Buch lesen: «Под сенью зефирных облаков», Seite 2

Глава 3

Я дописываю последнее предложение. Мой рассказ окончен. Я ставлю точку и торжественно набираю завершающее слово конец. Совсем скоро мое новое детище увидит свет. Каждый раз, когда я дописываю очередной рассказ про Мисс Смузи, то осознаю, что делаю мир немножечко лучше. Я искренне за нее переживаю. Иногда я даже не знаю, что ее ждет. Ее приключения настолько неожиданны, бурны и насыщенны, что порой мне хочется поскорее закончить рассказ только ради того, чтобы узнать, к чему приведут новые перипетии ее жизни.

Я откидываюсь на спинку стула. Мое тело истощено. В моей голове тишина. Моя душа требует отдыха.

Каждый раз после написания нового рассказа я чувствую легкое опустошение. Но мне приятно осознавать, что совсем скоро на книжных прилавках появится моя новая книга, и любознательные читатели с забавными глазками и пухлыми губками, обнаружив очередную яркую обложку с изображением Мисс Смузи в виде жизнерадостной клубнички, начнут выпрашивать мою книгу у родителей, и те не смогут им отказать.

Половина двенадцатого. Я закрываю ноутбук и иду на кухню, чтобы отпраздновать завершение книги лимонной тарталеткой и чашечкой ароматного кофе (первой за сегодняшней день). Не успеваю я дойти до плиты, как тут же слышу звонок в дверь.

Интересно, кто бы это мог быть? Я не жду гостей.

В этот момент меня осеняет: сегодня двадцать пятое декабря. Светлый праздник Рождества. И мой день рождения. Мой день рождения, черт возьми. Мне вдруг становится стыдно за то, что в этом году я не стала украшать дом ни гирляндами, ни рождественскими фигурками, ни мишурой, ни волшебными фонариками. Я даже елку не наряжала. Я лишила своих детей праздника. Это ужасно. Они имеют полное право меня ненавидеть.

Плевать, что я забыла про свой день рождения (хотя помнила о нем вчера). Но мне нет прощения за то, что я испортила Рождество.

Кстати, почему дети меня не поздравили? Решили отомстить за то, что я не нарядила елку?

Со мной происходят страшные вещи. Мне срочно нужно делать что-то со своей жизнью. И я непременно встану на путь исцеления. Возможно, даже сегодня.

Я открываю дверь. На пороге стоит тетя Мэй. Моя дорогая и любимая тетя Мэй – женщина, которая научила меня отличать хорошее от плохого и привила мне любовь к искусству. Тетя Мэй всегда была главной женщиной в моей жизни. Вот и сейчас, когда я так сильно нуждаюсь в ее поддержке, она приходит мне на помощь.

– Тетя Мэй, – нежно произношу я, и из моих глаз катятся слезы.

Я плачу второй день подряд. Наверно, это ненормально.

Я крепко обнимаю тетю Мэй. Мы виделись с ней три дня назад, но я успела соскучиться по ее изнеженному голосу, добрым глазам и едва уловимому запаху корицы, которым пропитана вся ее одежда.

– Все хорошо, милая, – нежно произносит тетя Мэй, прижимая меня груди.

Она всегда говорит мне эту фразу.

Тетя Мэй пришла в мою жизнь, когда мне было два года. Мама строила карьеру певицы. Ее часто не было дома. Она ездила на гастроли, давала сольные концерты и иногда даже записывала альбомы. Она жаждала славы. Я ее понимаю. Честно. Но до сих пор не могу простить за то, что она лишила меня своей любви. Хотя… если бы не ее стремление стать знаменитой певицей, я бы не узнала тетю Мэй. Наверно, я должна быть благодарна маме за то, что ее вечно не было дома.

Когда мне было три, от нас ушел папа. Он с уважением относился к желанию мамы построить музыкальную карьеру, но однажды она заявила ему, что если перед ней встанет выбор: семья или сцена, она выберет сцену. Это вывело его из себя. Я до сих пор помню день, когда он собрал чемодан и ушел из дома. Я слышу звук закрывающейся двери и чувствую запах сигареты, которую он решил выкурить на дорожку. Я простила его за то, что он ушел. Но не простила за то, что он со мной не попрощался.

Через год после ухода отца мама родила Аманду. Она закрутила роман с каким-то продюсером. Он оказался женат и сказал, что не планирует принимать участие в жизни ребенка. Мама хотела сделать аборт. Но в последний момент передумала. Порой я думаю о том, что у меня могло и не быть сестры. Но тут же отсекаю эти мысли. У меня есть Аманда. Добрая, прекрасная Аманда. И несмотря на то что она решила пойти по маминым стопам и строит карьеру певицы, я все же ее люблю.

Я пытаюсь прогнать детские воспоминания. Я вообще стараюсь не вспоминать о детстве. Это наводит на меня невыносимое чувство тоски.

Тетя Мэй достает платок и вытирает мне слезы. Нежно и заботливо. Словно я так и осталась маленькой, беззащитной девочкой.

Я постепенно прихожу в себя.

Тетя Мэй проходит в холл, снимает пальто: фиолетовое, с огромными пуговицами и высоким воротником. Она была в нем, когда впервые пришла к нам в дом. Если вдуматься, этому пальто должно быть не меньше тридцати семи лет. Но оно ничуть не изменилось. Как и тетя Мэй.

У этой женщины удивительная судьба. Она родилась в маленьком городке. Её отец был военным. Мама – театральной актрисой. Все свое детство тетя Мэй грезила о сцене. Она пела, танцевала, декламировала стихи. Когда она встретила своего будущего мужа, ее пригласили работать в Мулен Руж. Она сказала Кевину (так звали ее будущего мужа), что намерена переехать в Париж. Он ответил, что последует за ней хоть на край света.

Тетя Мэй и Кевин переехали в Париж. Поженились. Тетя Мэй танцевала в Мулен Руж. Кевин открыл булочную на улице Лепик (если бы я только могла описать словами, какие изумительные бриоши он готовит!). Через три месяца после переезда Мэй узнала, что беременна. Она была в замешательстве. Она не планировала ребенка. А вот Кевин был на седьмом небе от счастья. Она сказала ему, что хочет сделать аборт. Кевин был в шоке. Но он так сильно любил тетю Мэй, что был готов поддержать любое ее решение. Он согласился на аборт с условием, что рано или поздно у них все же будут дети. Тетя Мэй пообещала ему, что как только она добьется славы, они непременно заведут детей. И сделала аборт. Однако во время операции возникли непредвиденные осложнения. Через месяц после аборта врач сообщил тете Мэй, что она никогда не сможет иметь детей. Тогда она впервые осознала, как сильно хочет стать матерью. Она плакала неделю. Кевин был рядом. Каждый день. Каждую минуту. Когда тетя Мэй пришла в себя, то решила, что должна посвятить свою жизнь воспитанию чужих детей. Так она стала няней.

Когда я узнала, что они с Кевином переехали во Флоксвил, моей радости не было границ. Мы с ней всегда поддерживали связь. Но мне приятно осознавать, что я могу в любой момент прильнуть к ее груди.

– Я не ждала тебя так рано, – говорю я, помогая тете Мэй присесть за барную стойку, отделяющую гостиную от кухни.

– Я пришла, чтобы помочь тебе нарядить елку и украсить дом, – заявляет она бодрым тоном.

Я смотрю на нее изумленным взглядом.

Тетя Мэй – моя спасительница. У меня не было сил создавать в доме атмосферу рождества, но она пришла, чтобы мне помочь.

– Я не могу допустить, чтобы твои дети остались без праздника, – говорит тетя Мэй, мотая головой.

В ее голосе слышатся нотки осуждения.

Она недовольна, я знаю. Я и сама недовольна. Да что там недовольна – я готова лишить себя сладкого, лишь бы загладить вину перед детьми.

– Мы обязательно нарядим с тобой елку, милая тетя Мэй, – произношу я, обнимая свою спасительницу за плечи. – Но сперва я предлагаю выпить кофе.

Тетя Мэй усмехается и развозит руками.

Ей не нравится, что я постоянно пью кофе. Но что поделать. Я терпеть не могу чай.

Я достаю из буфета свою любимую турку, насыпаю в нее две ложки кофе, наливаю воды. Тетя Мэй неодобрительно качает головой. Я не вижу. Я просто чувствую. Я ставлю турку на плиту, выкладываю на тарелку лимонные тарталетки, которые я приготовила накануне (по рецепту Кевина, между прочим), поворачиваюсь к тете Мэй и вижу в ее руках маленькую коробочку, перевязанную подарочной ленточкой.

– Что это, тетя Мэй? – спрашиваю я и мои глаза загораются от любопытства.

– С днем рождения, моя девочка, – нежно произносит тетя Мэй, двигая коробочку ближе ко мне.

Да. Конечно, она помнит про мой день рождения. Она поздравляет меня каждый год. Почти. Я не знаю, смогу ли когда-нибудь найти слова, чтобы поблагодарить тетю Мэй за заботу и доброту. Но знаю, что лучше нее нет никого на всем белом свете.

– Спасибо, тетя Мэй, – произношу я и чувствую, как к моим глазам снова подступают слезы.

Нет. Я не буду плакать. Это было бы чересчур.

Тетя Мэй смотрит на меня с невыразимой радостью. Ее губы расплываются в улыбке. Я начинаю развязывать ленточку, с трудом сдерживая слезы. Тетя Мэй внимательно наблюдает за моими движениями. Ее взгляд исполнен нежности и благодати. Я открываю коробочку и обнаруживаю в ней жемчужное ожерелье.

На несколько мгновений мое сознание отключается и я мысленно переношусь в события тридцатилетней давности. Я, озорная десятилетняя девчонка, сижу на качелях во дворике у нашего дома. У меня день рождения. Но мне не до веселья. Все дело в том, что я не получила подарок, на который рассчитывала. Брайан, мальчик из соседнего дома, называвший меня своей невестой, подарил мне плюшевого зайца. Хм. Мне казалось, я заслуживаю более взрослого подарка. Например, жемчужного ожерелья. Тетя Мэй сидит на крыльце в кресле-качалке, читает вечернюю газету и попивает чай.

– Все хорошо, милая? – обращается она ко мне.

Я киваю головой.

Тетя Мэй оставляет газету и стаканчик с чаем, спускается с крыльца и присаживается на качели рядом со мной.

– Я вижу, что не все, – произносит она и гладит меня по голове.

Я смотрю в ее бездонные глаза и понимаю: я могу рассказать этой женщине обо всем на свете.

– Брайан подарил мне игрушку, – печально произношу я.

Тетя Мэй удивленно приподнимает брови.

– А я хотела, чтобы он подарил мне жемчужное ожерелье, – произношу я обиженным тоном.

– Милая, ему это не по карману, – разводит руками тетя Мэй. – Но поверь мне, однажды кто-нибудь непременно подарит тебя жемчужное ожерелье.

С тех пор я ни разу не вспоминала о том, что когда-то мечтала получить в подарок жемчужное ожерелье. Но сегодня, в день моего сорокалетия, тетя Мэй напомнила мне о том, что детские мечты непременно должна сбываться.

– Тетя Мэй, – говорю я срывающимся голосом, – у меня просто нет слов.

Тетя Мэй гладит меня по голове. Я снова прижимаюсь к ее груди. Кажется, я готова наряжать елку. И делать домики из имбирных пряников. И клеить снежинки на окна. Варить глинтвейн и печь шоколадные кексы. Кажется, я снова ощущаю дух Рождества.

– Где у тебя игрушки? – спрашивает тетя Мэй.

– В кладовке, – отвечаю я, наливая нам кофе.

Тетя Мэй берет лимонную тарталетку, несколько секунд крутит ее в руках, словно проверяя на предмет изъянов, а затем отправляет себе в рот.

– Узнаю, – говорит она.

Еще бы. Рецепт Кевина не узнать невозможно.

Мы выпиваем по чашке кофе.

Тетя Мэй достает игрушки, мишуру и гирлянды и принимается украшать дом. Я замешиваю тесто для имбирных пряников.

Вместе мы обязательно создадим в моем доме дух Рождества. Когда дети вернутся из школы, все уже будет готово. Надо будет купить им подарки. Обязательно. Какое Рождество без подарков?

Глава 4

Я открываю бутылку Шато Марго, достаю из буфета высокие бокалы. Я сделала невозможное: за несколько часов приготовила праздничный ужин и накрыла на стол. Тетя Мэй в очередной раз сотворила со мной чудо.

Мой стол буквально ломится от еды. Я приготовила киш с капустой, тушеную индейку, кус-кус с овощами, брускетты с помидорами и лимонный пирог. Понятия не имею, как я уложилась за два часа. Я ощутила невероятный прилив энергии. И ощущаю его до сих пор. Спасибо тебе, милая тетя Мэй.

Раздается звонок. Я ставлю на стол бокалы, иду в прихожую и открываю дверь. На пороге стоит Аманда. Она одета в облегающее синее платье. В ее руках корзинка с фруктами, сыром, шоколадом, копченой колбасой и много чем еще.

– Спасибо, что пригласила, – торжественно произносит Аманда и протягивает мне корзинку с разными вкусностями.

– Как ты посмела рассказать маме о моем разводе? – недовольно спрашиваю я и крепко обнимаю Аманду.

Я чувствую, как она закатывает глаза.

В отличие от меня она считает, что не стоит молчать о том, что тебя беспокоит. Когда в ее жизни происходит эмоциональное потрясение, она тут же рассказывает об этом мне, маме, тете Мэй и всем своим подругам.

– Прости, – отвечает мне Аманда виноватым тоном. – Это вышло случайно.

Я киваю головой. Я знаю, что она не со зла. Конечно, я ее прощу. К тому же она принесла мне много вкусной еды. И возможно, что-то еще.

Я беру корзинку, запускаю Аманду в дом.

– Как красиво! – восклицает она, видя убранство моего дома, созданное заботливыми и нежными руками тети Мэй.

Я киваю головой.

Аманда, наверняка, догадалась, что дом украшала не я одна. Она прекрасно знает, что последние полгода я могу лишь отвозить детей в школу, работать над книгами, посещать психотерапевта и иногда готовить еду. Больше у меня нет желания ни на что. Но сегодня все изменилось. Потому что сегодня Рождество. И мой день рождения, черт возьми.

Я начинаю разбирать содержимое корзинки.

– С днем Рождения, милая Сара! – произносит Аманда помпезным тоном и открывает хлопушку, которую, судя по всему, прятала в сумке. Моя гостиная наполняется разноцветными конфетти. Часть сыпется прямо мне на голову. Другая – на пол. Я думаю о том, что вечером буду вынуждена драить квартиру. Но это ничего. Все-таки сегодня праздник. Мои гости имеют полное право немного пошалить.

– Спасибо, милая! – произношу я, включаю музыку и мы с Амандой начинаем танцевать.

Через пять минут приходит Бетти. Она приносит мне бутылку Куантро, рождественский кекс, который, наверняка, купила в своей любимой пекарне, и упаковку Шанель Шанс.

Мы садимся за стол. Я разливаю вино по бокалам. Аманда зажигает к свечи. Бетти складывает салфетки в форме странных цветков.

На моем телефоне играет джаз. С улицы доносятся радостные возгласы Дороти и Барни. Они едят мороженое, пьют горячий шоколад и играют с тетей Мэй. Я решила устроить им настоящий праздник. Пусть они снова поверят в чудеса. В конце концов они не должны страдать из-за того, что у нас с их отцом ничего не вышло.

– Будь счастлива, Сара, – произносит Бетти, торжественно поднимая бокал.

– Будь счастлива, сестра, – поддерживает ее Аманда.

Я поднимаю свой бокал.

Я знаю, что быть счастливой – это та цель, к которой мне, действительно, стоит стремиться. Ведь если я научусь быть счастливой, мне будет абсолютно неважно, замужем я или нет, сколько экземпляров моих книг раскупят в ближайшие несколько месяцев, и хорошо ли учатся мои дети. Я просто буду жить и наслаждаться каждой отведенной мне секундой. Если бы только кто-нибудь рассказал мне, в чем секрет счастья…

– Легко вам говорить, – тяжело вздыхаю я и делаю глоток вина. – У вас все хорошо. Вы обе буквально светитесь от счастья. А вот мне каждое утро приходится силком поднимать себя с кровати. С тех пор как я развелась, в моей жизни образовалась пустота. Конечно, у меня есть Дороти, Барни, тетя Мэй, вы и…

Я делаю паузу. Мой взгляд останавливается на салфетке, которую Бетти сложила в форме лотоса. Я вдруг понимаю, что говорю вслух. Странно. Я вовсе не планировала откровенничать. Но девчонки пожелали мне счастья. Не могу же я сделать вид, что их пожелание ничего для меня не значит.

Аманда и Бетти смотрят на меня так, будто я рассказываю им о тайнах мироздания. Их взгляды исполнены преданности и любопытства. Внезапно я обращаю внимание, что по лицу Аманды пробегает тень грусти. От удивления я слегка поднимаю правую бровь. Я никогда не видела, чтобы Аманда грустила. В любой ситуации она всегда умудрялась сохранять бодрое расположение духа и улыбку на лице. Но сейчас с ней явно что-то не так. Она чем-то обеспокоена. Интересно, почему она мне ничего не рассказала?

Я допиваю вино. Мое тело немного расслабляется, а голова освобождается от ненужных мыслей.

– Послушай, Сара, – обращается ко мне Бетти, накладывая себе индейку, – ты не думаешь, что тебе пора выходить из кокона?

– Ты про что? – делаю вид, будто не понимаю, я.

Вопрос Бетти ставит меня в тупик. В надежде избежать ответа я беру брускетту, демонстративно кручу ее в руках и с гордостью произношу:

– Это лучшая закуска, которую я когда-либо ела.

Подруги смотрят на меня с ухмылкой.

– Это так на тебя похоже, – говорит Аманда, мотая головой.

– Что это значит? – возмущаюсь я.

– Ты всегда избегаешь разговоров о личном, – любезно поясняет мне сестра.

Аманда. Ты, как всегда, бесподобна. Да, я не люблю говорить о личном. Зато ты это делаешь каждый день. Но в таком случае почему ты не рассказала мне о том, что тебя беспокоит? Или я больше не вхожу в круг твоих доверенных лиц?

– Если честно, я об этом не думала, – гордо заявляю я и освежаю бокалы с вином.

– О чем? – удивленно уточняет Бетти.

На этот раз она делает вид, будто не понимает, о чем я. Плевать. Вы хотите, чтобы я была с вами откровенна? Пожалуйста. В конце концов, сегодня праздник и я имею право повести себя нестандартно.

– О том, чтобы выйти из кокона, – заявляю я, делаю глоток вина, затем беру нож и разрезаю ароматный капустный киш на шесть равных частей.

Аманда и Бетти переглядываются. Подозреваю, что они спланировали этот разговор заранее. Уж очень им хотелось, чтобы я излила душу. Наверное, они регулярно вторгаются в мое личное пространство, потому что от всей души желают мне счастья. Они уверены, что мне пора почистить перышки и начать ходить на свидания. Но, если честно, я не вижу в этом необходимости. Я еще не решила, хочу ли новых отношений. Кроме того, я так до конца и не простила Илая за его предательство. Пока я не отпущу прошлое, в моей жизни нет места новому роману. Я хочу, чтобы Илай стал моим другом. Он перестал быть моим мужем, но нас объединяют десять совместно прожитых лет. За это время мы познали страсти, страдания, обиды, любовь, ненависть, негодование – все то, что сделало нас такими, какие мы есть. Когда я прощу Илая, то, возможно, смогу расправить крылья и вступить в новые отношения. Но пока я бы посидела в своем коконе. Я не хочу во внешний мир. Мне очень даже комфортно с самой собой. К тому же у меня есть Дороти, Барни, тетя Мэй, Аманда, Бетти и мои книги.

– Я бы на твоем месте уже давно завела новый роман, – произносит Аманда заносчивым тоном.

Терпеть не могу, когда она пытается меня учить. Впрочем, мне есть, чему у нее поучиться. Она уже разводилась. Это случилось пять лет назад. Ей тогда было всего лишь тридцать. Если честно, я всю жизнь думала, что в тридцать разводиться могут только женщины вроде нашей мамы. Но Аманда отнюдь не была легкомысленной. Она с юности стремилась создать семью, стать заботливой женой и любящей матерью. С первого раза у нее не получилось. Увы. Ее первый муж оказался заядлым игроком. Аманда не смогла смириться с мыслью, что он любит что-то больше, чем ее. К тому же он практически пустил их по миру. Аманда подала на развод. Через год в ее жизнь пришел Оливер, стоматолог с потрясающей, солнечной улыбкой. У него густые, темные волосы, небесно-голубые глаза, накачанное тело. Он словно списан с обложки гламурного журнала. Аманде повезло. Правда, у них нет детей. Я не знаю почему. Возможно, Оливер еще не готов.

– Я понимаю, ты быстро оправилась после развода, – говорю я, откусывая киш. – Но я не такая, как ты, Аманда. Я не могу сделать вид, что со мной все хорошо.

– Знаю, – пожимает плечами Аманда.

Время летит заметно. Я не успела оглянуться, как на часах уже было восемь часов.

Бетти благодарит меня за прекрасный вечер, надевает пальто, вызывает себе такси и уходит. Совсем скоро я увижу ее на заседании книжного клуба. Я благодарна ей за то, что она привила праздным домохозяйкам любовь к моим книгам. Теперь они читают их своим детям и каждый вторник собираются в гостиной у Бетти, чтобы обсудить приключения Мисс Смузи.

Тетя Мэй заводит детей в дом и отводит на второй этаж.

Я начинаю убирать со стола.

– Ни о чем не хочешь мне рассказать? – спрашиваю я Аманду, пока она разглядывает фигурки балерин, которыми обклеены окна в гостиной.

Аманда смотрит в мою сторону.

Я вижу страх в ее глазах. Она осторожно присаживается на диван и начинает крутить на пальце обручальное кольцо.

– Только не говори, что ты разводишься, – испуганно говорю я и сажусь на стул.

Мелани говорит, что обручальное кольцо на пальце крутят лишь те, у кого в браке что-то неладно.

– Нет, что ты, – мотает головой Аманда. – Я даже не думаю разводиться. Но в будущем это вполне может случиться. Не по моей инициативе.

Слова Аманды звучат словно выстрелы в поле. Она говорит ужасные вещи. Я не могу поверить своим ушам. Я считала, что Оливер достался ей в награду за прошлые страдания. Они всегда казались мне идеальной парой. Они не ссорятся и смотрят друг на друга вожделенным взглядом. Каждое утро Аманда готовит Оливеру блинчики в форме сердечек. А он с уважением относится к ее желанию построить музыкальную карьеру.

– Что случилось Аманда? – рассеянно спрашиваю я.

Аманда закрывает лицо руками. Я сажусь рядом с ней, кладу руки ей на плечи. Она открывает лицо. По ее щекам текут слезы. Я прижимаю ее к своей груди. Пусть она чувствует себя в безопасности. Я ее старшая сестра, в конце концов. Я глажу Аманду по волосам. Ее тело содрогается от волнения. Я никогда не видела ее в таком состоянии.

– Помнишь, в прошлом месяце я ложилась на обследование? – говорит Аманда, приподнимая голову.

– Конечно, – отвечаю я. – Я еще хотела тебя навестить, а ты сказала, что в этом нет необходимости.

Аманда виновато кивает головой. Я помню день, когда ее неожиданно положили в больницу для срочного обследования. Я тогда сразу почувствовала, что Аманда что-то от меня скрывает. Конечно, она старалась сохранять бодрость духа, но она моя сестра, и мне не трудно понять, когда она чего-то не договаривает.

Аманда смущенно отводит взгляд. В ее глазах, наполненных слезами, я вдруг вижу боль. Вот уже несколько месяцев в ее жизни происходит что-то, о чем она не решается заговорить. Но в последнее время я была так увлечена саморазрушением, что решила не придавать этому значения.

– У меня была миома, – произносит Аманда сквозь слезы.

– Миома? – испуганно переспрашиваю я.

Это жуткое слово наводит на меня ужас. Когда я его слышу, мне представляется страшное и безобразное инопланетное существо, прибывшее на Землю, чтобы отправить жизнь прекрасной половине человечества. Неужели оно успело добраться и до Аманды? Чем она это заслужила?

– Я давно чувствовала острую боль в нижней части живота, – говорит Аманда, утирая слезы. – Но боялась идти ко врачу.

– Ты серьезно? – негодую я.

Когда Аманда совершает безумство, мне хочется поставить ее в угол и лишить сладкого. Все-таки в какой-то мере я несу ответственность за ее жизнь. Так же, как и она за мою. Мы сестры. И наша главная задача – вовремя дать друг другу пинка.

– Они удалили мне матку, – с трудом выговаривает Аманда и разражается жутким криком.

Ее голос звучит словно удар колокола, оставляющий после себя долгое послезвучие и врезающийся в мое сердце, словно бронебойная пуля. Я отказываюсь верить ее словам. Она молода, красива, и у нее впереди целая жизнь. К тому же она безумно любит своего мужа и хочет от него детей. Неужели ее желанию, столь благостному и естественному, не суждено сбыться?

Признаться, у меня никогда не было проблем со здоровьем. Однако время от времени я задумываюсь в том, что в мире есть женщины, не способные забеременеть, и мне становится не по себе. Я считаю, что для женщины нет ничего ужаснее, чем отсутствие надежды на зачатие новой жизни. Каждая из нас достойна стать матерью. И я не понимаю, почему Аманда лишена этой возможности.

– Почему ты мне ничего не сказала? – спрашиваю я срывающимся тоном.

Я снова хочу плакать. И на этот раз не намерена сдерживаться. В моем голосе звучат нотки обиды. Мне жаль, что Аманда решилась рассказать мне о своем несчастье только сейчас.

Аманда пожимает плечами.

– Не знаю, – рассеянно произносит она. – Если честно, я до сих пор не могу осознать, что это происходит со мной.

Я киваю головой. Я знаю, о чем она говорит. После того как я подписала бумаги о разводе, мне понадобилось еще несколько месяцев, чтобы осознать, что я, в самом деле, разведена. Однажды утром я проснулась, встала с постели, подошла к зеркалу и увидела в нем лицо разведенной женщины. Я поняла, что больше нет смысла делать вид, будто в моей жизни все, как прежде. Я пережила то, чего боялась больше всего на свете. И это к лучшему. Ведь самый главный страх моей жизни растворился вместе с моей верой в счастливый брак.

– Я даже не знаю, что сказать, милая, – говорю я и провожу рукой по пылающей щеке Аманды. – Я в шоке.

Аманда снова прижимается к моей груди и продолжает плакать. Я чувствую, как ее слезы проникают в размягченную ткань моего платья. Я тоже плачу. Мои слезы капают на волосы Аманды.

– Знаешь, что самое ужасное, – говорит Аманда.

– Не знаю, – честно отвечаю я.

– Оливер ни о чем не знает, – произносит она виноватым тоном.

Ее слова снова пронзают меня в самое сердце. Полагаю, они надолго останутся в моей памяти. Я буду вспоминать о них, когда мне будет плохо, и они будут наводить на меня чувство страха и тоски. Как бы я хотела помочь своей сестре. Но боюсь, это невозможно. Ее ситуация настолько ужасна, что ей не помогут ни слова поддержки, ни теплые прикосновения, ни кокосовые конфеты.

Я уверена, когда Оливер узнает правду, он проявит по отношению к Аманде максимальную любовь и заботу и вместе они достойно справятся с обрушившимся на них горем. Оливер прекрасный человек. Ему даже не придет в голову расставаться с Амандой из-за того, что она не может иметь детей. Однако если они останутся вместе, она всю жизнь будет испытывать чувство вины. Каждый раз, когда она будет смотреть ему в глаза, то будет думать об их нерожденных детях. Его взгляд, исполненный боли и печали, который он всеми силами будет стараться компенсировать улыбкой, будет напоминать ей о том, что они не смогли стать родителями по ее вине.

Часы снова проносятся мимо меня словно маленькие фахверковые домики за окном поезда.

Мы с Амандой допиваем вино. Она встает с дивана, усилием воли заставляет свои губы сложиться в улыбку, я крепко ее обнимаю, и она уходит. Пока она идет к такси, которое ждет ее на противоположной стороне улицы, я смотрю ей вслед. Я до сих пор не могу переварить информацию, которую она скрывала от меня несколько месяцев. Я чувствую все то, что чувствует она: боль, отчаяние и ярость.

Мой день рождения завершается печально. Но это ничего. В конце концов, до сегодняшнего утра у меня не было ни малейшего желания его праздновать, но я нашла в себе силы накрыть на стол, украсить дом, нарядить елку, купить детям подарки и даже немного повеселиться.

Тетя Мэй спускается со второго этажа. У нее усталый вид, но она продолжает улыбаться.

– Дети смотрят мультики, – отчитывается она.

– Спасибо, что устроила мне праздник, – говорю я и снова прижимаюсь к ее груди. Пока она тут, я хочу получить от нее еще немного тепла.

Когда она уходит, я загружаю посудомоечную машину, затем устраиваюсь на диване, беру в руки телефон и начинаю смотреть скопившиеся сообщения. Меня поздравили и мама, и Илай, и Пол, и Мелани. Я спешно рассылаю всем благодарственные ответы. Затем включаю подборку рождественских песен и с гордостью смотрю на свою гостиную. Здорово, что тетя Мэй помогла мне снова ощутить дух Рождества.

Внезапно мое тело начинает двигаться. Мои руки поднимаются вверх и совершают круговые движения. Мои ноги отбивают чечетку. Видимо, мое тело жаждет танца. Что ж. Не вижу смысла ему сопротивляться. Я встаю с дивана, начинаю крутить бедрами и совершать повороты вокруг своей оси. Я двигаюсь под торжественную рождественскую музыку, звуки взрывающихся хлопушек, доносящиеся с улицы, и шум посудомойки, приводящий меня в состояние легкого транса. Пока я танцую, вечер плавно перетекает в ночь. Я чувствую приятную усталость. Я прихожу в себя после танца, выключаю музыку, гашу свет в гостиной и поднимаюсь наверх.

Дороти расчесывает кукол. Барни играет с Мистером Арчибальдом.

– Пора спать, – объявляю я.

Дороти тут же откладывает расческу и кукол, подбегает ко мне и крепко меня обнимает. Она прижимается ко мне так же сильно, как я прижимаюсь к тете Мэй. Я глажу ее по волосам.

– С днем рождения, мамочка, – шепчет Дороти.

В этот момент Барни оставляет своего любимого зайца и тоже подбегает ко мне. Он обнимает меня с другой стороны.

В такие моменты я чувствую себя самым счастливым человеком на свете. Конечно, они помнят про мой день рождения. И нуждаются во мне так же сильно, как и я в них. Они пока не умеют говорить о своих чувствах, но могут признаться мне в любви с помощью одного прикосновения. Когда они меня обнимают, я чувствую, что мир вокруг нас замирает.

– Я люблю вас, мои дорогие, – нежно произношу я, целую Дороти, затем Барни.

Терпеть не могу признаваться в любви. Но своим детям я готова говорить о том, как сильно их люблю, каждый день.

Дороти начинает переодеваться. Я беру Барни за руку и веду в его комнату.

– Ты забыл Мистера Арчибальда, – кричит Дороти ему вслед.

Барни вскрикивает от ужаса. Затем возвращается за Мистером Арчибальдом, прижимает его к груди, берет меня за руку и мы выходим из комнаты Дороти.

– Не забудь почистить зубы, – произношу я настоятельным тоном.

Дороти фыркает мне в ответ.

Я укладываю Барни, захожу в свою спальню, начинаю расправлять постель. Когда мое лицо касается подушки, я испытываю чувство глубокого удовлетворения с привкусом грусти. Сегодня был насыщенный день. Я воспряла духом. В мой дом пришел праздник. И моя сестра сообщила мне то, с чем я еще долго не смогу примириться. Однако в этом есть и положительная сторона: я смогу, наконец, перестать ощущать себя центром вселенной и тосковать по загубленному браку. Отныне я буду находить спасение не только в творчестве, но и в помощи близким. Я хочу помочь Аманде. Поблагодарить тетю Мэй за доброту и заботу. Записать Дороти в художественный кружок (она уже месяц меня об этом просит). Помочь Барни завести друзей. Я рада, что в моем сердце снова восходит солнце. В конце концов, оно не может вечно пребывать во тьме. Ведь в таком случае мир никогда не узнает о том, что оно все еще способно на настоящую любовь.