Камень изо льда

– Парнишку на арене пришибло, Логан написал записку, тебе видней, Клаус.

Рафаэль вскинул опущенный до этого взгляд, когда имя знакомо резануло по уху. Это был тот самый врач, с которым они случайно встретились ещё в первый день, когда мальчишка пришёл к Карлу. Клаус сидел за столом, что-то накидывая карандашом в тетради, но когда к нему обратились – обернулся на вошедших. Он кивнул медсестре, та вышла. Сам же юноша поднялся, улыбнувшись.

– Что, первая кровь? Давай сюда записку, дохлик.

Рафаэль отдал ему бумагу и сел на койку.

– Холодное у головы держал?

– Да.

– Значит, не разнесёт. А вот фингалом ещё пару дней посветишь. Как так?

Рафаэль вкратце обрисовал ситуацию, объяснив, в чём дело, причём Клаус с первых слов понял, о какого рода задании шла речь.

– Помню-помню, нас гонял по таким же. И каждый так и норовит сделать тебе подлянку в этот момент. Упражнение полезное… но, очевидно, не для такого, как ты.

Клаус позвал медсестру и сказал ей принести какие-то препараты из лаборатории и аптеки.

– Ты главное нашему мачо не жалуйся, – сказал Клаус, возвращаясь за письменный стол. – Он не любит нытиков.

– У вас… напряжённые отношения, – заметил Рафаэль.

– Я его терпеть не могу. Он меня презирает. Это взаимно.

– Почему так?..

– Были причины. Тебе-то чего? Не хочешь повторить чужих ошибок? – юноша обернулся к мальчишке и перестал улыбаться. – Тогда просто не связывайся с ним. Это тот ещё истеричный предатель.

– Истеричный?.. Ни разу не видел, чтобы он… «истерил».

– Мало его знаешь.

– А откуда знаешь ты?

– Да я был его сосед. Мы жили втроём в ту пору. Иди, спроси у него, нравилось ему это или нет! Я отвечу за себя – мне нет. Его идиотские охотничьи замашки бесили до невозможного, а его надменность просто отвратительна. Он в конечном итоге переехал.

– Ты называл его «предателем»…

– Потому что он и есть предатель. Мы и поссорились, когда он меня предал. Верней, далеко не меня одного. Но это долгая и тёмная история, парень, не сейчас и не тебе её слушать.

– Это… твоя версия.

– Второй ты не услышишь. Никогда и ни с кем Карл не будет говорить об этом.

– Наверное… это ты так думаешь.

– А что, хочешь попытать удачу? Ну давай, иди к нему, задай вопрос. Просто скажи одно-единственное имя, и он тебе снесёт твою светлую голову.

– Что за имя?

– Холден.

Клаус хотел сказать что-то ещё, но в этот момент открылась дверь. Рафаэль вздрогнул от неожиданности, но виновато улыбнулся – зашла Эмма. Девушка быстро подошла к брату.

– Мне сказали, что ты тут… что случилось?

– Всё в порядке, немного попало на арене…

– Я забрала лекарства, которые тебе прописали, пойдём, отведу тебя домой.

– У тебя ведь ещё пары.

– Ты дороже. Пойдём. Спасибо, Клаус.

– Да не за что. Прогуляться сегодня не хочешь?

Эмма удивлённо взглянула на юношу, но после немного покраснела и сказала:

– У меня очень много дел… извини.

– Ладно. Удачи.

Эмма поспешила вывести Рафаэля за пределы кабинета, они отправились к жилому корпусу. Девушка держала брата за плечи, тот краснел, но не сопротивлялся.

– Как же я не люблю эту арену… Логан даёт подчас слишком сложные задания.

– Задание было несложным. Просто… – Рафаэль вздохнул. – Просто.

Эмма покачала головой, после внимательно посмотрела на брата.

– Тебя что-то тревожит.

– Вовсе нет…

– Я вижу. Что-то случилось, Рафаэль?

– Нет… всё в порядке, правда, – мальчишка показательно улыбнулся, но строгий, пусть и грустный взгляд сестры был более настойчив, чем какие-либо слова. – Я просто немного устал. Завтра выходной, хорошенько посплю – и всё будет в порядке.

– Уверен?

– Конечно.

Эмма довела мальчишку до комнаты, которая была пуста, Карла не было.

– Эмма… ты правда рассказала мне всё, что знаешь про Карла? – спросил Рафаэль, пока сестра заваривала ему чай. Девушка подумала несколько секунд, после сказала:

– Наверное, да. Но говорят, что года три назад была какая-то экспедиция, в которой Карл участвовал. И из неё вернулись не все. Что там произошло… это до сих пор умалчивается. Но я тогда ещё не училась здесь, и ничего точного тебе сказать не могу.

– И ты не знаешь, кто такой Холден?

– Честно, нет.

– Ладно…

Эмма какое-то время провела с братом, помогла ему с домашним, но к вечеру убежала к себе. Рафаэль лёг рано, и когда вернулся Карл – он уже лежал под одеялом. Он вспоминал всё, что услышал за день. Но мысль не шла дальше. Потому что перед глазами стояли лица однокурсников, которые смеялись, желая его ударить.

* * *

Ночь была тихой, дождь не бил по окнам, но в темноте небес собирались тучи, готовя порцию ливня на следующий день. В комнате царила тишина, лишь изредка прерываемая тихим, беззвучным почти звуком. Послышалась какая-то возня, после шуршание, будто кто-то что-то искал, и зажёгся тусклый свет прикроватной лампы. Карл зажмурился, уткнув локоть в матрас, приподнявшись на нём. Во вторую руку она взял с тумбочки наручные часы и прищурился, чтобы разглядеть время. Была глубокая ночь. Юноша недовольно скривил губы, закрыв глаза, вскинув брови, отвернув голову от света, затем звучно вздохнул, откинул простыню, под которой спал, предпочитая её одеялу, и свесил с кровати ноги. Протерев веки зажмуренных глаз указательным и большим пальцами, почесав правой рукой левое плечо, он поднялся, сделал буквально пару шагов и опустился на край кровати Рафаэля.

– Ну и чего ты ревёшь?

Рафаэль представлял собой бугорок, укутанный одеялом, изредка подрагивавший, но его всхлипов не было слышно. Он не понимал, как Карл мог проснуться от них – зная, что юноша спит очень крепко.

– Прости… я не хотел тебя разбудить, – шепнул мальчишка, не высовываясь из-под одеяла. Карл вновь вздохнул, ссутулившись, уронив локти на колени и взглянув на этот бугорок.

– Вылезь. Не люблю со спиной разговаривать.

Вновь послышалась возня, Рафаэль кое-как размотался и выбрался из своего укрытия. Его большие, светлые глаза блестели, лицо было красным. Он поспешил утереться кулаком, ещё периодически вздрагивая. Карл смотрел на него с немым вопросом.

– Тебе всерьёз… хочется слушать? Сейчас?

– Парень, из-за тебя я проснулся посреди ночи.

– Я же попросил прощения… извини, больше не буду…

– При желании я могу уснуть под грохот водопада. Дело в атмосфере, которую ты создаёшь вот уже несколько дней.

Рафаэль покраснел чуть сильней, отведя взгляд. Он какое-то время молчал, но взгляд Карла был слишком навязчивый и не менее красноречивый. Мальчишка поджал губы, не давая воли эмоциям.

– Я думал, что всё будет не так. Верней… я не думал, что всё будет так. А оказывается… я ничего не умею. Ничего не могу. Вырос… в домашних условиях. «Домашний мальчик». А я хочу стать… одним из вас. Но у меня не получается. Ничего не получается.

Карл отвёл взгляд от мальчишки, едва тот заговорил, поскольку понимал, что под его взглядом говорить было сложно. Он его молча выслушал, хотя паузы между связными высказываниями были довольно большие, поскольку Рафаэль пытался перевести дыхание и сдержать эмоции. Когда тот окончательно замолчал, Карл протянул руку к его лампе на столике и зажёг ещё один свет, стало значительно светлей. Лампа Рафаэля была ярче – просто в свою Карл намеренно вкрутил более тусклую лампочку.

– Кажется, не так много времени прошло. Рано руки опускаешь, – юноша поднялся, пройдя в крошечный отсек «кухни», Рафаэль вновь увидел его шрам на спине. Карл достал из ящичка коробку, к которой мальчишка никогда не прикасался, зная, что это личная вещь его соседа. Порывшись в ней, юноша достал что-то и вернулся на кровать Рафаэля. Ничего не сказав, он начал делать какую-то повязку прямо на голове мальчишки, перемотав её так, что участок перевязи с каким-то мягким центром пришёлся как раз на синяк под глазом. Рафаэль так растерялся, что не успел ничего сделать.

– Фонарь к утру пройдёт. Ничерта в этом госпитале делать не умеют.

– Клаус прописал мне…

– Больше слушай этого… – Карл как-то очень грубо назвал Клауса, Рафаэль даже не понял, как именно – он такое слово редко слышал. Осознав, что это грубое ругательство, он снова немного покраснел. Мальчишка несколько раз кивнул, словно заверив Карла, что больше не будет его слушать. Но к горлу снова почему-то подступил комок.

– Эй, хватит хныкать. Перевязь размочишь – хуже будет. Если хочешь выговориться – выговаривайся.

– Клаус сказал… что ты не любишь, когда жалуются.

– Снова слушаешь этого придурка?

– Прости…

Карл больше ничего не сказал, но внимательно посмотрел на Рафаэля. Тот поуспокоился, сел, прислонившись к подушке, и сказал негромко, пребывая в таком состоянии, что даже не удивлялся тому, что Карл его слушает:

– Мама и папа настояли, чтоб я именно в этом году сюда поступал. Потому что и сестра тут… Подумали, что будет поддержка. Я так мечтал сюда попасть. Так хотел… стать настоящим охотником. Мне казалось, что даже мои недостатки можно обратить в преимущества. Папа сказал, что маленькие охотники более ловкие. Но я… просто сама неуклюжесть какая-то. Я не думал, что занятия на арене будут такими тяжёлыми. А однокурсники… – он помолчал, подбирая слово. – Такими неприветливыми. Без друзей очень сложно жить. Когда… не к кому прийти и поговорить. Или поделиться радостью. У меня есть сестра, но у неё уже совсем другой мир, да и меня дразнят, если я много с ней общаюсь. Ты прав, прошло совсем мало времени, а я уже успел выбиться из компании. И сейчас боюсь разочаровать родителей. Разочаровать сестру. Не доказать, что я достоин быть здесь, жить вне дома. Ведь они в меня… так верят.

Он ещё раз всхлипнул, но это было лишь остаточным явлением после слёз. Мальчишка теребил пальцами кончик одеяла.

– Но я понимаю ребят с моего курса. Они намного сильней меня, многие станут настоящими охотниками. Они хорошие, на самом деле, просто… «правильные». Им не интересно ничего, кроме арены, они отрабатывают свои навыки, развивают выносливость, как и положено охотникам.

– На одной мускулатуре далеко не уедешь. Когда на тебя попрёт банши – ты не будешь набрасываться на неё с пулемётом, – сказал Карл довольно мрачно, словно даже самому себе. Какое-то время он молчал, после поднял голову, задумчиво взглянув на свою лампу и сказав:

– Если бы все были такими ангелами, как ты, может, я и не стал бы тем, кем стал.

Карл поднялся с кровати, похлопал Рафаэля по сбитым волосам, выключил обе лампы и вернулся на свою кровать.

– Спи, светлячок. До побудки не так много времени.

Всё произошло так быстро, что Рафаэль ничего не успел сообразить. Всё, что сказал Карл, его поведение… это абсолютно не соответствовало тому, что он про него узнал, что слышал. Не соответствовало тому, как к нему относились. Что, если первокурсники, приходя сюда, уже изначально получали отрицательную установку о Карле, или наоборот – слишком положительную, и относились к нему, как чужаку, который a priori выше их на голову? И никто не хотел узнать, какой он на самом деле.

– Карл, можно вопрос?

– Нет.

Рафаэль уже открыл было рот, чтобы спросить, кто такой Холден, но нарвался на этот ответ. Мальчишка одёрнул себя, осознав, что сейчас действительно было бы очень глупо начать эту тему – очевидно, болезненную для Карла. «А что значат эти слова? Если бы все… не стал бы…» Рафаэль взбил подушку, оббив об неё все кулаки, и утонул в ней щекой, со стороны здорового глаза. Мальчишка выпустил эмоцию, гнетущую его сердце, и поэтому быстро уснул, дав себе слово обдумать всё утром.

Глава 3

– Уверен, что не голодный?

– Нет-нет, правда.

– У тебя глаза голодные.

– Если проголодаюсь – у меня полный холодильник еды, – Рафаэль улыбнулся, размешав ложечкой сахар в чае. Эмма сидела напротив него, полноценно завтракая. Была передышка между дождями, которые лили, не прекращаясь, последние несколько дней. Почва вне мощёных дорожек была размыта, а площадь была под слоем воды, не спасли бы даже калоши. Самой популярной одеждой стал дождевик с глубоким капюшоном, и только Идина отказывалась надевать «это уродство, портящее укладку». Поэтому когда на выходные шёл дождь – она попросту сидела дома или приглашала приятельниц к себе в комнату. Не сказать, что Нима была этим довольна, но в целом ей было всё равно, она уходила на весь день, какой бы ни была погода. Эмма же, вооружившись таким плащом, добралась до столовой, чтобы поболтать с братом. Тот рассказывал об учёбе, о заданиях, девушка внимательно слушала и улыбалась своим мыслям.

– У тебя голосок повеселел. Всё наладилось?

– Всё и было хорошо, что ты…

– Рафаэль, я помню твой синяк. Голова не болит?

– Конечно, нет. Всё отлично, правда!

– Хорошо, поверю. Но всё равно – ты стал немного веселей, чем на прошлой неделе.

Рафаэль опустил взгляд к своей чашке, продолжая теребить ложку, хотя сахар давно растворился.

– Не поверишь… меня Карл поддержал.

Эмма немного смутилась, но быстро взяла себя в руки.

– И как же?

– Мы просто… поговорили. Мне кажется, он хороший, Эмма. Просто почему-то… такой. Его словно надо растопить.

Мальчишка хотел сказать что-то ещё, но в этот момент заметил приближавшуюся к ним высокую фигуру и замер. Это как раз был Карл. Обычно он не показывался в столовой, да и не выказывал, что они знакомы с Рафаэлем. Но теперь он подошёл прямо к их столику.

– Не одолжишь ключ от комнаты? Мой выпал где-то по дороге от арены до корпуса, а погода не слишком блещет, чтобы искать его сейчас, – сказал юноша.

– Да-да, конечно… – Рафаэль быстро притянул к себе сумку, начав в ней рыться. Потом опомнился и поднял взгляд.

– А, вы не знакомы? Это Эмма…

– Ты говорил, я помню, – коротко сказал Карл. Эмма отвела взгляд и не заметила, как не менее коротко юноша взглянул на неё. Рафаэль, наконец, достал ключ и протянул его юноше.

– Верну его тебе, как только найду свой. То есть, когда закончится дождь, – сказал Карл. После добавил:

– Сложно не понять, что вы брат с сестрой.

И он отвернулся, удалившись. Рафаэль и Эмма переглянулись. Было совершенно неясно, к чему юноша это сказал. И был ли это комплимент или насмешка.

* * *

– Идина, ты можешь быть немного серьёзней? – вздохнув, спросила Эмма. Идина подняла к подруге взгляд, перестав запиливать ноготь.

– Я сама серьёзность, что ты.

– Я вижу…

– Слушай, мы сделали два обхода, осталась только какая-то грубая работа типа перенести коробки с медикаментами со склада до лабораторий. Лично я этим заниматься не собираюсь. Если у тебя есть идеи по поводу того, как это сделать – я вся во внимании и слушаю тебя.

– До конца смены два часа, если будем носить по одной – управимся.

Идина скривилась, поправив медицинский халат, который на них нацепили.

– Ну ты серьёзно?

– Конечно.

– Парней, что ли, в госпитале нет?

– Но смена у нас.

– Предлагаю сходить в буфет перекусить – а там подумаем.

Эмма покачала головой, они спустились из ординаторской по лестнице на первый этаж. Когда девушка вдруг заметила направлявшуюся к выходу высокую фигуру. И, сама не до конца осознав, что на неё нашло, она окликнула Карла. Идина посмотрела на неё, как на полную идиотку. Эмма же покраснела, увидев, с каким удивлением остановился и обернулся Карл, чтобы посмотреть, кто его позвал. Завидев Эмму, он пару секунд стоял неподвижно, после, всё же подошёл к ним. Идина даже на каблуках чувствовала себя неловко, стоя рядом с этим высоким юношей.

– Прости, ты не мог бы нам… немного помочь? Если, конечно, не занят, я понимаю, конец дня, и…

– Что? – голос Карла был не слишком дружелюбным, но в нём чувствовалось расположение. Это придало Эмме уверенности, она улыбнулась и быстро взяла себя в руки, больше не запинаясь.

– У нас сегодня смена, а на склад завезли медикаменты, нам самим их не донести до лабораторий. Мы будем тебе очень признательны, если ты нам поможешь.

Идина незаметно наступила кончиком туфли на туфлю Эммы, но не успела ничего сказать, когда была поражена ответом Карла.

– Показывай, какие коробки. И в какую лабораторию.

Лицо Эммы озарилось улыбкой, она попросила Идину подождать тут, после чего быстро отвела Карла к складу, показав на несколько сложенных в углу коробок.

– Вот, все, которые помечены цифровой маркой. Лаборатория, которая в подвале, кажется, 2.1…

– Где препарируют. Ясно, – Карл кивнул, причём сказал это так спокойно, будто речь шла о чаепитии. Он взял сразу несколько коробок, с лёгкостью их подняв, после сказал:

– Можете идти домой, если ваша смена заканчивается на этом.

– Может быть, тебе кого-нибудь на подмогу позвать?..

Карл, уже направившийся к выходу, обернулся через плечо, взглянул на Эмму. Та сильно покраснела под этим насмешливым взглядом. Так ничего и не сказав, юноша удалился. Девушка быстро вернулась к Идине. Впрочем, той на месте не было, очевидно, она ушла в буфет. Именно там Эмма её и нашла, подруга уже успела заказать еду обеим.

– Ты с каких это пор имеешь такое воздействие на этого бугая, м? – сразу же спросила Идина.

– Ни с каких, – девушка обхватила ладонями чашку. – Мы просто знакомы. Мой брат ведь живёт с ним… вот и пересеклись разок.

– Да ладно. И ты вот так смело навязалась ему?

– Почему «навязалась»?

– Ну а что ты сделала? – Идина рассмеялась на выражение лица подруги. – Навязалась-навязалась.

– Не вижу в этом ничего такого, – Эмма вдруг нахмурилась. – Знаешь, если тебе не нравится – можешь таскать коробки сама.

– Ты чего? – искренне удивилась Идина. – На тебя не похоже. Почему это тема Карла так задевает тебя в последнее время?

– Тебе кажется.

– Эмма, я наблюдательней, чем многие думают!

– Я расхотела есть.

Эмма поднялась из-за стола и вышла из буфета, не обращая внимания на оклики Идины. Девушка вернулась в их комнату, домой как раз забежала Нима. Причём явно чем-то раздражённая.

– Что-то произошло? – сразу спросила Эмма. Нима ходила по комнате взад-вперёд, нервно дыша, и когда к ней обратились – выпалила:

– Этот старый урод достал меня! Если он ещё раз заявит, что место девушки – у домашнего очага, клянусь, я снесу ему его волосатую голову!

– Схлестнулись с Логаном?..

– С кем ещё, Эмма?! С кем ещё!

– Почему он так?

– Есть причины. Ненавижу его…

– Может быть, ты ему нравишься?

Эмма вздрогнула, когда Нима резко обернулась к ней, вся красная, скорее всего, от гнева.

– Что? Я нравлюсь этому кабелю, который ни одной юбки не упускает? Конечно, я ему нравлюсь, Эмма, потому что я особь женского пола! Но именно поэтому я ношу брюки – чтобы меня воспринимали как охотника, а не как добычу!

Нима отдышалась, пройдя к собственной кровати и сев на её край, тяжело вздохнув.

– Ладно, я спокойна. Извини, пожалуйста, что сорвалась. Просто больная тема. Ты как вообще? Как дежурство?

– Хорошо… ушла пораньше. Идина осталась ужинать, – Эмма подошла к соседке и села рядом. – Нима, не бери в голову. Всё правда хорошо. У каждого… есть преподаватель, с которым тяжело.

– У тебя есть?

– На первом курсе мне было тяжело с Уолтером.

Нима, наконец, добродушно усмехнулась.

– Неудивительно. Странный парень. Но безобидный, если его не провоцировать. А к «интерактивной» манере ведения лекций можно привыкнуть, – девушка вздохнула, после похлопала Эмму по плечу и поднялась, накинув на плечи ветровку. – Если ты свободна – прогуляемся? Хочу подышать свежим воздухом.

– Я… у меня домашнее, извини.

– Хорошо, понимаю. На днях надо будет куда-нибудь выбраться, отдохнуть, не находишь?

– Пожалуй.

Нима отсалютовала Эмме и вышла за дверь. Девушка прошла к рабочему столу, достала учебники и начала работать. Но мысли ей не подчинялись. Слишком глубоко засел в них голос Идины и её слова.

Она никогда не признавалась себе, что была влюблена в Карла. И сейчас этой мысли не было в её голове. Скорее, это было странное, комплексное чувство, которое менялось в зависимости от ситуации. Последним ярким воспоминанием был день их с Рафаэлем прилёта сюда. Когда девушка увидела Карла на носилках, едва живого. Сердце тогда дрогнуло от ужаса и жалости. Но речь не шла о высказываниях, как у большинства девушек, а-ля «ах, какой бедненький, несчастный, совсем замёрз, наверное, он пережил какой-нибудь тяжёлый поход», нет. Эта жалость была глубже. Впрочем, её сложно было назвать жалостью как таковой. К жалости может примешаться отвращение и презрение, даже безразличие. Это же чувство было подкреплено искренним беспокойством. Когда сжимается всё внутри, когда подрагивает сердце, когда хочется подойти и сказать, что всё обязательно будет хорошо, когда, наконец, хочется разделить с другим муку. Когда начинаешь видеть болезненные отблески недуга во взгляде, которых не видят другие, когда желаешь оградить от дальнейших страданий, увести, прервать череду ударов. Просто обнять и сказать всем злопыхателям, чтобы они замолчали. И не думаешь, нужно это другому или нет. Любовь ли это? Эмма не знала. Говорят, когда в чувстве возникает что-то материнское, заботливое – то это лишь укрепляет любовь. Что она о ней знала? Ничего. Как ей казалось. И эта пропасть между ней и Карлом блокировала любые мысли на этот счёт. Он не принадлежал этому миру. И она, как немногие здесь, в академии, видела это по его тяжёлому, отчуждённому взгляду.

* * *

Ночь, наконец, была без дождя. Лунный свет, словно солнечный, но более нежный, освещал здания академии. Его лучи, более мягкие, даже интимные, проникали в здания, образуя мягкие дорожки на стенах, накидывая на коридоры и комнаты вуаль таинственной дымки.

Лара держалась пальцами за край стола, прижавшись к нему поясницей, откинув голову и жмурясь. Уолтер впивался в её шею, делая небыстрые, размеренные глотки, держа женщину, чтобы та невольно не вырвалась и не сделала себе больней.

– Тебе… всё ещё мало? – немного нервно выдохнула Лара, сжимая пальцами дужку снятых очков. Уолтер ответил, прямо ей в шею, не переставая крепко её обнимать:

– Если бы ты была немного внимательней, то заметила бы, что я уже больше минуты не пью, – за этим высказыванием последовало подлое хихиканье и сладкое причмокивание сытого вампира. Лара вспыхнула и резко оттолкнула демонолога, прижав платок к шее.

– Ты омерзителен.

– Ты говоришь это каждый раз, – пожал плечами Уолтер, утерев губы, после взглянул на шею Лары. – Зачем платок, я уже залечил твою шею своими лечебными поцелуями.

– Теперь мне нужно в душ.

– Можно с тобой?

– Убирайся.

Уолтер вздохнул и поплёлся к двери, исчезнув за ней. Но едва Лара скрылась в санузле, как дверь снова открылась, мужчина с подлой улыбкой зашёл, обратился летучей мышью и повис под потолком, замаскировавшись за одним из плафонов люстры. Лара вскоре вышла, накинув на себя полотенце, прошла к кровати и начала одеваться, не оборачиваясь. Летучая мышь могла видеть лишь её спину. Накинув на себе ночную сорочку, Лара замерла, после сделала несколько шагов, не предвещавших ничего плохого. А затем у неё под ногами разбилась какая-то склянка, Уолтер пискнул и шлёпнулся на подставленную ладонь, сражённый мощью волны, отошедшей от зелья. Лара сжала его в кулаке.

– Сколько раз я ещё должна повторять, чтобы ты не смел подглядывать за мной? – она подошла к окну и выбросила мышь на улицу, та быстро раскинула крылья и вернулась на подоконник, уткнувшись мордочкой в стекло, с тоской смотря на Лару. Та скрестила на груди руки.

– Я же сказала: нет.

Летучая мышь надула губы и задрожала, уши опали.

– Нет.

Послышался милый чих. Потом наигранный кашель. Уолтер распластался на внешнем подоконнике, начав дёргать крыльями. Лара безнадёжно вздохнула, открыла окно, взяла мышь на руки и прошла к кровати, забравшись под одеяло и уложив зверька рядом.

– Даже не думай снова превращаться в человека. И если я раздавлю тебя во сне – я буду невиновата.

Женщина легла на спину и в скором времени уснула. Уолтер вскарабкался по одеялу, немного зарылся под него и лёг на грудь женщины рыльцем, улыбчивая мордочка уставилась на Лару. Вскоре глаза-бусины тоже закрылись.

* * *

Мало кто знал, что за стенами этого оплота людей властных и непреклонных, на ограждённой специальным полем древней магии территории находилось то место, которое вполне можно было назвать природным уголком красоты и спокойствия. Когда зима добиралась сюда, место теряло свой уникальный цвет, но до первого снега и после схода последнего – всё окрашивалось. И это неясное, мягкое свечение успокаивало беспокойные души.

Эмма отправилась на конную прогулку на эту не ограждённую территорию. Она уехала вечером, забрав своего коня из конюшни арены, так, чтобы её не заметили, и выбралась за пределы академии. Как раз туда, где ещё действовало поле, где ещё не царила вечная зима. Девушка всё ещё была рассеяна и задумчива, периодически разговаривала со своим конём. Она забыла надеть часы и не следила за передвижением солнца. Поэтому девушка поняла, что уже поздно, когда внезапно стемнело. Эмма очнулась от своей задумчивости, вздрогнув, и поскакала обратно к окружной стене. Спешившись уже у одного из чёрных ходов, через который наружу выбирались непокорные студенты, Эмма направилась к этим своеобразным воротам. Она успела их преодолеть, когда вдруг её конь что-то фыркнул, а на губы девушки опустилась ладонь. Эмма захотела что-то крикнуть, но где-то над головой услышала:

– Не пытайся кричать.

Она замерла. Она не могла не узнать голос Карла. Тот всматривался в ночную темноту, но ввиду своего положения Эмма не видела, как глаза юноши едва заметно светились. Не спуская глаз с чего-то в ночи, он вывел Эмму и её коня обратно, через ворота-щель – за окружную стену, и лишь после этого отпустив. Эмма быстро обернулась, отойдя на шаг.

– Что ты тут делаешь? – удивлённо, но смущённо спросила она.

– То же могу спросить у тебя. Попадись ты этому патрулю – у тебя были бы крупные проблемы. Сегодня дежурит Клаус.

– Там… был патруль? – Эмма не заметила его, даже не услышала. Неловко убрав выбившуюся прядь за ухо, девушка выдохнула:

– Тогда спасибо тебе… Но вряд ли Клаус причинил бы мне вред.

Карл кивнул, смотря на коня девушки.

– Так что ты здесь делаешь, – его интонации даже не были вопросительными. Ответ был обязателен, и это не обсуждалось.

– Я… ушла на прогулку, но задержалась.

– Ясно.

– А ты?

– Вышел покурить.

Эмма недоверчиво, но немного грустно посмотрела на юношу.

– Ты куришь?..

– Раза два в год. При особых обстоятельствах. На территории это запрещено. Да и по запаху табака тебя любая тварь найдёт, – он без улыбки, зло усмехнулся. – И я не только про Клауса.

Эмма кивнула, чувствуя себя не в своей тарелке, после обернулась на расщелину.

– Наверное, патруль уже прошёл…

– Он дежурит рейдами, и в ближайшие полчаса они с места не сдвинутся отсюда, – сказал Карл, рассматривая гриву коня.

– Откуда ты знаешь?

– Сам дежурил.

– Но как мне попасть обратно?

– Выхода за поле ты не выдержишь, в твоей одежде. Обходить бесполезно. Просто подожди хотя бы полчаса.

Эмма невольно коротко кивнула и подошла к коню, тот вытянул к ней шею, девушка потрепала его по гриве. Карл быстро взглянул на девушку, после отвернулся и направился куда-то по проторенной студентами тропинке. Эмма, сама не зная, зачем, быстро последовал за ним, оставив коня у расщелины.

– Куда ты?

Карл слегка опустил и обернул голову, посмотрев на Эмму, та мгновенно пожалела, что спросила.

– Прогуляться.

– Ты же хотел покурить…

– Не при тебе же воздух отравлять. Вы с младшим светлячком слишком хрупкие, чтобы вдыхать ядовитые пары.

Эмма покраснела точно так же сильно, как Рафаэль, когда его впервые так называли. Девушка так смутилась, что не заметила, как Карл внезапно остановился, обернувшись куда-то.

– Знаешь, что там? – он кивнул на небольшой холм.

– Нет.

– Странно. Что мало кто знает.

Юноша направился вверх по холму, Эмма поспешила за ним. Она шла за его спиной, едва успевая. После прогулки девушка успела устать, её клонило в сон. Однако когда они оказались на верхушке холма, Эмма замерла.

Под ними простиралось поле сиреневых цветов нежного, излучавшего тепло оттенка, который окрашивал землю и воздух в своё мягкое лиловое сияние. Вечерняя роса и оставшиеся капли дождя блестели на хрупких лепестках, источая ненавязчивую, лёгкую свежесть. Это дуновение укромного уголка самой гармонии подхватил ветер и донёс едва уловимый аромат цветов до Эммы, своим лёгким порывом растрепав кончики её кос.

– Боже, как красиво… – выдохнула девушка. – Можно… туда спуститься?

Карл ничего не ответил, но начал спускаться, уже у самого подножия, на крутом участке спуска подав Эмме руку. Девушка приняла его помощь и спрыгнула на землю, смущённо удержав длинную юбку. После она присела, подобрав полы юбки, и протянула руки к цветам. Воздушные лепестки казались пушистыми, но они были нежными и гладкими, как кожа ребёнка. Карл опустился на землю неподалёку, откинувшись спиной к склону холма, смотря на ободок луны, чей свет отражался в хрустальных лепестках цветов.

– Как мы могли не знать об этом месте… – поразилась Эмма.

– Люди куда менее наблюдательны, чем они сами думают, – отозвался Карл. Эмма поджала губы, опустив взгляд, сделав вид, что разглядывает лепестки.

– Как там Рафаэль?

– Живой.

– Я знаю, но… – Эмма запнулась. – Просто он очень волновался, когда поступал сюда, и…

– Таким, как он, здесь нечего делать.

Девушка замерла и невольно обернулась, не поднимаясь.

– Почему ты так считаешь?

– Охотники – люди жёсткие и грубые. А на начальном этапе – ещё и по-глупому жестокие, полные подростковых замашек. Не принимающие тех, кто слабее или сильнее их. Завистливые и вечно осуждающие то, на что идёшь из безысходности. Это место его испортит. Если только он не решит сменить факультет.

– Он хочет стать охотником.

Карл едва заметно нахмурился, но к Эмме не обернулся. Затем поднялся.

– Его сломают.

– Если у него будет поддержка – не сломают.

– Поддержки не будет.

– Почему… ты так думаешь?

– Потому что на первом курсе каждый выживает, как может. Все озлобятся. Ты не сможешь всегда быть рядом. Он слишком добрый, чтобы найти в этой среде друзей.

Эмма не сразу нашлась, что сказать. Но… она и не думала спорить. Что поразило Карла настолько, что он ненадолго взглянул на неё, когда она заговорила:

– Я знаю, в чём-то ты прав. Рафаэль всегда… был немного наособицу. У нас в поселении его очень любят, но среди сверстников у него нет друзей. В раннем детстве он сильно переболел. После болезни он вернулся уже таким… немного… – Эмма вздохнула. – Много другим. Я жалею лишь об одном. Что не могу всё время быть рядом с ним. Но я понимаю, что глупо надеяться оградить его от этого мира. Когда-нибудь он всё равно должен будет его познать.

– И вы решили забросить его сюда в качестве шокотерапии?

– Н-нет, вовсе нет, просто… Я не знаю, почему родители настояли на этом.

– Твоё мнение не приняли в расчёт?

– Моё мнение? – Эмма удивлённо взглянула на Карла.