Buch lesen: «Скетч-лента. Пилотный выпуск»

От автора

Сборник состоит из 24 микроскопических рассказов – скетчей. Они написаны в разное время в течение одного года. Большая часть скетчей создана в рамках рубрики «Еженедельная зарисовка» писательского клуба “365” (http://writing365.livejournal.com). Признателен участникам за вдохновение.

Темы скетчей, их настроение и глубина – совершенно разнообразные. Некоторые написаны «по фану», а иные прячут в себе идею. При создании скетчей я, конечно же, испытывал влияние мимолетных умственных увлечений – куда ж без этого. К примеру, в скетче «Муза со скрипкой» всех персонажей-гномов зовут Урист – прикол, который будет непонятен людям, не знакомым с игрой “Dwarf Fortress” и основанным на ней народным фольклором (да-да, есть и такое!). Но это как раз «по фану» – кому интересно, порыщет в интернете (можно начать отсюда: http://dfwk.ru/Urist). Остальные ничего не потеряют.

Автор, конечно, схитрил, начинив сборник такими разнородными текстами. Не понравится одно, так понравится другое. С другой стороны, иных рассказов за душой у автора пока нет. Он свое дело сделал, и теперь ему остается только ждать отзывов и комментариев (http://andre-gvozd.livejournal.com/tag/мое). Через год, возможно, последует продолжение…

Приятного чтения!

1) Пресный момент

В прелой университетской аудитории, казалось, еще продолжалась лекция. Я же не спеша ходил между рядами, удивляясь статичности лиц сокурсников. Вот один смешным корявым движением пытается взять ручку и записать первое предложение, и это спустя двадцать минут после начала лекции! Смотрит на тетрадь соседа, чтобы вернуть в голову фразу, скользкой и безжизненной змейкой вывалившуюся у него из уха десять секунд назад. Если бы мгновенье остановилось чуть раньше, звук профессорской речи, возможно, и загустел бы у него в голове, превратившись в воспоминание. Запись в тетради сообщала о неразрывности пространства и времени, а взгляд прилежного студента уже поднимался на лектора в ожидании новой порции знаний. Профессор стоял с полуоткрытым ртом, и в его мимике запечатлелось желание сказать что-то. Но он не мог, хотя глаза уже начали выражать удовольствие от лихо сконструированной в уме фразы.

Я подошел к окну и рассмотрел застывшую на стекле каплю. Когда-то она была частью дождя, а затем должна была превратиться в ничтожный мокрый след на окне, но, остановившись на полпути, сохранила хрупкую целостность жизни. Аудитория была стерильна: запах прелости, наравне со звуком профессорской речи, растворился в моменте. Не осталось ровным счетом ничего, кроме картинки. Две минуты я наслаждался подаренным мне отрезком жизни в тишине и безразличии окружения, но вскоре начал тихо напевать в уме томительный мотив, пытаясь компенсировать пустоту ощущений. Еще через шесть минут стало страшно (да, я считал минуты и даже секунды за неимением цели!): захотелось снова жить прошлым и будущим, а не моментом.

Больше нельзя было оставаться в таком состоянии, рискуя навсегда застрять в этой аудитории… Я подошел к самому себе – скучающему, отвлеченному. Слегка коснулся рукой… И тут же почувствовал это тело своим. Меня опьянила полифония звуков, мешанина запахов, и привкус счастья родился на моих губах.

3-7 октября 2016 г.

2) След в зеркале

Бабушкино зеркало, очищенное от пыли, занимало непривычно много места на столе. Инна отражалась в нем нечетким силуэтом, потому что стекло от времени помутнело. Много лет зеркало покоилось в узкой прощелине между шкафом и стеной, куда родители убрали его после смерти бабушки. Когда же в семье произошло уплотнение, Инна переехала в эту комнату.

Размытое отражение и ветхая оправа зеркала нагоняли сон. Инна прикрыла глаза на секунду, но, не позволив себе заснуть, снова открыла их, чтобы, смотря на зеркало, вернуть хотя бы некоторые отголоски воспоминаний о счастливом, скоротечном детстве. Но это была уже не ее комната. С высокого потолка свисала тощая люстра, совершенно не смотревшаяся на фоне лепнины, а к повидавшему жизнь паласу приросла старая швейная машинка. И только одна деталь была ей знакома – бабушкино зеркало.

– Я знала, что ты придешь, – раздался голос из темного угла комнаты.

– Кто это? – вздрогнула Инна.

– А ты приглядись повнимательнее, – ласково ответили ей. В тот же миг солнечный луч услужливо осветил лицо молодой женщины, отдыхавшей на кресле-качалке в потаенном углу. Такой Инна не видела бабушку никогда.

– Бабуля?! Неужели это ты? – Сбитая с толку девушка рванулась к креслу, чтобы обнять женщину. Бабушка была настоящей: ее руки ярко пахли той самой смесью специй, которую она добавляла в любимый суп, а голова чуть склонялась направо – ровно так она всегда рассказывала сказки.

– Я сплю? – спросила Инна, озираясь по сторонам. – Давай тогда сходим на горку или на ярмарку, как раньше! – при этих словах ей вспомнилась суетливая толкотня радостных рук и бабушкин задор в глазах.

– Я могу показать тебе ярмарку, – понимающе улыбнулась бабушка. Они подошли к окну. Возле дома широкими шатрами раскинулась ярмарка. На миг Инне даже показалось, что она видит в толпе свою смешную детскую шапочку.

– Так мы же сейчас в твоей первой квартире! – догадалась она. – Ты жила возле ярмарки когда-то? Почему ты не рассказывала? Пойдем туда, вниз! – не желая медлить, девушка тянула бабушку за рукав. Бабушка светилась доброй улыбкой, но не торопилась вставать с кресла.

– Показать тебе ярмарку из окна – самое большее, что я могу, – был ответ. Бабушка опустила глаза, а в уголках ее губ появилась грусть.

– Почему? Ты же водила меня раньше! А во сне все может повториться. Нет, даже ярче, и лучше!

– Это не сон, внученька. – Бабушка тихо вздохнула. – И я не совсем твоя бабушка. Она, как ты знаешь, умерла, а я буду жить вечно – как след, оставленный твоей бабушкой здесь, в зеркале. Я поняла это не сразу, но теперь даже рада, что могу никуда не торопиться и думать в кресле о чем угодно.

Вечерело. Девушка сидела на полу рядом с бабушкой, положив голову ей на колени и всхлипывая. Впереди ее ждала целая вечность, чтобы привыкнуть к мысли о том, что настоящая Инна осталась там, за зеркалом, а она теперь будет жить здесь, в этой незнакомой комнате. Бабушка безмолвно и нежно гладила ее по голове, пытаясь успокоить, а в сердце тихо радовалась появлению собеседника.

10-13 октября 2016 г.

3) Муза со скрипкой

– Смерть ей к лицу, – произнес седобородый гном, теребя костяную пуговицу кафтана.

– Скрипку лучше поправь, – оборвал его другой, помоложе, с толстым носом и заплывшим взглядом. – И кровь со смычка сотри, я ее не переношу.

– Не переносишь, так отвернись! Она может еще понадобиться Уристу.

В длинном каменном гробу, изготовленном лучшим каменщиком колонии, лежала настоящая человеческая девушка. Гномы редко видели женщин. Обычно к ним заходили только мужчины – поторговать или повоевать. Что могла забыть здесь молодая девушка, да еще и со скрипкой? Какую тайну скрывало ее безвольное лицо, уже почти растворившееся на фоне гробового камня?

– Уристы! – послышалось откуда-то громогласное восклицание. Обернулись оба. – Уристы! – повторил голос. – Вы приготовили для меня музу?

Из-за колонны выступил растрепанный, грузный гном – Урист, первый поэт колонии. Он подошел ко гробу и стал пристально разглядывать бледную девушку.

– Что это? – спустя минуту спросил Урист.

– Человеческая женщина, – ответил седобородый. – Мы нашли ее недалеко от колонии, в каменной пустоши.

– В пустоши, говоришь? – переспросил поэт. – И скрипка у нее, я погляжу…

– Давно мы такого не видели, – мрачно сказал толстоносый.

– Легенду я слышал, что в пустошах нежить иногда промышляет, и будто бы приручить ее можно только музыкой, – задумчиво продолжил поэт. – Скажите военачальнику, пусть проверят пустошь. Так близко от нас нежить еще не появлялась.

Уристы незамедлительно ушли на верхние этажи, а поэт остался созерцать музу. Дух гномов ежедневно нуждался в порции бодрости, и вечером Уристу предстояло рассказывать в таверне очередную веселую историю.

24-25 октября 2016 г.