У него были некрасивые руки – грубые смугловатые кисти с короткими мясистыми пальцами. У него было некрасивое лицо – чем-то похожее на крысиную морду, с торчащими большими ушами и шапкой темных кудрей.

Единственное прекрасное в нем – замыслы, в которых он бережно хранил каждую деталь работы. Лица – не похожие друг на друга ничем, кроме непередаваемой красоты, наряды разных эпох: бархатные, шелковые, атласные, для маленьких игрушек, место которым на полке, и для кукол в человеческий рост. Мужчина всегда знал, какая ткань пойдет на тот или иной костюм, подробно видел, как будет вытачивать кукольное тело, вылепливать его словно из пластилина. Стоило ему приступить к работе, как вдохновение сразу же меняло его лицо, становились незаметны все изъяны: крупные нос картошкой и губы, вечно выглядевшие так, словно он вот-вот расплачется. Болотного цвета глаза сияли жизнью ярче, чем свежая листва деревьев, шумящая за окном.

Его руки творили красоту, более совершенную, чем руки скрипача, пианиста, или же художника. Стремление к прекрасному заполняло всю его душу, запертую в нелепом, словно костюм шута, теле.