– Правильно, поплачь. Иногда это нужно, но так чтобы никто не видел. Ты ведь думаешь, что я чудовище, воплощение всех демонов на земле, – он усмехнулся и принялся играть пальцем с локоном ее волос. – Правильно. Продолжай так думать. Ненавидь меня, а твой господин станет тем, кто тебя от меня избавит. Помни, что он лишь зритель на арене, а зрителю не нужно знать как дрессируют львов, иначе они станут для него жалкими и не интересными. Ты прошла свое испытание, поздравляю. Через три недели у тебя начнется последний этап обучения, в котором ты научишься доставлять своим телом максимальное удовольствие мужчинам. В твою комнату уже доставлены книги об этом, изучи их как следует, Зенара будет задавать тебе вопросы каждый день. Ну а с первым днем весны у тебя начнется практика. Очень много практики. Ведь весна, это пора любви. Верно, Лани?

– Да, господин Лаурф, – ответила Лани сквозь слезы и натянула на лицо фальшивую улыбку.

Она лежала на кровати в своей комнате и молча смотрела в темный потолок. Он чем-то напоминал собой ночное небо, лишенное звезд и мировых колец, небо, которое никогда не увидит рассвета, ярких лучей солнца и нежных белых облаков. Лани подумалось, что именно таким и должно было быть небо над этим местом.

– Где же ты, Инс? – одними губами прошептала девушка. – Ты больше мне не снишься… Или я просто перестала видеть сны? Это обидно, я ведь могла в них хоть немного отдохнуть, побыть где-то еще, – она ненадолго задумалась, вспоминая что-нибудь из прошлых своих сновидений, где ей являлся лисенок. – Пусть даже во сне мы и оказывались с тобой в какой-нибудь жуткой норе. Хотя… Может мои сны стали слишком мрачными и пугающими, вот ты от меня и ушел?

– Про нору это был не совсем сон, – раздался спокойный, даже чуть скучающий голос со стороны стола.

Лани вскочила с кровати и увидела духа, сидящего в облике лисенка на ворохе пустых письменных конвертов.

– Ты пришел! Я столько раз тебя звала, почему ты не появлялся?! – она радостно подбежала к нему, и замерла.

– Прости, а можно тебя погладить? Просто я так рада тебя видеть! Так, где же ты был?

– Как много вопросов, – серьезно сказал дух и переступил пушистыми лапами на месте. – Начнем разматывать с конца этот клубок. В других кольцах некоторое время, но там нельзя задерживаться надолго. Потом в своем кольце, так как мне нужно было… в вашем языке подходят только слова вырасти или отдохнуть. Кстати, погладить можно.

Девушка улыбнулась и, опустившись в кресло, коснулась мягкого теплого меха.

– А почему ты сказал слово «вырасти»?

– В чужих кольцах, пока ты жив, приходится расходовать себя или силу элирия. Есть такой занятный синий минерал, если ты не знала. Ваши рунеры обычно с ним работают. Поскольку элирия мне взять негде, я израсходовался там… У вас не существует подходящих единиц измерения, но считай, что песчинку разделили тысячу раз. Вот до такого размера. Поэтому пришлось долго восстанавливаться.

– А что ты делал в этих мирах?

– Тебе пока не стоит знать. Но дел было не мало.

– Так ты общался там с демонами?

– Нет.

– С ангелами?

– Нет.

– Так… Значит с душами мертвых людей?

– Нет. Ты могла бы просто спросить с кем.

– Ну хорошо, с кем ты там общался? – с улыбкой сказала Лани продолжая поглаживать шерстку Инса.

– Не скажу, – ответил лисенок и фыркнул, изображая смех.

– Но почему?

– Ты могла бы начать бегать по комнате надев на голову нижнее белье, махать руками и беспрерывно кричать?

– Ну гипотетически да, – с сомнением сказала Лани. – Но только зачем? Это же бессмысленно.

– Вот и ответ на твой вопрос.

– Ну не хочешь, не говори, – пожала плечами девушка. – А пока ты в нашем мире, ты тоже расходуешь себя?

– Конечно же нет. Разве ты не видишь, что, между нами, нить? Она позволяет мне легко держаться.

– Не вижу никакой нити, – ответила Лани отстранившись и разглядывая пространство между ними.

– Конечно не видишь, ты ведь смотришь глазами, а не чувствами, – фыркнул лисенок.

– Опять ты говоришь загадками!

– Лани, мне это и самому не легко. Наши миры отличаются друг от друга кардинально, у нас иное восприятие реальности, иная мораль, иные способы общения. Я пытаюсь говорить так, чтобы ты могла меня понять, но в вашем примитивном языке нет половины нужных слов. Так что я очень стараюсь. Сделай одолжение и ты, думай, прежде чем отвечать, – он переступил с лапы на лапу и мягко добавил. – Пожалуйста.

– Прости, я понимаю, – серьезно ответила девушка. – Ты уже говорил раньше о нитях, я помню. Так это что-то вроде отношений? Или судьбы?

– Ближе к первому, – неопределенно повел мордочкой Инс. – Ты в своем мире можешь иметь множество нитей, они тянуться от тебя к другим людям, а от них к тебе. Они держат всех людей вместе, не дают вашим сознаниям угаснуть. У меня же в твоем мире может быть только одна нить и при нашей первой встрече ты очень робко протянула мне конец своей. Я зацепился за него и привязался к тебе.

– Как интересно, – снова улыбнулась девушка. – Скажи, а ты можешь как-то увидеть направление этих нитей? Вернее, нет, я скажу точнее, ты видишь где сейчас Эш? Мог бы встретиться с ним и позвать его мне на помощь?

– Я уже не могу уйти от тебя так далеко в этом мире. Мне не позволит нить.

– Жаль, – печально сказала Лани. Лисенок тем временем спрыгнул со стола, забавной походкой прошелся до кровати и уселся там на мягкой подушке.

– У меня тоже есть к тебе вопрос, Лани.

– Какой?

– Тебе что-то известно о человеке, который призвал тебя однажды из твоего сна? Того, что про землянку в заснеженном лесу.

– Постой, ты так говоришь словно этот человек реален? Прости, не отвечай, я поняла, что да. Но я ничего о нем не знаю.

– Очень жаль. Его нить тянется к тебе и с каждым днем все ярче. Мне очень интересно почему. Он знал о тебе как об огненной гусенице, стало быть, несет в себе часть пророчества, но большего я разобрать не могу.

– А что это за нить с его стороны? То есть, там ведь могут быть разные чувства, – с интересом спросила девушка.

– Если описать одним словом, то можно сказать «вожделение».

Лани хмыкнула и улыбнулась, опустив взгляд.

– Почему ты смутилась? – спросил дух.

Она лишь пожала плечами и подошла к окну.

– Просто странно. У меня раньше было много поклонников, но я всегда держала дистанцию, а сейчас я мечтаю хотя бы о том, чтобы было с кем просто поговорить. Мне приятно, что он запомнил меня и все же… Он был в таком странном и страшном месте, в какой-то глуши. Может быть и у него, так же как у меня, просто совсем никого нет рядом. От того он так и хранит воспоминания обо мне.

– Вряд ли. У него тогда были другие проблемы, более… специфические, – фыркнул лисенок. – А сейчас он уже в цивилизованном и оживленном месте.

– А с ним ты случайно встретиться не можешь?

– Нет, туда, где он находится не достанет даже почтовая служба ланкарского унтерланда.

Глаза девушки вдруг расширились, а по телу пробежали мурашки. Она резко обернулась и спросила:

– А туда где Эш?! Туда ведь достанет?

– Ну наконец-то! – фыркнул лисенок. – Я уж думал ты не догадаешься.

Лани тут же опустилась в кресло и взяла в руки первый попавшийся конверт.

– Постой, – сказала она с сомнением. – Ну допустим ты подложишь это письмо местному курьеру из почтовой службы. Но я ведь не могу указать в адресе «Эшу, в какой-то монастырь близ Аноры».

– Разумеется. Потому что он и не там. Чтобы Эш узнал содержание твоего письма, пиши следующее, – ответил дух, глядя на нее своими черными немигающими глазами. – Город Равена, его королевского величества главная городская тюрьма. Каземат за номером девяносто четыре. Передать Жану Реуру, по прозвищу Кусок.

Глава 8

Холодная сырая камера освещалась одним единственным факелом в глубокой нише, внутри стены, огороженной решеткой. Достать факел рукой или свернутой одеждой никак было нельзя из-за очень мелкой сетки, впрочем, никто и не пытался этого сделать.

Раз в день, считавшийся у заключенных «утром» в нише открывалось оконце и через него факел меняли на новый, которого хватало на восемь-десять часов. В это же время в тяжелой дубовой двери отворялась маленькая дверца, называемая здесь «кормушка» и в нее надлежало просунуть свою миску для еды, куда скупо накладывали перловой каши или жидкой похлебки.

Руки всех заключенных сковывали узкие железные оковы, к которым, на короткой цепи, и крепились миски. Это ужасно мешало, но зато, потерять личную посуду в полумраке камеры становилось невозможно.

Отхожим местом являлась обычная дыра в полу, ведущая, судя по всему, к выгребной яме, которая закрывалась ржавой железной крышкой, накрепко приделанной петлями к полу. По стенам же камеры висели в два яруса нары, представлявшие собой койки из плохо оструганных досок, наглухо закрепленные в прочный металлический каркас.

На одной из таких коек, без подушки или иного постельного белья, так как оно не полагалось заключенным, лежал Этторе, по прозвищу Эш, и вспоминал свою жизнь.

Довелось ему за долгие годы побывать во многих уголках мира и оказаться там в самых разных передрягах, из которых он сумел-таки выпутаться и дожить до глубокой старости. В отличии от магов, у которых с шестнадцати лет возраст начинал идти примерно год за три, позволяя им очень долго оставаться молодыми, антимы старели так же, как и обычные люди, однако, сверхъестественно повышенная выносливость и живучесть делали свое дело, отчего старик чувствовал себя от силы лет на сорок.

Но, как бы то ни было, Эш думал о том, что именно здесь, в тюрьме города Равена ему придется теперь встретить свою смерть, сколько бы до нее ни оставалось. Неприятным каламбуром антиму, казалось, то, что слово равен с англосийского можно было перевести как ворон и ему чудился в этом знак, что Парларий таким образом, пусть и очень опосредованно, но все же дотянулся до того, кто посмел сбросить с себя его проклятье.

И несмотря на то, что история, как известно, не имеет сослагательного наклонения, Эшу нравилось представлять, как бы могла обернуться его жизнь, выбери он в ней иной путь в разных ситуациях и событиях.

Несколько месяцев назад они с Вилфридом ушли от отряда храмовников и укрылись в деревеньке, дома у местного диакона, бывшего ученика его друга. Узнав об их сложной ситуации, парень пообещал помочь всем чем сможет и таки действительно помог. Спустя всего пару дней у них на пороге появился человек, представившийся бойцом Армии Ланкарии или сокращенно АЛ. Как вскоре выяснилось, по всему унтерланду действовали разрозненные группы бывших военнослужащих, не сложивших оружие по решению о капитуляции страны. Некоторые из них были настроены очень радикально и убивали любых рейховцев без разбора, а также тех, кто так или иначе помогал захватчикам. Иные пытались выслеживать и убивать одержимых, но пока на их счету не было еще ни одной полноценной победы. Самой эффективной оказалась атака на отряд Рейха, в котором удалось убить кукловода одержимого, однако один из солдат противника перехватил управление и уничтожил почти всех нападавших ланкарцев.

Действовавшие бойцы АЛ в районе Равены и окрестностей, которыми руководил некий Кристоф, относились скорее ко второй категории повстанцев, но первоочередной целью ставили себе объединение остальных групп сопротивления захватчикам. Эш и Вилфрид решили, что это наилучшие союзники в их ситуации и примкнули к группе Кристофа, на всякий случай сразу назвавшись другими именами. Возможно, именно это и сохранило им жизнь, так как всего через полторы недели их отряд попал в засаду. Большую часть группы Кристофа перебили, а остальных, пленили и безо всяких разбирательств отправили в тюрьму города Равена.

С тех пор прошло уже больше трех месяцев, но насколько именно больше Эш точно сказать не мог, потому как однообразные дни сливались друг с другом воедино и без какой-либо явной цели вести их подсчет казалось занятием совершенно бессмысленным.

Раздался скрип ржавых железных петель и в камеру проник тусклый подрагивающий свет. Но вот он усилился, рука тюремщика вытащила старый, давно потухший факел, и водрузила на его место новый, пылающий ярким огнем.

– Завтрак, бродяги, – скрипуче произнес один из заключенных, торопливо вскочив со своих нар, чтобы поскорее занять место у кормушки. Никакого порядка очереди при этом никогда не было, а потому возле заветной дверцы вскоре началась толкотня и переругивания. Это случалось дважды в день во время кормежки и Эш никак не мог понять из-за чего такое происходит. Никакого преимущества первый просунувший в кормушку миску не имел, потому как ему наливали столько же сколько и остальным, а заполнялось ровно столько мисок сколько находилось людей в камере.

– Опять началось, – тихо сказал Вилфрид с нижнего яруса нар, глядя на то, как двое заключенных пихают друг друга плечами возле заветной дверцы.

Эш слез и уселся рядом с товарищем.

– Да хоть какое-то развлечение здесь, – невесело усмехнулся антим.

Внезапно по двери несколько раз ударили чем-то металлическим, а затем раздался рев тюремщика:

– А ну все по нарам, бродяги! Считаю до трех и открываю дверь, чья жопа будет не на лавке, засуну в нее дубинку по рукоять! Три!

Заключенные мигом рванулись от двери, один впопыхах споткнулся и почти плашмя упал на пол, однако тут же вскочил и заторопился к своей лавке.

Лязгнули железные засовы, дверь отворилась, впуская в камеру непривычно уже яркий свет из коридора. Пять или шесть вооруженных одоспешенных охранников втолкнули внутрь крепкого рослого мужчину и тут же закрыли дверь.

Новый заключенный выглядел бывалым уже сидельцем, судя по характерным татуировкам на руках и шее. Впрочем, не только они, но и весь его вид выдавали в нем человека не особенно привыкшего чтить законы: лысый череп и суровый тяжелый взгляд, крепкое телосложение вкупе с тем, как он стоял сейчас в камере. Он выглядел здесь не гостем, а скорее хозяином. Пленник смачно харкнул и сплюнул в сторону, а затем зычно произнес:

– Люди есть здесь?! Или бродяги одни залетные?

– Есть, есть! – подобострастно ответили с одной из коек. Сказавший это заключенный спрыгнул и чуть ссутулившись засеменил к нему. – Меня зовут Бернар Гуи. Я карточный шулер из Рельена.

– Ха, тоже мне человек, – усмехнулся новенький. – Знаешь ли кто я есть?

– Конечно знаю, господин Кусок.

– Последи за языком! Куском меня люди называют, а не крысы помойные. Ну-ка представь меня бродягам, шулер.

Бернар встал возле новенького, вскинул голову и произнес с интонацией, будто объявляет о королевской персоне:

– Это, бродяги, сам господин Жан Реур! Прозвище его Кусок, но так его люди называют, а вам, крысы помойные, надо обращаться к нему по имени и фамилии.

Кусок усмехнулся и отвесил Бернару оплеуху своей миской:

– Не подмасливай меня, ближе один черт не станешь, – а затем обратился к остальным заключенным. – Я большой человек в городе Анора, все кузнецы да каменщики там подо мной ходят. Задержан за убийство чистокровного высерка, что решил объяснять мне и моим людям на каком стуле нам теперь велено сидеть. Ну, выползайте из своих углов, бродяги, сейчас с вами знакомиться будем.

С этими словами Кусок подошел к самым дальним от отхожего места нарам и, согнав с нижней лавки заключенного, сел на его место. Все стали подходить ближе, Эш с Вилфридом переглянулись и последовали примеру остальных.

– Ты, кучерявый, – сказал Кусок тыча пальцем в высокого худощавого мужчину. – Кто таков и за что здесь маешься?

– Франсуа Энвер. Оттрахал и убил несколько шлюх здесь в городе.

– А убивал-то зачем? – с интересом уточнил Кусок.

– Так ведь заплатить денег не было.

– Понятно, – скривился Реур и продолжил знакомство. Двое заключенных сидели за воровство, а еще один за убийство во время пьяной драки в таверне. Наконец, очередь дошла и до Эша.

– Зовут меня, господин, Этторе и пол жизни я занимался то бродяжничеством, то контрабандой, однако, пойман вместе с товарищем, – он кивнул на Вилфрида. – Когда присоединился к отряду Армии Ланкарии.

– А зачем оно тебе надо было, на старости-то лет? – уточнил Кусок.

– Очень уж не люблю демонов и одержимых ими, господин, – с улыбкой ответил Эш. – Свои у меня к ним счеты.

– Ну допустим. А кого знаешь в своем ремесле?

– Капитана знаю и Старшего. Работал с последним еще тогда, когда он у Капитана старпомом числился, но потом наши дороги разошлись.

– Понятно, – кивнул Кусок и добавил. – Нет больше ни того, ни другого, оба кончились, как Рейх поганый пришел. Ну а ты, кто будешь? – кивнул он Вилфриду.

Храмовник представился, как и Эш назвавшись настоящим именем и рассказав о том, что долгое время являлся священником, но, когда церковь принялась выполнять рейхский циркуляр о выдаче людей, снявших с себя проклятие, бросил свое дело и ушел в отряды АЛ.

– Вот! – наставительно произнес Кусок, дослушав историю Вилфрида. – Вот с кого берите пример, крысы помойные! Хоть у кого-то в нашей стране еще остались яйца. Святой отец, да контрабандист рядом встали, чтобы рейскую мразь бить. Так и Хомут, да хранят его душу ангелы, людей своих на войну отправил, а от новой власти потом кинжал отправленный в спину получил. От того-то мы и проиграли позорно, что правят у нас слабаки одни да крысы. Что король покойный, что этот Лукас Кейн. И ведь меньше, чем за два месяца отдались! Да иной раз баба с мужиком ломается дольше, в Ассии, я слыхал, за это время серые на две деревеньки продвинулись, а тут… – он тяжело вздохнул и окинув взглядом заключенных продолжил. – Ну, да ладно, то дела минувшие. А мы тут теперь с вами вот как будем жить. Я и шныряла мой, шулер Бернар, упадем здесь, остальные можете оставаться на своих шконках, но вот любитель шлюх ножом резать, займет нижнее место у сральника. Далее по жратве. Сперва ем я и шулер, за нами миски подставляют старик контрабандист и святой отец. За ними остальные по очереди, и последним пойдет кучерявый.

– А что это я должен и у сральника спать и жрать последним?! – возмутился тот, что назвался Франсуа.

Кусок глянул на него исподлобья и тихо сказал:

– Шулер и ты убийца из таверны, возьмите его за плечи и наступите на ноги.

После секундой заминки мужчины схватили Франсуа и тот затрепыхался, однако, крепко скованные руки сильно ограничивали возможности к сопротивлению.

Кусок при этом неторопливо поднялся, повернул из стороны в сторону корпус, как бы разминаясь, а затем с размаху ударил ребром миски по носу Франсуа. Раздался противный хруст, и мужчина рухнул на пол, держась за окровавленное лицо и подвывая от боли.

Некоторое время Кусок смотрел на него, а затем так же неторопливо сел на свое место и тихо сказал:

– Ты мне еще погунди здесь, шелудивый. Знал я шлюх, что посвятее епископа будут, – он осенил себя святым кругом и глянул на Вилфрида. – Уж прости святой отец, но у меня что за душой, то и на языке. Так вот шлюхи эти с медяками ссаными шли на рынок, жратвы своим детям купить. По приютам не сдавали, пытались воспитать как могли, да выкормить, а потом вот раз и пропадали вдруг, только не по собственной воле. И находили их по грязным канавам всех порезанными. Давно это было и не здесь. На твое счастье, кучерявый, – он снова окинул взглядом заключенных и сказал. – Ну а на этом все, бродяги. Расходимся.

Так потянулись новые дни их пребывания в неволе, ничем особенно не отличаясь от предыдущих. Иногда Кусок подначивал Франсуа разными шуточками, но больше никак не проявлял к нему своей неприязни. Раз в три или четыре дня помимо обычной еды охранник открывал кормушку и вручал Куску передачки. В основном это были фрукты, а один раз ему принесли даже горсть сушеных мясных ломтиков в соли и перце.

Каждый раз мужчина делился лакомствами с остальными, оставляя себе большую часть и обделяя угощениями только Франсуа.

– Вы не думайте, бродяги, что вам никто ничего с воли не несет, – закидывая в рот очередной ломтик мяса объяснял Кусок. – Мне ведь тоже раз в десять больше передают, чем сюда доходит. А совсем все себе оставлять эти индюки не могут. Боятся и правильно делают.

– Скажите, господин Жан Реур, – подал голос один из воров. – А нет ли каких новостей с воли. Вы ведь тут позже всех появились может что интересного знаете?

Кусок задумался ненадолго и ответил:

– Да какие там новости, все идет как идет. Рейх на зиму войну с ассийцами остановил как обычно, ждет пока морозы отступят, ярлы Нордики сидят на своих островах поджавши хвост. Это как на море пиратствовать они горазды, а против Рейха идти кишка тонка. Про юг я и вовсе ничего не знаю. Хотя, – он почесал лысый затылок. – Есть кое-что. Заходил к нам недавно в порт один беноец, так вот рассказывал он, что ассийцы дескать возрождают орден антимов и за главного у них там некий Эш. Сам он об этом узнал аж на той же Нордике от серьезных людей, которые шутить не будут, – Кусок усмехнулся и сказал в сторону. – Эй вы, бойцы Ланкарской Армии. Вот бы вам куда вступать надо было, а не к нашим малахольным.

Эш спустился к Вилфриду и на вопросительный взгляд товарища смог лишь пожать плечами. Информация показалась удивительной и ему самому, но для того, чтобы хоть немного разобраться что к чему антиму не хватало данных.

Он думал о том, что возможно Лани уже раньше срока обучилась у своего куратора и не найдя старика близ Аноры пустила такой странный слух, чтобы привлечь его внимание. Впрочем, эту мысль Эш вскоре отмел, решив, что у девочки не осталось на это серьезных связей и возможностей.

Ничего интересного Кусок более не сказал и этот день закончился, как и предыдущие. Факел в нише уже погас, осыпавшись пеплом от прогоревшей промасленной ветоши и Эш пытался уснуть, размышляя о том, что Лани так удачно помогла ему избавиться от проклятья, перед самой их разлукой. Он с завистью думал о том, что должно быть сейчас девочка купается в роскоши, но зависть эта была вовсе не от его текущего положения. Антим думал, как было бы здорово, имей он в своем распоряжении действительно целый орден. При поддержке огромного государства он имел бы возможность обеспечивать учеников всем необходимым и, хотя это вовсе не казалось ему достойным ответом на появление в мире управляемых одержимых, то был бы хоть какой-то ответ.

Внезапно по дверце-кормушке несколько раз постучали, и она отворилась.

– Эй, Реур, – донесся голос тюремщика. – У меня тут тебе кое-что есть.

Кусок поднялся и уже хотел было подойти за передачкой, но тюремщик продолжил:

– Только я тебе это не отдам, не положено.

– Это как так не положено?! – возмутился мужчина, но голос за дверью пояснил.

– Письма с воли передавать заключенным запрещено. Сжигать их все полагается. Но… никто мне не запрещает вслух его прочесть перед сожжением.

– Ну так читай, чего ждешь? – недовольно ответил Кусок усаживаясь обратно на лавку. – Только погромче давай, а то нихера через эту дыру не слышно.

– Письмо очень вкусно духами женскими пахнет, а конвертик весь словно в позолоте был, видать не бедная барышня писала. Ну да сказано тут следующее, – он несколько раз покашлял, прочищая горло и начал читать: – Здравствуйте господин Жан Реур! Вы меня не знаете, но это не имеет значения, прошу дочитайте это до конца и передайте, как только сможете остальным в вашей камере. Меня зовут Лани де Круайен, та самая Лани, которой старый антим по имени Эш помог укрываться от войны, которую он обучал хитростям противодействия магам. Я пишу сказать, что у меня все очень плохо и даже понимая твое положение я обращаюсь за помощью, потому как обратиться мне более не к кому. В поместье у высшего мага творится настоящий ад, нас заставляют делать ужасные вещи. Я не хочу говорить обо всем в письме, так как мне стыдно это писать. Скажу лишь, что другая ученица, с которой я успела здесь подружиться не выдержала этого и повесилась.

Тюремщик прервался ненадолго, прежде чем продолжить.

– М-да, повесилась, так и написано. Не знаю сколько сама еще протяну. Скоро начнется та часть обучения, которую, наверно, не вынесу. Ивовый прутик уже не в силах дальше гнуться и вот-вот порвется под ударами молота. Прошу тебя, помоги мне. Дальше идет адрес… – охранник подумал и произнес. – Но сказать, о том, что там написано город Люви, большое поместье на холме, было бы совсем грубое нарушение с моей стороны. Так что я, пожалуй, промолчу.

Он усмехнулся и закрыл оконце кормушки снова погрузив их камеру во мрак.

Эш поднялся на своей лавке чувствуя, как колотится его сердце. Мысли путались в его голове, и он просидел так не меньше минуты, пока Вилфрид не снизу коснулся его ноги, вырвав товарища из размышлений.

– Этторе, про письмо, я…

– Погоди, – прервал его Эш и тяжело вздохнул. – Стало быть так. Стало быть, демоны еще не напились крови, пролитой моими руками.

Он спрыгнул и легко ориентируясь в ночной темноте подошел к лавке Куска. Не спрашивая разрешения, Эш сел рядом с заключенным и сказал:

– Я насчет письма.

– А, чего? – спросил мужчина и антим повторил свои слова.

– А это… Это какой-то шифр, не отвлекай меня старик, пока я ничего не забыл, мне надо его разгадать.

– Это никакой не шифр. Я знаю эту девушку и письмо предназначалось для меня. Видимо она понимала, что напрямую содержимое письма мне не передать, а потому указала в адресатах тебя, – Эш уже не церемонился с обращением на Вы, но Куска это не смутило.

– Хм. Ну допустим, что так. И что же ей от тебя нужно?

– Помощи. Причем скорейшей.

– Ха, да помощь нам тут всем не помешала бы! Вот только в эти камеры не сажают тех, кому срок мотать год или неделю, долго мы тут чалиться будем, старик, а сбежать отсюда никак нельзя, только если снаружи тюрьму приступом брать будут. Пять постов стражи с тяжелыми дверьми и ото всех нужны ключи, причем некоторые замки можно открыть только отпирая их с обеих сторон одновременно. А даже если как-то ключи и раздобыть, так по соседству с тюрьмой ведь городские казармы и тревогу будут бить и тут, и там одновременно. Сколько там народа? Триста человек или целая тысяча, хер его знает, да только беглецам точно хватит. Так что придется твоей подруге дожидаться тебя очень долго.

Эш услышал, как далеко в коридоре хлопнула дверь и понял, что тюремщика нет рядом.

– Убежать отсюда можно, – коротко сказал он Куску и даже сквозь ночную мглу заметил, как округлились его глаза.

– Погоди-ка о таком в открытую болтать, ты на каких языках говорить умеешь?

– На любых. Дар у меня такой.

Жан хмыкнул и крикнул в камеру:

– Эй бродяги. Кто из вас англосийский разбирает? Мне переводчик нужен.

Ответа не было, и он обратился на англосийском Эшу:

– Вот теперь выкладывай все, да давай без утайки.

– Прежде чем начать я объясню несколько важных вещей, – сказал Эш. – Во-первых, мне никак не удастся сохранить подготовку к побегу в тайне от остальных в нашей камере, поэтому нужна будет помощь с твоей стороны. Нужно убедить их сидеть молча и не орать как резаные, чтобы они не увидели. Это может оказаться не просто.

– Хм, это сделаю.

– Не спеши с ответом. Второе – чем меньше людей будет бежать, тем лучше, потому как шум и заметность могут нам все испортить. При этом я не хочу, чтобы пролилась чья-то кровь, ни стражников, ни заключенных этой камеры.

– Ну так делов-то, – усмехнулся Кусок. – Бежим с тобой вдвоем.

– Втроем. С нами пойдет Вилфрид, и на самом деле от него будет зависеть основная часть успешности нашего плана.

– Да как угодно, но я пока не услышал нихера о самом плане.

– Сейчас услышишь, – кивнул Эш и подозвал к ним друга на ланкарском, потому как тот не знал иных языков.

– Вилфрид, – начал антим, чувствуя, как дрогнул его голос от того, что он собирается сказать. – Ты слышал то письмо, и я хочу просить тебя об очень большой жертве. Я знаю, что из-за меня ты лишился однажды своей должности в церкви, помню и ценю что именно из-за меня ты бежал, объявив себя тем самым вне закона, а потому, то, что я хочу тебе предложить мерзко мне самому, ведь ты и так столь много ради меня сделал. Особенно горько мне от того, что знаю, пускай ты уже и не в церкви, но в душе по-прежнему остаешься священником, одним из добрейших и светлейших людей среди всех, кого я знаю и знал.

– Да, что же ты Этторе, к чему все это? – удивленно проговорил Вилфрид.

– Друг мой, я хочу провести над тобой темный ритуал. Я призову демона, ты примешь договор и станешь магом, пользуясь твоей силой мы сможем выбраться отсюда.

Вилфрид молчал и Эш прикрыл от стыда глаза, несмотря на непроглядную темноту в их камере.

Молчание друга казалось ему бесконечным хотя и длилось всего несколько секунд. Наконец, Вилфрид тихо ответил:

– От игумена церкви святого круга до беглого преступника и не зарегистрированного мага, которого храмовникам дозволяется убить на месте. Наша дружба действительно не способствует взлетам моей карьеры… Но почему я?

– А кто еще из здесь присутствующих сможет лучше совладать с собой, не поддастся соблазнам демона и не станет в итоге одержимым? – сказал Эш и на сей раз Вилфрид ответил быстро.

– Я понял тебя и согласен на все. Что мне нужно делать?

Пепел от множества прогоревших факелов выпадавший из ниши в стене, послужил краской, которой Эш наносил на каменный пол камеры затейливые рисунки из десятков сложных символов и линий.

Кусок тем временем собрал пятерых заключенных на одних нарах и очень убедительно объяснил им, что шуметь ни в коем случае не стоит.

Что же до Вилфрида, то он сидел на своей лавке и медлил.

Каприна – демонесса похоти и животной страсти, покровительница сексуальных измен, была очень непопулярна среди магов, так как давала им крайне узкий набор заклинаний иллюзий и более ничего. Но при этом ритуал ее вызова являлся одним из самых простых в подготовке, требовавших, помимо знаков призыва смешать кровь, кал и сперму будущего мага.

Если с первым и вторым проблем у Вилфрида не возникло, то, по понятным причинам, получение последнего ингредиента оказалось весьма затруднительно. И дело было даже не в стеснении, просто не так-то легко думать о чем-то фривольном, когда твоя душа вот-вот окажется навсегда привязанной к адским чертогам.

Потому Эш не спешил и уже нанеся все знаки, перепроверил себя, пройдясь золой по полу второй раз.

Наконец за спиной антима раздались шаги друга, и он услышал его тихие слова:

– Все готово. Мысли о жене… Все здесь, в миске.

– Становись сюда, вставай на колени и замри, поставив миску вот на этот знак, – сказал ему Эш и направил товарища к нужному месту. – Пока не услышишь голос демонессы не предпринимай никаких действий, она станет говорить с тобой на своем языке, но ты поймешь каждое ее слово и отвечай на все ее вопросы «да». Все остальное, чему учат теперь в академиях просто красивая мишура, она не обязательна. Больно тебе не будет даже когда демонесса оставит на тебе свой знак. В общем-то это все. Ты готов?