ВРЕМЯ СТАЙ

Глава 2

– Змей, слышишь меня? Я под балконом. – Дмитрий прижал рацию к щеке. – Что у тебя?

Динамик едва слышно прошуршал:

– Порядок, Гепард. Фургон на месте, сестричка еще не возвращалась.

– Что на кухне?

– Его там нет.

– Черт! – Дмитрий покосился на часы. – Ладно, время поджимает, начинаю работать. Бди в оба. Ты – наш единственный тыл.

– Не боись, не проморгаю…

Дмитрий спрятал рацию, подтянувшись, выбрался на карниз третьего этажа. Щели между плитами позволяли надежно страховаться. Милое дело – новорусские дачи! Лепнина, узоры – все словно специально для скалолазов сделано. Осторожно перебирая ногами по жестяной прогибающейся тропке, он добрался до первого балкона. Сюда обычно и выходила подымить охрана. Втихаря от хозяина иногда и мочились вниз. Туалеты – туалетами, а русскому человеку плюнуть да сморкнуть всегда интереснее с высоты. Один из охранников покуривал и сегодня. Огонек сигареты размеренно вспыхивал и угасал у дальней колонны. Дмитрий коснулся мраморной поверхности перил, на время превратившись в ужа, медленно стал переползать на балкон. Человек с сигаретой пошевелился, бросив взгляд в его сторону. Чуть помедлив, вновь отвернулся. Дмитрий мысленно поставил себе пятерку. Так и должно быть. Есть такой природный факт: большинство животных способно обнаруживать только движущиеся объекты. Застынь на месте, слейся с листвой и почвой – и вот тебя уже нет, ты – человек-невидимка из уэлсовского романа. То есть, люди, конечно похитрее животных, однако и их можно запросто обмануть. Если двигаться, скажем, со скоростью часовой стрелки да еще в лесу или в темноте. И получится так, что тебя видят и одновременно не видят. Точнее – видят, но не фиксируют.

Дмитрий подобием осьминога стек на мраморные плиты пола. Голова часового повторно шевельнулась, сигарета погасла. Кашляя, мужчина полез за зажигалкой, Дмитрий метнулся вперед. Ступней ударил по икрам охранника, одновременно перехватил горло. Свободной рукой нашарил чужую кобуру, выхватил пистолет. По весу и наощупь – старый бродяга «ПМ».

– Не дергайся, ежик, задавлю!

Ежик все-таки пару раз дернулся. Мышцы у него оказались тугие, как трехдневной свежести батоны. Церемониться с таким себе дороже. Дмитрий усилил хватку, рукояткой чужого пистолета ткнул в солнечное сплетение. Нечто напоминающее знаменитый удар Фитц-Симмонса. Богатыря согнуло пополам. Попыток вырваться он больше не предпринимал.

– Пасешь Шмеля?

Протестующее движение головы.

– Ох… Охраняем.

– А почему здесь торчишь? Бай приказал?

Послушный кивок.

Не выпуская из рук часового, Дмитрий переместился к двери. За стеклом угадывался просторный зал, сразу за ним в темноту убегала кишка коридора. За столиком у камина сидел еще один громила. Точнее должен был сидеть. Поза и положение стриженной головы – все говорило за то, что приятель охранника дремлет.

– Это что еще за номер? Он что, спит?

Заминка. Впрочем, и без того ясно. Ежика использовали втемную. Рядовой состав ходит под сержантами. Прикажут, уберут и своего ближнего, возможно, даже самого генерала. Дмитрий пальцами левой руки сдавил бычью шею охранника. Сонную артерию тут, конечно, не нащупаешь, но это не столь уж важно. Подобным артериям положено быть у всех. Тело в руках трепыхнулось, из груди охранника вырвался хрип.

– Спокойно, малыш! Пара часов сна никому еще мешала.

Дмитрий уложил усыпленного на плиточный пол, рывком стянул с него кожаную куртку, вывернул на локти. Это на всякий случай, мало ли что. Пистолет «ПМ» сунул за пояс, достал свой родной «Стечкин».

Ну-с… Теперь можно и к нашему общему другу! Пока он не натворил бед…

Дверные петли не издали ни звука. Проникнув в зал, Дмитрий бегло осмотрелся, легкими шажками приблизился к столику. Стриженная голова мирно почивала на согнутом локте. Возле стопки глянцево бьющих по глазам журналов стоял полупустой стакан. То ли компот, то ли коньяк. И наверняка львиная доза какого-нибудь клофелинчика. Дмитрий прищурился. Стало быть, первый акт уже начался. Им следовало поторапливаться.

***

– Ну? И где твое сообщение? – Шмель цепко вглядывался в посеченное оспинами лицо охранника. Взор Бая скользнул в сторону, однако рука действительно извлекла из кармана бумажный пакет.

– По-моему, Рог прислал. Полчаса назад.

Шмель взял пакет и отвлекся. Трюк старый, но тем не менее сработал. Пока авторитет таращился на чертов конверт, Бай преспокойно достал пистолет с глушителем, не теряя времени, выстрелил. Приглушенно ойкнув, Томочка сползла на пол. Выронив конверт, Шмель ошеломленно взглянул на охранника. Бай все также спокойно извлек из кобуры еще один ствол.

– Так… Сколько же тебе заплатили, иуда?

– Неважно. Вы столько не заплатите никогда.

– Да тебя же… Тебя потом по стенке размажут! На углях печь станут!

– Ошибаетесь. – На медвежьем лице Бая промелькнуло некое подобие улыбки. – Все продумано до мелочей. Знаете, в кого пойдет следующая пуля?

– Гнида! – Шмель стиснул челюсти.

– И снова ошиблись. – Бай приставил пистолет к собственному бицепсу, содрогнувшись телом, нажал спуск. Капли крови заляпали близкую стену. Лицо стрелявшего чуть побелело, на лбу выступила испарина.

– Больно, – просипел он, – зато натурально. Эта лахудра шмальнула сначала в вас, потом в меня. Я ее кончил. Если заметили, – из своего собственного ствола. Зато другой останется здесь. Для следаков и прочих мудрил.

– Умен! Ладишь в мои преемники?

– Угадали. Более лучшего кандидата не найдут, и вы сами это отлично знаете.

– Знал, Бай. Так будет вернее. – Шмель чуть переместился – всего на пару сантиметров, но Бай это заметил.

– Не надо, все равно не успеете.

– Может, и не успею, только ты, Бай, не все просчитал. Ой, не все.

– О чем вы гово…

Дверь содрогнулась от удара. Бай сделал попытку обернуться, и Шмель немедленно метнулся вперед. Уж на одно-единственное стремительное движение его должно было хватить. Реакция у Бая оказалась отменной, встречная пуля обожгла ребра, однако остановить атакующего не смогла. Зажатая в кулаке игла достигла цели. Что есть силы Шмель вонзил ее в левый глаз Бая. От жуткого крика заложило уши. Впрочем, крик тут же оборвался. Кто-то дважды выстрелил от двери. Увлекая за собой Шмеля, Бай грузно повалился. Однако упасть вору не дали. Сильные руки подхватили авторитета под локти, помогли сохранить равновесие.

– Все-таки опоздал!

Шмель бегло оглядел ворвавшегося в комнату Дмитрия.

– Ты кто?

– Конь в пальто. Тебе где было велено сидеть? Какого хрена ты его впустил? С бабой поиграться захотелось?

Шмель вызверился. Так с ним никто не позволял себе разговаривать.

– Не твое собачье дело!

– Ладно, некогда перепираться. Давай-ка отсюда уходить.

– Это моя дача!

– Может, и твоя, только сейчас тебя на твоей даче придут убивать люди Бая. – Дмитрий выглянул в коридор. – Ну да, вон и бегут уже соколы.

– Кто тебя послал?

– Тот, кто поможет нам выбраться отсюда.

– А меня… Кто меня заказал?

– Не я, это точно! – Дмитрий, не церемонясь, ухватил авторитета за плечо, вытянул за собой в коридор. – Хочешь жить, топай за мной!

Пригнувшись, они метнулись вдоль стены. И тотчас гулко замолотили выстрелы. Пули, рикошетируя, загуляли по коридору, на пол полетела известковая шелуха.

– В сторону! – Дмитрий толкнул Шмеля в стенную нишу близ грузового лифта, вскинув «ПМ» выпустил несколько пуль по бегущим. Одна из фигур, споткнувшись, распласталась на полу. И тут же дружным хором ударили автоматы. Не «Узи» и не стремные «Скорпионы», – наши родные «калаши». Дмитрий коротко ругнулся. Умереть от оружия советского производства можно было где угодно – и в США, и в Антарктиде, и в родных пенатах.

– Где моя охрана? – прорычал Шмель.

Дмитрий не стал отвечать. Счет шел даже не на секунды, – на мгновения. План был сорван с самого начала. До кухни им не добраться, о балконе нечего и думать. Шмель – старикан крепкий, но вряд ли сумеет аккуратно спуститься с третьего этажа. Да и не позволят им такой роскоши! Гарантированно превратят в решето. А Стасик так и сидит, наверное, на кухне. Ждет их, бедолага, надеется.

Близкая очередь отколола от стены изрядный пласт штукатурки.

– Ты что, один?

Дмитрий мотнул головой. Шмель начинал ему надоедать со своими вопросами. Пальцем раз за разом он помял клавишу лифта. Где же ты родной застрял-то!.. Слух наконец-то уловил рокот раскручивающегося барабана.

– Дай мне оружие!

На просьбу авторитета Дмитрий никак не отреагировал. Вытянув руку, поймал на макушку юркого автоматчика. Выстрел слился с человеческим воплем.

– Все! Теперь нам головы поднять не дадут. – Он выпрямился, стараясь плотнее вжаться в утлую нишу. Увы, фраза оказалась пророческой. Здание завибрировало от всколыхнувшегося автоматного рева.

– Молись, Шмель! Либо жить нам еще сто лет, либо – две-три секунды… – Не удержавшись, Дмитрий матом обложил ползущий улиткой лифт. В штаны пять раз сходить по нужде успеешь, пока дождешься!

Гулко ударил взрыв. Но не здесь, а там – за спинами наступающих. Дмитрий облегченно выдохнул. Значит, сообразил все-таки Стасик. Рискнул высунуться.

Створки за спиной дрогнули, скрипуче разъехались. Оба ввалились в просторную кабину.

– Вниз, родимая! – Дмитрий ладонью хлопнул по клавишам. Дверцы сомкнулись, все также медленно лифт поплыл вниз.

– А теперь слушай! – Дмитрий говорил отрывисто, чутко прислушиваясь к отдаленному грохоту перестрелки. Стасик свое дело знал, стрелял скупо, но, надо полагать, кучно. Тяжело дышащий авторитет тоже не ерепенился. – Кто тебя заказал, ты и сам догадываешься. Ну, а кто выручил, узнаешь в свое время.

– Заказчик – Краевой, так?

Дмитрий ограничился легким кивком.

– Что ж, спасибочки. Обязательно посчитаюсь.

– Не говори «гоп». Мы еще не выбрались.

– Много он послал людей?

– Не знаю. Планировалось обойтись без шума. Бай со своими людьми собирался инсценировать покушение. Но для подстраховки кое-кого пригласили со стороны. Во всяком случае на улице нас могут встретить.

Лифт остановился, и беглецы поспешили выбраться наружу.

– Где мы? – Дмитрий закрутил головой.

– В гараже. – Шмель кивнул на шеренгу лоснящихся в полумраке машин.

– Все на ходу?

– Не знаю, за ключи отвечает шофер…

Дмитрий чертыхнулся. Рукояткой «Стечкина» разбил стекло ближайшей иномарки, разблокировал дверцы.

– Залезай!

– Ворота без пульта все равно не откроются.

– А мы попробуем!

Не церемонясь, Дмитрий взломал панель управления, нашел стянутый кольцами жгут проводов. Подобные фокусы раньше у него получались безупречно, на этот раз мотор завелся лишь после второй искры.

Тяжелый «БМВ» цвета маренго, взвизгнув покрышками, полетел к воротам подземного гаража.

– Держись крепче, старик!

От удара стальная преграда грохочуще прогнулась, однако птичку из западни не выпустила.

– Ничего! Терпение и труд все перетрут! – Дмитрий мимоходом взглянул на утирающего кровь соседа. – Я же сказал, держись!

Машина вернулась на исходную позицию и вновь драчливым барашком устремилась к воротам. Этот удар оказался решающим. Из кирпичной кладки вырвало металлический косяк со штырями, ворота тяжело накренились, уступая напору машины.

– Вот так, – Дмитрий уловил в боковом зеркальце постороннее движение, вжал педаль газа в пол до упора. «БМВ» танком ринулось назад, заставив стрелка с автоматом откатиться в сторону. Дмитрий забросил руку за спину, не целясь, бегло выпустил из «Стечкина» с полдюжины пуль. А машина уже вновь летела на изуродованные ворота. Скрежещущий удар, и последнее препятствие осталось позади.

Сваренная из прутьев ограда оказалась еще более хлипкой. «БМВ» обрушило забор, не снижая хода. Здесь, безжалостно крутанув руль, Дмитрий развернул машину поперек дороги.

– На выход, маэстро! Меняем лошадок!

Шмель подчинился без звука. Неожиданность поджидала их снаружи. Яркий блик сверкнул в лица, на миг ослепил. Дмитрий бросился на землю, вскидывая «Стечкин», но выстрелов не последовало. Зато со стороны оставленной позади дачи вжикнула слепая пуля. И еще одна чуть ниже, – ребятки потихоньку пристреливались.

– Гепард, я здесь!

Дмитрий обернул голову. Кричал Змей. Потянув Шмеля за собой, он юркнул в заросли можжевельника. Уже через пару десятков шагов их встретил Тимофей. На лице черная полумаска, в руках снабженная ночной оптикой СВД.

– Как тут у тебя?

– Двоих прижмурил, еще трое у оградки залегли.

– А нас, по-моему, кто-то фотографировал. Не видел тут посторонних?

– Вроде нет… Что с Волком?

– Если шмаляет, значит, жив.

– Ладно, будет вырываться по второму варианту… Давайте в машину!

Мотор неприметного, упрятанного среди деревьев «Москвича» с готовностью взревел. Машина лихо рванула с места, смяв пару кустов, выкатила на укатанную просеку. Шмель откинулся на сиденье, улыбаясь, пощупал раненный бок. Махровая ткань успела основательно пропитаться кровью.

– Вы не из «Белой стрелы» случайно?

– Не волнуйся, не из нее.

– Спасибо, успокоил. – Шмель на секунду зажмурился, заляпанную кровью ладонь вытер об одежку. – На кого бы вы не работали, ребятки, готов платить вдвое.

Майор даже не оторвал глаз от дороги. Дмитрий взглянул на авторитета с откровенным холодком.

– Ты-то готов, мы не готовы.

– Ну, смотрите. Вам решать…

Недолгая тряска закончилась лихим подъемом, и, нарушая правила, «Москвич» вылетел на шоссе заставив притормозить несущийся грузовик. Справа и слева потянулись неказистые двухэтажные домишки. Выстроенные еще пленными немцами и считавшиеся в далекие шестидесятые вполне приличным жильем, сейчас они навевали откровенную тоску.

Юркнув в узкий проулок, «Москвич» остановился.

– Кажется, оторвались. – Тимофей кивнул за окно. – Слева окраина Уралмаша, справа дикие джунгли. Куда ни шлепай, все хорошо. Ни одна тварь не найдет.

Дмитрий взглянул на соседа.

– Все, Шмель, на выход. Приехали.

Авторитет нахмурил брови.

– Не понял?

Тимофей, не оборачиваясь, проворчал:

– Мы свое дело сделали. Счастливого пути!

– Я ранен!

Дмитрий протянул руку, услужливо распахнул дверь.

– Насколько я в этом смыслю, ранение не слишком серьезное. Так что весьма сожалею, но мы не «Скорая помощь».

– И не трамвай, – пробурчал Тимофей.

Не произнося ни звука, Шмель выбрался из машины. Дмитрий закрыл дверцу. Чахоточно кашляя, «Москвич» тут же отъехал.

– Ну? Куда теперь? За Стасиком?

– Само собой. Подождем в условленном месте.

– А потом?

– Потом к Диане. Там у меня стрелочка с Рассохиным. Доложу ему обо всем.

– Как скажешь, Гепард… Кстати, все забываю спросить, ты по-прежнему у него в имиджмейкерах?

– Никак завидуешь?

– А что, работка не пыльная. Тем более, что хозяин в гору идет – не сегодня-завтра станет мэром или губернатором.

– Работка непыльная, это точно. В особенности, если судить по сегодняшнему вечеру. – Дмитрий ковырнул пальцем над верхней губой, отклеивая полоску усов.

Тимофей коротко глянул на него, вполголоса фыркнул.

– Да уж, усики тебе не идут.

– Давай, кучер, не отвлекайся! На дорогу гляди.

Заложив вираж и вереща покрышками, «Москвич» развернулся на дороге, на предельной скорости полетел в обратном направлении.

Глава 3

Пальцем Колянчик попробовал колупнуть в солонке. Ничего из этой затеи у него не вышло. Горлышко оказалось чересчур узким, а палец чересчур толстым. Точь-в-точь – усохшая сосиска. До соли не доставал даже желтый, украшенный черный каймой ноготь, а уж ногти у Колянчика были достойные. Стричь он их не стриг, чаще всего ногти ломались сами. Особо неприятные заусеницы Колянчик стесывал трением о стены, а чаще скусывал зубами. Лежа на раскладушке, Вовчик с вялым любопытством наблюдал за потугами клешнястой руки Коляныча, хотя ничего интересного в этой руке не наблюдалось. Пятерня стареющего работяги с корявыми буковками на фалангах. «Нялок» – если читать справа налево. Буква «о» на указательном пальце, буква «к» на большом, – имя таким образом заканчивалось на безымянном.

Николай как-то рассказывал историю своей юношеской татуировки. В армии насмотрелся на самостийных художников и решил тоже попробовать. Очень уж хотелось быть красивым. Сперва думал написать «Коля» – просто и без лишнего форса, однако когда покончил с «я», запоздало сообразил, что мизинец остался чистым. Гляделось это нелепо, и еще нелепее казалось ставить на мизинце точку. Так и родилось «Колян». А, родившись, пошло-поехало. Ни Колей, ни Николаем его больше никто не называл. Сам себе разметил судьбу. Иглой, смоченной в спиртовых чернилах.

Вовчик своей судьбой тоже распорядился вполне самостоятельно. То есть выяснилось это относительно недавно, – лет восемь или десять назад он еще усмешливо цедил, что бросит пить, когда захочет. С тех пор времени минуло достаточно, чтобы понять: пить он не бросит. Ни-ко-гда. То есть даже не так следовало формулировать проблему. Не он что-то там выбирал или не выбирал, – все шло само собой, катилось, ехало, переваливалось через кочки и колдобины, и аналогичным образом переваливался с бока на бок он сам на своей неизменной кушетке.

– ..Опять же важно, что там в Думе решат, – продолжал бубнить Коляныч. – Потому как с налогами пора разбираться и Америку на место ставить. Они там спорят, едрена корень, в носу ковыряют… От, блин!.. – Злополучную солонку он все же опрокинул, рассыпав соль по всему столу. – Ну вот! А все из-за этих мозгляков! Чешут, понимаешь, в затылках, треплются день-деньской, а Русь на коленях стоит.

– Соль просыпал, поссоримся, – апатично пробормотал Вовчик.

– Мы с тобой? С чего это?

– Примета такая.

– Я тебе про налоги толкую, а ты мне о приметах каких-то!

– А что – налоги? Тебя-то каким боком они трогают? Много ты их платишь?

– Пока, верно, не трогают, а тронут – поздно будет. У нас один опарыш забегал год или два назад в налоговую, рассказывал потом, что там тринадцать бланков заставляют заполнять.

– Это чтобы им же, значит, и платить? – Поразился Вовчик. – Во дают, шершавые!

– Но! Я и говорю – совсем сбрендили! Главное, едрена корень, – тринадцать бланков! Ты прикинь, сколько бумаги уйдет на один только Екатеринбург.

– А на весь Союз сколько!

– То-то и оно! А они нам талдычат еще об экономии! Свет на столбах с утра до вечера горит, а денег для шахтеров найти не могут.

– В карманах у себя пусть пошарят!

– Но! – Кивком подтвердив согласие, Колян ладонью смел соль в солонку, половину при этом просыпал на колени. – У себя-то в карманах, верно, найдут…

В дверь позвонили.

– Кого еще черт принес?

– Не открывай, – предложил Вовчик. – Все свои тут.

– Ну да! А вдруг с бухалом кто пришел?

– Тогда это… Ты в глазок сперва глянь! – Вовчик поворотил голову, провожая спину удаляющегося Коляна. И эту же спину он пронаблюдал пару секунд спустя, когда приятеля вышвырнуло из прихожей, точно пробку из бутыли с подгулявшим шампанским. Кто-то вошел в прихожую, судя по звукам – двое, дверь аккуратно прикрыли.

– Здорово, голь! – Коренастый детина с хвостиком волос на затылке, с крутым лбом и чугунным взором сцапал за ворот прижавшегося к стене Коляна, коротким ударом под дых посадил на пол. Второй из гостей, по-нездоровому худой, жилистый, с неприятным костистым лицом, уже направлялся к Вовчику.

– Подъем, котяра! Будем, в натуре, изучать стоицизм. Слыхал такое словечко?

Вовчик успел только привстать, как его тут же достали ногой. Получилось больно. Пожалуй, даже больнее, чем у Коляна. А костистый, кажется, не собирался униматься. Пинком опрокинув раскладушку, загнал поскуливающего Вовчика в угол, вынул из-под куртки резиновую дубинку.

– С «демократизатором» знаком? Нет? Сейчас подружитесь. – Он тускло улыбнулся. – Раз цать.

– Чего вы, ребята, за что? У нас же ничего нет!

– Гляди-ка, сообразительный! – Коренастый наконец-то оставил хлюпающего кровью Коляна, в свою очередь приблизился к Вовчику. – Ты ведь у нас хозяин этой халупы, верно? Вот и кумекай, чем можешь с обществом поделиться. Заметь, мы тебе даже не намекаем, сам обязан догадаться и предложить.

– Как предложить? – Голос Вовчика дрожал. Разумеется, он все понял. – За просто так?

– Слышишь? Просто так, говорит! – Жилистый громко гоготнул.

– Зачем же, – коренастый оставался серьезен. Опустившись рядом с Вовчиком на корточки, мускулистой рукой погладил небритую щеку хозяина. – Ты пойми, фраерок, еще лет пять-шесть, и ты эту хату окончательно загадишь. Скажешь, нет?.. Ну вот. Реально загадишь. И кто тогда будет этот хлев после тебя отскребать? Пушкин Александр Васильевич?

– Сергеевич, – заикаясь, поправил Вовчик.

– Видишь, какой ты у нас грамотный! – Коренастый ухмыльнулся. – Тем лучше. Быстрее подпишешься. Дело-то законное. К нам сейчас и нотариус подъедет. Перетрешь с ним – и порядок. Тебе тысчонку на выпивон, другу твоему в зубы. Он ведь тут не прописан, верно?

– Не прописан.

– Вот и нормально, никакой золы. Подпишешь бумажки, и все будут довольны.

– Где же мне потом жить?

– Ты про потом не думай, – коренастый снова погладил собеседника по щеке, и от этого медлительного прикосновения Вовчика передернуло. – Ты про сейчас думай, лады? Мы ведь, если что, окучивать будем, прикидываешь? По полной программе. Пока, значит, не согласишься. А не согласишься, погасим, как свечку.

– Знаешь, как его в народе зовут? – Жилистый кивнул на своего приятеля. – Тайсоном. Слышал, нет?

Вовчик робко качнул головой.

– Ну вот. – Коренастый улыбнулся. – Однофамилец мой за океаном народ дрючит, а я здесь. Так что не играй вольтанутого. Соглашайся, пока мы добрые.

Гладящая рука хлестко мазнула по щеке. Вовчик затылком ударился о стену, в ужасе закрыл глаза.

– Так как, сява? Договорились, нет?

– А куда он денется! Вполне реальные бабки предлагаем. Пятьсот сейчас, пятьсот после. Он мужик умный – подпишет все, что скажем.

Вовчик набрал полную грудь воздуха. Отчаяние оказалось сильнее страха.

– Ничего я подписывать не буду! – тонко прокричал он. – Не имеете права!..

На этот раз ударили сильнее. Голова наполнилась обморочным гулом, по губам потекло теплое. Его грубо подняли – и даже не подняли, а вздернули. Словно провинившегося школяра. Видимо, для более тесного знакомства с «демократизатором»…

***

– А если там менты?

– Сомневаюсь. Но даже если так, нам это без разницы. Стасика все равно будем выдергивать. – Дмитрий хмуро поглядел на соседа. – Или есть другие предложения?

– Предложений нет, но приготовься, возможно, придется попотеть.

– Ничего. Чай, не дворец Амина. Справимся.

– Не дворец, это точно… – Тимофей, крякнув, прибавил газу, и, затрепетав от натуги, «Москвич» в два счета превратил череду деревьев справа и слева в мельтешащую чехарду. Импортный движок гудел ровно, а вот жестяной корпус лязгал и громыхал, дребезгом напоминая разбитый колхозный трактор. Впрочем, напоминало это и о другом. Например, о той жаркой ночке, когда на рычащем БМД экипаж добровольцев попытался вырваться из полыхающего кишлака. Надеялись, что уж свою-то машину пехота опознает, и пальба прекратится, но этого не произошло. БМД тут же угодила под шквальный огонь крупнокалиберных пулеметов и, каким-то чудом пробежав на искромсанных колесах метров тридцать, вильнула в сторону от дороги и там окончательно завязла.

А случилось то, к чему они не были готовы. Очередная бестолковщина, коих на всех войнах хватает в избытке и о чем старательно умалчивают в боевых сводках. На занятый духами кишлак спустили возглавляемую Тимофеем роту десантников, а позже, желая подстраховаться, подтянули пехоту с полковой артиллерией гаубиц. Самое нелепое крылось в том, что духи, вовремя пронюхав о подходящих частях, садами выскользнули из селения. Поднявшийся в горы десант без труда смял сопротивление оставленного заслона и занял кишлак. Ни об артиллерии, ни о бредущей по пятам пехоте никто ведать не ведал. На всякий случай ощетинились пулеметами, на окраинах выставили блокпосты. Не без оснований ждали возвращения духов, но подошли вовсе не духи, а своя матушка-пехота. Молодые необстрелянные солдатики открыли огонь уже на дальних подступах, собственной пальбой стараясь заглушить страх первой атаки. Само собой, разобрать что-либо в ночной кутерьме было невозможно, и десант ответил пехотуре дружными очередями. А чуть позже вдарила по дувалам и садам родная артиллерия. Маленький ад жители кишлака разделили наравне с десантниками. Купол невысокой мечети лопнул огненными брызгами, тут и там отягощенные золотистыми плодами деревья взмывали вверх и опадали, рассыпая сладкий урожай. Почти четверть их роты полегла в первые же минуты артобстрела. В клочья разнесло радиста, осколок в спину получил вечноулыбчивый Стас. Даже в грохоте близких разрывов перебинтовывающий бойца Дмитрий различал, как скрипят его зубы. Засев возле чудом уцелевшей рации, Тимофей изрыгал ругательство за ругательством. Когда выяснилось, что произошла ошибка, огонь наконец-то затих. В воцарившейся тишине было слышно, как голосят над убитыми жители кишлака, как яростно матерятся десантники. Кое-кто уже накручивал на кисть кожаные ремни, однако охота метелить недавнего «противника» пропала тотчас после того, как узнали о потерях с той стороны. Кроме того, приказ у артиллеристов с мотопехотой был вполне ясный. В нем говорилось о крупной отряде душманов и не единым звуком не поминались десантники. Разобравшись в ситуации, майор лично пересчитал оставшихся в живых и, прихватив с собой Дмитрия, помчался в штаб.

Полковника Голикова, измыслившего эту «талантливую» операцию, они разыскали без труда. Оба были распалены до предела и готовы были на все. Часового Дмитрий снял одним легким ударом. Парень даже понять ничего не успел, обнял автоматик и прикорнул у стеночки. Полковник же оказался пьян и какого-либо сопротивления даже не думал оказывать. Похоже, он и сам успел осознать ужас случившегося и теперь вибрировал в ожидании последствий.

Дмитрий хорошо запомнил ту комнатку с серыми ветхонькими шторами и застывшего возле стола растерянного начальника. Забыв о своих полковничьих погонах, этот скороспелый стратег стоял перед ними бледный, с отдутловатым нездоровым лицом и лепетал что-то о неизбежности несостыковок, о том, что лично позаботится о погибших и что-то еще о своих давних заслугах перед родиной. Пожалуй, попробуй он их приструнить, одернуть, и песенка его была бы спета, но весь их мат-перемат полковник проглотил, как должное, и даже на оплеуху Тимофея, выплеснувшую из его ноздрей пару багровых струек, никак не отреагировал. Человек был в трансе, и разбираться с ним было бессмысленно. Махнув на него рукой, они покинули здание.

Жизнь пошла своим чередом, но, спустя месяц, арестовали того и другого, обвинив в расхищении солдатского довольствия. Полковник Голиков не забыл своего унижения. Тем более, что инцидент с ночным боем замяли, списав все на коварных моджахедов. Сохранивший должность и даже получивший от командования очередную медальку, штабист вновь осмелел, решив наверстать упущенное. Как-то враз обнаружился ворох подозрительных накладных, а к ним присовокупили свидетельские показания запуганных афганских солдатиков. Пошли допросы-расспросы, и по всему стало ясно, что мстительный Голиков расстарался на совесть. Дело, шитое белыми нитками, стало разваливаться лишь когда погиб главный инициатор обвинения. Полковника Голикова, переезжавшего вместе с колонной бронетехники, снял неизвестный снайпер. С приличной дистанции молотнул точно в голову. На засаду это никак не походило, поскольку больше никто из находившихся в колонне не пострадал. По зеленке ударили из пулеметов, автоматов и пушек. Потом еще битый час прочесывали шипастые заросли, пытаясь обнаружить останки вражеских тел. Вскоре небольшую лужицу крови действительно нашли, однако неизвестный стрелок сумел к тому времени покинуть опасную зону.

Виновного в смерти полковника вычислили вернувшиеся в часть опальные офицеры. Задача оказалась не столь уж сложно. Проверив списки боевого состава, Тимофей с Дмитрием выяснили, что, подлечив свою спину, Стасик успел вернуться в строй. Более того, уже дважды неугомонный десантник уходил в разведрейды. Куда именно и с какой целью, толком никто не знал. Такая уж привилегия была у батальонных снайперов, а Стасик справедливо считался одним из лучших. В этот же день они навестили его в лазарете. Такое вот неудачное вышло совпадение: Стасик залег туда, получив повторное ранение. Как доложил чудо-лекарь Евгений Николаевич, шальную пулю Стасик словил в последнем из своих рейдов. Услышав это, Тимофей косо переглянулся с Дмитрием, однако от комментариев воздержался. Никакими доказательствами они не располагали, однако все поняли, едва только вошли в палату. Лицо смущенного Стасика выдавало его красноречивее любых слов. Впрочем, расспрашивать бойца они ни о чем не стали, но именно тогда между ними возникло то редкое чувство общности, что не забывается до гробовой доски…

«Москвич» тряхнуло на кочке, и Дмитрия выбросило из воспоминаний, как летучую рыбину из шальных волн. Описав круг, машина замерла на лесной опушке, и одновременно у обоих пассажиров вырвался вздох облегчения. Из-за деревьев, прихрамывая, показалась знакомая фигура. Выскочив из кабины, Дмитрий подбежал к Стасу, отобрав автомат, осторожно подхватил под руку.

– Куда тебя?

– В ногу, Гепард. Везет мне, понимаешь, на эти вещи.

– Ты хоть жгут-то наложил?

– Само собой. Пока вас ждал, еще и перевязаться успел.

– Волчара ты мой! – Приблизившийся Тимофей трепетно обнял Стаса. – Как там все прошло?

– Нормально. Сразу как вы уехали, они тоже в дорогу засобирались. Оставили парочку вертухаев и сдернули.

– А ты?

– А я, как видишь, упрыгал. Они даже толком не преследовали. И то сказать – я не Шмель, на кой им сдался? В общем популяли друг в дружку и разошлись. Мне вот гостинцев в дорогу выдали…

Дмитрий, успевший бегло изучить ранение, коротко кивнул:

– Есть такое дело. Парочка гостинцев – и, похоже, в мякоть. – Подняв голову, успокоил. – Ничего, жгут наложен грамотно, крупные сосуды не задеты. Есть у меня знакомый лепила. Все изладит в лучшем виде. Потерпишь полчасика?

Вопрос был излишним. В буйной своей жизни Стасик терпел и не такое. За то и получил прозвище «Волк». Усадив раненого в машину, они спрятали оружие в тайничок под открывающимся полом, в поисках возможных следов скоренько осмотрели поляну. Вновь взревел двигатель, и, всхрапнув, словно застоявшийся конь, «Москвич» понес их к городу.

***

Буйный вечерок обещал не менее буйное продолжение, но для начала следовало осмотреться и зализать раны. Квартал был не слишком знакомый, но это ровным счетом ничего не значило. Зажимая раненный бок, Шмель добрался до ближайшего ларька и, просунув голову в окошечко, приказным тоном велел звать охрану. Он сознавал, что рискует. Ему могло и не повезти, если заявились бы молодые неопытные бычки. Короля в лицо знает только свита. Однако все обошлось. Пареньки внимательно выслушали Шмеля, изучив татуировку на руке, немедленно организовали машину с сопровождением. Оказавшись в центральном офисе, авторитет тотчас связался с Кисой – одним из своих силовиков, и уже через четверть часа на дачу помчалась вооруженная бригада. Парни Худого тоже не теряли времени даром, засев за офисные телефоны. Вызванивали звеньевых и разведку, предупреждали насчет возможных акций Краевого. Армия Шмеля стремительно превращалась в колючего ежа, готового атаковать и защищаться.