Игры с Вечностью

Сандро в один из дней, как обычно, предупредил супругу, что его не будет ночью. Он сказал о переговорах с поставщиками, что в переводе обозначало таверны и девок. Анна это прекрасно понимала. Сандро, конечно же, никуда не отправился, а притаился недалеко от входа в особняк. В одиннадцать жена вышла из дома, а муж, кутаясь в черную накидку, тенью пошел за ней, соблюдая расстояние и осторожность. Он это проделал не хуже любого шпиона, и даже лучше из-за личной заинтересованности. Путь до Санта-Кроче был не так уж и долог, и Сандро, проводив Анну до порога, сам растянулся недалеко от входа на куче опавшей еще осенью листвы. Через некоторое время на дороге появился одинокий путник, который шел напрямую к двери дома. Когда гость заходил, Сандро видел его нечетко, немного сбоку, но лицо все же показалось знакомым. Винодел решил не сходить с этого места, пока не докопается до истины, и ждать утра, чтобы тогда проследить за любовником. Так и получилось, и когда соперник привел мужа к порогу собственного дома, Сандро очень удивился, лишившись дара речи. И тогда шпион понял, кто же это. Кроме нового молодого слуги, никто больше из жителей дома Доменико не подходил на эту роль, да и лицо, увиденное в полутьме ночью, очень подходило Викторио. Слуга с хозяином всегда был почтительным и немногословным, и Сандро никогда не мог бы подумать, что на нем остановится выбор жены. Он-то думал: какой-то благородный отпрыск или мужчина, а тут простолюдин, да еще и слуга того же дома. Мысли, что Викторио стал слугой только из-за Анны, у ревнивца не возникло. Теперь оставалось только принять решение, что же со всем этим делать.

То, что его жена влюблена, Сандро чувствовал спинным мозгом, осознавая: для нее это явно не было просто увлечением. Это очень наглядно показала сцена прощания на пороге той лачуги. Уж его не проведешь. Ладно, если бы просто любовник, он бы стерпел, или что-то придумал не сильно страшное, ограничился бы увольнением слуги. А это! Она его любит. И для Сандро подобное было нестерпимой мукой. Он прекрасно сознавал, что Анна никогда не испытывала к нему, как к мужу теплых чувств. А здесь какой-то мальчишка пленил такую гордую женщину, сделал за пару месяцев то, что не под силу было богатому и любящему Сандро за двадцать лет! Ни в какие рамки не лезет. С этим надо что-то делать. Месть, одна только месть может помочь. Но нужно придумать что-то необычное, чтобы досталось обоим. Понятно, что настоящий мужчина в порыве ревности и боли ворвался бы в дом еще тогда, когда винодел следил за женой, и нашинковал бы голубков шпагой, как капусту. Но загвоздка: я повторюсь – Сандро был трусом. И что ему оставалось? Только мстить. Первой пришла в голову мысль изобличить жену перед светом, но она была отвергнута. Как это так, признать себя рогоносцем перед всеми? О судьбе детей после подобного скандала, Сандро не думал. Его интересовала своя, а не их репутация. Ладно, но что же тогда?

На третью ночь в голове пьяницы созрело решение, план мести, если его так можно назвать. Основная мысль было проста: если Анна любит Викторио, то наверняка худшим наказанием будет его потеря. Что же, эта птица не того полета, чтобы нанимать сбиров для его устранения, проще отравить, как крысу. Чего-чего, а во Флоренции ядов всегда было предостаточно; выбирай, если сможешь, любой. Тем более никто и не хватится сироту без рода и племени. Сандро решил действовать незамедлительно. Торговля ядами была противозаконной, об этом во Дворце Сеньории приняли законопроект еще при Козимо Старшем. Намного сильнее с ней начали бороться после возвращения Медичи во Флоренцию в 1569 году, но везде были исключения. Для начала Сандро раздобыл яд у старого знакомого аптекаря, который задолжал виноделу крупную сумму и был готов на что угодно, лишь бы угодить кредитору. Само собой, он будет молчать как рыба, лишь бы не продали с молотка его дом и лавку. Теперь оставалось продумать детали операции, но это для ограниченного ревнивца было непросто. Многие варианты прошли через его голову, но по тем или иным причинам были отметены. Одно он знал четко: в собственном доме травить нельзя, дабы избежать скандала и возможной смерти кого-то еще. Оставался только домик для свиданий. Чтобы самому все узнать, Сандро отправился туда днем. Дверь ему открыл какой-то старик, от которого вовсю разило перегаром и луком.

– Добрый день, господин, – поприветствовал его субъект, приглушенно икнув.

– Добрый, добрый. Твой дом?

– Мой.

– Ты в нем постоянно живешь?

– Почти что. Иногда у племянницы ночую.

– Слушай, старый сводник. Ты сдаешь это помещение для свиданий одной благородной даме, и можешь не отпираться, я это знаю. Ты знаешь, что с тобой будет, если обо всем узнает ее муж? Он очень страшный человек, и в глубокой дружбе с герцогами. А ты покрываешь преступление, и тебя будут пытать, чтобы узнать все факты! Либо же по-тихому зарежут, чтобы ты никому ничего не сказал. Понимаешь это?

– Да, сеньор, да, – старик моментально протрезвел и говорил все это дрожащим голосом. – Я больше…

– Слушай меня. Есть выход. Я – друг семьи. Необходимо, чтобы дама образумилась. Понимаешь?

– Понимаю. А что…

– Не перебивай меня, – Сандро повысил голос. – Она должна влюбиться, то есть, снова полюбить мужа! – Сандро и сам удивлялся, как складно он сочинял на ходу. Видимо, его мозг проснулся от своего дремотного состояния в кои то веки, и теперь выдавал мысль за мыслью, наслаждаясь, что ему впервые за сорок лет дали поработать. – А для этого ты получишь эликсир, благодаря которому она полюбит своего мужа. Понял?

– Сеньор, – жалобно запричитал пьяница, – но это же колдовство, а я с колдовством никогда не сталкивался…

– А ты выбирай, пытки или это. Что лучше?

– Я не знаю…

– Я тебе дам тысячу золотых флоринов. Ты такой суммы никогда не держал в руках, я уверен, – он посмотрел на лицо хозяина дома, и увидел широченную счастливую улыбку.

– За такие деньги я отраву в питье Его Святейшеству подмешаю! – старик хлопнул в ладоши.

– Хорошо. Ты сам стол сервируешь?

– Чего-чего?

– На стол еду подаешь ты или нет?

– А, это. Нет, племянница моя.

– Они пьют вино?

– Кагор.

– Отлично. Просто отлично. В кагор ты и подмешаешь эликсир. Как она с тобой связывается, когда готовить еду?

– Я на рынке по утрам торгую сыром, и она подсылает слугу, а он уже договаривается о вечере.

– Понятно. Ну, завтра все это и проделаешь. Я в это же время принесу деньги и эликсир. И только попробуй что-то исполнить не так! Тогда ее муж придет прямиком к тебе. Ну, а если все сделаешь как надо, она вернется в семью и ты никогда больше ничего о ней не услышишь. Все ясно?

– Все ясно, сеньор.

– Хорошо. До завтра.

Все было как нельзя лучше, – думал Сандро. Он знал, что его жена не пьет вина. Она не употребляла те крепкие вина, которые он пил сам, и во время семейных трапез никогда не прикладывалась к бутылке. На званных вечерах мужчины обычно сидели отдельно, и Сандро просто не мог заметить, что пьет его жена, но раз уж она не пила никогда при нем, значит не пила вообще. У Сандро неожиданно проскользнула мысль, что он может чего-то не знать о своей жене, и что она может тоже употреблять вино, но тут вмешалась ненависть к слуге. Что же, пусть и так, значит ей же хуже. Пусть лучше умрут вместе, чем она будет любить другого. С ее потерей он свыкнется, ведь его любовь после измены сильно поостыла. Но что это за мысли? Если Сандро в чем-то уверен, значит, так оно и есть, и если он знает, что его жена не пьет вина, значит это непреложная истина. И точка.

Настало двадцатое марта, день, когда Сандро решился на месть. Все шло так, как он задумал. Для начала он предупредил жену, что уедет из города на пару дней по делам, а потом днем пришел к старику-пьянице, и тот подтвердил утреннее появление Викторио на рынке с повелением готовить стол на вечер. Сандро принес хозяину дома тысячу монет и сильный яд, две капли которого убивали в течение пары часов. Наступил вечер. Сандро не отважился присутствовать при отравлении, а отправился прямиком в таверну, где намеревался хорошенько покутить и переночевать, чтобы утром узнать последствия своего плана.

Что муж уедет, Викторио был предупрежден Анной еще утром, и это обстоятельство крайне радовало, так как супруг последние две недели безвылазно торчал по ночам дома. У Анны промелькнула мысль, что он может что-то подозревать, но тупое безразличие мужа обмануло женщину. Быть может, ей просто захотелось обмануться этим, чтобы продолжилось столь долгожданное счастье? Кто его знает? Но в ту ночь они договорились о встрече. Она, как обычно отправилась в дом раньше Викторио, и он, выждав час после ее ухода, сам тронулся в путь. Март выдался теплым, безветренным. Ранняя Пасха обещала скорое наступление жары и начало лета немного раньше, чем обычно. Об этом и думал Викторио, когда ноги буквально несли к женщине, в которой заключалась вся его жизнь. Он по привычке влетел с улыбкой в дом. И остановился. Анна, вопреки обыкновению, не стояла на пороге зала. Ее не было видно. Она всегда встречала его своей шикарной, нежной улыбкой и влюбленными, сияющими глазами, чтобы кинуться на шею, забыв обо всем, и страстно целовать. Но на этот раз ее не было. Викторио испугался, но тут пришла мысль, что женщина может просто отдыхать в спальне, уснув в ожидании любимого. Он кинулся в спальню. Его любовь лежала на кровати, хрипло дыша. Ее скрутила невыносимая боль, и испарина покрывала лицо. Викторио откинул со лба мокрые волосы, и наклонился к Анне.

– Любимая, что с тобой? Что случилось? – он покрыл поцелуями ее лицо, шепча это в лихорадке. Он испугался впервые в жизни, не за себя, за нее. Его мысли смешались, все тело била мелкая дрожь, и руки вмиг стали холодными.

– Милый. Ты пришел. Наконец-таки, – ее голос был слаб, еле слышен. Казалось, это шелестит ветер, а не она разговаривает с ним. Она закричала в новом приступе боли. Он был недолог, но Викторио показался вечностью. После приступа женщина опять обмякла, часто дыша. Викторио вытер выступившие не ее глазах слезы, и сам заплакал, переживая.

– Что у тебя болит?

– Все внутри. Просто огнем жжет. А иногда особенно сильно, нестерпимо просто.

– Я бегу за доктором… – он хотел подняться, но она вцепилась в его руку.

– Не надо, милый. Мне уже не помочь, – на ее губах появилось что-то вроде улыбки, но какой-то мученической, невыносимо-грустной.

– Ты что? Да как ты такое можешь говорить? Я…

– Не надо никуда ходить. Ты не понимаешь, это яд. Вино…

– Как это яд?

– Вино отравлено. Я его никогда не пила, и решила в кои-то веки попробовать в ожидании твоего прихода… – ее опять скрутила боль. Викторио заскулил, именно на это походил издаваемый им звук. Он хотел отвернуться, чтобы не видеть ее мучений, но не смог оторвать взгляда от ее лица. Его глаза застилали слезы, и он их вытер рукавом камзола.

– Любимая, да что же это? Что же это? – только и смог произнести он. Ее отпустило, она растянулась на кровати, сгребая пальцами покрывало.

– Бутылка не была запечатана, но я не обратила на это внимания. Через десять минут началось это…

– Яд! – страшно воскликнул Викторио, до которого за пеленой чувств наконец-таки дошла эта мысль. Он понял, о чем она говорит.

– Да, яд. Я выпила бокал. Это муж, не иначе.

– Муж? – бывший монах оторопел.

– Да, Сандро. У меня нет врагов, у тебя тоже. Только он мог это проделать. Он отлично знает, что я не пью вино.… Да, везде есть исключения.

– Он догадался…

– Догадался. Мне тоже так показалось пару дней назад, но я отогнала мысль, не захотев верить. Зря.… Да и сегодня он как-то странно на меня посмотрел перед ухо…дом… – опять ее прервали нечеловеческие мучения. Теперь приступ длился дольше, и когда прекратился, Викторио показалось, что прошел час. Конечно, это было не так, но он готов был поклясться на библии, что секунды текли много медленнее чем обычно. Ее мучения опять прекратились на короткое время.

– Любимая, что же делать? – он даже не вытирал слез.

– Ничего. Живи дальше без меня, – она улыбнулась, чисто и искренне. Ее взгляд прояснился. – Я не чувствую больше боли. Она ушла. Возьми мою руку.

– Я и так ее держу все время, – он осекся.

– Значит, я ее не чувствую. Это конец. Накрой мои ноги, мне холодно. Я люблю тебя…

– Ты бы знала, как я тебя люблю… ты моя жизнь! – Викторио сам растянулся у нее на ногах, дрожа всем телом. – Не умирай, я умоляю… Не надо. Не оставляй меня здесь. Мне нечего здесь делать без тебя.

– Перестань, ты же мужчина. Всегда будь им. Не надо убиваться так, – она сфокусировала взгляд на нем. – Не надо. Викторио, прости меня за все. Это я сгубила тебя и твою душу. Муж хотел тебя отравить сегодня, поэтому хорошо, что я выпила это вино, а не ты. Я бы без тебя не смогла жить…

– А я смогу?

– Сможешь. Ты молод, вся жизнь впереди. Спасибо за все тебе. Мне не жалко умирать, когда я испытала такое…

– Мы еще встретимся, я клянусь. Знай это. Я за тобой и в ад пойду. Знай это. Спасибо, что ты заставила меня жить, а не существовать в той келье монастыря до конца дней. Любимая… любимая…

– Я здесь еще, – она хлопала глазами. – Я ничего не вижу… Увидимся, конечно увидимся… Калье Рос… – она не договорила.

Викторио все понял. Он прикрыл ее глаза, поцеловал в губы и встал над кроватью, держась за спинку. Он чувствовал, как болело его сердце. Почему-то плакать больше не хотелось, как-то пусто было, как-то мертво внутри. Он вытер глаза, и наклонил голову, глядя на Анну. В голове всплыли слова: «ты же мужчина». Да, это, несомненно, так. Опустела голова, мысли прекратились. Он просто стоял, не в состоянии до конца осознать потерю. Нет, это невозможно, это, наверное, снится. Это происходит не с ним. Был третий час ночи. Неожиданно внимание Викторио привлекло движение. Он обернулся налево, туда, где был самый темный угол комнаты. Из густого мрака в углу выделился силуэт. Он вышел на свет, и Викторио увидел высокого красивого мужчину тридцати лет, закутанного в широкий плащ. Короткие темные волосы и черные глаза, взгляд которых был прикован к телу на кровати. Викторио не испугался, он как-то буднично спросил, отрешенно глядя на незнакомца:

– Красивая, правда? – его не удивило, что этот человек буквально вырос из стены или сгустился из тьмы угла. Викторио прекрасно понимал, что в комнате до этого он был один. Но какая теперь разница? Все, что имело значение в этой жизни, теперь умерло вместе с Анной, и кто бы ни был этот незнакомец, хуже уже не будет. А незнакомец резко обернулся к Викторио.

– Ты меня видишь?

– Вижу. А что, не должен? – бывший монах устало провел рукой по глазам. Может, так галлюцинация исчезнет? Но незнакомец стоял на своем месте, глядя на него с интересом.

– Не должен. Ты не испугался, и не спрашиваешь, кто я такой?

– Мне все равно, кто ты, и что здесь делаешь, – Викторио снова посмотрел на Анну.

– Но почему ты меня видишь? – гость изумился. – Уже лет двести никто не задавал мне вопросов.

– Мне всё равно…. Красивая… какая же она красивая.

– Очень. Даже я давно такую красоту не видел. Ох, и до чего же иногда противна моя работа… – гость и сам залюбовался Анной. По этим словам Викторио догадался кто перед ним.

– А говорят, что ты с косой ходишь, и вообще старухой называют, – он перевел взгляд на мужчину.

– Врут. Мое имя Самаэль, я ангел смерти. Я прихожу рано или поздно ко всем, но кроме некоторых покойных меня никто не видит. А тут ты.

– А что я? Я тоже умер вместе с ней, – Викторио даже не врал.

– Пока нет. Тебя в моем списке нет.

– Так исправь это. Я тоже хочу, – безучастно и устало монах повернулся к незнакомцу.

Незнакомец обомлел. Его очень редко просили о подобном.

– Зачем тебе это?

– Чтобы успокоиться. Разве ты не понимаешь, что мне незачем жить? Я любил эту женщину. Она была для меня всем. Теперь ее нет, и меня нет. Есть только боль. И зачем мне ее терпеть всю оставшуюся жизнь?

– Но ты молод, тебе всего лет восемнадцать отроду. Со временем боль уйдет. Будет другая, поверь мне. Я видел миллиарды людских судеб, и так бывает всегда.

– Но так не будет со мной.

– Не верю.

– А ты пойми, что я завтра пойду и убью человека, который отравил мою любимую. За его смерть меня схватят и четвертуют. Так что лучше забери меня сейчас, пока никто не умер, и на моей душе нет этого греха. Ты же сам решаешь, кому пора?

– Мне дают список, но я могу по своему усмотрению менять его. Я редко сам являюсь к людям. Просто она была особенной, чистой. Такие души попадают прямо в рай.

– Так сделай это. Поменяй список.

– Не буду. Ты зачем-то нужен еще здесь.

– А она… – Викторио в ярости показал рукой на кровать – не была нужна? Что же ты наделал… как ты мог!

– Ты ждешь извинений? – незнакомец улыбнулся. – Ты в чем-то обвиняешь смерть? Ты повышаешь на меня голос?

– Если бы мог, я бы тебя убил, но я знаю, что бессилен. Я тебя не боюсь, и прошу о такой мелочи…. – Викторио опустил руки.

– Живи пока, утоли свою жажду мести, убей Сандро Доменико. Он есть у меня в списке на завтра. Видимо, потому и есть, что ты его убьешь.

– А потом ты придешь за мной?

– Не знаю. У меня имена только на два дня вперед, – незнакомец тепло улыбнулся. – Меня видят либо очень светлые души, либо очень черные. Ты из первых, наверно, потому ты мне и нравишься.

– Ну, если так, исполни мою просьбу. Я умоляю… – Викторио сложил руки как при молитве.

– Нет. Сейчас нет, но я запомнил тебя. Если вдруг, когда-нибудь, мы встретимся снова, и ты меня еще будешь видеть, то можешь просить меня о чем угодно. Понял?

– Понял. И ты исполнишь?

– Исполню. Пусть это будет тебе утешением в утрате. Мне жаль, что все так… но это судьба. Так прописано свыше. Смирись, – ангел смерти посмотрел на него с каким-то участием, жалостью, но тут же черные глаза снова стали пусты и бездонны, и он растворился в воздухе.

Наутро Викторио в домике посреди фруктового сада уже не было. С собой он прихватил большой нож, который торчал в остывшем окороке на столе. Цель была ясна, – Сандро. Только он еще интересовал Викторио. Его месть была хладнокровной, в том смысле, что он даже ненависти не испытывал. Его не душила ярость, он не чувствовал ничего. Он просто знал, что должен так поступить.

Сандро только выходил из таверны. Было шесть утра, темнота почти отступила, но холодное серое утро со свинцовыми тяжелыми облаками не пускало солнечные лучи. Царили мрачные сумерки. Он поежился от холода, протирая заплывшие глаза на опухшей от вина толстой морде. Ему на ум пришла мысль, что месть уже свершилась, и он улыбнулся. Но улыбка сразу угасла. Месть совершена, и теперь его жизнь вновь войдет в свое русло, погружая душу в однообразие. Винодел почувствовал усталость, наверное, впервые за его век. Ему даже на миг стало жаль Викторио, такого молодого и красивого, но это чувство померкло. На его место пришло злорадство – он жаждал скорее увидеть глаза своей жены после смерти любовника. Сандро с улыбкой завернул в переулок, и наткнулся на Викторио, стоящего прислонившись к стене чьего-то дома. Бывший муж оторопел, ведь меньше всего он хотел видеть убиенного, коим считал бывшего слугу.

Ничего сверхъестественного в том, что они встретились, не было. Викторио отлично знал таверну, где любил отдыхать Сандро, потому как ему о ней не раз говорила Анна, которая в период младенчества детей вытаскивала мужа оттуда. Она это делала не из сострадания, а потому что хотела еще сохранить тогда доброе имя семьи. Все без толку, и она смирилась с этим со временем. То, как пьяница пойдет домой, Викторио угадал чисто интуитивно. Ему показалось, что через этот переулок дорога короче, и он был рад, что не ошибся. Сандро обомлел от увиденного, и в испуге застыл на коричневой брусчатке переулка.

– Ты? Но как? – через силу выдавил он.

– Ты убил Анну, а не меня. Она пила вино, – Викторио, не торопясь, вытащил из-за пазухи нож, и сделал шаг к Сандро.

– Подожди…. Горе мне, горе… как я мог?.. – он жалостливо и растеряно протянул к Викторио руки, а бывший монах с силой воткнул ему в живот нож, даже не дрогнув, и провернул с полным безучастием на лице. Нож так и остался в теле, когда винодел оседал на слякоть подворотни, сползая по стене. Он что-то хотел сказать, но Викторио его уже не слышал. Бывший слуга повернул за угол, продолжая путь по улице, склонив голову.

Мысль о самоубийстве пришла неожиданно, но Викторио ее отмел как недостойную. Он воспитывался в монастыре, и как бы глубоко не пал, не мог совершить подобный грех. Второй была мысль сдаться властям, и быть казненным за совершенное убийство, но Викторио стало противно страдать на допросах за справедливое наказание, каким он считал расправу над Сандро. О совершенном он ничуть не сожалел, и не хотел быть позорным преступником в глазах остальных. Сразу всплывет его прошлое в монастыре, и к тому же Анну объявят злодейкой-совратительницей молодого монаха. Ему не хотелось подобной тени на ее репутации, ведь для него даже ее имя было свято. Когда он проходил по Понте Веккьо, на глаза попалась стража, делающая обход. Викторио в секунду принял решение. Солдаты были нужны везде, и смерть на поле брани никогда не считалась самоубийством. Что же, значит, он еще поживет немного, а там уже как судьба покажет. Смерть на войне часта и неожиданна. Во Флоренции оставаться было опасно, и Викторио пошел к воротам, уводящим из города на Болонью, и дальше, на север, где в лазури раскинулась жемчужина Адриатического моря – Венеция, ведущая нескончаемую войну против турок в завоеванной Далмации. Может быть, Святой Марк, покровитель Венеции, будет к нему милостивее, чем Иоанн Креститель, покровителя Флоренции? Викторио печально улыбнулся этой мысли, и продолжил путь.