Buch lesen: «Как стать хорошим государем»
Случай первый. Страшная тайна Кощея
У Кощея была страшная тайна, которую он хранил пуще жизни, каковая, как известно, обретается на конце иглы, а игла та – в яйце, а яйцо – в утке, а утка – в зайце, и проч. и проч.
Дело в том, что Кощей не всегда был стар, богат и лыс. Когда-то он был молодым златокудрым романтиком без гроша за душой и ездил с песнями по городам и весям, сражая драконов и освобождая прекрасных принцесс. В общем, прямо говоря, был он тем самым принцем на белом коне.
И, как подобает всякому сказочному принцу, мечтал встретить свою любовь. Но первая принцесса, которую он вызволил из плена, была старовата. Вторая, пока томилась в пещере дракона, завела шашни с каким-то мимо проходившим троллем. Третья оказалась лопоухой. Четвертая шепелявила. Пятая была прехорошенькая милая девушка, и он едва не обрел свое счастье, но, узнав, что она у него не первая, прелестница разрыдалась и отвергла принца. Шестая за время заточения прониклась верой в Бога и немедленно после освобождения ушла в монастырь. Что-то не то оказалось и с седьмой принцессой, и с восьмой, и с девятой… Потом принц сбился со счету. Зубастые огнедышащие пасти драконов неприметно слились в его голове со смазливыми личиками девиц, и вскоре он уже не отличал чудовищ от красавиц.
В общем, он повзрослел и помудрел. Перестал заниматься всякой ерундой, завалил еще с десяток драконов побогаче, выкупил тридесятое королевство со всеми потрохами и выстроил себе дворец. Теперь Кощей – глубокоуважаемый правитель, с которым считается даже Суд по правам человека. Неудивительно, что он предпочитает скрывать, что когда-то был принцем на белом коне.
Случай второй. Подагра
– Да у вас, батенька, подагра, – ласково улыбаясь, сказал добрый доктор.
Кощей нахмурился, почесал лысину и спросил неуверенно:
– С чего бы?
– А мяско, небось, любите? Суп харчо, шашлычок, бифштекс с кровью?
Мяса Кощей последние триста лет не ел вообще. Предпочитал белую речную рыбу типа леща и, в противовес тому, стерлядь с осетриной. Любимой же едой нестарого еще (по его собственному разумению) мага была хорошо распаренная в печи каша с луком и грибами. поэтому на вопрос доктора он только неопределенно пожал плечами.
– Вином, опять же, злоупотребляете… – продолжал свои, ни на чем не основанные, инсинуации лекарь.
Вино Кощей употреблял редко, в основном, на свадьбах воспитанниц. Пил по утрам крепчайший кофе (две чашки, на каждую чашку – одну ложечку нерафинированного сахара), днем – слабенький зеленый чай, вечером – брусничную или малиновую водицу.
Пришлось опять пожать плечами.
– Ну, вот, батенька, вот вам и королевская болезнь. – радостно заключил доктор.
То, что болезнь была королевская, несколько обрадовало бессмертного старика, но боль в запястьях и ступнях свела на нет эту маленькую радость.
"Что ж случилось?" – ворчал про себя Кощей, пробираясь тайной волшебной тропой к тому месту, где был припрятан сундук, а в сундуке заяц… ну, да вы знаете. Магическим образом явив на божий свет иголку, Кощей крякнул. Все сразу стало ясно. Каким-то образом в схрон попала вода и иголка малость проржавела. Несколько колдовских пасов, пара заклинаний, добавляющих легирующие добавки, дополнительное осушение всего вокруг и заливка щелей в магической реальности магической же затиркой, и – вуаля! – нет подагры, как и не было.
"Да, слаба у нас еще медицина, – думал Кощей, похрустывая тертой морковкой с изюмом и прислушиваясь к внутренним ощущениям организма. – Многое не изучено. Нет индивидуального подхода к больному".
Случай третий. Грустное утро Кощея
С утра на завтрак у Кощея была овсянка, сваренная на воде, без соли и сахара. Сам Кощей предпочел бы яичницу с беконом, но – как говорил его доктор – если ты бессмертный, ты тем более должен следить за уровнем холестерина в крови и не злоупотреблять жареным. Никому не хочется завести вечные бляшки в сосудах и вечную изжогу.
Также Кощею не полагалось и кофе. Полагался Кощею жидкий ромашковый чай и горсть витаминов. Понятное дело, что после такого завтрака настроение у великого колдуна было не ахти. Он подошел к окну, взглянул на ноябрьскую русскую равнину за окном. Нет ничего грустнее ноября на русской равнине! Подумав эту нехитрую мысль, Кощей прошел в кабинет и принялся разбирать почту. Отложив в сторону письма от восьми или десяти Василис, удачно выданных замуж и теперь регулярно извещавших опекуна о своих многочисленных семействах (письма эти Кощей привык читать после обеда), бессмертный старик рассортировал остальную корреспонденцию, носившую в основном юридический характер, по номерам дел в своей личной картотеке. Но одно письмо, к которому был прикреплен сероватый потрепанный конверт, привлекло его внимание.
В письме некий Бабай обвинял его, Кощея, в узурпации образа злодея в русском фольклоре. Почему-то некого Бабая это очень раздражало. В нелестных выражениях он описывал личные свойства Кощея и риторически вопрошал: "Разве может столь одиозная личность претендовать на звание темного повелителя?" На этом месте Кощей пожал плечами – ни на какое звание он не претендовал, лицом был скорее бледен и вообще ничего темного за собой не замечал. Напротив, он считал себя крайне добропорядочным и справедливым правителем.
Далее Бабай принимался расписывать собственные достоинства, главным из которых он считал свою выдающуюся роль в воспитании подрастающего поколения. "Миллионы детей, – писал он, – выросли в священном ужасе перед таинственным обитателем чердаков, и только это удержало их от неразумных поступков, всяческого баловства и шалостей!" – Кощей хмыкнул.
Затем в письме зачем-то подробно расписывалась малодостоверная версия происхождения имени чудовища от некоего Бабая-Аги, грозы рязанского и калужского княжеств, и походя задевалась честь бабы-яги, которая якобы облыжным образом присвоила себе славное прозванье, предварительно исказив его из вредности.
"Надо Яге рассказать, – подумал мельком Кощей, – пусть старуха потешится". Заканчивалось письмо безоговорочным требованием уступить автору, то есть Бабаю, звание главного злодея древности и современности.
Кощей еще раз перечитал письмо, занося основные тезисы в записную книжку, потом открыл карточку "Дела об оскорблении чести и достоинства", присвоил номер, и в задумчивости подошел к окну. Равнина, простиравшаяся снаружи, ничуть не изменилась. Она наполняла сердце глубокой хандрой. Делать ничего не хотелось, хотелось пить горькую. Кощей потянулся было к звонку, вызывавшему слуг, но вспомнил строгое лицо доктора и отдернул руку.
– Ну, ничего нельзя, за что ни возьмись! – Мелькнувшая было мысль забыть про вздорного Бабая, просто послав его к черту, пропала. Справедливость должна восторжествовать! – подумал Кощей и принялся споро строчить исковое заявление в суд.
Случай четвертый. Не то яйцо
"Есть прелести в зиме, есть!" – энергично убеждал себя Кощей, шагая по подтаявшему снегу на окраине Санкт-Петербурга. Был январь, было ветрено, была оттепель.
Мягкий запах притаившейся где-то там весны будоражил ноздри. Хотелось дышать глубоко и свободно. Собственно, так Кощей и дышал всю свою многовековую жизнь.
В Питер он попал почти случайно – кот Баюн, по своему обыкновению рассказывать сказки, напел ему как-то вечером, что в этом славном городе в музее хранится одно из потерянных яиц Кощея – из тех самых драгоценных фальшивок, которыми когда-то по молодости лет и общему легкомыслию (как теперь понимал бессмертный старик) он наводнил мир. Ну, вот забавно ему было смотреть, как добры молодцы всех родов и сословий залихватски рубили ониксовые, серебряные, покрытые драгоценной эмалью, выточенные из слонового дерева элипсы, дабы добыть смерть Кощееву, и при этом разносили драгоценности, представлявшие немалую художественную ценность и просто ценность материальную, вдребезги. Но время шло, прежде многочисленные фальшивки стали редки, разнообразные обитатели волшебного мира стремились заполучить их в свои коллекции, и Кощей пришел к выводу, что не годится упускать такие сокровища, тем более, что он сам был их источником и, так сказать, первоначальным заказчиком.
Так что сейчас, пробираясь по заснеженному Петербургу к метро, он размечтался, что добудет очередную диковину. А мечтать-то и было нельзя! Никогда ничего путного из мечтаний всякого рода не получится – уж ему-то, умудренному тысячелетним опытом, следовало об этом помнить!
В музее хранились яйца Фаберже – новодельные беспомощные подделки под подлинное искусство. Кощей сплюнул бы прямо на паркетный пол, да был хорошо воспитан. "Коту надо уши надрать. И надеру!" – подумал он мстительно и вышел на Фонтанку. Было ветрено, был январь, была оттепель. Мягкий запах сховавшейся где-то неподалеку весны будоражил ноздри. Ничего не хотелось. Вот просто ничегошеньки. И нет в этой зиме никакой прелести, что еще за придумки! Кощей поежился, сунул руки в карманы и решительно вступил в черный провал открывшегося перед ним портала.
Случай пятый. Наливное яблочко
Чтобы долго не рассусоливать, Марья Моревна ненавидела Василису премудрую. Да и Василиса, по правде сказать, Марью Моревну недолюбливала. Да и как тут быть между ними миру, сами посудите! Обе они волшебницы, обе добыты мужьями в сказочных приключениях, да еще так вышло, что мужья у них – братья родные, царевич Михаил и Иван-царевич! Ну, как, как, спрашивается, им в одном дворце ужиться можно! Если б у отца царевичей, царя Еремея, еще своя жена была бы, может, она невесток и укротила да примирила в вечной ненависти к свекровке… Но царь был вдов.
А тут еще, как на беду, подбросил кто-то в светлицу Марьи Моревны яблочко наливное, через все яблочко надпись золотыми буквами "Наипрекраснейшей и наимудрейшей". Возгордилась жена Михаила-царевича, спасу нет! Нос задрала выше самой высокой колокольни, ходит по дворцу павой, хвастает.
Естественно, Василисе этот случай костью в горле встал. Принялась она волховать и выискивать, и нашла-таки серого пса Полкана, который на чистом собачьем языке ей прогавкал, что вовсе это яблоко не объявилось само собой в покоях Марьи Моревны, а нашел его он сам, пес Полкан. Во дворцовом саду нашел, аккурат посередь половины Ивана-царевича. А уж потом в зубах притащил к Марье Моревне, привлеченный дивными запахами няни, начиненной гречневой кашей и утиными печенками.
Взъярилась Василиса, но виду не показывает и шлет Марье Моревне послание, где всю эту историю пересказывает дипломатическими выражениями и требует вернуть утерянную собственность законной владелице. В конце, правда, не удержалась, и шпильку вставила: "Дескать, о красоте спорить не буду, на всякую красоту охотник найдется, а что в нашем царстве я самая мудрая, про то все знают,"
Марья Моревна послание прочитала, повелела принести пергамент и на том пергаменте собственноручно начертала кукиш. Да и отослала невестке.
Ой, что тут началось! Царевичи света белого невзвидели. Уж на что они дружные братья, но когда такой шум на все государство поднялся, когда последние чернавки между собой разодрались и ходят кто с подбитым глазом, кто с выдранными волосьями, а кто с выбитым зубом, тут и братьям трудно сохранять дружеские отношения! Что делать? Бросились в ноги к отцу: помоги, царь Еремей, мудрым советом. Царь крякнул, ухнул и вынес вердикт:
– Поскольку невестки у нас не простые жонки, а волшебные, надоть звать волшебника во всем разобраться. – И вызвал Кощея.
Кощей явился на третий день, когда Василиса и Марья Моревна принялись было дворец делить-пилить (это при живом-то царе!). Марью Моревну обозвал коровищей. На Василису, свою бывшую воспитанницу, глазом зыркнул. Сенных девок собственноручно отходил по щекам. Царю Еремею счет выставил за услуги. Яблоко отобрал и был таков.
И потихоньку во дворце все наладилось.
А Кощей сразу в тридесятое царство возвращаться не стал. А заглянул он к одной французской даме, за которой давно и безуспешно ухаживал. И там, живописуя в дивных картинах, какие он испытания превзошел и какие препятствия преодолел, чтобы диковину эту добыть, преподнес яблоко в знак своей вечной любви. Дама, хотя и посмеялась над такой беспардонной лестью, все-таки под конец улыбнулась Кощею благосклонно. Усмехнулся про себя и Кощей, который знал, что наливное это яблочко было поделкой одной хитроумной бабы-яги, которая, уж конечно, считала наипрекраснейшей и наимудрейшей не кого иного, как саму себя.
