Buch lesen: «Хроники Кайдарии. Дурная кровь»

Глава 1. «Глаза змеи»

Ужас рождает дерзание.

Байрон

Всякий раз, оказываясь наедине с бароном фон Вулом, я ощущал, как меня охватывает мучительное чувство неловкости. Этот вампир, происходивший из весьма почтенного и древнего рода, имел стойкое пристрастие к употреблению крови, смешанной с человеческими спиртными напитками, что в кайдарском обществе считалось весьма постыдным. Поскольку барон вращался в самых высоких кругах, сплетни и презрительные перешептывания раздавались исключительно у него за спиной – а вот я, находясь в просторном салоне его автомобиля, ставил на карту собственную репутацию. Ведь если тень разгульного образа жизни фон Вула падет на меня, толпа уже не станет выбирать выражения! Высокой родословной я похвастаться не мог. Мой отец, ныне покойный офицер Восьмого Королевского, происходил из ничем не примечательного рода уездных помещиков, и кто бы мог предположить, что мне, его младшему отпрыску, доведется взлететь так высоко?..

Тут я взглянул на свое полупрозрачное отражение в боковом стекле, за которым неспешно проплывали сумрачные массивы Кроненбурга. Черный мундир с позолоченными эполетами сидел на мне как влитой – о, искусством носить парадную форму я овладел в полной мере! – но нижняя челюсть, округлая и слегка женственная, а также вечно рассеянный взгляд больших голубых глаз явственно выдавали во мне вампира, еще не нюхавшего пороху. Соотношение длины и толщины клыков у меня было вполне аристократичным и соответствовало высочайшим расовым стандартам, но смочить эти клыки кровью врагов мне действительно пока не довелось. Говоря откровенно, я и не горел таким желанием. Да, свое высокое звание я заработал не победами на поле брани, а трудами в сумрачных лабораториях Инженериума, ну и что с того? Разве разделочным серпом моей конструкции не пользовались вот уже третий год дивизионы особого назначения рейхсвера? Разве шестилезвийный двухосный разрубатель модели «Заххак» не был применен в прошлом сезоне самим герцогом Глеммом, восьмикратным чемпионом «Зова крови»? Учитывая все вышесказанное, я имел полное право гордиться своими достижениями, несмотря на презрительные перешептывания недоброжелателей.

Взгляд мой опустился на грудь, где в свете проплывающих за окном фонарей поблескивал орден Львиной головы третьей степени. Вот она, причина истинной зависти всех этих недоумков вроде Ланка Гарруды! Эта награда, похвастаться которой мог не каждый закаленный в боях ветеран, означала признание моих заслуг на самом высоком уровне. Ей же я был обязан и тем, что этим вечером оказался в одном автомобиле с бароном фон Вулом. В замке Глеммсбург нынче давали роскошный банкет, куда я (впервые в жизни!) был приглашен на правах самого юного кавалера, удостоившегося столь высокой награды.

– Ваш отец гордился бы вами, Киз, – слащаво проворковал барон, видя, что я таращусь на орден.

В ответ я лишь безмолвно кивнул. Шварцберга-старшего не стало три года назад – он сложил голову в одной из последних битв на южном фронте, в пропеченных беспощадным солнцем африканских пустынях. Уж он-то о подобной награде мог только мечтать! Ну а мне, чтобы заполучить ее, не пришлось даже покидать лабораторию. Размышляя над этим, всякий раз я ощущал болезненный укол совести, но тут же успокаивал себя тем, что способы послужить на благо Империи бесконечно многообразны. Кто-то делает это со штыком в руках, кто-то – с помощью молота и пилы, ну а я использовал циркуль и линейку. Фон Вул и мой отец в былые времена служили в одном полку, поэтому барон и вызвался подбросить меня сегодня. Отказаться было бы невежливо, так что оставалось лишь уповать на то, что я буду избавлен от всяких порочных предложений с его стороны – несмотря на эту сальную ухмылку, искажающую крошечное личико сатира, несоразмерное его огромной лысой голове. Маленькие ноздри фон Вула постоянно двигались, словно вынюхивая добычу. Я видел, что он постоянно косится на встроенный бар, в котором тускло поблескивали бутылки спиртного. Меня передергивало от одной мысли о прикосновении к этому пойлу.

– Могу представить, что вы чувствуете в эти непростые времена, Киз, – продолжил барон. – Многие ваши сверстники готовятся отплыть на трех величайших судах к побережью Америки, чтобы сокрушить последний оплот человеческой сволочи. Наверняка ваше пламенное сердце негодует, сознавая, что вместо упоительного кровавого пира ему уготовано оставаться в четырех стенах тесной лабораторной комнаты. А ведь это, быть может, последнее крупное сражение в истории Кайдарии! И последний шанс показать себя героем на поле боя.

– Вы и в самом деле верите, что три корабля – пусть даже настолько огромные и тяжеловооруженные, как «Абаддон», «Каин» и «Ламия» – сумеют подчинить целый континент? – сказать по правде, мое сердце вовсе не жаждало битвы, но произносить подобные вещи вслух считалось постыдным. Кроме того, хоть мое ремесло и заключалось в изготовлении новых орудий членовредительства, сам я старался избегать насилия, кровь пил только консервированную, и предстоящее сражение, о котором день и ночь восторженно трубили все газеты, вызывало во мне какое-то тяжелое чувство – пусть даже речь и шла всего лишь об истреблении последнего свободного государства людей.

– Кроме того, – добавил я, игнорирую маслянистый блеск в глазах фон Вула, – вы забываете, что последние повстанцы нашли себе пристанище также и за полярным кругом, в Сибири, и на некоторых островах южного океана.

– Ба! Конечно же, я уверен, что совокупная мощь трех крупнейших судов Кайдарии легко сметет всякое сопротивление. Соединенные Штаты Человечества – тьфу! Громкое название – но какое государство могут построить эти мягкотелые неполноценные существа? Разве может оно устоять против наших железных легионов, уже очистивших от чумы человечества большую часть мира? Что касается выродков, которые до сих пор отсиживаются где-то в тайге, среди болот и снегов, то они наверняка скоро вымрут там и без нашего деятельного участия, ха!

Я хотел было снова возразить – скорее просто для проформы, нежели по причине особого несогласия – но водитель вдруг резко дал по тормозам. Автомобиль дернулся и замер, а барон чертыхнулся сквозь зубы, косясь на жалобно звякнувшие бутылки. Я бросил взгляд через плечо, желая выяснить причину заминки. Тут-то я и увидел ее. Наши глаза встретились – во всяком случае, мне так показалось, хотя я не был уверен, что она может рассмотреть хоть что-то в полумраке салона. Розовые и фиолетовые огни из ближайшего варьете, чередуясь, скользили по ее лицу, то подчеркивая, то смягчая жесткие, но в то же время женственные черты. Это была особь человеческого рода – но, клянусь, я нисколько не погрешил бы против истины, если б назвал ее красивой. Конечно, уродливо закругленные уши несколько портили картину, как и общая неухоженность вкупе со въевшейся в кожу грязью. Мешковатое рубище с намалеванным на груди белым крестом, каковое обязаны были носить в Кайдарии все представители низшей расы, намекало на гармонично развитые и вполне пропорциональные формы, скрывающиеся под ним. Вся сцена заняла не больше нескольких секунд, пока женщина стояла, упершись руками в капот и тяжело дыша. Очевидно, она неожиданно выскочила на дорогу, и водитель лишь в последний момент успел затормозить. Никаких травм она, судя по всему, не получила. Затем над бульваром зазвучали полицейские свистки, и незнакомка бросилась в противоположную сторону, быстро растворившись в полумраке ближайшей подворотни. Какой проступок она совершила? Украла что-нибудь? Или, быть может, отказала случайному прохожему-вампиру в предоставлении артерий для утоления его голода? Жалкие, глупые людишки – наука ведь давно доказала, что регулярные кровопускания чрезвычайно полезны для их здоровья! Но нет, большинство этих краснорожих невежд до сих пор смотрело на естественное утоление вампирского аппетита как на некое надругательство, едва ли не пытку!

Мы пропустили трех полицейских, спешащих по следу женщины – глухие шлемы с опущенными забралами, бряцанье тяжелых сбруй, лязг подбитых металлом армированных подошв – после чего водитель снова нажал на газ и лимузин продолжил свой прерванный бег. Удивительно, но миловидное личико незнакомки до сих пор стояло перед моим мысленным взором – большие темные глаза, густые брови, словно бы подведенные углем, и суровая складочка между ними… Пухлые, но при этом резко очерченные губы… Собранные в нелепый узел волосы вполне могли бы соперничать с локонами первых вампирских красавиц – получи только оные волосы должный уход. Ох, знала бы Тельма Моррас, какие мысли роятся сейчас в моей голове! Уж эта дьяволица наверняка оскопила бы меня самым жестоким способом! Особенно теперь, когда мы с ней уже несколько недель ведем серьезные разговоры о помолвке.

– Смазливая деваха, – вынес свой вердикт фон Вул, облизывая губы толстым шершавым языком. – Я бы не отказался отведать ее крови. Должно быть, недурной букет – в особенности, если разбавить чем-нибудь горячительным!

Я хмуро кивнул, без всякого смысла таращась в окно, за которым в море тьмы неспешно проплывали блещущие вывески казино, борделей и театров. Я обретался в Кроненбурге уже пятый год подряд, но до сих пор никак не мог привыкнуть к колоссальной высоте его башен из стали и камня, к изяществу его тонких шпилей, устремлённых в затянутые вечным смогом небеса, к титаническим скульптурам древних героев, подпирающим массивные купола из полированного мрамора. Величие этого города – беспрестанно разрастающегося во все стороны, в том числе вверх – словно бы символизировало величие всей Кайдарской империи, тысячелетнего рейха вампиров, коему сама судьба уготовила полную власть над миром.

Барон лениво продолжал свой милитаристский треп – похоже, нуждаясь скорее в слушателе, нежели в собеседнике – а мой разум блуждал где-то в горних высях, между стылыми вершинами небоскребов, плотно усаженных серокаменными горгульями всех видов и форм. Через какое-то время кажущаяся бесконечной Дракен-штрассе закончилась, и мы вырулили на скоростное шоссе, уводящее к району поместий. Там, вырастая из неприступного отшиба, нависал над городом замок герцога Глемма, подобный гнезду какого-то невообразимо гигантского ворона. Уже сейчас узорчатый контур замка был отчетливо различим на фоне темного неба благодаря обильной подсветке, включенной по поводу празднества. Сказать, что я волновался, значило не сказать ничего. Несмотря на то, что посещать торжественные мероприятия мне приходилось не раз и не два, столь высоко по социальной лестнице я еще не забирался, и потому страстно мечтал только об одном – не обделаться ни в прямом, ни в переносном смысле. Однако мое извечное косноязычие и не к месту ноющий живот делали оба варианта угнетающе вероятными.

***

Холодный дождь начал накрапывать как раз когда лимузин остановился во дворе замка, а лакей услужливо распахнул нам дверцу. Темно-серый полированный камень, из которого было сложено монументальное строение в стиле нордической неоготики, мерцал и искрился в мертвенном электрическом свете зажженных повсюду ламп. Гостей собралось немало, но они все продолжали и продолжали прибывать. Проследовав по красной ковровой дорожке, мягко пружинящей под подошвами сапог, мы миновали массивную входную арку. Высокие сводчатые залы, украшенные многочисленными гобеленами, скульптурами и доспехами, полнились гулом и гомоном. Знатные особы былых времен и полумифические властители древности взирали с потемневших картин на пеструю толпу своих последователей и наследников. Преобладали, конечно, черные мундиры и алые сутаны. С удивлением я наблюдал за тем, как из зала в зал чинно переходила делегация из далекой Азии – горделивый взор раскосых глаз, подведенных тушью, длинные тонкие усики, криво изогнутые невтягивающиеся клыки, шелест шелковых туалетов. Странно было видеть здесь представителей цзянши, учитывая нынешние напряженные отношения между Кроненбургом и Пекином. Спесивые повелители азиатской автономной провинции смотрели на нас, своих западных хозяев, с изрядной долей презрения, а тамошний наместник ставил себя едва ли не вровень с членами императорского семейства. По правде сказать, я был уверен, что регулярно происходящие в пограничье инциденты рано или поздно выльются в полноценное боевое столкновение. Напрасно фон Вул переживал, что грядущая схватка по ту сторону Атлантики станет последней войной в истории цивилизации. Человеческая государственность, конечно, не имеет будущего. Однако не исключено, что в следующей войне вампиры будут сражаться с вампирами…

– Ты только погляди, – фон Вул, забыв про всю свою напускную учтивость, бесцеремонно ткнул меня в бок. – Это же Юнцт, фаворит императрицы.

Взглянув в указанном направлении, я увидел рослого бледного вампира неопределенных лет, с густо напомаженными волосами, аккуратно разложенными на пробор. В его слегка выпученных водянистых глазах читалась вселенская тоска, синие губы, судя по всему, уже много лет не складывались в улыбку. Он стоял подле камина, украшенного демонической рожей, и вырывающиеся из портала языки пламени лишь подчеркивали синеву его трупьего лица.

– Жуткий тип, – едва не одними губами произнес фон Вул, заговорщицки косясь по сторонам. – Говорят, в новом сезоне «Зова крови» он задумал бросить вызов самому герцогу Глемму. Если хочешь знать мое мнение, он – дикая карта. Исходил Африку вдоль и поперек, собрав невероятную коллекцию охотничьих трофеев и засушенных человеческих голов. Слышал про легендарного зверя по имени Рау, якобы обитающего в болотах Танзании? По слухам, Юнцт добыл его рог и шкуру.

– Если он здесь, – бледнея начал я, – означает ли это…

– О нет, императрицу ты не встретишь даже на приемах столь высокого уровня. Кроме того, поговаривают, будто Кармилла вот уже несколько месяцев не показывается на глаза никому, кроме узкого круга приближенных. Некоторые считают, что дело тут нечисто.

– Может, она просто стесняется своего возраста?

– Ба! Двести сорок лет – разве для вампирши это возраст?

Когда мы достигли центрального зала, четыре угла которого подпирали титанические скульптуры древних воинов в рогатых шлемах, на балюстраде второго этажа как раз появился герцог Глемм. Гости приветствовали его почтительными аплодисментами. Он был одет в черный кожаный доспех с золотистым нетопырем на груди и алую тунику, небрежно наброшенную на плечи. Под сводами зала зазвучал его гулкий голос профессионального оратора – но я не столько слушал герцога, сколько пожирал его глазами. Глемм одновременно пугал и восхищал меня, как пугает и восхищает все истинно великое. Его волосы, коротко остриженные на военный манер, давно поседели, но во всей фигуре ощущались гибкость и сила, свойственные скорее молодому телу. Резкие, рубленые черты лица вызывали в памяти примитивных идолов, коих наши пращуры вытесывали из камня, располагая их на вершинах холмов и в укромных долинах. В самом деле, в его жилах текла кровь героев древности – в это легко верилось и без всяких экскурсов в пыльные генеалогические манускрипты. Быть может, я в какой-то мере идеализировал герцога, но сила его харизмы была столь велика, что избежать этого мог бы только черствый сухарь. Между тем, Глемм закончил официальную торжественную речь и, пожелав гостям приятного вечера, начал спускаться по массивной лестнице в зал. Двое телохранителей в черно-золотых доспехах с высокими воротниками следовали за ним по пятам, как тени.

– Хочешь, я вас познакомлю? – обронил фон Вул, с усмешкой созерцая обожание, сквозящее в моем взгляде.

– С герцогом?.. – мой желудок внезапно сжался в тугой комок. – Не стоит, право слово…

– Ерунда, нынче вечером это все равно произойдет. Я сам не раз слышал, как герцог положительно отзывался о твоих достижениях. Идем.

Фон Вул снова схватил меня под локоть и потащил сквозь толпу. Мы подождали, пока Глемм, стоя у основания лестницы, перекинется словом с парочкой министров. Заметив нас, герцог широко улыбнулся, демонстрируя превосходнейшие клыки.

– Фон Вул, друг мой! Вижу, у вас свежая добыча, старый вы хищник!

Хотя сказано это было в шутливом тоне, я тут же зарделся от того, что меня могли счесть одним из собутыльников, коими всюду окружал себя фон Вул.

– Это штабс-капитан Шварцберг, сын моего старого товарища Рори Шварцберга. Вы, должно быть, не помните Рори. Мы вместе сражались под вашим началом в годы Тунисской операции.

– Ага! Отчего же, я прекрасно помню всех своих офицеров. Рори был славным воякой, хоть и чрезмерно упрямым и предсказуемым в бою. О ваших успехах, молодой человек, я также наслышан. Очень рад познакомиться лично. Считаю вас одним из самых многообещающих оружейников во всем рейхсвере. «Заххак» чудо как хорош, а что за ранения наносит – ну просто залюбуешься. Удивительно, как вам удалось придать столь идеальный баланс такому неповоротливому на вид клинку. Кстати, сегодня вечером вас ожидает небольшой сюрприз – надеюсь, он придется вам по душе. Ну а теперь – вынужден откланяться. Мне нужно засвидетельствовать свое почтение уйме народу, включая этих мерзких пекинских змей. Будет непросто сохранять учтивость в беседе с ними, учитывая последний инцидент на границе. Что ж, развлекайтесь и чувствуйте себя как дома!

Глемм слегка поклонился и исчез в толпе вместе со своими телохранителями – оставив меня опьяненным восторгом. Герцог помнил моего отца! Герцог следил за моими достижениями! Герцог в восторге от моего клинка! И о каком таком сюрпризе он говорил? Определенно, сегодняшний вечер обещал стать самым счастливым в моей жизни – да по большому счету уже и стал таковым. Фон Вул, добродушно хохотнув, похлопал меня по плечу. Я понимал, что выгляжу сейчас как сельский простак, впервые оказавшийся на городской ярмарке, но ничего не мог поделать. Восторг переполнял меня, вскипая в душе бурным приливом.

Я почти не обратил внимания на то, что барон вскоре меня покинул – его то и дело окликали многочисленные знакомые, игнорировать которых он не мог. Оказавшись предоставлен самому себе, я бездумно дрейфовал в толпе, подобно кораблику, отдавшемуся во власть бурной стихии. Со всех сторон меня окружали лица, которые я привык созерцать на страницах газет или в кинохронике. Монументальная архитектура замка поражала и подавляла. На одной из стен я увидел огромное полотно в два вампирских роста – оно изображало герцога Глемма, закованного в доспехи, кои он надевал исключительно по случаю участия в «Зове крови». Этот черный глухой шлем, по бокам украшенный крыльями летучей мыши, был знаком мне с самого детства. Шипы на массивных округлых наплечниках обагряла кровь, как и нагрудные пластины панциря. Черный металл сиял, будто сама ночная тьма, расплавленная кузнецом-чернокнижником и обращенная в легендарный доспех, украшающий бессчетное количество плакатов и обложек. Стопа герцога попирала распластанное человеческое тело, могучая рука сжимала страшного вида моргенштерн. Сколько же раз я рисовал эту героическую фигуру в альбоме, когда был мальчишкой!

От сентиментальных воспоминаний во рту пересохло, и я направился к табльдоту, намереваясь промочить горло. Со всех сторон стол был окружен гостями, так что пробиться к нему удалось не сразу. В центре его покоилось нагое тело человеческой женщины, растянутое на металлической раме. Впрочем, несчастная все еще была жива, хоть и доживала последние минуты, умело парализованная опытными герцогскими поварами. Артерии женщины были аккуратно вскрыты, и сочащаяся из них кровь, стекая по желобкам, наполняла специально предназначенный для этого сосуд. Признаюсь, меня охватило смущение – как уже упоминалось выше, кровь я употреблял исключительно консервированную, и не слишком одобрял доведение человеческих особей до гибели или крайней стадии истощения. Было в этом что-то расточительное, да к тому же, чего греха таить, моя мягкосердечность всякий раз восставала против подобных сцен. Однако, что я мог поделать? Сама природа определила человека в качестве источника пропитания для нас – высшей расы.

Протянув дрогнувшую руку за наполненным бокалом, я замешкался и вскоре отдернул ее. Багровая жидкость искрилась в своем хрустальном вместилище, отражая электрический свет и бросая на ярко-белую простыню густые алые блики. Почему-то сегодня это зрелище не вызывало у меня никакого аппетита – наверное потому, что несчастная женщина умирала прямо передо мной, расставаясь с последними каплями животворной влаги. Ее карие глаза были широко распахнуты, веки подрагивали. Слезы извилистыми дорожками сбегали по щекам, но из приоткрытых губ не вырывалось ни стона. Я слышал, подобный эффект обездвиживания достигался протыканием определенного участка мозга с помощью стальной спицы. Я вдруг ощутил, как на дне желудка собирается липкий комок, густой и тяжелый, а потом начинает свое движение к горлу. Прижав салфетку к губам, я вынужден был спешно отойти подальше от стола, не пригубив ни капли.

Бездумно слоняясь в живом лабиринте гостей, вскоре я наткнулся на небольшую группку «мундиров», обсуждавших положение дел на Атлантическом фронте. От нечего делать я остановился поблизости и прислушался к беседе – любопытно было узнать мнение вампиров, судя по обилию орденов, авторитетных в этом вопросе. Один из них, генерал с тяжелым медальоном клана Моррас на шее (а значит, близкий родственник моей возлюбленной Тельмы), с жаром доказывал, что мощные орудия трех имперских дредноутов позволят за считанные часы с легкостью подчинить любой прибрежный город. Каждый из кораблей перевозил по двадцать тысяч морских пехотинцев – итого, соответственно, шестьдесят тысяч тяжеловооруженных вампиров, закаленных в самых горячих схватках. Сила, вполне достаточная, чтобы пересечь американский континент из конца в конец, повсюду сея смерть и разрушения. Люди вряд ли сумеют оперативно мобилизовать в одном месте достаточное количество войск, чтобы противостоять им, а кроме того, человеческая экипировка не идет ни в какое сравнение со снаряжением кайдарских воителей. Остальные участники дискуссии в целом были согласны с высказанным мнением, однако один из них заметил:

– Но что вы думаете о захарийцах, по слухам, нашедших пристанище по ту сторону Атлантики, в стане людей? Иные утверждают, что в секте не менее нескольких тысяч вампиров, причем многие из них – с военной подготовкой.

Тут я прислушался еще напряженнее, дабы не упустить ни единого слова, поскольку эта тема интересовала меня особенно сильно. Захарию – лжепророка, пятьдесят лет назад поднявшего восстание в самом сердце Кайдарской империи – обычно старались не упоминать вовсе, а если такой возможности не было – всячески подвергали порицанию и осмеянию. Имперская пропаганда живописала его как предателя, фанатика и блудодея, вечно одурманенного нечестивыми снадобьями. Но кем он был на самом деле, этот вампир-радикал, призывавший освободить людей от рабства, жить с ними в мире и отказаться от употребления человеческой крови? Я знал, что Захария отринул чин орденского капеллана, дабы сколотить секту из своих единомышленников (удивительно, что таковые вообще нашлись!) и проповедовать свои пацифистские идеи прямо на улицах Кроненбурга. Доподлинно неизвестно, во что все это вылилось. Одни говорили о неудавшемся восстании, которое попытался поднять этот мятежный клирик, другие – о том, что деятельность секты носила исключительно мирный характер, и вся вина за последующую кровавую резню лежала исключительно на имперских гвардейцах, посреди ночи ворвавшихся в логово культа. Как бы то ни было, финал у обеих историй был один – сектантов перебили, Захарию подвергли колесованию на дворцовой площади, а затем обезглавили. Фигура этого мятежника до сих пор оставалась популярной в умах немногочисленных радикалов. Мой же интерес, конечно, носил сугубо прикладной характер.

– Вы же сами признаете, что речь идет не более чем о слухах, – отвечал генерал из клана Моррас. – И если вам интересно мое мнение, то скажу – численность захарийцев серьезно преувеличена. Байки о целых батальонах вампиров-ренегатов – не более чем страшные сказки со страниц бульварных газетенок. Лично я готов выразить сомнение, что секта вообще продолжает существовать в наши дни.

Последнее утверждение вызвало несогласие сразу у нескольких участников беседы, а один из них вызвался даже продемонстрировать шрамы, полученные в стычке с захарийцами несколько лет назад. Впрочем, я так и не узнал, чем закончился этот спор, ибо на плечо мне вдруг легла чья-то тяжелая рука. Я вздрогнул и оглянулся. Позади меня высился бесцветный одутловатый Юнцт. Его выпученные водянистые глаза не моргая смотрели прямо в мои. Пористая кожа, напоминающая тесто, имела неприятный синеватый оттенок, ничем не напоминающий благородную вампирскую бледность, а родственный скорее трупной синеве.

– Господин Шварцберг, – прошелестело это привидение, едва разлепляя губы. – Чрезвычайно рад видеть вас на нынешнем приеме.

Я подумал, что вряд ли он представляет себе значение слова «рад», но вслух пробормотал нечто невнятно-вежливое.

– Мы не были представлены друг другу, – проговорил он все тем же погребальным тоном. – Знаете ли вы, кто я такой?

«Ходячий труп», – подумал я, но вслух ничего не сказал, лишь смущенно кивнул.

– Признаюсь, что в последнее время я пристально следил за вашими инженерными достижениями, – продолжал Юнцт. – Военная пресса нахваливает «Заххак» – и в самом деле прекрасный образчик оружейного искусства – но мне куда больше пришелся по душе ваш боевой крюк модели «Грим». Я прочел статью о нем в «Современном членовредителе», и сразу же загорелся желанием опробовать это орудие на своих рабах. Увы, «Грим» так и не пошел в массовое производство, но через своего приятеля в военном отделе Инженериума мне удалось добыть экземпляр. И вот что я скажу – это совершенно потрясающая вещь! После парочки неловких замахов мне удалось одним ударом вырвать рабыне печень – о, как стенала эта человеческая потаскушка! А сколько было крови!

На лице Юнцта проступило некое подобие эмоций, отдаленно напоминающих восторг. Я вновь ощутил, как отступившая было тошнота накатывает мутной волной. С чего бы это? Снова жалость по отношению к человеческой самке? Но почему это неуместное чувство взялось истязать меня именно сегодня?

– Без всякой лести заявляю, что в моих глазах вы сразу встали в один ряд с лучшими оружейниками современности, – доверительно сообщил Юнцт, наклоняя свое лицо к моему. Я приготовился ощутить волну кладбищенского зловония, но, к счастью, почувствовал лишь едва уловимый аромат дорогого парфюма.

– Мне давно хотелось проконсультироваться с вами по одному небольшому техническому вопросу, – фаворит императрицы (судя по всему, имевшей весьма странные пристрастия) запустил руку за пазуху и извлек оттуда черную записную книжку весьма потрепанного вида. – Можем мы перекинуться словечком наедине?

Охваченный любопытством, я заверил, что нахожусь в его полном распоряжении. Фон Вул назвал этого вампира «дикой картой», так что теперь мне хотелось проникнуть в тайны этой загадочной и весьма отталкивающей персоны. Юнцт протащил меня сквозь толпу и вывел на пустую террасу, с которой открывался вид на садовый лабиринт во внутреннем дворике замка. В центре лабиринта виднелось массивное изваяние летучей мыши, сжимающей в лапах обнаженный меч – то был геральдический символ клана Дэйра, к коему имел честь принадлежать герцог Глемм. Дождь к тому времени прекратился, но облака в небе напоминали бесформенные кучи грязи, вот-вот готовые разразиться какими-то помоями.

– Я решил принять участие в следующем сезоне «Зова крови», – сообщил Юнцт, шелестя листками блокнота. – За разработку доспехов и экипировки взялся сам, и хотел бы узнать ваше мнение относительно некоторых инженерных решений.

Тут хрящеватый палец Юнцта ткнул в начерченную от руки схему на одной из страничек. Чертеж был совершенно дилетантский, так что я едва сдержал улыбку, но вскоре улыбаться мне расхотелось – конструкция предполагаемого устройства выглядела оригинальной и вполне работоспособной. То была пушка, стреляющая пятнадцатидюймовыми металлическими кольями, предназначенная для крепления на плече. Юнцт пустился в пространные разъяснения, листая страницу за страницей, на которых более детально были изображены отдельные элементы конструкции.

На одной из страниц я мельком заметил сам доспех, к коему должно было крепиться орудие. Выглядел он весьма зловеще – шлем заменяло нечто, напоминающее вороний череп с длинным клювом и украшенное черными перьями, так что носитель доспеха должен был походить на какого-то восставшего из ада птицеголового демона. Юнцт задал мне несколько весьма толковых вопросов, на которые я, смею надеяться, дал не менее толковые ответы. По крайней мере, мой собеседник остался ими вполне удовлетворен.

– Непременно учту ваши замечания по поводу спускового механизма, – насколько мог радушно произнес Юнцт. – Замечу также, что никогда не забываю тех, кто оказал мне услугу. Но вы, конечно, понимаете, что должны сохранить в тайне все подробности этого разговора?

Я заверил, что прекрасно сознаю всю важность конспирации, и потому он может полностью рассчитывать на мое молчание. После чего мы раскланялись, и я остался на террасе один.

В просвете между облаков показался кинжально-острый месяц; его жидкое мутноватое сияние упало на шпили и черепицу замка, скользнуло по ним струйками бледных искр, посеребрило листву аккуратно подстриженных кустов во дворе, на миг превратив их в отлитые из металла копии самих себя. Я воспользовался подвернувшей минуткой тишины, чтобы отдохнуть от неумолчного гомона толпы – но уединение продлилось не долго. На террасе показался фон Вул.

– Наконец-то этот ходячий труп вас оставил, – сказал он, вернувшись к привычному официальному тону, и тут же поинтересовался: – О чем беседовали?

Я замялся, подбирая ответ, но барон тут же меня успокоил:

– Впрочем, понимаю – конфиденциальный разговор. Но намекните хотя бы, речь шла об обезьяне?

– Какой еще обезьяне?

– Так вы не слышали? Нынче вечером это многие обсуждают. Оказывается, Юнцт подстрелил на Суматре гориллу совершенно невероятных размеров. Местные называли ее «Большой Бобо» – не знаю, верить или нет, но свидетели отваживаются утверждать, что в ней было почти тридцати метров роста. Вскоре чудище доставят в Кроненбург и выставят на всеобщее обозрение в казино «Колизей». Думаю, через три-четыре дня эта новость будет во всех газетах.