Buch lesen: «Моя вторая первая любовь»

«…тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит…»

М.А. Булгаков, «Мастер и Маргарита»

1

До недавних пор Виктории почему-то казалось, что сходить с ума весело. Непонятно почему. Возможно, потому что двое сумасшедших, с которыми Викторию сводила жизнь, были веселыми, добродушными людьми. Соседка Дашенька, несмотря на свой более чем почтенный возраст, играла с дворовыми девочками в куклы и классики, лепила куличи, прятала на газонах, под стеклом, секретики и отчаянно боялась своей строгой младшей сестры Татьяны Павловны. Стоило той только крикнуть из окна своим дребезжащим старческим фальцетом: «Даша, пора обедать!», как Дашенька бросала все дела и пулей мчалась домой. Взрослые угощали Дашеньку леденцами (других конфет она не признавала) и грустно качали головами, жалели ее. Маленькая Вика не понимала, почему жалеют веселую и добрую Дашеньку, а не ее суровую сестру, у которой брови всегда были насуплены, а губы сжаты в ниточку. Безымянная женщина, торговавшая у входа на Северный рынок шариками-попрыгунчиками на резинке, тоже была веселой, хоть и очень странной. Во-первых, у нее был оглушающее пронзительный свисток, на котором она высвистывала разные мелодии, большей частью бравурные. Во-вторых, если не было денег, то шарик можно было получить в качестве приза за отгаданную загадку. Загадки были странными, непонятными, давалась только одна попытка, но иногда все же получалось отгадать. Приз вручался под музыку и аплодисменты, на зависть подружкам, не нашедшим правильного ответа. А поди угадай с первой попытки, что «круглый, без ножки, лежит на дорожке», это не колобок, не блин и, даже, не железный рубль, а солнечный зайчик?

Происходящее с другими людьми воспринимается проще и легче. Особенно в детстве. На пороге тридцатилетия, пересев из одной, разбившейся о быт, любовной лодки в другую, начинаешь относиться к себе с одной стороны, весьма критично, а с другой, очень внимательно. Слишком уж тяжело переживалось предательство и все то, что за ним последовало. Переживалось? Нет – переживается. Переживается по сей день, то и дело колет внутри острыми иголками, скребет наждаком, подступает тугим комком к горлу. Прошлое никак не отпускает, несмотря на то, что уже началась новая жизнь. Подруга Альбина, любительница каламбуров и всякого рода словесных выкрутасов, называет нынешнее Викторино состояние «рестартом без перезагрузки». Очень, кстати говоря, метко называет, так оно и есть, хоть и звучит абсурдно. А разве сама жизнь не абсурдна? Несколько лет строишь терпеливо, по кирпичику, свое счастье, но, стоит только остановиться и отступить на шаг для того, чтобы полюбоваться результатом, как прочное кирпичное строение предстает карточным домиком, разваливающимся от малейшего дуновения. Кто-то там дунул, и у тебя больше нет счастья… Грустно? Еще как. Не до слез, а прямо до воя. И если вскоре после этого начинаются провалы в памяти, то прежде, чем как следует удивиться этому, ты как следует пугаешься. Потому что внезапно найти считавшуюся потерянной зарядку для телефона в банке с перловой крупой – это страшно. Потому что это происходит с тобой. Потому что нечто подобное происходит с тобой уже не в первый раз. Потому что тебе всего двадцать девять лет. Рановато для встречи со стариной Альцгеймером.

Кроме того, любой начитанный и «насмотренный» человек прекрасно понимает, чем чреваты эти самые провалы. В беспамятстве можно натворить такого… В беспамятстве все, что угодно, можно натворить. Вдруг ей придет в голову, что она Воительница Света или какая-нибудь Добрая Валькирия, а Валерка – Исчадье Ада или Порождение Тьмы, и она решит зарубить его кухонным тесаком, воображая, что у нее в руках Меч Возмездия? Или, наоборот – она станет Исчадьем Ада и убьет доброго Валерку?

Убийство, это, конечно, крайности, но и без них плохо. Разве можно жить без памяти? Память, это то, что делает человека человеком, конкретным человеком, с конкретным жизненным багажом, привычками и всем прочим. Потеря памяти означает потерю личности, потерю всего. Превратишься в овощ с минимальными навыками самообслуживания. Если они еще сохранятся, эти самые навыки, а то ведь можно совсем про все-все-все позабыть. Это называется тотальная амнезия. Благодаря всезнающему Интернету, теперь нет необходимости в том, чтобы по любому мелкому поводу консультироваться у специалистов. Тем более – у психиатров. У них только проконсультируйся, только попадись в цепкие руки. Поставят на учет и потом ни за руль, ни по тарелочкам пострелять. Без тарелочек Виктория обходилась спокойно, тем более, что у Валерки, в отличие от Константина, не было ни ружей, ни удочек, а вот без машины в загородном доме жить трудно. Даже в пятнадцати километрах от кольца. Даже при наличии автобуса и маршруток. Автобусы ходят редко, а в маршрутку надо садиться на конечной, там она набивается битком и ближнюю остановку проезжает, не тормозя, а это неудобно. И гоняют водители маршруток настолько лихо, что после каждой поездки хочется новый день рождения отпраздновать. Чем больше праздников, тем, конечно, лучше, но не такой ценой. Такое впечатление, будто маршрутки водят те, кого в летчики-истребители по состоянию здоровья не приняли. Нет, ну их к черту, психиатров этих!

Самообразовываясь, Виктория вычитала в Интернете, что амнезия может быть и на нервной почве, когда из памяти вытесняются воспоминания о чем-то неприятном. Было написано, что такая амнезия могла развиваться не только у больных, но и у здоровых людей. С оговоркой, касательно истерического типа личности, но лучше уж считать себя истеричкой, чем шизофреничкой. Так гораздо приятнее и спокойнее, тем более что развод сказался на нервной системе Виктории далеко не самым лучшим образом. Раздражительность повысилась невероятно, для того, чтобы завестись, было достаточно малейшего пустяка, то и дело пробивало на слезу. Как ни сдерживайся, сколько ни внушай себе, что так нельзя, в какой-то момент переключается внутри невидимый тумблер и начинается то, что Валерка называет «концертино», а коллеги «бурей в пустыне». С Валеркой и коллегами однозначно повезло. Приятно, когда тебя окружают чуткие люди, способные войти в положение и сделать поправку на особые обстоятельства, но бесконечно никто скидок делать не станет. Любое терпение когда-нибудь иссякает.

Память повела себя странно. Вместо того, чтобы вытеснить воспоминания о разводе, а лучше бы, вообще, о Константине, забыть бы его поскорее, да и не вспоминать никогда, память «выбрасывала» незначительные, несущественные воспоминания о каких-то пустяках. Но страшно было то, что стирались эти незначительные воспоминания напрочь. Сколько ни напрягайся, ничего не вспомнишь. Даже смутно.

Первой «ласточкой» стал «Юридический справочник по семейному праву», который Виктория обнаружила в верхнем ящике своей прикроватной тумбочки. Справочник лежал поверх «Гордости и предубеждения» на английском языке, хранившегося под рукой в качестве универсального снотворного. Обычно Виктории хватало трех страничек для того, чтобы заснуть.

Сначала находка Викторию не удивила. Она подумала, что справочник в воскресенье читал Валерка, имевший обыкновение в редкие свои выходные валяться в постели до обеда. Машинально сунул не в ту тумбочку, мало ли с кем не бывает. Виктория положила книгу на Валеркину тумбочку, откуда та перекочевала на полочку. Валерка, как и положено юристу, был педантичен и немножечко занудлив, но занудливость его больше касалась работы, нежели быта и, кроме того, была смешной, совсем, как у Уотсона в «Докторе Хаусе», поэтому не раздражала. Или, может, Виктория просто привыкла к тому, что Валерка зануда, еще в школе? Как-никак, одиннадцать лет вместе проучились. Валерку дразнили Знайкой, а Константина Шурупом, потому что он постоянно что-то прикручивал-откручивал, чинил-разбирал. Когда шел, громыхал железом, как Кащей Бессмертный костями, столько у него всего было в карманах. В Константине занудства не было нисколько, но зато упрямства на семерых. А еще Константин был подлецом, но этого Виктория не разглядела ни в школе, ни после. Только в прошлом году случайно обнаружила…

Примерно в то же время, когда в тумбочке появился справочник, у Виктории пропала зарядка для мобильника. Пропаже Виктория значения не придала, решила, что взял кто-то со стола в офисе попользоваться, да забыл положить обратно. Зарядки, зажигалки, пакетики с чаем, ручки-карандаши по негласному правилу считались общим достоянием, которое можно было брать без спросу. В отличие от чужих флэшек и прочих накопителей, за одно лишь прикосновение к которым можно было нарваться на скандал. Интеллектуальная собственность священна и неприкосновенна, ради ее защиты дизайнеры готовы на все. В прошлом году в конторе случился не просто конфликт, а настоящий курьез. Программист Владик, бесцеремонный и непосредственный, как все большие дети, получил в глаз от Макса Калиниченко. Проходя мимо стола Макса, который в тот момент отлучился в туалет, Владик заинтересовался флэшкой в виде золотого ключика, взял ее, чтобы рассмотреть получше, рассмотрел, забывшись, сунул в карман и пошел себе дальше. А на флешке был записан проект, который через полчаса надо было представить Хозяйке. Макс летал по офису встревоженной птицей, заглядывал под столы и стулья, спрашивал всех, не брали ли они золотого ключика, а Владик в это время спокойно сидел в серверной, привычно делая вид, что по макушку загружен работой. Лишь часа через два, полезши в карман за очередной антиникотиновой жвачкой, Владик обнаружил там чужую флешку. Максу уже успевший получить суровую нахлобучку вкупе с «самым последним» предупреждением, как раз пытался вычислить того, кто его подставил, когда перед ним с заветной флэшкой в руке появился улыбающийся Владик. Вместо благодарности, Владик огреб кулаком по своему худому, изможденному, вечно небритому лицу.

О зарядке Виктория забыла почти сразу и не вспоминала о ней до тех пор, пока не нашла ее в банке с перловой крупой, стоявшей в одном из кухонных шкафов. Но это случилось гораздо позже, потому что перловку, в отличие от риса или гречки, ни она, ни Валерка особенно не любили и ели редко, разнообразия и полезности ради. Тогда же Виктория просто взяла другую зарядку, благо их у нее от прежних мобильных оставалось несколько. Своеобразный «бонус лояльности», если сохраняешь верность одной и той же модели, то будешь вознаграждена небольшим запасом полезных однотипных аксессуаров. Зарядка озадачила Викторию много позже, до тех пор еще кое-что успело произойти.

В первый раз Виктория испугалась, когда не нашла в привычном месте, на верхней полке шкафа с одеждой, который стоял в спальне, кожаной папки со своими документами. В последний раз она заглядывала в папку месяца полтора назад. Она вообще заглядывала туда редко, потому что паспорт и права носила в сумке, а остальные документы были нужны от случая к случаю. В тот день ей вздумалось проверить срок действия годичной шенгенской визы прежде, чем заняться планированием отпуска.

Первой мыслью было, что в доме побывали воры. Зарядку от мобильного или какую-нибудь книгу, Виктория могла оставить где придется, но к документам и, вообще, ко всему важному, она относилась ответственно. Важное всегда лежало у нее на своих местах. Представить, что папку взял, а затем положил не в то место Валерка, было невозможно. Зачем ему ее документы? Все, что имело отношение к ним обоим, например – свидетельство о браке, хранилось в ящике его письменного стола. Но если допустить, что папку все же взял Валерка (случается же и невероятное!), то вот положить ее не на свое место он никак не мог. Скорее уж солнце начнет восходить на западе и заходить на востоке, чем Валерка нарушит порядок.

Не подумав о том, что проникновение воров не могло бы остаться незамеченным, поскольку не только входная дверь, но и окна были под сигнализацией, Виктория принялась проводить ревизию домашних ценностей. Дойдя до стоявшего в гостиной секретера, в котором хранился изрядно поредевший от времени набор столового серебра на шесть персон, доставшийся Валерке от предков, Виктория наткнулась там на папку. Как могла папка перекочевать со второго этажа на первый, да еще и оказаться аккуратно подложенной под обитую истертым бархатом коробку с вилками-ложками? На всякий случай Виктория позвонила Валерке и спросила, не брал ли он папку. Валерка, разумеется, ответил, что не брал. Найдя пропажу, Виктория немного успокоилась. Во всяком случае, настолько, чтобы сообразить, что посторонние здесь ни при чем. Появление воров непременно бы вызвало срабатывание сигнализации. Со всеми истекающими последствиями. У предусмотрительного Валерки (адвокат же!) в каминной трубе помимо заслонки была вмонтирована стальная решетка. Даже кошке не пролезть, не то, чтобы человеку. Домработницы они не держали, гостей на второй этаж не водили, к тому же гостей принимали в гостиной, где стоял сервант. Если бы кто-то из гостей, задумав подшутить, вполне мог втихаря, на цыпочках, под предлогом отлучки в туалет, подняться на второй этаж и взять папку, то вот незаметно положить ее в сервант в гостиной он бы никак не смог. Да еще и в такое место, вглубь нижней полки. Это же надо раскрыть обе створки, наклониться, достать коробку со столовым серебром, положить папку, поставить сверху коробку… Целая канитель, куда проще на антресоль в прихожей положить, да и не было среди их с Валеркой знакомых людей со столь своеобразным, прямо говоря – идиотским, чувством юмора. Методом исключения выходило, что кроме самой Виктории положить папку в сервант было некогда. Вот тут-то и пришло время пугаться. Перебрав в памяти все алкогольные эпизоды за последнее время, Виктория ни нашла ни одного, на который можно было бы списать беспамятство. Спиртное она пила редко, в основном, красное вино, редко – мартини, и понемногу, до легкого головокружения, а не до потери памяти и совести, заодно с сознанием.

Так и не вспомнив, как она перекладывала злополучную папку в сервант, Виктория вспомнила сцену из какого-то голливудского фильма, в котором главный герой пытался взбодрить свою память с помощью ассоциаций. Раз десять, если не больше, она брала папку из шкафа в спальне и несла ее в гостиную, несла быстро, несла медленно, один раз даже зачем-то сунула под халат, но так и не смогла вспомнить, как перепрятывала ее на самом деле. Хотела позвонить Альбине, чтобы посоветоваться, Альбина была не только единственной близкой подругой, но и врачом, правда, косметологом, но быстро раздумала. Не хотелось рассказывать никому такое о себе. Хотелось как можно скорее забыть об этом досадном, пугающем, нехорошем инциденте. Забыть так качественно, как забыла она про папку в серванте. В тот вечер Виктория места себе не находила, но и Валерке тоже ничего рассказывать не стала. Валерка, конечно, заметил ее состояние, но, скорее всего, списал на обычную, привычную причину. Во всяком случае, вопросов задавать не стал. А утро следующего дня выдалось таким солнечным и ласковым… А на работе Хозяйке посчастливилось отхватить очередной суперзаказ, куратором которого стала Виктория… А вечером их с Валеркой так сильно потянуло на любовь, что они и поужинать-то толком не успели… А потом Виктория успокоила себя тем, что в жизни любого человека хоть раз, но случается какой-нибудь полтергейст, вот и с ней случился. Будет, о чем потом внукам рассказывать. Если, конечно, с детьми все получится. Справочник, зарядку и папку Виктория тогда вместе не связала, как-то в голову не пришло. Спустя неделю успокоилась настолько, что рассказала случай с папкой Альбине. Та в ответ вспомнила, как однажды нашла в морозилке вставные челюсти своей первой свекрови. Виктория обиделась на то, что ее, молодую и здоровую, сравнивают с какой-то выжившей из ума старухой. Первый муж Альбины был на четверть века старше ее, соответственно, его маменька была вообще в преклонных летах, Альбина возразила, что такой ясности ума, как у первой свекрови, она ни у кого никогда не замечала и разговор ушел куда-то в сторону, а ведь Виктория в глубине души надеялась получить от подруги медицинский совет. Пусть Альбина косметолог, но ведь психиатрию она в институте изучала, должна что-то там помнить.

Пазл сложился в тот несчастный и ненастный (одно к другому) день, когда весы показали прибавку в целых четыре килограмма. До этого Виктории больше недели было не до взвешиваний. Много работы, очередное обследование в Центре акушерства и гинекологии, да вдобавок Валерка свалился с ангиной и все свободное время проходило в хлопотах над его бренным, горячим как печка телом. Виктории казалось, что от всей этой суеты она должна была похудеть как минимум на два килограмма, а тут на тебе – плюс четыре, да еще с весомым таким хвостиком. И ведь не ела ничего такого, ни мучного, ни сладкого, разве что одну шоколадку, но разве с одной шоколадки столько прибавишь? Заподозрив, что весы сломались и врут, Виктория решила свериться с «эталоном» – своим первым и единственным свадебным платьем, в котором она выходила замуж за Константина. Платье было единственным, потому что с Валеркой они сочетались браком без всякой помпы и нарядов специально не покупали. Валерка надел синий костюм, она – светло-голубой, получилось неплохое, «фотогеничненькое», как выразилась Альбина, сочетание. Платье после свадьбы ни разу не надевалось для выхода, потому что было чисто свадебным, не подходившим для иных случаев, но иногда использовалось в качестве эталона. Замуж за Константина Виктория выходила «девочкой-тростиночкой», с тех пор немного раздалась вширь, и если сейчас удавалось застегнуть молнию хотя бы на выдохе, то это уже можно было считать достижением. «Наказав» бесстыдно врущие весы легким пинком, Виктория полезла на чердак за платьем. На чердаке у нее был свой, особый, закуток, островок хаоса в безбрежной Валеркиной галактике порядка, каморка, в которой хранились папки с рисунками, старые вещи, которые по тем или иным причинам рука не поднималась выбросить, несколько памятных видеокассет, обломки найденного на помойке кофейного столика, до реставрации которого никак не доходили руки и тому подобные «сокровища». Сторожил их одноглазый плюшевый мишка Тихон, друг детства, поверенный самых сокровенных тайн. Вообще-то коробку с платьем, которое иногда надевается, удобнее было бы хранить в спальне, под рукой и пылиться будет меньше, но Виктория нарочно убрала ее на чердак. По ее мнению, второму мужу, даже такому спокойному человеку, как Валерка не стоило лишний раз напоминать о своей первой свадьбе. Даже с учетом того, что он был на ней свидетелем. Константин пригласил. Не то по простоте душевной, не то из изощреннейшего коварства. Когда-то Виктория думала, что все же по простоте, но сейчас склонялась к версии с коварством; всем известно, где водятся черти – в тихом омуте. Если выходишь замуж второй раз, то правильнее всего делать вид, что первого раза не было. Был сон, наваждение, морок, протяженностью в несколько лет, не более того.

Можно было скинуть халат и надеть платье прямо на чердаке, но Виктории захотелось полюбоваться на себя в зеркало, поэтому она спустила коробку вниз, на второй этаж. И хорошо, что спустила, потому что, обнаружив платье изрезанным на ленты разной ширины, испугалась настолько, что почувствовала слабость и противную дрожь в коленях. Вряд ли в таком состоянии она смогла бы благополучно спуститься с чердака по приставной лестнице. Непременно свалилась бы и что-нибудь себе сломала.

Платье было изрезано обстоятельно, ножницами или острым ножом, сверху донизу, от лифа до подола. Собственно, то, что лежало в коробке, уже нельзя было называть платьем. Виктория зачем-то разложила обрезки на кровати, собирая из них платье, как пазл из кусочков, и убедилась, что ничего не пропало, все было здесь. Постояв с минуту около своего пазла, она рухнула на него, потому что ноги окончательно отказали, и горько заплакала. У нее не было сомнений в том, кто мог это сделать. Конечно же, сама она. Кому же еще? Но зачем? И, главное, когда?

Вот тут-то и пришлось взглянуть в глаза реальности, сложить вместе справочник, папку с документами, платье, осознать, что столкнулась с проблемой и полезть в Интернет за сведениями. Амнезия на нервной почве ответила на вопрос «как?», но вопрос «зачем?» некоторое время оставался открытым и пугал больше, чем сама амнезия. Одно дело папку с документами с места на место переложить и совсем другое, испортить собственное платье. Хорошенько пораскинув мозгами, Виктория объяснила все так. Развод был болезненным, поэтому все, что напоминало о Константине, ей хотелось поскорее забыть. Папку она упрятала подальше, потому что в ней лежало свидетельство о разводе, платье изрезала, чтобы больше никогда не надевать (почему не выбросила его это уже другой вопрос, на который ответа искать не хотелось), а справочник по семейному праву читала для того, чтобы набраться полезных знаний на будущее. Не потому что опасалась каких-то проблем с Валеркой, а просто для того, чтобы восполнить пробелы. Все вертелось вокруг развода, как планеты вокруг Солнца. Викторию такое объяснение полностью удовлетворило. Шероховатости она предпочла не замечать. Известно же, что гладко бывает только на бумаге, в жизни без шероховатостей не обойтись, да другой версии у нее не было. К собственному здоровью Виктория относилась с должным вниманием (были на то причины) и всегда считала, что лучше «перебдеть», нежели «недобдеть», но это правило касалось телесных заболеваний, а не психических.

Нашедшаяся спустя несколько дней зарядка только подкрепила версию. Виктория вдруг вспомнила, что телефон ей подарил Константин, и объяснила припрятывание зарядки выражением желания избавиться от телефона, бессознательно напоминавшего ей о первом муже. Почему не спрятала сам телефон? Потому что не успела или не хотела оставаться без связи. Возможно, кто-то из профессиональных психологов счел бы это объяснение надуманным или, даже, глупым, но Викторию оно полностью устроило, потому что целиком и полностью укладывалось в рамки ее версии.

Виктория купила новый телефон, а старый выбросила. Платье она сожгла вместе с коробкой в мангале, пепел, как принято, развеяла по ветру. Очень хотелось сжечь заодно и свидетельство о разводе, но это был документ, который мог еще пригодиться. От греха подальше, Виктория запечатала его в конверт и попросила Валерку положить его в банковскую ячейку. У Валерки, как и у любого адвоката, была ячейка, в которой он хранил рабочие документы особой важности. Валерка немного удивился просьбе (а, может, и тому, что конверт был таким тонким – одна бумажка), но вопросов задавать не стал. Если не знать Валерку хорошо, так, как знала его Виктория, то его деликатность можно было бы принять за равнодушие. Валерка вообще был из числа тех людей, которые раскрываются во всей красе только при близком знакомстве. Под маской флегматичного педантичного Знайки скрывался восторженный и преданный рыцарь Ланселот.

Слово «преданный» очень подходило к Валерке. В обоих своих смыслах. Он был предан Виктории и всю жизнь, как сам утверждал – с первого класса, любил только ее, а она его предала. Дважды предала – в первый раз, когда вышла замуж за Константина, а во второй раз, когда вышла замуж за него, потому что выходить замуж за любящего тебя человека без любви равносильно предательству.

Труднее всего было расстаться с архивом прошлой жизни, тремястами гигабайтами фотографии и видеофильмов, снятых за время совместной жизни с Константином. Рука не понималась запустить форматирование диска, но вычеркивать из жизни, так вычеркивать, к тому же Виктория прекрасно понимала, что никогда в жизни не станет ничего пересматривать. Слишком уж больно, лучше забыть.

На отформатированный диск она тут же переписала несколько проектов из ноутбука. Хотелось не просто стереть, но и сразу же заполнить диск чем-то, неважно чем, как будто это действие могло заполнить зияющую в душе пустоту.