Женщина уже вышла из подъезда наружу и почти бегом бежала вдоль дома к яме, куда угодила бомба.
– Не видели здесь молодую девушку? – обращалась мать то к одному, то к другому милиционеру.
– Не видели здесь девушку в синем платье?
– Женщина, уходите отсюда. Не мешайте! Видите, до метро бомба пробила? Опасно здесь, – наконец ответил один из военных.
После дежурства, уже поздно вечером, мать вернулась домой. Дочь ещё не вернулась. Обломки оконных рам, стёкол и пыли были повсюду на кухне, в зале и в коридоре.
«Господи, как же я этого не заметила?» – подумала женщина, и принялась за уборку.
На улице уже почти стемнело. Где-то далеко в большом городе завывали сирены авианалёта. Откуда-то нёсся шум сирен машин скорой помощи. Света в квартире не было. Убирать в темноте стало непросто.
«Пойду-ка я Машку встречу», – подумала мать.
На улице не горел ни один фонарь. Женщина шла медленно. Она аккуратно переступала через обломки кирпича, кучки мусора, куски досок, которые были повсюду…
Наконец, вот он, госпиталь.
«Ну, хоть здесь свет есть», – подумала мать.
– Скажите, где мне найти дочку?
В госпитале было неспокойно. Врачи и медсестры сновали по коридорам, из палаты в палату и им было не до разговоров с посетителями. В коридорах стояли кровати, на них лежали перебинтованные люди.
«А, вот регистратура», – увидела надпись мать, и подошла к небольшому окошку, за которым что-то быстро записывала в журнал девушка лет 18-ти.
– Скажите, где мне найти Машу? Дочку мою, – спросила и пояснила свой вопрос женщина.
– Маша в 12-ой палате.
Дежурная медсестра даже не подняла головы. Она продолжала что-то записывать, а мать не обратила внимания на то, что девушка ответила мгновенно.
«Номер 8, 10-ть. Вот! 12-я», мать шла по коридору.
В след ей выглядывала в небольшое окошко регистратуры дежурная – это была одноклассница Маши. Она узнала мать. Она уже знала, что произошло. Но она не знала, как сказать матери об этом…
* * *
– Ма, ты точно никуда не уйдёшь? – спросила девочка лет 10-ти стройную девушку в темных очках, с которой пришла на станцию метро.
– Нет, нет, солнышко. Никуда не уйду. Буду ждать тебя. Ты иди, не переживай. Если что, я дежурную попрошу помочь.
– Ладно, мамуль, я буду через два часа. Репетиция закончится, и я приду за тобой.
Девушка в темных очках села на вторую лавочку возле колонны. В метро было прохладно, не так, как снаружи, где раскалённые бетонные джунгли обдавали своим жаром, как в банной парилке, и было трудно дышать этим горячим воздухом.
– Тёть Нин, посмотрите за мамой, ладно? – попросила девчушка дежурную по станции, когда проходила мимо неё.
– Не переживай, Сонь, не в первой, – ответила дежурная и проводила девочку взглядом, а потом тихо и протяжно добавила: – Сколько уж лет прошло. Эх, вот судьба, – и тяжело вздохнула.
* * *
Я продолжал идти рядом с телегой, на которой лежал мой тяжелораненый друг. Рессоры скрипели на каждой кочке и ямке лесной дороги. Лошади шли с понурыми головами – сильно уставшие. Был октябрь 1943-го.
«Хоть бы животные выдержали», – думал я, – «ведь техники у нас нет. Дойдём, нужно будет обязательно дать им хорошенько отдохнуть».
– Санек, – вдруг слышу тихий голос друга, – там выход в сторону улицы «Коминтерна». Мы часто ходили с ней в «Художественный». Это кинотеатр возле метро. Там ещё рынок рядом. Когда билетов не было, мы в метро прятались от дождя. Сидели на второй лавочке.