Миниатюры

1. Я бы тоже так полежал…

Плохо в больнице. Это все знают. Целый день ищешь, чем бы заняться и хорошо, если ты это занятие нашёл. А вот если нет, то так и шляешься по коридору и не знаешь куда приткнуться.

Но есть мужики счастливые, которые в больнице только, так сказать, числятся. Вот, например, у меня в палате три из пяти мужиков в семь утра приходят, ставят укол и уходят домой до семи вечера. В семь вечера они снова появляются в больнице, им снова ставят укол и отпускают до утра. И так каждый день. Вот это я понимаю – больница. Так можно полежать и месяц и два.

Правда надоедает, наверное, каждый день в семь утра и семь вечера мотаться туда-сюда, но ничего, человек ко всему привыкает. Мне вот ещё не повезло: мужиков в палате целый день нет, а есть один старикашка восьмидесяти годов, который уже ничего не понимает, так что и поболтать особо не с кем. Да ещё этот дедуля целый день спит, а ночью ходит по палате и мне спать не даёт. Приходится под деда подстраиваться, тоже днём спать. Только, правда, не люблю я днём спать.

Ладно, полежу с недельку, тоже буду домой по воскресеньям проситься. И от дедули, отдохнуть, который мне спать по ночам не даёт. Может и будут отпускать домой, по крайней мере, на это надеюсь.

2. Капельница и давление

Поставили мне, значит, капельницу ровно на четыре часа, потому что капать она должна медленно-медленно. Капля в две секунды. Ну я отлежал, тоска, конечно, зелёная. Подумайте сами – четыре часа под капельницей. Встал я и первым делом в туалет, за четыре часа мочи много накопилось. А потом у меня голова разболелась. Мало, что болит, так ещё и кружится все передо мной вверх тормашками.

Пошёл к медсестре, что на посту сидит, дескать, пожалуйста, измерьте мне давление.

– Не могу, – отвечает сестра.

– Почему? – удивился я.

– А сама не знаю, – отвечает сестричка и добавляет, – да понятно измерю.

А сама смеётся. Я сразу понял, что шутит она.

Говорю:

– Вы знаете, с чувством юмора у вас полный порядок.

– А тут без чувства юмора, – отвечает медсестра, – можно с ума сойти, в дурдом попадёшь.

– Понятно, – отвечаю я, – тогда с чувством юмора померьте мне давление, что-то голова моя кувырком ходит.

– Хоть и не могу, но померяю, – отвечает мне медсестра.

Достала она из недр своего стола тонометр. Импортный, конечно, и подцепила его к моей правой руке. Надула его, а потом говорит, что теперь он воздух сам сбрасывать будет.

В общем, давление оказалось у меня 159/107, прямо скажем, высоковатое. Вот голова от капельницы у меня и ходила ходуном.

Я сестру поблагодарил, пошёл выпил таблетку от давления и через сорок минут почувствовал себя человеком.

На следующий день капельницу мне отменили.

3. Дед матершинник

То, что люди могут разговаривать во сне, лично для меня секретом не было. Ну скажет человек во сне слово, другое, перевернётся на другой бок и спит дальше уже без разговоров.

А тут к нам в палату, я в очередной раз в больнице лежал, дедулю восьмидесятилетнего положили. Причём дедуля такой, что маленько не в себе. Днём спит, ночью колобродит, гремит в тишине и всех будит. Причём «фэ» своё ему выражать бесполезно, поскольку он всё равно ничего не понимает.

Так вот этот дед мало, что днём спит да храпит, так он ещё во сне разговаривает, причём исключительно нецензурными словами. Матом попросту.

И матом-то непростым, не трёх этажным, не четырёх этажным и даже не пяти. Я даже таких матерных слов никогда и нигде не слыхивал. Причём всё это во сне. А когда дед просыпался, бывали такие моменты, ему говорили: «Ты чего, дед, во сне материшься», а дед отвечал: «Ничего не знаю, ничего не ведаю».

Ну, а что касается меня, то я теперь матом напичкан до «потолка», потому что моя кровать рядом с дединой койкой стоит, и все слова матерные мне первому и достаются. Вот такие дедули восьмидесятилетние бывают, которые уже ничего не соображают, но как материться по-черному, это они ещё помнят.

4. Фу ты, ну ты

Оказывается женщинам тоже надо писать записку, что купить в продуктовом магазине.

А всё началось с того, что заболела внучка ушками. Родители никак не могли с ней сидеть: у мамы работы много на работе и начальник не отпустил сидеть с дочкой, а сыну, как мужчине, просто не позволяла совесть сидеть дома с дочкой. Хотя в этом, лично я, ничего предосудительного не вижу, если мужчина посидит дома на больничном с больной дочкой.

Короче говоря, с внучкой сидим мы, то есть дед и баба, в основном баба, и это дело нам уже начинает поднадоедать, ведь всему своё время.

И тут в один прекрасный момент бабушка в магазин продуктовый собралась за сметаной, поскольку они с внучкой решили испечь большой пирог с яблоками и ягодами.

За продуктами бабушка ходила недолго, полчаса и вернулась довольная, так как накупила всякого разного. Но вот когда она стала разбирать сумку, то увидела, что самое главное, сметану, она и забыла купить

– Фу ты, ну ты, – воскликнула она, – а про сметану-то я забыла.

Пришлось бабушке опять идти в магазин.

А эта «Фу ты, ну ты» так рассмешила внучку, что она залилась громким смехом и стала всё время повторять: «фу ты, ну ты, фу ты, ну ты». Причём так смешно и весело, что лично я сам расхохотался аж до слёз.

И с тех пор, как бабушка приходит при Вике домой с продуктами, внучка всё повторяет: «Фу ты, ну ты», чем смешит нас до слёз. А бабушке приходится всякий раз оправдываться, что, дескать, нынче она ничего не забыла.

5. Промахнулась

Это лето было необычайно жарким. Точнее август. К началу месяца все уже буквально «умирали» от жары, но Света никогда не изменяла своим привычкам: ходить на работу и с работы пешком. Утром ещё было хорошо, но вот вечером Света выбирала путь, где больше тени, чтобы спастись от губительного солнца. Дорога ее лежала сначала через город, потом через парк, а потом опять через район города, который назывался Лыковка.

А ещё Свете надо было купить на Лыковском рынке клеенку на кухонный стол. И Света примерно прикинула маршрут, как ей идти, чтобы везде была тень.

– Так, – рассуждала она, – сначала я пойду по этой стороне домов, потом перейду на другую сторону, потому что дома там стоят по-другому, а там есть тропинка, я знаю, которая прямо меня и приведёт к ступенькам, что ведут на рынок.

Так она и пошла. Шла она, ни о чём особо не задумываясь, где надо перешла на другую сторону домов и пошла по тропинке, что по её понятию должна была привести к Лыковскому рынку.

Но самое интересное, что прицел у Светы где-то сбился, потому что она шла, шла и вдруг «Бац» обнаружила, что пришла к подъезду собственного дома. А клеёнка ей нужна была обязательна, потому что старая вся истёрлась и порезалась и портила интерьер кухни. Но возвращаться обратно на рынок по жаре ей было не охота, поэтому она махнула рукой на эту клеёнку и сказала про себя:

– Куплю в следующий раз! Раз уж промахнулась, знать тому и быть.

С этими словами она пошла домой, где её ждал прохладный душ и вкусный ужин, приготовленный мужем.

6. Иссушение

Лето нынче, какое-то странное. Жаркое, но с сильными и частыми дождями. Наверно так и положено настоящему лету.

Только вот принесло оно и природе и человеку, какое-то иссушение. Природе иссушение в смысле воды, хотя дожди шли довольно исправно, а человеку иссушение всех мозгов и всех внутренностей.

В саду у нас всё иссохлось, потому что опять всё лето были проблемы с водопроводом, и мы таскали воду из чужого колодца, поскольку своего нет (спасибо соседям), а сами всё время пили воду и, причём, литрами. Так требовал организм.

А что творилось с мозгами, вообще непонятно. На работе, что на моей, что на работе жены, эта работа шла совершенно наперекосяк. У нас все станки переломались, а вот сил чинить их не было, поскольку, как мы решили, просто это лето принесло иссушение наших мозгов. Ни одной светлой мысли, что у меня, что у моих коллег не было. Так простояло половина станков всё лето неисправным.

А у жены на работе программы ни у кого не писались. Все зашли в тупик с этими программами и продвижение не было никакого.

Но самое интересное заключалось не в этом, а в том, что как только лето кончилось и наступил сентябрь так иссушение в природе и в организмах людей пропало.

И в саду все расцвело, словно весна, а, следовательно, урожай хороший мы сняли, и иссушение мозгов и всего организма тоже прошло. У нас все станки заработали, раз иссушение мозгов прошло, и светлые мысли появились, а у жены на работе вдруг все программы стали писаться. Причём у всех и причём одновременно.

В общем, всё стало, как положено. Жалко только, что в сентябре, всё же осень. Вот такое странное лето было и чем- то объяснить никто не знает.

7. А в армии кормёшка гораздо лучше…

Со мной в палате лежал молодой человек – студент МГУ. Что-то у него было с желудком. И каждый раз обед и ужин ему приносили из дома, чтобы он не дай бог ел эту больничную еду, которая, как сами понимаете, не ахти какая. Обед ему приносила бабушка, а ужин – мама или отец. Все мы удивлялись этому, считая это барством.

И вот как-то разговор зашёл про желудочные заболевания, и оказалось, что у студента что-то типа язвы.

– Я, – сказал он, – на эту больничную еду глядеть не могу, у меня от одного её вида желудок болеть начинает. Вот и приходится бабушке да маме приносить мне еду из дома. Но самое страшное для меня было понятие, что в армии плохо кормят, так все говорили, а у нас кафедра военная с летними сборами за городом.

Так вот что я скажу, дорогие собратья по палате, брехня всё это. Кормёшка в армии, если сравнить её с больничной едой, то это как ресторан, официантов только не хватает. Она, конечно, не очень разнообразная, но для меня и моего желудка была в самый раз. За месяц сборов у меня ни разу не дала знать о себе моя язва. Как вы здесь едите – для меня вопрос. От этой еды меня выворачивает наружу. Вот и приходится моим родным приносить мне каждый день еду, иначе язва моя начнёт бунтовать да ещё как. Я знаю, что вы это считаете барством, но иначе я не могу, желудок не позволяет.

Вот тут нам всем стала ясна причина «барства» молодого парня, студента и мы его, естественно, поняли, не стали к нему относится как к барину. То есть всё объяснялось просто, а мы этого не знали. Мы студента пожалели и пожелали ему скорейшего выздоровления от его язвы желудка. А то, что в армии кормят неплохо, это я узнал впервые.

8. Четыре часа под капельницей

Кто-нибудь, когда-нибудь лежал под капельницей четыре часа? Нет, есть такие люди, которые лежали, не я, как говорится, первый, но под капельницей четыре часа я лежал первый раз. И вот что я понял.

Под капельницей, причём и на короткое время, ни в коем случае засыпать нельзя. Я один раз уснул, повернулся во сне, иголка вену проткнула и всё «живительное» лекарство потекло мимо. А это, как нестранно, довольно больно.

Перед капельницей на длительное время надо обязательно сходить в туалет, как по маленькому, так и по большому. Не дай бог, лёжа на игле, вам захочется в туалет. По маленькому ещё ладно, «утка» есть, а если по большому¸ тогда совсем хана. Один мужик как-то раз захотел, так весь измаялся, пока эта дурацкая капельница кончится. Мужик, что рядом с ним лежал, так тот плевал на иголку, вскакивал и писал в «утку», потому что лёжа в эту самую «утку» сходить ещё проблема.

А посему ни в коем случае перед капельницей нельзя кушать или пить слабительное, если у тебя запор, по той причине, что слабительное может подействовать в самый неподходящий момент.

Под капельницей лучше всего читать или болтать с кем-нибудь по телефону, так время быстрее бежит. Я пробовал под капельницей посочинять стихи, но ничего окромя рифмы «больница – темница» в голову не лезет.

Под конец, когда капельница скоро кончится, мой совет чуть ускорить падение капель. Это нетрудно и все знают как, кто лежал под энтой штукой. И сразу поднимается настроение, что скоро эта матота кончится, и ты будешь свободным человеком. Вот такие мои ощущения, когда лежишь под капельницей четыре и больше часов.

А вообще-то лежать под капельницей четыре часа не так уж и страшно, это поначалу думаешь, что как ты выдержишь столько времени в горизонтальном положении с полным мочевым пузырём и полной прямой кишкой. Так что, дорогие мои читатели кто попал в больницу не бойтесь длительных капельниц, ничего такого уж сверх страшного в них нет.

9. «Танец маленьких лебедей»

Вот казалось, чего проще из комнаты попасть на балкон. Открыл дверь и входи. Ну, это у обычных людей. Ну а поскольку мы садоводы, к нам на балкон, где есть свободное место, можно попасть, только исполнив «танец маленьких лебедей».

А дело в том, что половина балкона у нас заставлена ящиками с яблоками и помидорами. А куда их ещё класть. В яму нельзя, они там моментально сгниют, вот и приходится ящики с этими дарами природы, предварительно укутав в теплые вещи, ставить на наш балкон.

Но на балконе кроме всего прочего мы ещё и бельё сушим, а зимой промораживаем для свежести. Поэтому часть балкона, так задумано женой, всё же остаётся, свободной. Однако попасть в это пространство, как я уже сказал надо по узкому проходу свободному от ящиков и стеной, причём две ноги сразу в этом проходе не умещаются, вот и прыгаешь на одной ноге, держа в руке какую-нибудь простыню или рубашку. Такими маленькими скачками. Ну точно «танец маленьких лебедей». И вот этот танец мне приходится выполнять два раза в неделю: в субботу, когда у нас общая стирка и в воскресенье, когда мы стираем постельное бельё, простыни, пододеяльники, ну и так далее.

У жены ножка маленькая и она по этому проходу свободно проходит, не то что я со своим сорок пятым. Однако жена постельное бельё повесить не может, ибо она маленького роста и свернуть простынь и прочее ей трудно. Вот и приходится мне исполнять «танец маленьких лебедей». И сдаётся мне, что этот танец и по зиме мне надо будет плясать, так как много у нас уродилось этих яблок и помидор и их надо как-то сохранять!

10. Почерк

У разных людей, как сами понимаете, почерк разный. Одни пишут крупно и всё понятно, другие мелко и не всегда разберёшь, что человек хотел тут написать.

Вот у меня, например, такой почерк, что я сам его не понимаю. Напишу стих, а потом его расшифровываю, что же я тут написал.

Вот однажды я записывал номер сотового телефона одной знакомой девушки. Прошло некоторое время, и мне надо было этой девушке позвонить. И вот смотрю я на этот номер телефона, а там в середине закорючка, вроде ноль, но сверху какая-то загигулинка и всё это немного на шестёрку смахивает. Ноль ни ноль, шесть ни шесть, не знаю. Ну я тогда решил, позвоню по двум номерам, в одном будет ноль, в другом будет шесть.

Звоню, и на обоих номерах мне отвечают, что я не туда попал, у нас, дескать, таких нет. После этого сижу я и не знаю, что мне делать. А позвонить мне очень надо.

И тут я вспомнил, что телефон-то я записывал с компьютера по электронной почте. Я быстро открыл эту почту, хорошо у компьютера память есть, и нашёл то письмо, где телефон был. И что бы вы думали, там был ни ноль, ни шесть, а цифра восемь.

Ну я про себя выругался, набрал правильный номер и обсудил с девушкой все мои проблемы.

Так что видите, какой у меня почерк. Но я не расстраиваюсь, говорят, что Лев Толстой писал тоже так, что сам свой почерк не понимал. Вот я и подумал, что раз великие такие почерка имеют, то уж нам простым смертным это вполне дозволено. А что касается Льва Толстого, то говорят, жена его прекрасно почерк мужа понимала. Моя вот мой почерк тоже не понимает, как и я, ну и ладно, буду дальше расшифровывать свои стихи.

11. «Горячая» женщина.

Есть женщины, которых я отношу к разряду «горячих», причём не в смысле любви, хотя тут «горячие» тоже встречаются, а в смысле их одежды. Они могут в тридцатиградусный мороз ходить без шапок, без шарфов с расстегнутыми шубами. Причём если вы думаете, что их немного, то вы ошибаетесь, их предостаточно.

Моя жена Надя к таким женщинам не относится. Она в мороз одевается, как можно теплей, а именно: шапка, теплый свитер и тёплая шуба, которую она купила себе после долгих колебаний (уж больно дорогая), ну и, естественно, теплый шарф. Однако всё равно я отношу её к разряду «горячих» женщин.

Просто понимаете она очень любит, когда в квартире свежий воздух. Я тоже это люблю, но в меньшей степени, чем она.

А дело всё в том, что я с дрожью в ногах и руках ожидаю её прихода домой с работы. Потому что, мне заявляется, что воздух в квартире очень тяжёлый и надо проветрить квартиру. И сразу отрываются все форточки и окна. В результате через пять минут, а это всё происходит, как правило, зимой, в квартире наступает холодрыга, которую свет не видывал. Причём на температуру на улице мы не смотрим. Хоть минус 5 хоть минус 30. Главное – свежий воздух.

Но я нашёл способ спасаться от этой «горячей» моей любимой жены. Я примерно знаю, когда Надежда приходит с работы домой, и к этому времени напяливаю на себя тёплую одежду и залезаю под одеяло. Надежда приходит, окна открывает, а мне тепло под одеялом. Так я выжидаю минут пять-семь, затем вылезаю из-под одеяла и начинаю закрывать форточки и окна. Как говорится: и волки сыты, и овцы целы. После этого я целую свою «горячую» женщину, разоблачаюсь от свитеров и штанов и иду выполнять всякую домашнюю работу.

12. Очки

Уж сколько про очки написано, и не сосчитать. Надвинул очки на лоб, а потом полдня ищешь, куда же ты очки задевал, пока в зеркало не глянешь.

Вот и у меня примерно такая же история произошла.

У меня двое очков: для близи и для дали. И по форме они совершенно одинаковые. И чтобы не путаться, очки для дали я в футляре всегда держу, а очки для близи так, где попало. А тут как-то вышло, что очки для дали я из футляра вынул, попользовался ими, а обратно в футляр положить то и забыл.

И вот сажусь я писать очередной рассказ, беру очки и к своему удивлению в них очень плохо вижу написанный текст.

– Чёрт возьми, – думаю, – неужели мои глаза так подсели, что я уже в этих очках ничего не вижу.

А сниму очки, вроде даже и лучше вижу. Тут я совсем расстроился.

– Хана, – думаю, – моим глазам, надо срочно в очковую аптеку идти и новые очки заказывать.

Позвонил я в аптеку, а там такая очередь, что только на конец января (а дело было в конце ноября) меня записать могут. Тогда я и вовсе расстроился. Вновь очки одеваю и вновь в них очень плохо вблизи вижу. Снимаю, лучше вижу. Ладно, думаю, пусть на конец января, но в таких очках писать невозможно.

А я глянул в сторону, смотрю (ещё увидел), а на принтере лежат точно такие же очки, что у меня на носу. Тут до меня дошло. В очках для дали я рассказ писать пытаюсь. Забыл, повторюсь, их в футляр положить.

Я с радостью и дрожью в руках (а вдруг всё же глаза подсели) с носа очки снял и одел те, что на принтере лежали. И всё у меня сразу восстановилось. Всё я стал видеть на экране монитора, все буквы и запятые. Радости моей не было предела. Всё значит с глазами у меня нормально и можно дальше писать рассказы и стихи. Вот такая история у меня с очками произошла. А очки для дали я сунул в футляр и убрал подальше, потому что пользуюсь я ими редко, лишь когда смотрю телевизор.

13. Растягай

Жена моя Надя очень любит покупать в кулинарии, что тут у нас под боком, разные пирожки, которые растягаями называются. Она любит растягаи и с капустой, и с картошкой, и с рыбой, в общем со всем. Но особенно она любит растягаи с курицей. Принесёт такой растягай домой и на ужин блаженствует.

Но самое интересное здесь заключается в том, что как правило у растягаев с курицей сама курица пропечена, а вот тесто не очень. Поэтому Надежда тесто отщипывает и выбрасывает и наслаждается одной курицей. В результате, когда курица съедена, а тесто выкинуто, произносится сокровенная фраза:

– Растягай был отменный.

А мне сразу непонятно: то ли филе курицы отменное, то ли хорошо, что тесто есть не надо, поскольку по понятиям супруги оно непропеченное. Получается не растягай, а кусочек филе курицы.

Когда кусочек такого растягая перепадает мне, то следуют следующие слова:

– Ты тесто не ешь, оно сыроватое.

Но я жену не слушаю, так как мне кажется, что тесто, вполне пропеченное, и уплетаю всё за милую душу.

А кончается это тем, что жена говорит:

– Через недельку я ещё растягай с курицей куплю. Люблю я их (курицу или то, что тесто есть не надо), жалко что они больно дорогие.

Интересно, что у других растягаев, что покупает жена, с рыбой, капустой и так далее тесто, как правило, пропеченное.

Вот такая у нас любовь к растягаем, особенно с курицей.