Buch lesen: «Это мое имя»

День первый

Продавщица мясного отдела не отличалась особым чувством такта. Это были издержки профессии, которые непосвященный обыватель мог бы назвать хамством. Но если вы каждый день видите отрезанные свиные головы, то ваша вера в добро и красоту мира рано или поздно может пошатнуться. Кроме того, у женщин-продавцов тоже случаются дни, когда они бывают склонны к капризам. Именно в такой непростой день Илья Федорович Брагин подошел к прилавку мясного отдела. Как назло, работница торговли внешне полностью оправдывала навязчивый стереотип – яркий макияж, крашеные белокурые волосы под чепцом и пышный бюст под фартуком. Брагин приветливо улыбнулся.

– Добрый день! Извините, у вас в продаже есть сосиски?

Продавщица смерила Брагина особенным взглядом, сигнализирующим возможное развитие конфликта.

– Сколько надо? – спросила она профессионально-задиристым голосом.

– Мне бы полкило куриных, – скромно ответил Илья.

– Куриных нет, только свиные! – прозвучал ответ.

– Спасибо, свиных не требуется, – смиренно попрощался Брагин.

Он уже отошел на несколько шагов, когда за спиной раздалось:

– Верующий, что ли? Или свинью жалко?

Насмешливый тон не оставлял путей к отступлению. Брагин неохотно обернулся и, едвa сдерживая сарказм, произнес:

– Жалко, но не каждую.

Уже потом, стоя возле с прилавка с овощами, Илья пожалел, что не сдержался. «Мог бы пропустить мимо ушей, – пристыдил он себя. – Подумаешь, чуточку нахамили, ну и что? Бывают вещи и похуже».

А вещей похуже Брагин повидал за свою жизнь немало. Исполненный твердой решимости больше не поддаваться на провокации, Илья направился к кассе. Он успел занять место в первых рядах покупательской колонны, втайне порадовавшись этому факту, потому что очередь с каждой секундой приобретала патологические размеры и формы. Во главе колонны стояла сморщенная старушка, которая медленно, почти в состоянии анабиоза, складывала товар в плетеную сетку. И хотя общеизвестно, что скорость и старость – понятия взаимоисключающие, тем не менее кассирша демонстративно закатывала глаза:

– Давайте уже побыстрее, бабуля, задерживаете тут всех!

Пожилая женщина, задрожав от волнения, попыталась ускориться на финише, при этом лишь сильнее запутавшись в лямках.

– Ну когда вы там уже закончите? – кассирша брезгливо следила за бабушкиными муками, словно старость – это заразная болезнь.

Старушка, с горем пополам запихав продукты в сетку, стала трясущимися руками выковыривать деньги из кошелька. Несколько монет, как и ожидалось, просыпались на пол.

– Господи, совсем, что ли, руки дырявые! – ядовито процедила кассирша.

– Извини, внучка, – жалобно донеслось откуда-то из бабушки.

«Главное – сохранять спокойствие», – уговаривал себя Брагин, наблюдая за происходящим.В табличку с надписью «Касса образцового обслуживания» он уже не верил.Старушка протянула руку за кассовым чеком, который был небрежно брошен в ее сторону.

– Следующий! – громогласно объявила кассирша, давая понять бабушке, что ее время окончательно истекло.

– Спасибо, внучка! – пожилая женщина подобрала чек и с видом побитой собаки покинула эшафот.

Когда очередь дошла до Брагина, он уже успел надеть солнцезащитные очки.

– Почему у вас лобстеры такие мелкие и мохнатые? – Илья возмущенно ткнул в кассиршу пучком морковки, смотря куда-то в сторону.

Кассирша нервно отмахнулась от пучка, но ответила «слепому инвалиду» на удивление сдержанно:

– Молодой человек, это морковь.

– Морковь?!

Брагин неожиданно откусил кусок и смачно захрустел.

– Точно, морковь! Ну хорошо, сегодня буду есть морковь!

Кассирша испуганно посмотрела на «слепого» и пробила оставшийся товар – бутылку шампанского с тортом. Между тем Илья начал входить в роль.

– Помогите сложить продукты, – капризно потребовал он.

– Я вам, что, нанялась, что ли! – «образцовое обслуживание» снова

дало себя знать.

Очередь, испытывая запоздалые муки совести из-за линчевания старушки, начала бурлить от негодования. «Совсем наглые стали! Инвалида обслужить не хотят! Вот раньше такого безобразия в магазинах не было!» – привычные фразы народного гнева начали сотрясать стены магазина.

Кассирша, находясь под давлением общественности, послушно сложила продукты в пакет. Брагин достал портмоне и высыпал купюры с мелочью прямо на ленту.

– У вас, что, рук нет, что ли? – громко возмутился он под звон падающих монет.

В очереди снова укоризненно закачали головами, наполняя карму кассирши пожеланиями долгой и мучительной смерти. Последняя, закусив губу и уже чувствуя нездоровое покалывание в сердце, быстро подобрала деньги, выбила чек и нежно уложила сдачу в руки Брагина.

– Спасибо за покупку! – голос ее был тих и полон раскаяния.

Илья снял очки и посмотрел на кассиршу ясными глазами.

– Благодарю за образцовое обслуживание! Ведь можете, когда захотите.

֎֎֎

Брагин вышел на улицу и с наслаждением втянул ноздрями свежий майский воздух. Стоял 2000 год. Пахло новым тысячелетием.

«Теперь главное – не застрять в пробке, – пожелал он себе. – Хотя бы не сегодня».

Через час потрепанные «Жигули» въехали во двор старого жилого района, похожего на многие другие районы Москвы. По периметру стояли ветхие многоэтажки с балкончиками. На каждом балкончике хранились, а точнее разлагались во времени семейные сокровища – одинокая лыжа, дверь холодильника, кусок оконной рамы и обязательно какая-нибудь старая облупившаяся штука из разряда «жалко выбрасывать».

Посреди двора находилась игровая площадка с песочницей. Песочница была набита детьми, сидевшими в ней как стая растрепанных воробьев. Рядом на скамеечках расположились молодые мамы, которые, расставив полукругом коляски, строгими окликами пресекали всяческие попытки детей вырваться за границы песка. Это зрелище всегда напоминало Брагину армию грозных персов с боевыми колесницами, окруживших отряд маленьких непослушных спартанцев. Илья захлопнул дверь машины и еще раз вдохнул весенний аромат. По пути к подъезду он подал мяч, отскочивший от взмыленной группы мальчишек, с наигранной строгостью погрозив пальцем старшему из них:

– Вовка, чтоб на дорогу мне с мячом не выбегали!

– Хорошо, дядя Илья, не будем! – прозвучало клятвенное обещание, в которое ни Брагин, ни сам Вовка не верили.

Илья зашел в подъезд и нажал прожженную кнопку лифта. Двери открылись со зловещим скрежетом, будто вход в преисподнюю. Внутри на стене был приклеен листок школьной тетради, на котором кто-то вывел каллиграфическим почерком: «Не хотелось мне это писать, но прошу я вас в лифте не ссать!»

Лифт завизжал, как слон, которого тянут по отвесной скале на тонких веревочках, и начал, дрожа, подниматься вверх.

На лестничной площадке Илья столкнулся с пожилым соседом в круглых очках и в поношенном, но аккуратном костюме с бабочкой.

– Добрый день, Лев Аркадьевич! – поздоровался Брагин.

– Мое почтение! – учтиво ответил старичок.

– В лифте ваш опус?

– К сожалению, да, – в голосе соседа действительно звучало сожаление.

– Лев Аркадьевич! – Брагин развел руками, словно удивляясь. – Вы же учитель русского языка и литературы!

Сосед заволновался, поправляя на переносице очки:

– А что, есть орфографические или стилистические ошибки?

– Ни одной, – уверенный вид Брагина не оставлял сомнений в высоком профессиональном уровне учителей русского языка.

– Тогда честь имею! – с облегчением ответил Лев Аркадьевич и, кивнув на прощание, исчез в чреве лифта.

Илья проводил взглядом соседа. Лев Аркадьевич всегда напоминал Брагину его первую учительницу, тоже принадлежавшую послевоенному поколению учителей-идеалистов, считавших, что воспитание и забота о детях являются самыми главными задачами общества.

«В следующем году Насте в школу, – вспомнил Брагин. – Хорошо, если ей повезет с учителем».

Илья позвонил в дверь. Маша открыла сразу, будто ждала в прихожей. Брагин шагнул внутрь, на полном ходу одновременно целуя жену и передавая ей покупки.

– Давай быстрее, все уже заждались! – Маша насупила брови, как того требуют правила женского этикета.

– Ты себе не представляешь, – следуя древнему супружескому ритуалу, оправдывался Илья, – пробки неимоверные. Такое ощущение, что все намылились к нам в гости.

Брагин бросил на вешалку плащ и старый вязаный шарф песочного цвета, после чего сделал контрольный поцелуй.

– Я по тебе соскучился.

– Ты всегда скучаешь, когда есть хочешь, – строгое выражение исчезло с лица жены.

– Неправда, – запротестовал Илья. – Я хочу есть, только когда вижу тебя. Потому что ты аппетитная и пахнешь восхитительно, – он втянул носом. – Новые духи? Как называются?

– «Жареная картошка» называются, – улыбнулась Маша. – Давай уже, проходи.

За столом на кухне собрались все, кто имел отношение к юбилею.

Шестилетняя дочка Брагиных Настя, младшая сестра Ильи Катя с мужем Николаем и, наконец, сам виновник торжества – дед Брагин. Нос Николая был заклеен пластырем, из-под которого смело выглядывал лиловый кровоподтек.

– Ну наконец-то! – прогремел голос именинника. – Опухнешь с голоду с вами!

– Всем привет! – Илья тоном заправского конферансье решил сразу поднять общее настроение.

Настя соскочила со стула и бросилась к нему на шею.

– Ура, папа приехал!

Илья подхватил дочь на руки.

– Троекратное ура героям детсада!

– Положи, пожалуйста, Пятачку в миску салат, – стоящая у плиты Маша сорвала выступление мужа.

– Сначала дела, – Брагин поцеловал Настю и опустил ее на пол.

Напевая под нос «Миска, миска, где твоя улыбка?», он достал из кухонного шкафа керамическую чашку с портретом Пятачка из мультика. Как по мановению волшебной палочки на кухне появился крошечный поросенок, который, подбежав к миске, стал торопливо уплетать хрустящую зелень. Илья почесал животное за ухом.

– Эй-эй, не жадничай, а то рыльце слипнется.

Пятачок задрал вышеупомянутое рыльце и чихнул, давая понять, что у него все под контролем и он обойдется без чужих советов. «Пора идти к людям, Маугли», – сказал себе Брагин и и направился к столу.

Праздничный ужин начался в непривычной тишине.

– Ты че, Николай, подрался, что ли? – не выдержал наконец Илья, понимая, что он единственный, кто еще был не в курсе событий.

– В твоем-то возрасте!

Николай тщательно пережевывал картофель, делая вид, что не расслышал вопроса.

– Нет, Коль, я серьезно, – не отставал от него Брагин, – ты там лицо в своем ОМОНе береги. Мне зять симпатичный нужен.

– Это ему тетя Катя нос сломала! – гордо заявила Настя, будто речь шла о долгожданной победе на олимпиаде.

Илья едва не поперхнулся куском.

– Кать, очумела, что ли? – просипел он.

– Я его предупредила, – с пугающим спокойствием ответила сестра, – будет мне изменять, я ему тоже изменю!

– Ну и что, изменила? – полюбопытствовала Маша, устанавливая на стол тарелку с котлетами.

– Ага. Форму носа я ему изменила.

– Да не было у меня ничего с ней! – не выдержал Николай.

– Конечно, не было. Если бы было, я бы тебе не нос сломала! – пригрозила Катя.

– А что? – влезла заинтригованная Настя.

– Цыц мне тут, Варвара любопытная, – дед Брагин нежно притянул с себе внучку и нравоучительно добавил, повернувшись к дочери.

– А ты, Катерина, руки распускать не смей!

– Ладно, проехали уже, – отмахнулся Николай, тяготясь повышенным вниманием к своему носу.

Он быстро открыл бутылку шампанского и стал разливать его по бокалам.

– Не-е, я это баловство с пузырями не пью, – запротестовал именинник, предпочитавший по старинке водку.

Брагин поднялся с бокалом в руке.

– Товарищи домочадцы!

Вся семья замерла в предвкушении праздничного поздравления. Даже Пятачок оторвал рыльце от миски, почувствовав важность момента.

– Сегодня мы собрались, чтобы поздравить семейного долгожителя и старейшину нашего рода. Дата, конечно, не круглая – всего лишь сто шестьдесят три года.

– Вот брехун! – закачал головой отец.

– Ну что можно сказать про нашего именинника? – невозмутимо продолжил Илья. – Снаружи он колючий и сухой, но внутри нежный и сладкий, как экзотический фрукт.

– Тот еще фрукт! – вставила Катя под общий смех.

– Не многие смогли добраться до его сердцевинки.

– А я добралась! – Настя крепко обняла сидящего рядом деда, который нежно поцеловал ее в ответ.

– А те, кто добрался и распробовал, знают, что вкуснее и полезнее нее ничего нет, – закончил Брагин, поймав взгляд отца. – В общем, батя, за твою сердцевинку!

После ужина Брагин, как всегда, вышел на балкон, пообещав себе, что эта сигарета будет последней. Закурив, он уселся в старое кресло цвета испорченной кабачковой икры и, за неимением в хозяйстве пепельницы из слоновой кости, подставил пустую консервную банку.

Появился Николай. Илья повернулся к зятю.

– Я думал, ты на кухне остался – подслушивать.

– Ага, у них подслушаешь! – прозвучал ответ. – Выгнали всех, кроме Пятачка.

– Да ты не беспокойся, – успокоил зятя Брагин. – Маша Катю плохому не научит. Хорошему, правда, тоже. Скажет, наверное, что мужей заблудших прощать надо.

– Да не за что меня прощать! – возмутился Николай.

– Что, совсем не за что? – Брагин прищурился, сделав затяжку.

Николай вздохнул и посмотрел собачьим взглядом через окно кухни, где женщины убирали со стола.

– У меня роднее Кати никого нет, – тихо произнес он. – Ты в детдоме не рос, не поймешь.

– Да верю я тебе, Коль, – успокоил его Брагин. Он чувствовал, когда человек говорил неправду.

– На прошлой неделе на работе день рождения справляли у товарища. Ты же знаешь, как у нас это происходит. Народу набежало тьма. Какая-то баба пьяная стала при всех липнуть. Катя потом узнала, завелась.

– Катюша дала залп! – улыбнулся Илья.

– Еще какой! – Николай машинально тронул себя за нос. – С ребенком у нас не получается, – продолжил он после короткой паузы. – Она переживает, ревнует сильно.

Раскрасневшаяся Катя выглянула на балкон.

– А, вот вы где! Коленька, пошли домой, я устала. Пока, братец! – Катя задиристо ткнула Брагина в плечо.

– Ну, мы это… пойдем тогда, – попрощался Николай.

Брагин затушил сигарету и поднялся.

– Валите, голубки, – улыбнулся он, едва успев пожать руку Николаю, которого Катя уже тащила на кухню.

– Ты еще не попросил прощения, – напомнила она мужу.

– Катенька, я уже сто раз извинился!

– Извинился за ту дуру пьяную, а за то, что я тебя ударила?! Чуть ноготь не сломала!

– Прости, зайчонок, больно было? – Николай бережно поцеловал палец жены.

Илья проводил молодых взглядом, вспомнив, как это было у него самого. «Чем тебе не Ромео и Джульетта, – подумал он. – Может быть, не так цветасто, как в печальной повести, но умереть за любимую – это тоже завсегда и пожалуйста».

Он уже собрался уходить, как вдруг зазвенел мобильный телефон. Никто не любит поздние звонки, если это только не долгожданное уведомление о выигрыше в лотерею. Брагин не был исключением. Сначала он испытал легкую тревогу, которая быстро сменилась раздражением.

«У кого хватает наглости звонить так поздно?» – удивился Илья, прикладывая трубку.

– Брагин у аппарата! – отчеканил он грозно.

Звонивший словно читал его мысли.

– Здравствуйте, Илья Федорович! Извините за неслыханную наглость беспокоить вас звонком в столь поздний час.

Вежливость действует обезоруживающе в любое время суток, поэтому Илья, смягчившись, произнес:

– Извиняю.

– Разрешите представиться, меня зовут Вальдемар Карлович, – вкрадчиво продолжал незнакомец.

– А можно узнать, откуда у вас мой номер? – голос Брагина снова приобрел твердость.

– Скажем так, у меня есть связи в вашем бывшем ведомстве. Илья Федорович, голубчик вы мой, не переживайте. Я всегда сохраняю полную конфиденциальность.

– Вальдемар Карлович, душечка вы моя, – Брагин передразнил елейный тон собеседника, – а я и не переживаю. Просто давайте по-быстрому, уже поздно.

– Узнаю почерк профессионала! – незнакомец даже не собирался обижаться. – Если по-быстрому, то я потерял одну вещь. Есть даже все основания полагать, что она была украдена.Это книга. Очень древняя и редкая книга. К тому же семейная реликвия.

– Послушайте, милейший, а почему бы вам просто не обратиться в милицию? – Брагин начал терять интерес к разговору.

– Потому что все не так просто, как вам кажется. Во-первых, я бы не хотел, чтобы мое имя фигурировало в милицейских протоколах. Во-вторых, искать нужно в небезызвестном вам районе, куда милиция суется неохотно.

– Ну а в-третьих? – перебил Илья.

– А в-третьих, Илья Федорович, вы обладаете редким качеством, которое необходимо для такой оказии.

– Я могу бутылку портвейна выпить и не опьянеть. Это считается редким качеством?

Незнакомец дружелюбно рассмеялся в ответ:

– О, нет, я имел в виду совсем другое. Меня совершенно не интересует ваша физическая форма. Важно, Илья Федорович, что вы на редкость честный и порядочный человек. Давайте поможем друг другу. Вы найдете то, что нужно мне, а я, в свою очередь, буду вам за это чрезвычайно, чрезвычайно признателен.

– Насколько признательны? – машинально спросил Брагин.

– Скажем так, я бы мог исполнить любое ваше желание, – медленно проговорил Вальдемар Карлович. – Абсолютно любое. – добавил он совершенно серьезно.

Брагин посмотрел через стекло. Домашние сидели на кухне, допивая остывший чай. Настя звонко смеялась. Как бы он хотел, чтобы на кухне звучал сейчас еще один голос! В горле у Брагина пересохло.

– И в чем подвох? – настороженно поинтересовался он.

– Уверяю вас, это самый честный договор на свете. Моя просьба никоим образом не противоречит вашим жизненным принципам. Решайтесь, Илья Федорович, дорогой вы мой, только побыстрее. Сделать это надо до завтрашнего вечера, иначе даже не стоит браться. Если вы все устроите, мы с вами обязательно встретимся, если нет – упустите свой шанс. До свидания.

Раздались гудки, но Брагин еще какое-то время не опускал трубку, неподвижно глядя перед собой.

֎֎֎

Отец и сын шли по заснеженному берегу реки. Стоял на редкость теплый день зимы. Илья давно ждал этой прогулки, вдвоем с Павликом. Они будут говорить о пожарных машинах, сверхзвуковых самолетах, пиратах и прочей мальчиковой ерунде. И посреди этой болтовни, где-то между оловянными солдатиками и новым велосипедом, он скажет сыну что-то важное. Какую-то житейскую мудрость, которую Павлик поймет, лишь повзрослев. Такие слова произносятся порой невзначай, но остаются навсегда в памяти детей. Так было и с Брагиным, когда отец брал его с собой на рыбалку и, сидя у костра, нехитро говорил за жизнь, открывая маленькому Илье добрые и вечные истины. А потом они придут домой, где их уже будут ждать Маша и Настя. И на столе будет пыхать жаром испеченный по семейному рецепту, бесконечно вкусный грибной пирог.

Они остановились, чтобы покормить уток. Полынья находилась в нескольких метрах от берега, и утки, почуяв приближение гуманитарной помощи, шумной толпой вылезли из воды.

– Папа, ты хотел сделать для мамы фотоглафию! – вспомнил Павлик.

– Сейчас сделаем, – Брагин полез в куртку. – Ну-ка, подержи, – сказал он, передав Павлику ветрячок, и, проверив внутренний карман, с досадой добавил. – Черт, кажется, в машине забыли!

Бумажная мельница завертелась, поймав легкое дуновение ветра.

– Стой на одном месте, никуда ни шагу! – Брагин взял сына за плечи и посмотрел ему в глаза. – Слышишь, никуда! Я мигом. Только заберу фотоаппарат в машине. Ты понял?

Павлик утвердительно кивнул. Брагин переспросил для надежности еще раз, на что сын снова качнул головой. Илья побежал к «Жигулям», стоящим возле обочины. Добравшись до машины, он обернулся. Павлик помахал рукой. Брагин махнул в ответ и открыл дверь автомобиля. Порыв ветра вырвал игрушку и откатил ее к полынье. Ребенок неуверенно посмотрел в сторону машины, потом на ветрячок, который уже начал погружаться в воду.

Илья торопливо шарил в бардачке. Это заняло, как ему потом казалось, лишь пару мгновений, но, когда он выпрямился, чтобы продемонстрировать сыну найденный фотоаппарат, на берегу никого, кроме уток, больше не было.

֎֎֎

Брагин проснулся, рывком сев на постели и тяжело дыша. Маша мирно спала рядом. Илья вспомнил ее лицо, искаженное от горя, в тот день. Заснуть он уже не мог.

День второй

На следующий день на лестничой площадке Брагин снова встретил соседа.

– Доброе утро, Лев Аркадьевич! – поздоровался Илья.

– И вам всех благ, Илья Федорович! – прозвучал вежливый ответ.

Почтительным жестом Брагин пропустил старичка в лифт первым. В кабине Илья демонстративно вдохнул полной грудью.

– После вашей вывески, Лев Аркадьевич, здесь стало заметно легче дышать.

– Я очень этому рад, особенно как преподаватель русского языка, – Лев Аркадьевич не скрывал гордости, хотя был по природе скромным человеком. – Это значит, что все жители нашего подъезда поголовно, включая домашних животных, умеют читать.

– Да, народ у нас начитанный, – подтвердил Брагин, – интеллигентный. А интеллигентный человек под табличкой гадить не будет. Он себе для этого другое место найдет, без таблички.

Лифт затормозил на первом этаже, издав, как обычно, звук, похожий на визг перепуганного слона.

– Удачного вам дня, Лев Аркадьевич! – попрощался Илья.

– Берегите себя, Илья Федорович! – донеслось в ответ.

Прилично одетый пятиклассник Петя сидел за пианино. Он напряженно всматривался в раскрытую на пюпитре нотную тетрадь, стараясь сыграть без ошибок. Маша стояла рядом и наблюдала за четкими, но механическими движениями детских пальцев. Когда пятиклассник закончил, Маша подсела рядом.

– Молодец, Петенька, очень чисто сыграл, – похвалила она. – Ты знаешь, когда Шопен писал этот ноктюрн, он уже был неизлечимо болен. Но больше всего он страдал не от самой болезни, а от мысли, что навсегда потеряет свою любовь. Неизбежность и невозможность что-либо изменить – вот что самое страшное для человека.

– Как он вообще мог тогда писать музыку? – неподдельно удивился Петя. Его всегда поражала способность некоторых взрослых работать во время болезни. – Я, когда болею, даже телевизор смотреть не хочу. Лежу и страдаю, как Шопен.

Маша улыбнулась и положила руки на клавиши.

– Попробуй сыграть так, как если бы тебе хотелось плакать и кричать от отчаяния, но ты бы скрывал это в себе, чтобы не не расстраивать любимого человека.

Маша начала играть. Она знала, что когда-нибудь Петя сам почувствует в музыке то, чему не научит ни одно репетиторство. Раздался телефонный звонок.

– Извини, Петенька, – Маша поднялась со стула, – одну секундочку.

Она вышла в коридор и подняла трубку.

– Алло!

– Машенька, я сегодня немного задержусь, – на проводе был Брагин. – Паровой котел барахлит, нужно починить.

– Хорошо, поняла, – ответила она, понизив голос. – У меня сейчас занятие. Ждем, без тебя не ужинаем.

– Постараюсь по-быстрому. Думаю, часа за два управлюсь. Люблю, – донеслось на прощание.

Маша улыбнулась в трубку.

– И я тебя тоже.

֎֎֎

Если вы обладаете тонкой душевной организацией, то работа в любой котельной вызовет у вас рано или поздно легкое эмоциональное расстройство. Та, в которой трудился Илья Брагин, могла нанести неподготовленному человеку тяжелый психический урон. Это была самая старая работающая на угле котельная в городе. Если бы котельные оценивали по комфорту, как гостиницы, то ей бы вручили вместо звезд пять могильных крестов, поскольку человек, входящий сюда, хоронил себя для общества. Здесь брали тех, у кого не было либо желания, либо возможности работать в другом месте.

Брагин закинул последнюю порцию угля в топку и воткнул лопату. Он уже принял решение, но странное предчувствие не отпускало. «Любое ваше желание», – вспоминал он слова незнакомца, смывая с себя в душе едкую угольную пыль. Причесываясь перед зеркалом, Илья пристально вгляделся в темное отражение, надеясь увидеть там хоть какую-нибудь подсказку.

В чудеса Брагин давно уже не верил. «В крайнем случае, заработаю немного денег, – подумал он. – Вещица, должно быть, действительно ценная».

֎֎֎

Илья оставил машину в переулке, чтобы пойти дальше пешком.

Снаружи его поджидали холодный ветер и плохо освещенный тротуар. Дорога вела в центр квартала. Река отделяла эту часть города от других, социально более благополучных, районов. Отделяла в прямом и в переносном смысле. На облупленных стенах домов красовались вызывающие надписи, из чего следовал вывод, что грамотность и набожность не относились к числу добродетелей местной молодежи. Перекопанный асфальт то там, то тут был небрежно огорожен щитами, предупреждающими о строительных работах. Судя по густо разросшимся сорнякам, строителей, тем более работающих, здесь давно уже не видели. Брагин вышел на главную улицу квартала, наполненную электрическим светом и людьми. Публика была настолько разношерстная, будто сюда согнали массовки из разных фильмов. Мужчина с честным лицом демонстрировал искусство игры в наперстки, сидя прямо на тротуаре. Отцы семейств отдыхали от домашних забот в обществе чужих, а потому чутких и ласковых женщин. Безногий калека играл на баяне «Утомленное солнце», воспевая боль утраты. В утрате самой ноги Илья сомневался, потому что видел баяниста совсем недавно, во время первомайских праздников на Красной площади, когда тот, беззаботно раздувая меха, пьяный отплясывал кадриль. Память на лица была профессиональной чертой Брагина. Дальше в толпемелькнул знакомый профиль местного карманника, томно прижавшегося к рассеянной жертве. Какой-то мрачный тип обменял двум прилично одетым парням свой маленький пакетик на их большие деньги. Лица ребят сияли от счастья, как у студентов, сдавших зачет по сопромату. Пучегубая девица заманивала в ночной клуб прохожих, всем своим видом обещая если не качество, то уж точно количество. Илья зашел по пути в маленький бар со скромной обстановкой. За стойкой в облаке табачного дыма стоял бармен, который, узнав Брагина, заметно напрягся.

– Я по личному вопросу, – успокоил его Илья. – Коллекционирую книги, старинные. Особенно уважаю свежеворованные.

– Я этим больше не занимаюсь, – прозвучал прокуренный голос. – Сходи к мосту, может, там что узнаешь.

– Как скажешь, – согласился Илья.

Бармен проводил Брагина нервным взглядом до самой двери.

Не успел Илья выйти на улицу, как перед его очами предстала горбатая старуха. При этом ни старость, ни горб, рассматриваемые по отдельности, не пугали так сильно, как вся бабушка в целом. Она была похожа на персонаж готических сказок, которые раньше читали в наказание непослушным детям. Старуха крепко вцепилась в руку Брагина, будто собиралась откусить ее как минимум по локоть.

– Все расскажу, что было и что будет! – прохрипела женщина.

– Ну рискни, красавица! – подбодрил Илья.

Гадалка посмотрела на ладонь Брагина и, с испугом отбросив руку, стала неуклюже пятиться назад.

– Мать, а гадать кто будет?

Старуха ускорила шаг, насколько позволяли шишковатые суставы, непрерывно осеняя себя крестным знамением.

– Ты че, на красавицу обиделась? – крикнул ей вслед Илья.

«Не район, а дурдом», – подумал он, продолжив путь.

Дальше по улице в нимбе интимно-красного света стояли представительницы древнейшей профессии, которые выглядывали одиноких и страждущих. Периодически они разминали затекшие ноги, после чего снова принимали зовущие и манящие позы. Одна из них, совсем юная, подскочила к Брагину.

– Папенька, не хочешь развлечься?

Брагин перехватил худую руку. На локтевом сгибе виднелись следы от уколов. В глазах, обрамленных синими кругами, жила пустота.

– Иди домой, к родителям! – мягко, словно уговаривая, произнес Илья.

Проститутка попыталась отмахнуться и неграциозно пошатнулась. От дверного проема отделились три фигуры. Брагин сделал уверенный шаг навстречу.

– Федеральная миграционная служба, – строго произнес он. – Проверка документов. Девушка не смогла предъявить паспорт.

Высокий жилистый блондин с редкими волосами и заостренными чертами лица оценивающе посмотрел на Брагина. Он повернулся к своему приятелю, угрюмому мужчине восточного типа, который, достав пачку паспортов, передал один из них. В это время другой подельник, квадратный бритоголовый дядя в кожанке, расположился чуть поодаль, отрезав Брагину путь. Блондин помахал документом и приветливо улыбнулся:

– Можно взглянуть на ваше удостоверение?

– А у меня его, к сожалению, нет, – простодушно признался Илья. – Я вас обманул, хотя знаю, что обманывать нехорошо.