аКОРРУПЦИЯ

Глава 1

Красный болид-кабриолет «Формулы 1» мчался за черным внедорожником. Бандиты в джипе отстреливались из пистолетов, автоматов, базуки. За рулем гоночного авто с усмешкой сидел мужчина средних лет в безупречном смокинге, белой рубашке, галстуке-бабочке. Мощный мотор подчинялся легким покачиваниям мизинца на рулевом колесе. Правой рукой пилот обнимал молодую Кэмерон Диаз в блестящем платье со съемок «Маски». Ветер трепал кудри. Пули свистели мимо, парочка плотоядно улыбалась, утопая в глазах друг друга. Мужчина отпустил руль, порылся в ширинке. Медленно, интригующе, из брюк показался длинноствольный «Магнум». Кэмерон расширила огромные глаза до восхищения. Водитель, не целясь, выстрелил. Пуля впилась в протектор беглецов. Внедорожник вильнул и повалился на бок, заскрежетал по булыжнику Красной площади, высекая фейерверки искр. Болид резко тормознул и остановился в миллиметре от жертвы. Подруга дернулась вперед, но ремень безопасности вернул обратно. Она растянула губы до ушей, коротко пожала голым плечиком, от легкого пота парфюм разошелся с неистовой силой. Хлопок! И белоснежная подушка безопасности смяла женское личико. Мужчина проткнул подушку пистолетом, словно иглой, та сдулась, будто детский шарик. Блондинка сидела с ошарашенным видом, силясь улыбнуться.

– Джастин момент, – проговорил пилот с приятной бархатистостью.

Он открыл дверцу и покинул кокпит, вразвалочку подошел к джипу. С заднего дивана горящей машины выпал толстый итальянец из рекламы «Теле 2». Мужчина наставил оружие. На длинных каблуках, точно на роликах, подкатила Диаз с растрепанными волосами, на личико вернулась плотоядность. Спутник приобнял за талию, притянул к бедру.

– Ты кто? – прохрипел итальяшка.

– Я – Ерошкин… Сергей Ерошкин.

Мафиозо вдруг заговорил мелодично-женским голосом:

– Ты уже прошел вакцинацию против смертельного вируса Г/Г6Б136400? ВОЗ объявила пандемию. Позаботься о себе и своих близких. Сделай прививку в любой клинике города. Бесплатно!

Позывные новостей вырвали Ерошкина из героического сна. Когда механический будильник охрип до неслышности, вместо покупки нового, Сергей стал «заводить» телевизор на семь тридцать утра. Старый звонарь остался на подоконнике в качестве часов, когда перестал справляться и с этой обязанностью, выбрасывать запретила жена.

Мужчина средних лет обходился без наручных часов, – мобильник всегда в кармане, а, соответственно, и точное время. Сотовый, со временем, сменил коммуникатор, – иметь при себе компьютер с диктофоном и фотокамерой казалось верхом практичности. Разницу между коммуникатором и смартфоном Ерошкин объяснял просто: коммуникатор – компьютер с функциями телефона, смартфон – телефон с функциями компьютера.

Тридцатипятилетний мужчина ростом выше среднего носил смуглое, почти скуластое лицо, с практически сросшимися на переносице бровями. По физиогномике такое сращивание принадлежит ревнивейшиему из ревнивых, но либо наука ошибалась, либо природа перепутала физиономию. Широкий лоб указывал на математические способности и аналитический склад ума, здесь всё по науке. Темно-русые волосы всегда зачесывались назад в «модельную» прическу. Привычка укоренилась с отрочества в знак протеста жесткому истреблению западной моды советской школой, требовавшей безоговорочного соответствия «канадке». Нос длинный и слегка набекрень – в мальчишестве частенько ломали на футболе, хоккее и в драках, безжалостных, если дрались до слез, и беспощадных, если до первой крови. Уши оттопыривались, словно у слоненка. Парикмахер, забывший начальное пожелание о закрытых висках и сделавший открытыми, подвергался жестокой обструкции и обзыванию лопоухим. Исподбровья выглядывали щелевидные карие глазки. Ерошкину хотелось родиться голубоглазым блондином, но не природа, значит, не природа. Зато она наделила большими ресницами – предметом зависти женщин. Из косметики Сергей признавал только одеколон, пену для бритья и крем после, изредка дезодорант. Мужчина без видимых усилий растягивал рот до ушей, особенно во время еды, смеха и целовашек. Аскетичное, но с претензией на атлетичность телосложение поддерживалось баловством с эспандером. Ржавые пружины иногда срывались, прилетали в лицо, но без серьезных увечий. Бесславное футбольное прошлое придало ногам кривоватость и коротковатость.

Ерошкин, выбравшись из-под летнего одеяла, сел на постели. Пальцами растер виски, голова слегка гудела после вчерашнего Дня фирмы, но похмелье обошло стороной. В возрасте Христа он научился контролировать желание напиться и притормаживал, когда душа требовала разгона.

Зал и одновременно спальня отца семейства – квадратная комната, четыре на четыре. Темно-коричневые обои, белые стеновые панели, приклеенные к потолку жидкими «гвоздями», потрепанный ковер, прикрывший светло-коричневый линолеум. Половину комнаты занимал всегда разобранный диван-книжка под цвет обоев, напротив функциональная «стенка» с тринадцатью томами Уилки Коллинза, множеством шкафов и полок под одежду, хрусталь, жидкокристаллический телевизор и DVD-проигрыватель. Поверх «стенки» толклись сувениры с юга, фотографии, музыкальный центр и кассетный видеомагнитофон. Закуток за бельевым шкафом облюбовал журнальный столик с глыбой девятнадцатидюймового монитора и сверхтонким ноутбуком. Последний появился неделю назад в качестве подарка от родителей Ерошкина внуку, за успешное окончание первого класса. К столику примыкало широкое кресло из диванного гарнитура.

– Ты уже прошел вакцинацию против смертельного вируса Г/Г6Б136400? – вновь включилась соцреклама. – ВОЗ объявила пандемию. Позаботься о себе и своих близких. Сделай прививку в любой клинике города. Бесплатно!

«Млин, как вы задолбали!» Начиналось ежедневно-утреннее негодование. Привычка говорить и думать «млин» вместо «блин» выработалась за долгое время общения он-лайн. Сергей переделывал нецензурщину в пристойно-прикольные словечки, дабы лишний раз не ранить собеседников. Материться он не любил ни в Инете, ни в жизни и прибегал к русскому фольклору, как к предпоследнему «доводу королей». Мозг постепенно пробуждался, и мысли, обгоняя друг друга, набивали голову.

«Как с ума посходили! Сначала птичий и свинячий гриппы, теперь еще хуже – кошачий! Животные наступают. Человек растерял иммунитет, болеет звериными болячками… Лучше бы только свиньи болели «свинкой»… С птицами мало кто, как они говорят, «общается». У нас попугай и – ничего… Не заболели, не померли… Со свиньями якшаются лишь те, кому «положено по штату». Хотя иной раз такой человек попадется, ощущение – не только общается, но и является. А вот «кошатников» у нас и правда, почти каждый первый!.. Умерло всего сто человек на планете, в России только двое подозреваемых, да и те оказались чистенькими… Но и мы туда же – повальная вакцинация! Мы же часть мирового сообщества и все происходящее якобы должно сказаться на нас. А почему должно?

Фразу: «Россия – часть мировой экономики и все мировые потрясения обязательно сказываются», затерли до дыр, уже звучит, как аксиома. Ан нет, господа с плохой кредитной историей! Ежели у соседа гниет забор, почему должен гнить ваш? Даже если есть соприкасающиеся участки… Вы-то позаботились об ограде. Оцинковали или, на худой конец, покрасили, а сосед и не подумал. А ежели сосед, вообще, за океаном? Почему вы должны страдать из-за гниющего забора за тысячу миль? Потому что он взял у вас в долг на постройку, а отдавать не собирается? И даже наоборот, просит еще на достройку и отгнойку? Потому что разбомбит какие-нибудь Сент-Винсент и Гренадины, ежели не поможете? А Гренадины за что? Раз против Сент-Винсента возражений нет, объясняю: нечего коситься на мой забор, от дурного глаза он может сильнее покоситься. А раз угроза нам, значит и всему миру! Но ведь гипотетическая? Конечно, но не ждать же, когда станет реальной! Мы можем не дожить. И наши дети могут не дожить. И внуки, и даже правнуки, а разбомбить надо. И вполне по силам, ведь все сбрасывались на треклятый забор. Приставили сторожей, потом охранников, потом супермегаохранников и, наконец, армию. В итоге охраняется уже не забор, а сосед и, в первую очередь, от докучливых кредиторов. А те с упрямством достойным лучшего применения продолжают оплачивать забор, армию, сытую жизнь соседа и тэ дэ и тэ пэ и дыр. А армии уже скучно стоять возле изгороди, оружие чешется, хочется крушить чужие частоколы. Разогнать вояк нельзя, могут с голодухи снести родную ограду. Вам Гренадинку жалко? Жалко у пчелки! Кормите и поите семью, армию и забор, да побыстрее! Да, сосед давно обзавелся семьей и премногочисленной! Как же удалось увлечь мир забором? Может, использовались выдающиеся психологические приемы? Может НЛП? Там нет ничего выдающегося, просто подсмотрели за успешными людьми и скопировали лучшее. Может, сосед – гений гипноза? Нет, еще раз нет и тысячу раз нет! Просто тупо повторялось: соседский забор – самая надежная и выгодная инвестиция. Действовали по принципу: «скажи человеку сто раз «дурак», на сто первый поверит». Но вот забор загнивает, и все в одночасье прозрели: ограда – далеко не лучшее вложение денег. И что же? Может, вкладчики потребовали вернуть деньги? Нет. Понимают, не зря у забора стоит армия… Может, хотя бы перестали спонсировать? Опять нет, и еще одну тысячу раз нет! Они продолжают инвестировать в труху. «Мыши кололись, плакали, но продолжали жрать кактус». Млин, сам привязался к этому забору. Неудачная аналогия».

Ерошкин поднапряг извилины в поисках удачных сравнений, но утренняя гениальность обделила мозг, вернулся к «забору».

«На наших загородках пишут похабщину, ересь, признания в любви, а на забугорных нет… Может и пишут, но мало… или совсем нет. Обидно, млин. В чем дело? Культура? Менталитет? Боязнь всемогущего закона? Надо будет как-нибудь съездить в буржуйские страны, посмотреть».

Сергей всегда оставался в пределах России. Бывавшие убеждали: отдых в Египте и Турции дешевле и лучше курортов Краснодарского края. Наслушавшись, мужчина средних лет заряжался энтузиазмом, но всякий раз останавливала необходимость загранпаспорта, перелета, валюты, минимального знания английского. Гораздо проще сесть с утра в машинку и к вечеру, ошкуренный гаишниками, греть пятки в черноморском песочке. Млеть под тающим солнцем, записывая расходы в «бухгалтерию» на коммуникаторе, и выбирать постой по кошельку.

– …для защиты населения от кошачьего гриппа правительство задействует фонд национального резерва… – пробормотал телевизор, натолкнув Ерошкина на очередную порцию измышлений.

«Когда наши правители начали создавать Стабфонд, я аплодировал. Хотя все обзывали чеканутым, и властям советовали – потратьте! Срочно потратьте. Потратьте, пока есть. Совет бедняков! Жаль, сам послушался доброхотов, мамы, папы, жены, тещи, родни. Каждый раз, когда собирался пойти в инвестиционную компанию, все кричали: «Куда ты вкладываешь?! Деньги прогорят! Государство обманет! Лучше купи новую квартиру, машину, телевизор, пылесос, но никаких акций!» И эти голоса я слышу, как минимум, раз в месяц, в день зряплаты. Ослушался всего пару раз! Жаль, очень жаль… Сейчас бы имел маленький «стабфондик», а может уже и хорошенький. Отошел бы от дел молодым и богатым… Как мы любим давать советы, особенно в чем не разбираемся. А я ведь год изучал «вопрос», прежде чем решиться и наплевать на доводы «чистого разума» родных и близких. И руки тряслись, когда нес небольшие, но все-таки деньги в ПИФ. Да еще пришлось финконсультантам объяснять, как правильно оформлять подобные договоры. Они ведь тоже чьи-то родственники, тоже слышат жужжание в уши, советуют, отговаривают. А когда выбрал столичного брокера для выхода на биржу, и документы пересылались несколько месяцев по обычной почте, дрожал от страха. Обманут, как пить дать! Биржа, конечно, не фуфло, но этот конкретный брокер с привлекательными тарифами… Хотя по всем статьям контора солидная. Правильно написано в умной книжке: «Ничего не ясно, пока не сделаны ставки». Сделал, и оказалось, не так страшен черт! Однако заболтался… умываться, чистить зубы».

Сергей встал с постели, потянулся вместо зарядки, хрустнул зевающими челюстями. Заглянул в смежную комнату: сыну уже семь лет, а спит с матерью, словно младенчик. Отцу пришлось уступить спальню и кантоваться в зале двухкомнатной квартиры. Зато можно смотреть «ящик» до бесконечности, а не до отведенных девяти, когда укладывалась любившая соснуть домохозяйка.

«Та-ак», – сказал батрак». Алешке сегодня в школу не надо. Еще недельку поплющется дома и придется возить в школьный лагерь. Пусть себе спят.

Ерошкин щелкнул выключателем ванной. В совмещенном санузле загорелись три лампочки, четвертая перегорела неделю назад, руки поменять не доходили. Зеркало без прикрас отобразило заспанную мордашку. Пару ладошек воды и кожа заметно посвежела. Приглаженные мокрыми ладонями вихры послушно легли во все еще «модельную» стрижку.

«Нда… рожица одутловатилась, признаки второго подбородка на лицо… Сытая жизнь! Хорошо хоть глаза, по-прежнему, карие и рост сто восемьдесят, ежели не сутулиться… Вес наверняка уже все девяносто… Надо поработать с эспандером».

Старая зубная щетка заскрежетала по эмали, в очередной раз тщетно борясь с последствиями частых кофе и сигарет. Пена для бритья более-менее равномерно укрыла щеки и шею, тупая бритва подстригла щетину. Ментоловый крем приятным холодком освежил лицо, а морщинки… Ерунда, не стоящая внимания мужчины. На днях жена обнаружила седой волос. Ерошкин никак не мог разглядеть, как ни крутился перед отражением. На помощь пришла супруга, вырвав и предъявив, будто вещдок начинающегося старения. Сергей слегка обеспокоился, в мыслях он никогда не представлял себя седовласым старцем и не страдал мнительностью, хотя частенько упрекался. Интересное свойство человеческой психики – даже собственные похороны видеть со стороны.

Хозяин протиснулся через узкую дверь в спертый воздух остекленной лоджии, высунувшись на улицу, жадно затянулся первой сигаретой. Спальный район областного центра пребывал в полудреме. Цокот женских каблучков, спешащих на работу к восьми, обгонял мужские башмаки. Дымя папиросами и обжигаясь утренним кофе, посматривали свысока те, кому к девяти.

Ерошкин бросил взгляд на градусник. «Уже двадцать два, и это северная сторона! Значит, ежели не будет дождя, то все тридцать можно ожидать, а то и тридцать пять». Сергей игнорировал прогнозы погоды. Подскажет жена, смотрящая в обязательном порядке, или коллеги выдадут для начала беседы. Хозяин, как добропорядочный гражданин, затушил окурок в специально отведенную баночку и вернулся в комнату.

– Ты уже прошел вакцинацию против… – глаголил телевизор.

«Надо заглянуть к Галке, пусть отмажет от этого дурацкого укола. А то организовали «обязаловку» и прикрываются здоровьем нации. С одной стороны правильно, денег у государства куры не клюют, на всех хватит. С другой стороны попахивает «совком», где все голосовали и действовали, как один, и не дай Бог, пойти против «линии партии». Хорошо хоть не заставляют всю страну уколоться в раз, две недели дали – и на том огромадное «сенкью». Сильно медицинское лобби! Раньше страховщики и банкиры рулили, теперь, видимо, пришла пора медиков. Кто следующий? А если придут рифмующиеся с медиками? Страшно подумать… Прямо сейчас заскочу к Галке, но лучше сам ей вколю! Сначала удовольствие, потом работа… Такие слова подошли бы начинающей проститутке… Надо быть осторожнее с шуточками, лучше цитировать «классику».

Он обожал советские фильмы, бессмертную дилогию Ильфа и Петрова.

Голубая рубашка и джинсы, выглаженные супругой с вечера, еще пахнущие прогорклостью утюга, поглотили аскетично-атлетичное тело. Горький аромат одеколона перебил другие запахи. Напоследок, он снова глянул в спальню: супруга с сыном посвистывали носиками. Спят, как хорьки. Улыбка хитроумного деляги растянулась до ушей.

Он переступил порог. Два оборота ключа и квартира заперта. Рука привычно перекрестила коричневый дерматин двери, точно ритуал мог защитить жилище от краж и разбоя. Лифт, поскрипывая и посвистывая, спустился с пятого на первый.

Сергей вдавил кнопку звонка разведенной соседки.

Глава 2

Вопреки осторожности современного Казановы, Ерошкин обзавелся любовницей по месту жительства, в желтой десятиэтажке. Случайно столкнувшись в присутствии непосвященных, любовники пугливо прятали глаза и спешили ретироваться. Объединенные животной страстью виделись редко, Сергей иногда исполнял супружеские обязанности и уделял пристальное внимание другим женщинам. У Галины, наверное, тоже бывали связи помимо, но сосед сверху не знал наверняка.

Они познакомились на сайте знакомств. Пышногрудая разведенка, ростом сто семьдесят и весом шестьдесят шесть, эротично полураспахнув халат, возлежала на… больничной койке. Рыжие кудряшки ниспадали ниже плеч, на персиковом бюсте затейливо узорилась татуировка, бесстыжий взгляд серо-зеленых глаз пронизывал точнее и ниже стрел амура. На фото – светская львица, в жизни – медсестричка, уставшая от нудной работы. Такую женщину ловелас не мог не заметить, тем более пропустить.

Стандартно-мужское «привет! как твое «ничего»? ничего?» начало активную переписку. На вопрос: «женат?», он честно отвечал: «обычно нет» или «женат… на работе». Большинство дамочек больше не докапывалось, прекрасно сознавая – хорошие мужики после тридцати заняты. Роман с женатым, но остроумным вполне устраивал скучавших в одиночестве. Когда дело дошло до реала и обнаружилось соседство, Дон Жуан дал заднюю. Ерошкин соблюдал аккуратность в хождениях «налево», близость в прямом и переносном смысле могла серьезно поколебать устои семейной жизни, тем более между супругами в последнее время пробежала кошка. С глубочайшим сожалением Сергей прервал общение с обворожительной стервой.

Они столкнулись у почтовых ящиков, узнались. Скрываться бесполезно, отпираться не в правилах мужчины. Ерошкин недолго извинялся и раз попался, словно кур во щи, решил рискнуть. Признался еще честнее: женат, имеет сына. Сын вместе с женой имеет его. В хорошем смысле этого слова. Если она не против преступной связи, то весь к услугам. Юморной мужчина и мог и любил нравиться женщинам. Она оказалась «не против» и пригласила к себе на «потанцуем». Он пустился во все тяжкие и пережил на стороне второй медовый месяц. Сергей иногда подбрасывал любовницу до поликлиники и по срочным делам, а та помогала с липовыми больничными.

Дверь распахнулась. Даже с ранья Галка умела выглядеть пикантно: коротенький халатик едва прикрывал широкие бедра, тугой поясок подчеркивал талию.

– Входи, – бросила она и упорхнула на кухню к надрывающемуся чайнику.

Сосед разулся в терпкопахнущей прихожей и проскользнул известной тропкой к столу.

– «Чай, кофе, потанцуем»? – Хозяйка расставляла чашки.

Сергей хотел перейти сразу к «полежим», но вспомнил обещание заскочить в горадминистрацию, уладить дела с чиновниками. Воспоминание, вытесненное утренней философией, ограничило поползновения.

– Нет, спасибо. – Он присел на край табурета.

– Ты сегодня рано, – многозначительно подмигнула пассия.

– Сына в школу не везти, вот и решил заглянуть, но по делу.

– Точно? – В глазах медсестры блеснула игривая надежда.

– Честное пионерское! Вот тебе крест! – Гость отсалютовал и перекрестился.

Колокольчиковый смех наполнил кухню.

– Ну ты и жук! – отдышалась Галка.

– Еще какой!

– Членистоногий!

Она снова закатилась, а Ерошкин любовался белоснежными «мячиками», выпрыгивающими из ткани.

– Если ты имеешь в виду, что я могу удовлетворить несколько женщин одновременно, то ты права. Впрочем… ты не поймешь – ты не любила.

– Неужели вчера был «день жены»?

– Ты же знаешь, моей половине достаточно раз в месяц. Июньский лимит уже исчерпан. А ты уже вся на взводе, накручена, так сказать?

– Сереженька милый, я каждый день, как пружина.

Чувствовалось: женщина изголодалась по мужскому вниманию.

– Сжатия или растяжения? – Сергей вспомнил сопромат.

– Чего «сжатия, растяжения»?

– Пружина.

– Сжатия, но с удовольствием бы растянулась… и оттянулась…

Теперь Ерошкин не удержал ухмылку, такая тонкость юмора за медсестричкой не водилась.

– А что это за кровоподтеки на шее? – Мягкая ручка отвела ворот рубашки, врачебный взгляд скользнул вниз. – И на груди тоже…

– Кровью подтекал…

– Может это все-таки внеочередной «день жены»? – Хитро прищурилась соседка.

– Да нет, просто сердце кровью обливалось, когда узнал, что к тебе загляну по делу, а не по… «делу».

– Значит, еще где-то нагулялся, котяра. Ну выкладывай, зачем пожаловал?

Из-за чашки горячего кофе, отпиваемого мелкими глотками, на гостя смотрели кошачьи глазки.

– Я по поводу справки от этого дурацкого гриппа. На работе обязали, грозились лишить процентов с продаж и даже уволить. Что-то всерьез ваша епархия взялась за нас, простых смертных…

– И не говори! Я себе отмаз еле сделала, так и быть и тебе сделаю. По старой дружбе. – Показалась сладострастная улыбочка. – Но с тебя причитается.

– Не вопрос! Свои люди – сочтемся. Ты цветы и конфеты уже научилась… пить?

Она поперхнулась, закашлявшись внезапным смехом. Мужская ладонь полечила по спине до полного выздоровления.

– Когда заглянуть за справкой?

– Ну, Серега, мертвого рассмешишь… Сегодня после работы заходи.

Провожая до дверей, она хлопнула любовника по ягодицам.

– Как не хочется отпускать эту попку… Чтобы вечером, как штык!

– Всенепременно. – Самодовольная усмешка заиграла на челе Ерошкина.

Распогоживалось. В прекрасном расположении духа Сергей бодро дошагал до стоянки. «Тойота», слегка вздрогнув, завелась, ретро-радио запело по-итальянски. Предстояла нехитрая, но всегда волнительная операция – грамотно откатить чиновнику.

Глава 3

Двадцать минут спустя полысевшая резина авто подкатила к офису на индивидуальное место. ООО «ГеоСтройТехнология», где Ерошкин пахал менеджером по продажам геодезического оборудования, занимала первый этаж жилого дома. Серая, настоятельно требующая ремонта пятиэтажка торчала, словно маяк отсталой цивилизации, посреди складских баз, трамвайного депо, частного сектора, годившегося лишь на снос. Низкая арендная ставка окраины – главная причина местожительства фирмы.

Почти каждый сотрудник имел автомобиль, а мест перед домом с гулькин нос. Ссоры вспыхивали на ровном месте, тормозя перед рукоприкладством. Принцип «кто первый встал, того и тапки» не прокатывал, манагеры по природе – жуткие индивидуалисты, и редко сдают отхваченное. Ежедневные конфликты погасила завхоз, именуемая в трудовой книжке директором по хозяйственной части, просто расчертила парковочные места и закрепила за конкретными работниками.

Сергей увидел генеральский джип из сна с Кэмерон Диаз на самом козырном месте, под липками. Предстояло действовать по оговоренному плану: исполнитель пораньше приезжает в офис, получает «откат» и отвозит в мэрию. В обмен даются рекомендации всем изыскательским и проектным компаниям города покупать оборудование у «ГеоСтройТехнологии». Рекомендациями можно пренебречь, но озвученные высокопоставленным лицом они подчас воспринимаются, точно прямые приказы.

На входе в офис менеджер привычно пожал сухую руку жгучего брюнета лет пятидесяти, отставного военного и фаната спорта – охранника в синей форме, приставленного ЧОПом.

– Видали, как вчера ЦСКА продул?! Позорище! – Подскочил сторож, в нетерпении обсудить «вести с полей».

– Да-а-а, – зевнул Ерошкин, направляясь в кабинет шефа.

– Зачем нужны эти бразильцы?! Сезон отыграли нормально и все! Совсем играть не хотят! И тренера пора гнать – результата никакого!

Сергей ускорил шаг.

Перед директорским кабинетом под «доской плача» с регалиями и сертификатами приютился секретарский столик, заваленный факсами и канцелярскими штучками. Только обворожительная блондинка Ирочка моментально находила требуемое среди хаоса бумаг. Однажды продажник средних лет смел весь хлам и закрутил с секретаршей «любовь»…

Отогнав возбуждающее воспоминание, Ерошкин пробарабанил по двери генерального директора и ввалился в кабинет.

Шефская комната – облагороженная «однушка» хрущевки. Стеновые панели цвета «дуб» привнесли английскую аристократичность, квадраты потолочных плит с новомодными светильниками осовременили интерьер. У входа громоздился безвкусный, но функциональный шкаф. Стол-уголок у окна, монитор на тонкой ножке, творческий беспорядок ежедневников, бумаг, ручек. На подоконнике – денежное дерево и статуэтки алчных жаб по фэн-шую.

– Доброе утро, Пал Палыч!

– Доброе, Сергей Михайлович, – вздохнул директор, пожимая протянутую руку.

Павел Павлович Горевой пару месяцев назад отметил сорокапятилетний юбилей. Выглядел солидно и грузно, как и подобает авторитетной личности с одной стороны, с другой – стоически борясь с избыточным весом. Стригся директор коротко, подкрашивал проступающую седину, не курил. Горевой занимался спортом – бильярдом в саунах. В черных глазах на круглом лице читалась готовность пошутить, дополнял портрет бочкообразный нос вкупе с веревочками губ. На фактуре Пал Палыча любая одежда висела, сегодня – сиреневая рубашка с коротким рукавом и галстук.

Ерошкин с «патроном» состоял в доверительных отношениях. Они часто и остро подшучивали друг над другом, но без претензий и обид.

– Когда едешь к Синявину? – Директор открыл кожаную барсетку.

– Прямо сейчас, я, собственно, только за конвертом.

– Сто тысяч, как договаривались? – Горевой нахмурился, внутренне оплакивая уходящие деньги.

– Со вчерашнего ничего не поменялось.

Пал Палыч извлек из барсетки тугонабитый конверт и протянул Ерошкину.

– Пересчитай, пожалуйста.

– Доверяю! Да и смысл считать не свои? – Сергей взял в руки. – А вы куда, с позволения сказать, так вырядились? Или со вчерашнего праздника не ложились?

– Дождусь Лобова, и поедем в одну контору. Пока не скажу какую, боюсь сглазить.

Лобов Александр Сергеевич – штатный лоббист фирмы, используя связи, пытался выйти на нужных людей и заинтересовать в сотрудничестве. Бизнес строился на пословице: «Не подмажешь – не поедешь». В последнее время Горевой не жалел средств на «смазку», фирма в хорошем темпе из заурядной превращалась в топовую.

– Что-то вы вчера рано улетели с праздника жизни, не прощаясь… – Подчиненный перевел «стрелки» с щекотливой темы, обходимой даже отпетыми взяточниками.

– Это вам-молодежи можно гулять до утра, а нам-старикам вечеринки уже не в радость. Сам еще долго пьянствовал?

Директор не одобрял возлияния в коллективе, соглашался на подобные мероприятия, скрипя сердцем, только по большим датам.

– Я практически сразу за вами.

Ерошкин пренебрегал выпивкой с сослуживцами. Тайно увести Ирочку не удалось, – у подвыпивших младоспециалистов лучшая партнерша по танцам шла нарасхват. К тому же, телефон разрывался от ежеминутных звонков супруги, опасавшейся прихода мужа на бровях и очередного скандала.

– Ну ладно, Пал Палыч, я поехал. – Сергей поднялся. – Удачи!

– И тебе!

С легким сочувствием менеджер глянул на скрючившегося в углу охранника и вышел на крыльцо. «Приеду, поговорим».

Ерошкин обожал футбол, часами обсуждал перипетии матчей, с пеной у рта доказывал свою левоту по игре любого футболиста, тренерских и судейских ошибок. Но стоило заключить пари – неизменно проигрывал. Спорили по мелочи, иначе б разорился. Проигрывал он, как сам считал, вопреки футбольной логике. «Есть две логики: мужская и… футбольная! Все остальное от лукавого», – любил повторять Сергей, особенно в разговоре с якобы умными женщинами. К невезучести в ставках, продажник относился философски: «Господь наделил меня даром предвидения, и в первую очередь, спортивных событий, однако перекрыл возможность за счет этого обогащаться. И правильно сделал! Легкие деньги окончательно бы развратили мою и без того грешную душу, а так есть мизерный шанс на спасение. Аминь!»

Ключ легко повернулся в замке зажигания, тихое радио перекрыло шум мотора, несмотря на семьдесят тысяч пробега, ни намека на износ и поломку. Как заклинал продавец подержанных авто: «Мужик, бери не глядя, это же «Тойота»! Сносу не будет». Как говорил сам Ерошкин через неделю после покупки, уверившись в правильности выбора: «Лучше машина мне не нужна, но и хуже тоже».

Припарковаться у городской администрации труднее, чем у штаб-квартиры ООН. Новехонькие «мерины» и «бэхи» народных слуг чинно оккупировали все места. Слуги регулярно публиковали декларации о доходах, и становилось ясно – за меньшие деньги работают только уборщицы. Слуги слуг – личные водители, с большого похмела курили кружком, с шуточками и прибауточками обсуждая наканунешние похождения перевозимых тел.

На три квартала от официальной стоянки яблоку негде улечься. Машины посетителей-просителей расставились, как попало и где попало, презрев тротуары и клумбы. Сергей остановил машину далеко от главной площади с главным зданием и типовым памятником вождю с протянутой рукой. Полученный от шефа конверт перекочевал в черную папку, и бодрый шаг мужчины средних лет ускорился до главных дверей города.

Июньское солнце уже разогнало ртуть в термометрах до тридцати. На синем небосклоне маленькая тучка прикрыла светило, но тут же унеслась ветром. Люди, утомленные зноем, покрывались потом от макушек до пят.

Назвав охранникам придуманную цель визита, Ерошкин взбежал на второй этаж и вошел в дверь с табличкой «Синявин Виктор Алексеевич, заместитель директора департамента строительства в сельском хозяйстве».

Секретарша, годами перевалившая за сорок, отяжелевшая лицом, будто сфинкс восседала в предбаннике за инвентарным столом в платье без намека на декольте. Подобных особ Сергей называл «правильными», они назначались исключительно для работы.

– Вы по какому вопросу? – осадил прорыв строгий голос.

– Добрый день! Передайте Виктору Алексеевичу, пришел Ерошкин… Сергей Михайлович. Меня ждут, и, возможно, давно.

Секретарша сняла трубку телефона.

– Виктор Алексеевич, пришел Евдошкин, ему подождать?

«Очень правильный вопрос, – отметил про себя манагер. – Посетитель обязан ждать и мучиться в приемной. Высокий начальник всегда занят и должен сначала рассмотреть всех мух на потолке, и только устав от важности занятия, принять страждущего аудиенции. Одна надежда – он знает, зачем я здесь, и наверняка хочет побыстрее получить бабосы. А она так и не выучила мою фамилию, мелко плаваю».

– Проходите. – Правильная секретарша недовольно положила трубку и записала в журнал замечание начальнику для последующего перевоспитания.

Синявин уже многое умел. Как заведено у важных фигур, он каллиграфично выводил в блокноте ленинское «учиться, учиться и еще раз учиться», не обращая внимания на вошедшего. Ерошкин, соблюдая приличествующую вежливость, в очередной раз рассматривал длинный кабинет.