Buch lesen: «Подъезд»

Цуриганэ ни

Томаритэ нэмуру

Кото кана!

(Сев на храмовый колокол,

бабочка спит.)

Из японской поэзии

Глава 1. Диссертация

– Итак, в ходе нашего исследования нам удалось обосновать следующее положение: в рамках экзистенциальной парадигмы идеалистическая и материалистическая модели возникновения сознания у homo sapiens деактуализируются. Единственной верифицируемой теорией необходимо признать теорию отражения, подтверждением которой является детерминированность поведенческих моделей социума и индивида.

Докладчик нажал кнопку пульта, и презентация вернулась к слайду с названием кандидатской диссертации: «Теория отражения в психологии в свете экзистенциальной парадигмы». Ниже более мелким шрифтом было написано: «Аспирант кафедры философии и психологии ТаГУ Величко Сергей Платонович».

Повисла короткая пауза: члены диссовета, сидевшие за составленными в виде буквы П столами, зашевелились, потирая затёкшие ноги и руки.

– Позвольте, коллеги, ознакомить Вас с рецензией на представленную работу, – не поднимаясь из-за стола пробасил мужчина в помятом клетчатом пиджаке. Монотонным голосом он «довел до сведения присутствующих», что «вынесенная на защиту работа, хотя и не устраняет всех противоречий двух философских систем», однако «имеет ряд неоспоримых достоинств, главное из которых – глубокое погружение автора в тему исследования и нетривиальность выводов». В заключение он рекомендовал автору не останавливаться на достигнутом и продолжить работу в избранной им области философской науки.

Выступавшие вслед за научным руководителем оппоненты, серьезных контраргументов не выдвигали, разве что посетовали на через чур вольное обращение автора с научными терминами, что прозвучало как завуалированная похвала.

– Коллеги, – обратилась к присутствующим дама в бежевом брючном костюме с «бубликом» на затылке, – у кого есть вопросы к диссертанту?

– А что? Неплохо, очень даже неплохо… э-э-э…

– Сергей Платонович, – пришла на помощь белому как лунь старичку-председателю дама с бубликом.

– Да, да, конечно… Сергей Платонович! Знаете, мне очень импонирует Ваш стиль, да и…

– Началось, – недовольно буркнул сидевший на другом конце стола лысый толстяк.

Председатель между тем закашлялся и потянулся к непочатым ессентукам.

– А я согласна с Фомой Лукичем! – воскликнула ярко накрашенная моложавая старушка, похожая на богомола.

– Эта работа стоит того, чтобы о ней узнало научное сообщество!

– «И все прогрессивное человечество», – фыркнул толстяк.

– Да, профессор, – парировала нападение женщина-богомол, – и все прогрессивное человечество! Вы умница, Серж, я всегда говорила: Серёжа Величко далеко пойдет!

Старичок наконец осилил крышку ессентуков, сделал пару глотков, и, крякнув от удовольствия, продолжил:

– Я это о чем… А! Вы в главе о литературе изволили упомянуть Живаго Дмитрия Сергеевича.

– «Неживаго» уже, – мрачно сострил лысый.

– Живаго – выдающийся философ современности, – не расслышав шутки лысого, продолжил Фома Лукич. – В 1967 году мы с Дмитрием Сергеевичем учились на одном курсе в Ленинградском университете…

– В Санкт-Петербургском, – не унимался толстяк.

– А? что? – запнулся старичок, сбитый с толку.

Видя, что работа совета буксует, секретарь попыталась напомнить присутствующим о цели собрания:

– Коллеги! Чтобы защита состоялась, нужны ваши вопросы. Пожалуйста! Мы не можем продолжить работу, если не будет обсуждения.

– Ну какие могут быть вопросы, милочка! Сам Фома Лукич оценил, давайте уже голосовать.

Секретарь метнула в сторону распоясавшегося лысого испепеляющий взгляд, но нарвавшись на похабную улыбку, покраснела и принялась наводить порядок в бумагах.

– Позвольте один вопрос, – неожиданно прогнусавил мужичок в очках с толстыми линзами, выползая из-за стола словно червь из земли.

– Прошу, Ипполит Марленович! Кому, как не вам. Вы единственный из присутствующих с Гегелем на короткой ноге! – попыталась пошутить секретарша.

Поворошив стопку бумаг, знаток Гегеля поднес страницу печатного текста к самому носу.

– Мне не совсем понятно, что вы имели ввиду, говоря о… «метафизической сущности сознания». Надеюсь вы понимаете, что теория отражения – сугубо научная концепция, и любая метафизика здесь неуместна.

Лысый, глубоко вздохнув, приложил ладонь ко лбу и обреченно посмотрел на бутылку минералки: заседание продолжалось третий час, и бутерброды с красной икрой на сливочном масле, скорее всего, уже превратились в желе.

– Благодарю за вопрос, профессор! – оживился стоявший все это время немым истуканом молодой диссертант. – Несовместимость гегелевской философии с теорией отражения – очевидный факт. Но дело в том, что в онтологии Гегеля бытие и сознание неразделимы. А значит мы вправе интерпретировать эту неразделенность, как зависимость идеальных феноменов от бытия-материи: в начале – бытие, из него – абсолютный дух, из духа – сознание.

– Любопытно. А вам не кажется, что, опрокидывая гегелевскую модель саморазвития абсолютной идеи вы, некоторым образом, оправдываете религиозное мировоззрение? Какая разница: Бог создал мир, или идея Бога появилась в процессе эволюции?

– Да уж, теологией попахивает, – ухмыльнулся толстяк.

– При чем тут теология?! – обиделась женщина-богомол. – Ваши придирки беспочвенны.

– Ничего, ничего, Регина Карловна, я ждал этого вопроса, – успокоил защитницу диссертант.

– Если вы заметили, – обратился он к лысому, – я ни разу «не упомянул имя Божие всуе».

Женщина-богомол бросила в сторону лысого злорадный взгляд.

– Но вы правы – предлагаемая мною концепция отнюдь не отрицает религию.

Богомол, откинувшись на спинку стула, ахнул и прижал лапки к груди.

– Конечно, этот вопрос выходит за рамки моей работы, но, если позволите…

– А что, это очень даже… современно! – одобрительно закивал председатель, с рассеянной улыбкой наблюдавший за диалогом. – Новые времена, знаете ли. Кстати, не так давно, году в 85-м, мы были на одной научной конференции в Вене. И – представьте себе! – там была секция по теологии!

– Коллеги, давайте не отвлекаться, – раздраженно перебила председателя секретарша.

– Ну уж нет: nescit vox missa reverti¹. Давайте побогословствуем! – громыхнул лысый, вычурно окая на последнем слове.

Легкая усмешка пробежала по лицу диссертанта, и он, вернувшись за кафедру, стал излагать свое кредо:

– Видите ли, спор между идеалистами и материалистами мне кажется таким же контрпродуктивным, как детская загадка про курицу и яйцо.

– Ха! – громко выдохнул лысый, демонстративно сложив пухлые руки на груди.

– Я исхожу из фундаментальной необходимости обоих феноменов. Возьмем, к примеру, религию и философию. Религии всегда не хватало философии – так родилась теология. Но теология – это догматика, а любые ограничения – смерть для разума. Гегель первым попытался примирить религию и философию. Но не учел инерции научного знания – стрела, выпущенная в космическом пространстве, движется бесконечно.

Женщина-богомол буквально млела от счастья, внимая «своему Сержа».

– В трудах Маркса концепция саморазвития абсолютного духа оформилась в диалектический материализм, отчего философия перестала быть сама собой – царством мысли и религией разума. Необходим новый синтез религии и науки: нужно закончить все эти споры о первородстве и, на основании законов диалектики, выйти на новый этап развития, где религия будет идти рука об руку с философией.

– Вот тебе бабушка и Юрьев день! – расхохотался толстяк. – Каков, а?!

– Позвольте, – возмутился очкарик, – но даже с точки зрения Гегеля, религия – это низшая ступень развития.

– Я говорю о такой форме религии, которая рождается на высотах научного знания.

– Кому же прикажете кланяться, отче? – с издевкой выкрикнул толстый.

– Кланяться не нужно, – снисходительно улыбнулся диссертант, – только служить.

– Это как, «паки и паки» что ли? – продолжал куражиться толстый.

Медленно, словно брошенная супруга, женщина-богомол прошептала:

– Я вас не понимаю, Серж! Что вы такое…

– Я говорю о служении науке, Регина Карловна, не более. Вот вы, например, преподаете историю философии уже 30 лет. Разве это не служение?

– Ах, вот вы о чем! Ну конечно!

– А Фома Лукич? Когда он защищал докторскую диссертацию меня ещё и в помине не было.

Председатель расплылся в широкой улыбке и закивал седой головой.

– Ипполит Марленович так изучил философию Гегеля, что ему впору создавать свою собственную. Но он довольствуется скромной должностью декана факультета. А это уже самопожертвование в чистом виде. Да и разве все вы не служите науке – этой великой силе, преображающей наш темный мир?

Регина Карловна всхлипнула и полезла в пакет за носовым платком.

– Ну это уже слишком, – проворчал толстый.

– Это, знаете ли, не ответ: любая религия предполагает некий идеальный объект, – продолжал наступать очкарик, не обращая внимания на лестный отзыв. – У Гегеля, например, это абсолютный дух. Кого или что вы видите на пьедестале вашей религии? Кто ваш бог?

Последние три слова очкарик произнес особенно четко, с расстановкой, как на допросе. На мгновенье в аудитории образовалась напряженная тишина, нарушаемая только жужжанием проектора и сиплым дыханием толстяка.

– Абсолютный Человек! – торжественно произнес диссертант. – Человек, обладающий всей совокупностью знаний об этом мире. И – самое главное – ощущающий, а, следовательно, осуществляющий принцип единства всего сущего.

– Извините, но… такого человека не существует, – развел руками очкарик.

– А как же заповеди? – вдруг раздался в аудитории звонкий мелодичный голос.

Только сейчас присутствующие заметили тонкого белокурого юношу в бежевом плаще, сидевшего на стуле у самого выхода.

– Молодой человек, – недовольно прогремел толстый, – здесь идет защита диссертации. Соизвольте покинуть помещение!

– Я здесь по приглашению, – ничуть не смутившись ответил юноша.

– Простите, коллеги, я забыла познакомить вас с новыми правилами, – виновато затараторила секретарша, и принялась раздавать присутствующим листочки с текстом. – Теперь на защите имеют право присутствовать все желающие.

– Как, все? Даже студенты?! – взъярился толстый.

– Да, да, такие времена! – тоном древнего мудреца изрек председатель.

– Простите, а что вы имели ввиду? – поинтересовался диссертант у юноши.

– Думаю речь идет о моральных принципах новой религии, правильно я вас понимаю? – обратился знаток Гегеля к незваному гостю, подтвердившему его догадку легким кивком головы.

– Ну, здесь все очень просто: никаких догматов и никаких норм.

– Серж, вы доведете меня до инфаркта!

– Вы опять меня неправильно поняли, Регина Карловна. Нормы, конечно же нужны и важны, но только в религиозной парадигме прошлого. В религии Абсолютного Человека они утрачивают свою регуляторную функцию. Посудите сами: зачем атлету, свободно пробегающему стометровку на своих двоих, деревянные костыли? Всестороннее научное знание возводит человека на такую высоту, что все позывы к аморальному поведению просто не могут возникнуть в его сознании.

– Ну, всякое бывает, – хохотнул лысый, лукаво подмигнув секретарше.

– Бывает. Но как известно, исключения только подтверждают правило: процесс эволюции сознания необратим. И это также верно, как и то, что никто из здесь присутствующих не закончит свою жизнь под забором.

– Как верно, как замечательно сказано! Когда построите храм Абсолютному Человеку, Серж, я стану первой его прихожанкой!

– Да вы не скромничайте, Регина Карловна! Уж лучше сразу – в иконостас, – махнул рукой толстый в сторону экрана с презентацией.

Женщина-богомол передернула плечами, будто увидела огромную скользкую жабу, и демонстративно отвернулась от "разнузданного фигляра".

– Коллеги, если вопросов больше нет, то, может быть, начнем процедуру голосования? – жалобно пролепетала секретарь.

– Я – за! – резко выкрикнул толстый. – Работа добротная, тема – актуальная, да и сам профессор одобрил. Я ведь прав, Фома Лукич?

– М-да, пожалуй, – с рассеянной улыбкой подтвердил председатель.

– Если вы не против, коллеги, я бы хотел… – прогнусавил было Ипполит Марленович, но услышав зловещее шипение со стороны толстого, растерянно забормотал:

– Впрочем, нет… То есть – да, я согласен.

– Вот и прекрасно! – радостно спохватилась дама с бубликом и кинулась раскладывать перед членами совета бланки для голосования.

Решение о присуждении диссертанту звания кандидата философских наук было единогласным. Потом состоялся фуршет «по случаю», приготовленный диссертантом, где, под пятизвёздочный коньяк, бутерброды с красной икрой и прочие деликатесы, было сказано много лестных слов в адрес «молодого и перспективного» сотрудника кафедры философии ТаГУ. Особенно шумел толстый, показушно кривляясь и то и дело поднимая тост «во имя Гегеля, философии и святой Регины».

Закончилось всё вполне благопристойно: члены диссовета разошлись по домам, оставив деликатесы и недопитый коньяк толстому. Тот уселся на диван и, медленно потягивая из бокала, плотоядно наблюдал за раскрасневшейся непонятно от чего секретаршей, приводившей в порядок кабинет.