Buch lesen: «Где та гавань, тихая навеки»

Schriftart:

Моему дорогому и любимому человеку, жене Аленушке!

От автора

Друзья, поэты делятся на «физиков», пишущих «умом», и «лириков», пишущих «сердцем». Я не знаю, к кому я отношусь. Но ведь стихосложение и поэзия – вещи тоже разные. Первое – ремесло, которым может овладеть каждый. Без него к вершинам Парнаса не добраться. Второе – искусство, способное заставить любого человека переживать, радоваться, тосковать, ликовать, плакать или смеяться. Недаром же Александр Твардовский считал, что именоваться поэтом может только тот, «кого читают люди, обычно не читающие стихов». Точнее не скажешь. К слову, честно признаюсь – таким поэтом себя я не считаю. Скорее – «чернорабочим» у Музы, которая благосклонно иногда меня посещает.

Не могу сказать, что к написанию рифмованных столбцов меня привели некие из ряда вон выходящие обстоятельства или переживания. Неподвластного осмыслению озарения свыше тоже не было. Мне просто нравилось рифмовать слова. Казалось, так легче выражать свои чувства, формулировать мысли. Даже описывать житейские события мне больше нравится рифмованными строчками. Класса с пятого я читал свои опусы одноклассникам, в армии – сослуживцам, а в институте, забавы ради, время от времени сочинял стихотворные ответы к семинарским занятиям.

Покинув alma mater, я с головой ушел в научные изыскания. Результатами моих исследований становились статьи, очерки, монографии. А стихи всегда писал «в стол» – для собственного удовольствия. Меня увлекал поиск точного слова, сжатой рифмы, четкого ритма, того внутреннего напряжения, которому под силу донести до читателя не только мысль, но и энергетику стихотворения. Считаю, если это удается, значит, оно написано не напрасно.

Книга, которую вы сейчас держите в руках, не могла бы появиться на свет, если бы не мои друзья. Именно они – задушевные собеседники и строгие критики – решили, что мои поэтические размышления стоят того, чтобы я поделился ими не только с ними. Насколько они окажутся правы, решать вам, мои уважаемые читатели. Каждое стихотворение – в некотором смысле ребус, не имеющий однозначного, единственно правильного решения. Каждый из вас будет складывать его по-своему, так, как подскажут ему собственный жизненный опыт и взгляд на мир. И если в результате для вас все сложится, значит, эта книжка появилась на свет не случайно.

Приятного вам чтения, друзья!

Андрей Кудин

На триптихе времени

«Где та гавань, тихая навеки…»

Где та гавань, тихая навеки,
Где бы можно бросить якоря,
И уставшие прикрыть рукою веки,
Чтоб забыть штормящие моря.

Что же чайки так кричат натужно,
Что же ворон реет надо мной?
Мне давно уже ничто не нужно,
Лишь мечтою грезится покой.

Пусть покой пронзит блаженным штилем
Мою жизнь с макушки и до пят,
И корабль, на мель осевший килем,
Волны больше пусть не бередят.

«На триптихе времени…»

На триптихе времени
Краски бледней.
Уму не хватает
Ярких идей,
На входе, на выходе
Смятенье людей,
В кругу однодневок
Не станешь мудрей.

«Бульвар пропах смолой деревьев…»

Бульвар пропах смолой деревьев,
И тополя порвались в пух,
А торжество летящих перьев
Мысль завораживает вдруг.

Июльский зной, фонтан вскипает,
Бросая водяную пыль,
Прозрачной радугой сверкает,
В ней растворяя летний штиль.

С небес лучи янтарной крошкой
Залили улицы простор,
И я, склонившись над окрошкой,
Веду с собой неспешный спор.

«Стихи рождаются от прозы…»

Стихи рождаются от прозы,
Как чувства мыслей, как искра,
И рифмой связанные грезы
Слагает столбиком рука.

Ритм в сердце буквами стучится,
Дырявя душу, как шрапнель,
В строфе короткой уместится
Весь мир, как детская модель.

«Вечер тянется смолою…»

Вечер тянется смолою,
Скоро ночь меня накроет,
В лапы теплые возьмет,
Убаюкивать начнет.

Яркий месяц, словно кот,
Тихо в комнату войдет,
И, погладив по щеке,
Растворится вдалеке.

Сон картинки нарисует,
Впечатления спрессует,
И, проснувшись поутру,
Я их вспомнить не смогу.

«Вроде солнце с утра…»

Вроде солнце с утра,
Вроде хочется жить,
Понимая, что это недолго…
И слеза, будто дура,
Все катится ввысь,
От закона Ньютона
Нет толку.

Расплескав эту лужу,
Иду за другой,
Собираю последние крохи…
Так не хочется в стужу,
Закрывшись рукой,
В грязь упасть
На последнем издохе.

Поклонюсь до земли,
В этом суть бытия,
Что к погосту все ближе и ближе…
Видеть губы твои,
Но мечтать и страдать,
Так немного
Дается мне свыше.

Дай мне руку в ответ,
Протяни свою жизнь,
Закружимся, как будто вначале…
Миражи, миражи,
Яркой радуги свет,
Вы реальностью
Так и не стали.

«Весна пришла, и чувства пробудились…»

Весна пришла, и чувства пробудились,
Хочу уединиться и писать,
Я вожделею, чтоб Муза появилась,
Заставив сердце страстно трепетать.

И жизнь опять покажется лучистой,
Почувствую блаженства аромат,
Мечта сольется с целью бескорыстной,
И планы снова выйдут за формат.

Пером коснусь блондинистой бумаги,
Под взглядом строки выльются с пера,
И мыслей ход затейливых, зигзаги,
Преобразуются в красивые слова.

«Попрощаюсь когда-то с собою…»

Попрощаюсь когда-то с собою,
Качнувшись дымкой голубою,
Над телом бренным и пустым
Сольюсь я с Космосом святым.

Прощайте, добрые друзья,
Прощайте, милые подруги,
Нас всех обнимет Высота,
Ее мы преданные слуги.

«Дотлел огонь моих элегий…»

Дотлел огонь моих элегий,
Глаза покрылись пеленой,
Ушла пора всех привилегий,
И я служу тому виной.

В стихах моих не много смысла,
Слова лишь столбиком писал,
И превратились они в числа,
Которые считать устал.

«Я в лесу на замерзшем болоте…»

Я в лесу на замерзшем болоте
Подобрал как-то раз журавля,
Были сломаны крылья у птицы,
И казалось, она не жива.

Обогрел, отходил, ну и что же,
Никогда в небеса не взлететь,
И боюсь, с благодарной тоскою
Будет в небо годами смотреть.

Ведь ему так хотелось подняться,
Но не сможет теперь он лететь,
И за клином уже не угнаться,
Лишь курлыканье горькое петь.

Может, видели братья и сестры,
Или слышали крик журавля,
Но они подымались все выше,
Им все меньше казалась Земля.

И никто не спустился с той выси,
Я не знаю ответ, почему,
Журавли не спасли б его крылья,
Но согрели бы душу ему.

«На душе тревожные сомненья…»

На душе тревожные сомненья,
Сердце дышит тишиной и стужей,
Вечер в ночь уносит сожаленья,
И мерцают серым цветом лужи.

Ветер кружит хороводом листья,
Призрак смотрит на меня из дыма,
Осень машет разноцветной кистью,
И тоска моя невыразима.

«Стих застрял, как камень в глотке…»

Стих застрял, как камень в глотке,
Душу жжет, как рану соль,
Дайте ж мне в стакане водки,
Я разбавлю эту боль.

Бросьте мне сухарь надежды,
Чтоб рассвет поднялся вновь,
И лучом в окне забрезжил,
Принеся с собой любовь.

Мне не нужно утешений,
Смысла я не вижу в них.
Хочу с Музой отношений,
Чтоб слагался лучше стих.

«Луну на небе свечи освещают…»

Луну на небе свечи освещают,
Сакральный диск всегда лицом ко мне,
Что с тыльной стороны, никто пока не знает,
Сокрыта тайна в синей вышине.

И лунный календарь лежит передо мною,
Но много тайн постичь я не смогу,
Наполнен дом ночною тишиною,
Скелеты спят у каждого в шкафу.

Что дни и фазы лунные готовят,
От года к году живет один вопрос,
Зачем душа и сердце сквернословят,
И не могу быть добрым, как Христос.

«Ночь уходит, день приходит…»

Ночь уходит, день приходит,
Исчезает вещий сон,
Солнце над холмами всходит,
Диакон в церкви бьет поклон.

На реке, в разливах света,
В камыш прячется туман,
А мне сон не дал ответа,
Может ль в благо быть обман?

Но никто ответ не знает,
Точно – горе от ума,
Вон и кроной дуб качает,
Кто ж ответ даст задарма.

«Бездомных мыслей хороводы…»

Бездомных мыслей хороводы
Кружат над пьяной головой,
И все житейские невзгоды
Жемчужный дым унес с собой.

Душа, как птица в чистом небе,
Ей духи все благоволят,
И мысли о насущном хлебе
Лишь до поры не теребят.

Но день придет, погаснут свечи,
Похмелье будет и тоска,
И старый груз, на те же плечи,
Цинично бросят облака.

«Орфей мне музыку играет…»

Орфей мне музыку играет,
Дарует Муза мне стихи,
Но боль уже не отпускает,
К стенаньям образа глухи.

Душа уходит и вздыхает,
Оставив телу все грехи,
И голубой рассвет встречает
Холодный взгляд немой тоски.

«Живу и больше понимаю…»

Живу и больше понимаю,
Что не начнется никогда
Реинкарнация пустая,
Которая вернет года.

Не будет школы, института,
Не будет армии и снов,
Не будет разных атрибутов,
Я не увижу маму вновь.

Исчезнет мир и ощущенья,
Потухнут Солнце и Луна,
И растворятся увлеченья,
Сольются в черный цвет тона.

Растает в дымке куст сирени,
Угаснут звуки за окном,
Исчезнет свет, исчезнут тени,
И город, связанный мостом.

Исчезнет все, чего добился,
Исчезнет все, что началось,
Исчезнут те, с кем не ужился,
И те, с кем счастливо жилось.

Накатит горькая досада,
Душа заплачет, и тогда
Жизнь, отделенная оградой,
Уйдет от тела навсегда.

«Ах, сколько в нашей жизни прозы…»

Ах, сколько в нашей жизни прозы,
В которой радостные слезы,
И масок много, и отличий,
От неприличий до приличий.

Порвать бы маски или сжечь,
Чтоб не смущали нашу честь,
Победа ханжества над криком
Не станет только новым ликом.

Не вымарать, не затереть,
И, к сожаленью, не воспеть
Поступки наши и дела,
Лишенные души тепла.

Вот переделать бы сполна
Лишенные души дела,
Жаль только, жизнь всего одна,
И коротка ее длина.