Buch lesen: «Восемь. Донбасских. Лет»

Schriftart:

* * *

2014 год

«Что ни дом, то короб пустой…»

Что ни дом, то короб пустой,
что ни слово, то сух язык, —
эта боль посильней зубной.
Бог, как опытный ростовщик,
назначает такой процент —
не расплатишься до зимы.
После смерти не будет цен,
только свечечки зажжены.
Под ногами горит асфальт,
и не слышно колоколов,
в этом городе плавят сталь,
проливают свою же кровь.
А за городом светлячки
освещают победный путь,
я гляжу сквозь твои очки,
я желаю к слепцам примкнуть.
Что ни дом, то сплошная скорбь,
что ни голос, то вой сирен.
Этот город был слишком горд,
и теперь он пошёл в размен.
Бог торгуется, как банкир,
не уступит и двух монет.
Бог смеётся, что Божий мир
утверждает, что Бога нет.
Его смех – канонада дня,
город плотно берут в кольцо.
В этот город пришла война,
я боюсь ей смотреть в лицо.

«Иногда пространство не выдерживает и рвётся…»

Иногда пространство не выдерживает и рвётся,
обнажая слои и заброшенные колодцы
посреди дворов, где сирень и яблони,
где высокий ты остаёшься маленьким…
Навсегда. Там пахнет книгами и прочитанным,
пахнет крепко, вышколено, мучительно.
Стой под яблоней и гляди на решётки в окнах,
стой, покуда в горле не станет сохнуть…
Слово за слово, мы вернёмся, на кальке детства
абрис каждого обрисован, кто по соседству
заливался смехом, судачил, бельё вывешивал.
Твоя мама смотрела сны зачастую вещие.
Иногда в рулетке времени и пространства
вдруг случается сбой, как на той подстанции,
по которой ты узнаешь дорогое место, —
красный дом внутри прожитого детства.
Узкий вход в подъезд, беседка и сизый тополь.
Он всегда был здесь, и всегда галопом
вы носились по двору – оголтелые!
А теперь ты впаян в иное тело,
оно жёстче, суше, что, впрочем, кажется.
«Я читаю души…» «Прочти, пожалуйста!» —
ты стоишь навытяжку, просишь взглядом.
И я вижу небо!.. Его громада,
если черпать, так же неисчерпаема,
как и эта горловская окраина.

«И хотя моя цель – не вырасти, но расти…»

И хотя моя цель – не вырасти, но расти,
ужасаясь дремучести воздуха над головой.
Я всегда вспоминаю, что здесь полегли костьми,
уходя в забой. Уходя в запой,
по стеклянное горлышко узких шахт —
четверенили потихоньку, как муравьи.
Не отмыть под ногтями и в пальцах суровый такт —
сама соль земли, сама боль земли.
Словно стон роженицы – выдох, вдох.
Нарастает рокот внутренних галерей.
Уповай на Бога, но помни, что этот Бог
не жалеет даже собственных сыновей.
Но руда-земля тебя любит – вторая мать,
подземелий пыль не похожа на стылый прах.
Если цель твоя – выстоять, так учись стоять,
но тебе в этом не помощник страх.

«Странная моя девочка с растрёпанной головой…»

Странная моя девочка с растрёпанной головой,
я всегда разговариваю с тобой, как на передовой,
я спешу к тебе так, как спешат приходить домой
после длинного дня, чтоб обняться с пустой софой.
Я боюсь поворачивать голову резко, как в вещем сне,
всё мне кажется, ты растворишься в сплошной зиме,
свет искусственный льётся по шее и по спине,
твоя тень – Атлантида, что лежит глубоко в воде.
Ты похожа на берег Кубы, вокруг сиреневая вода,
я умею с тобой быть грубым, я умею играть врага
или самого нежного друга, ты слишком мне дорога,
это жуткое «слишком» превращает умника в дурака.
Ты дрожишь губой, хлюпаешь носом, и меркнет свет,
я пытаюсь собраться с мыслями, только мыслей нет,
я пытаюсь отчаянно вспомнить, что слишком сед,
и твой вес вряд ли выдержит мой шатающийся хребет.
Я твержу тебе в сотый раз: «Нам с тобою не по пути!»
Ты глядишь на меня испуганно, я считаю до десяти,
прижимаю тебя к себе, Господи, вразуми,
но мне кажется, разум – последнее, что имеется у любви.

«Этот город покинули птицы. И неспроста…»

Этот город покинули птицы. И неспроста.
Я хочу о тебе молиться и ждать поста.
По весне не открылось небо для птичьих стай,
я хочу в тебя вечно верить, мой дикий край.
Моё сложное счастье – верить в пустую клеть,
я хочу для тебя рождаться, в тебе звенеть.
В этом слишком высоком небе из пустоты
появляются лица предков и те стихи,
что остались великими ненаписанными о нас.
Этот город не справится с болью от новых язв.
Этот город покинули птицы, ушли на фронт,
я брожу вдоль больной границы, сжимаю зонт
и невидящими глазами ищу твой след.
Этот город покинули птицы, оставив хлеб
засыхать и плесневеть на ладонях моих весной.
И не слышно песен, и воздух пропах войной.