В этой книге собраны стихи, написанные в очень разное время по различным поводам. Некоторым из них почти тридцать лет, другие родились совсем недавно. Степень их творческой зрелости очень различна, отсюда и название книги. Но я специально убрал указание на время написания стихотворений и разместил их вперемешку, потому что каждое для меня одинаково важно, и отсюда подзаголовок книги.

Если во время чтения предыдущего абзаца ты хотя бы один раз посмотрел на обложку или на предыдущую страницу – я тебя просчитал! Если нет – я тебя недооценил. И то, и другое добавляет интриги нашим отношениям и оживляет общение, а значит – сближает. И вот мои стихи уже не кажутся тебе такими чужими, а фигура автора будто бы вырисовывается более или менее чётким силуэтом.

Между тем, какие-то стихи могут показаться взаимоисключающими, некоторые совершенно точно принадлежат лирическому герою, но все они написаны искренне и от души. Надеюсь, мне получится донести настроение этой гостеприимной открытости и до тебя.

А поскольку я совершенно уверен, что рассказывать о творчестве должны в первую очередь сами произведения, я заканчиваю это короткое вступительное слово и приглашаю тебя перевернуть страницу. Надеюсь, не одну.

С уважением,

Неизвестный автор

Первый Стих

Когда признаешь наконец-то,
Что никакой ты не поэт,
Не из того ты слеплен теста,
Не тот ты вытащил билет,

Что всё написанное – шлаки,
И миллион таких как ты,
Что ты не так воспринял знаки,
Ниспосланные с высоты,

И вдруг найдёшь в себе паяца,
Поймешь, что ты в искусстве – клерк,
И перехочется смеяться
Над мадригалами коллег,

И вспомнишь, как когда-то прежде
Ты знал, но мысли эти гнал,
Что, хоть меня на части режьте,
Но стих бездарный – криминал,

Поймёшь, что врут тебе родные,
Друзья родных и их друзья,
И сочинительству отныне
Заявишь жёсткое «нельзя»,

Что смерть забвенью мусор скормит,
Да и тебя, лишь пульс твой стих…
Вот тут и жахнет непокорный
И гениальный первый Стих.

«Вторая жизни половина…»

Вторая жизни половина
С тобой случается, когда
Приходит осень не с повинной,
Как было в прошлые года,

И сердце не щемит как прежде
Прекрасным танцем листопад,
И вовсе нет конца надежде,
И ты не плачешь невпопад.

Мелькнув последнею блесною,
Утихнет жар. И в этот миг
Ты станешь зиму ждать с весною,
А лето – только после них.

Октябрьское утро

Этим утром особенно воздух прозрачен и ясен,
Неподвижен, беззвучен… И видится из-под руки:
Пробивается свет как крапива меж дачных балясин,
Огибая преграды законам любым вопреки.

А над ним, над домами, в холодных космических высях
Из-за этого воздуха словно теплей и светлей:
Это лёд отчуждения вдруг испарился и высох,
Обнаружив единую твердь из магнитных полей.

Холод жмётся пугливо в тени возле кафельных стенок,
Возле мусорных баков, но ты на него не смотри,
Ведь такой голубой бесконечный глубинный оттенок
В этом небе, что хочется плакать от счастья внутри.

Так спокойно и так очевидно давно не бывало,
Долгожданный ответ на мучительный вечный вопрос.
Мягко стелет над миром космическое покрывало
Подзабытый старик, что седой бородою зарос.

Москву хочу любить издалека

Москву… хочу любить издалека,
Как любят солнце или облака,
Но слишком приближаться к ней не стоит.
Припомнит всякий несколько историй
Про слёзы в главном городе страны,
Про «без любви», «без денег», «без вины».

Москву хочу любить издалека,
За диссонанс кремлёвского звонка,
Что отмеряет время в старой башне,
За непрерывный, как сироп от кашля,
Поток таких угрюмых новостей,
Что и здоровый упадёт в постель.

Москву хочу любить издалека,
Как любит нас, всё яростней пока,
Тягучее безмерное Замкадье,
За то, что только здесь еда и платье,
И чёрный нал и чёрный криминал,
И в главном храме очередь менял.

Москву хочу любить издалека,
Не ведая дрянного гопака
И с этой пляской несогласных маршей,
В метро не перемалываясь фаршем,
И не желая встречному: «умри!»…
Москву любить так сложно изнутри.

Одетую в казённые шелка
Москву хочу любить издалека,
Всё очевидней в суть вещей вникая,
Но противоположности смыкая, —
Не говорить, не слышать, не смотреть! —
От ненависти в шаге замереть.

Турецкие записки. Белек

Солнце в небе. Навесов плеск,
Гул прибоя и гальки щебет.
Слышишь музыку здешних мест?
Всё звучит. Даже солнце в небе.

В соль по вкусу песок добавь,
В ткани, волосы и постели.
Переплавь пустившихся вплавь
По играющей акварели.

Солнце, галька, песок, вода —
Словно ноты тягучей песни.
Кажется, будет так всегда.
Даже если «всегда» исчезнет.

Жар не в тягость. Покой не в лень.
Жизнь течёт, но стоит на месте.
Завтра будет вчерашний день.
Разойдёмся и будем вместе.

Встреча с Владимиром Шахриным

случившаяся на Большой Бронной летом 1999 года

(из цикла «Внезапные встречи»)

На днях я встретил Шахрина
У самой синагоги.
Всплеснул руками – ни хрена! —
И этот «из немногих»?!

Чуть пригляделся – не вопрос,
Сомнений не осталось:
Черноволос и горбонос,
Плюс скрытая картавость.

Я сам с собою говорил,
Глазам своим не веря:
Выходит, русский наш Шахрин
Всё время был евреем?!

Но мысль одна живёт, маня
В спокойствия чертоги:
Ведь повстречал и он меня
У самой синагоги…

Круги

Что-то кануло в водную гладь,
И бежит суетливо кругами
След того, что ни тронуть руками,
Ни умом или взглядом объять.

И от этого муть под водой,
И тревожная зыбь лихорадит
Не ответа, не истины ради
Первозданный бесстрастный покой.

Исказились в дрожащей воде
Силуэты реального мира:
Где прямая в костюме пунктира,
Правят бал никогда и нигде.

Растревожил падения бес
Беззащитные водные глади,
На которых, мучительно глядя,
Я ищу отраженье небес.

Но задачка при этом легка:
Вверх взгляну – и увижу: по своду,
Невзирая на всю несвободу,
Надо мною плывут облака.

И ни камень их строй не смутит,
Ни случайное колкое слово…
Отчего же нас снова и снова
Отражения манит магнит?

О выходе Евгения Леонова в открытый космос

Ксюше для школьной газеты

…Ведь до него никто и никогда
Не делал так и не мечтал о том!
Какого это стоило труда
Он не расскажет даже и потом.

Немногословным будет разговор —
Герой всегда не много говорит,
Но на его картинах с этих пор
Появится особый колорит:

Корабль и космонавт, парящий рядом,
Бескрайние вселенские поля…
Он первым был из тех, кто мерил взглядом
Из космоса обшивку корабля.

Ветрянка

(из цикла «Стихи для родителей»)

Как у нашей Сашки
Красные мурашки:
На носу и на щеках,
На ногах и на руках,
Нынче Сашка просто
Вылитый подросток!
Мама словно сыщик
Ищет каждый прыщик —
На носу и на щеках,
На ногах и на руках,
По всему ребёнку
Развезла зелёнку!
Стала наша дочка
Вся в зелёных точках:
На носу и на щеках,
На ногах и на руках, —
Ты художник просто,
Ветряная оспа!
Сашка просит: «Мама,
Мне для инстаграма
Срочно нужен мой портрет!
Раз уже зелёный цвет,
Значит, скоро снова
Буду я здорова!»
В пятнышках ребёнок,
Словно оленёнок.
Ах, как весело болеть:
Хочется плясать и петь!
Жаль, что только разик
Будет этот праздник…

Молодая шпана

Где та молодая шпана,

что сотрёт нас с лица земли?

Борис Гребенщиков

Мы рано встали первыми в строю,
Собою предыдущих перекрыли,
Перешагнув родительский IQ,
Их опыт и способность к мимикрии.
Не то, чтобы нам больше повезло,
Не то, чтоб мы сильнее и умнее,
Но всем закономерностям назло
Родились мы, немалое умея.

Для нас открытой книгою всегда
Бывало то, к чему у них дорога
Пусть даже занимала не года,
Но требовала очень-очень много.
Тряпичных кукол прах на чердаках
Рожденьем нашим потревожен не был:
Мы гнали тачки с пультами в руках,
Аэропланы запуская в небо.

Но я смотрю на «юную шпану»,
На шпингалетов из начальных классов,
Которым мы планету и страну
Вручим, своё по глобусу отлазав,
И мне ничуть не боязно, ничуть,
И не болит за будущее сердце:
Они сейчас своё готовы гнуть…
Так пусть растут и задают нам перца!

Восьмиклассницы

Мамина помада,

сапоги старшей сестры,

Мне легко с тобой,

а ты гордишься мной.

Ты любишь своих кукол

и воздушные шары…

В. Цой

Вчера в бантах, сегодня с поясами,
Шарфами, мини, джинсами в обтяг…
Они пока не очень знают сами,
Не ведают ещё, чего хотят.

Ведомые древнейшим из инстинктов
На встречу неизменных янь и инь,
Они точь-в-точь ожившие картинки
Из каталогов глянцевых богинь.

Помада, тени, блёстки, тушь, румяна,
Глаза, ладони, плечи, шея, стан…
Их грация ещё не очень явна,
Но женский шарм им в полной мере дан:

Потомки Афродиты и Венеры,
Страстей античных нынешнее «я»,
Их взгляды, их повадки, их манеры —
Сиюминутный центр бытия.

И им сейчас поверить так непросто,
Что, может быть, пройдёт всего лет пять,
И многие из этих вертихвосток
Отправятся с колясками гулять.

Не до гламура, не до бижутерий, —
Кормёжками дробятся ночь и день,
И вместо мыслей о греховном теле
Мечта заснуть на несколько недель.

В их жизни не исчезнут поцелуи,
И чувств как нынче будет океан,
Но всё, что их сейчас всерьёз волнует,
Уйдёт на третий, на четвёртый план.

Хотя при этом – именно при этом! —
И возникает главная черта:
Утраченной беспечности ответом,
Теплей и ярче солнечного света
Искомая так долго Красота.

Последний день лета

Вот уже которую неделю
Что-то мне не по себе слегка.
Знаешь, мама, я уже седею,
Хоть и не похож на старика.

Многое, казавшееся важным,
На поверку вышло ерундой.
Я решил не становиться старше —
Я и так не слишком молодой.

Ты не думай, всё вполне лояльно:
Деньги, планы, мысли и кредит.
Правда вот седею постоянно,
Хоть ещё не вынесен вердикт.

Сам с собой играл я в кошки-мышки,
Но теперь меня сковал мороз:
Как Алиса в старой детской книжке
Я, похоже, сказку перерос

И теперь не знаю, кто я? где я?
Открывать глаза на счёте «три»?
Знаешь, мама, я вовсю седею,
Но надеюсь, что не изнутри.

«После душной недолгой ночи…»

После душной недолгой ночи,
До восхода, почти впотьмах,
Разогретый, как летом Сочи,
Дремлет Град на семи холмах.

Удаль спелого каравая,
С подгоревшей корой дорог…
Он, потягиваясь, зевая,
Распрямляет пути метро,

Разворачивает маршруты,
Раскрывает подъезды глаз,
Чтоб настой городской цикуты
Каждым вдохом вливался в нас.

По ещё пустым автотрассам,
Издавая негромкий рык,
Мчат машины, проснувшись разом,
Не срываясь пока на крик.

Их моторы звучат как трели,
До поры, до жары, пока…
И за каждой машиной – время,
Бой курантов и сыпь песка.

Семигорбое чудо света
Вскипятит нас в своём соку.
…Это лето – почти что Лета.
Мы гуляем по бережку.

Павелецк

Помахав Москве устало,
Взяв билет в один конец,
С Павелецкого вокзала
Я уеду в Павелецк.

Девять дней без остановок,
Девять суток ровный ход,
Без обманок и уловок
Добросовестный исход.

Мы о нём когда-то знали,
Но давным-давно. И вот
Лишь в названии вокзала
Павелецк теперь живёт.

Этот городок некрупный
Навсегда исчез из карт,
Но попасть туда нетрудно:
Вспомнил слово – взял плацкарт.

Павелецк – трава по пояс,
Павелецк – высокий звон,
Или это слышен голос
Из-под золота икон?

Сок живой, поднявшись к кроне,
Возвращается дождём.
Дважды буду похоронен,
Дважды вновь перерождён.

Павелецк – покой и воля,
Вера в правду и любовь.
Позабуду, кто я, что я,
Отшелушусь до основ,

И моя другая доля
Сгинет, чёрная, в аду.
Сорок лет ни лжи, ни горя,
Сорок лет с собой в ладу.

А затем, забыв о прошлом,
Но, при этом, не предав,
Я вернусь, вернусь нарочно
В город вымышленных прав

Гарь жевать и нюхать копоть
Трёх магических колец,
Чтобы снова заработать
На билет в один конец.