сразу спускайся. Гости наши – люди занятые. С большим трудом удалось успокоить и задобрить их после вчерашнего. Не без ущерба для нашей семьи, помни это! Баловство всегда стоит очень дорого. И если соберёшься что-то натворить, подумай об этом.

Лиля улыбнулась матери. Как только та ушла, девушка стала судорожно стягивать с себя наряд, долго возилась перед зеркалом с корсетом. Наконец-то освободилась. Делала всё быстро, чтобы успеть.

Распустила волосы, убрала все заколки и цветочки, которые нацепила ей мать. Надела ночную рубашку.

Верх слегка просвечивался. Лиля начала искать в сундуке другую рубашку, перевернула всё вверх дном. Но вдруг услышала, как её зовёт отец.

Ноги дрожали.

Началась паника.

Отец позвал ещё раз.

Лиля сняла рубаху, начала надевать платье.

Отец позвал в третий раз. Лиля опять надела рубаху, подняла голову высоко, ещё раз взглянула на себя в зеркало и отправилась на зов отца.

Спускаться было тяжело. Ноги сгибались в коленях и норовили споткнуться. Но Лиля старалась держаться ровно. Со стороны её походка казалась плавной. Девушка ладьёй плыла по лестнице.

Шесть пар глаз ошарашенно смотрели на неё. Лиля не видела никого. Перед глазами был туман. Желания разглядеть жениха не было. Лиля спустилась.

По-прежнему все молчали. Девушка взглянула на отца. Его лицо было белым. Ей показалось даже, что чёрные отцовские глаза потускнели и изменили цвет.

Потом Лиля перевела взгляд на мать. Та стояла как истукан, зажав рот своей маленькой рукой. Рука матери была очень маленькой, и Лиле показалось, что огромный перстень торчит у Настасьи прямо изо рта.

Следующий человек, на которого обратила внимание Лиля, был, по-видимому, отцом жениха. Высокий мужчина уставился на её просвечивающуюся в районе груди ночную рубашку.

Рядом с предполагаемым свёкром стояла его жена. Она то и дело дёргала мужа за руку, но мужчина не обращал на неё внимания.

И тут глаза Лили встретились с глазами прекрасного юноши. Он не был похож на юношу из мечтаний, но всё равно оказался обаятельным. От всего того, что нафантазировала себе девушка, были только пухлые губы.

Будущий муж смотрел на Лилю с улыбкой. Весёлые огоньки бегали у него в глазах. Казалось, что он вот-вот засмеётся, и самой хотелось засмеяться.

Но вдруг она перевела взгляд на следующего человека. Это была Ярина. Никогда Лиля не видела у неё таких глаз. Никогда Ярина не смотрела на свою подопечную так осуждающе. Девушке стало не по себе, она скрестила на груди руки, прикрывая свою просвечивающуюся грудь.

Молчание нарушил отец.

– Знакомьтесь, – голос его шёл откуда-то изнутри. Казалось, путь этого голоса был настолько долгим, что на выходе изменился до неузнаваемости: – это Лилия Ивановна.

Все зашевелились. Было слышно, как, спрятавшись за дверьми, заохали слуги.

– Берём, – громким шёпотом произнёс отец жениха.

Лиля заметила, как ногти жены впились ему в руку. Но мужчина стерпел боль. Она отразилась только на его лице.

– Ну вот и отлично, – произнёс Иван Григорьевич всё тем же незнакомым голосом.

Девушка вдруг очнулась и побежала вверх по лестнице. Её сердце бешено колотилось.

Она забежала в комнату, повалилась на кровать и зарыдала.

А потом ощутила на себе нежные поглаживания Ярины.

– Что же ты наделала, девочка? – шептала Ярина. – Я, конечно, горжусь тобой. Моя давняя мечта – унизить твоего отца, раздавить его своим могучим телом. Но не так я себе это представляла, не так…

Ярина и Лиля лежали на кровати в обнимку. Девушка уже не плакала.

Няне показалось, что Лиля не услышала о её ненависти к Ивану Григорьевичу. И даже обрадовалась этому. Рассказывать о своих несчастьях не хотелось.

Сейчас её волновало то, какое решение примет Иван Григорьевич, оставит ли её в доме.

– Мамынька, – прошептала девушка, – как теперь отец будет ко мне относиться?

– Для тебя это уже неважно, девочка моя. Отец больше не властен над тобой. Будешь подчиняться мужу.

– Не буду я никому подчиняться, – ответила Лиля. – Я же не собака, чтобы идти на поводке. У меня есть душа, мамынька. Не хочу всю жизнь, как моя мать, пахнуть вином. Не хочу мужа, похожего характером на моего отца. Хочу забрать тебя с собой.

Ярина покачала головой.

– Боюсь, отец меня с тобой не отпустит. Я или здесь останусь, или он увезёт меня куда-то далеко.

– Я тебя выкуплю у него, мамынька, – пролепетала Лиля. – Ты нужна мне очень. Ты единственная, кто любит меня.

– Отец тоже очень тебя любит, Лилечка, – Ярина посмотрела по сторонам, боясь, что вдруг кто-то услышит, как она не по отчеству называет девушку. – Любовь бывает разной. Твой отец злой не оттого, что таким родился.

Его просто недолюбили когда-то. Он и за тебя, и за Павла любого уничтожит.

И то, что он отправит меня подальше от тебя, скорее всего, было угрозой. Может быть всё что угодно, и я ошибаюсь.

Я тоже боюсь с тобой расставаться.

Но сегодня, когда ты всё это вытворила, в глазах твоего отца была не злость. Я видела, как он побелел. Но заметила у него и мимолётную улыбку. Он гордился тобой, Лиля! Поверь мне. Все были в потрясении, я тоже, а он – нет.

Стоило только произнести Ярине эти слова, как на лестнице послышались тяжёлые шаги Ивана Григорьевича.

Он ворвался в комнату без стука. Обычно стучался. Заметив Ярину, процедил сквозь зубы:

– Убирайся!

Ярина неспешно встала с кровати. Поправила своё платье, волосы. И медленно направилась к выходу.

Поравнявшись с хозяином, поклонилась ему, подмигнула Лиле и вышла.

Лиля накинула на себя одеяло, закуталась в него так, что были видны только глаза.

Отец закрыл дверь, присел на край кровати и неожиданно улыбнулся.

Улыбка отца была прекрасной. Лиля видела её только несколько раз в своей жизни.

И если отец улыбался, значит, произошло что-то такое, что стало сильнее его злости.

– Лилия Ивановна, – прошептал отец, – вы настолько прекрасны, что очаровали весь белый свет.

Дочь от удивления вытаращила глаза.

– Ради такого изумруда как вы, сваты согласились со всеми моими условиями. А для нашей семьи великое счастье – породниться с Орловскими, ещё и на таких условиях. Я горжусь тобой, Лиля.

Но девушке от слов отца стало неприятно. Она почувствовала себя куском мяса на ярмарке, за который кто-то предложил небывалую цену.

Поёжилась в своём одеяле, закуталась ещё сильнее.

Отец продолжал улыбаться и молча смотрел на дочь.

И вдруг Лиля стала вспоминать глаза тех, кто сегодня лицезрел её в ночной рубашке.

Потом вспомнила, как выглядит её будущий муж, смешинки в его глазах и ненависть в глазах его матери.

А отец всё сидел и смотрел на дочь.

И вдруг Лиля освободилась от одеяла, встала на кровати, вытянула ножку вперёд, сделала шаг, потом ещё один и пропела отцу:

– Вы, папенька, меня недооценили. Я, пожалуй, отправлюсь в монастырь.

Иван Григорьевич тотчас изменился в лице.

А Лиля играла чувствами, ей хотелось увидеть на его лице ярость и злость, к чему давно привыкла.

Но сейчас отец был перед ней беспомощным. Его руки тряслись.

– Какой, к чёрту, монастырь?

– Женский, папенька, – спокойно пропела дочь. – Стать невестой бога куда выгоднее, чем стать разменной монетой в торговле жеребцами. Замуж я не пойду-у-у-у-у…

Лиля продолжала расхаживать по кровати.

А у самой сердце в пятки ушло. В монастырь она не хотела. Замуж за Орловского хотела очень. Но ставить свои условия её ещё в детстве научил отец.

Он говорил, что из любой ситуации нужно выходить победителем. Отец победил сватов с её помощью.