Buch lesen: «Одураченный случайностями (Борщ)»

Schriftart:

Несколько дней назад утром позвонил мой издатель, Виктор Станиславович, и сообщил, что со мной хочет встретиться один человек. Голос у издателя был взволнованный. По нашему короткому разговору я почувствовал, что говорить Виктору Станиславовичу тяжело и неприятно.

Человек, что искал со мной встречи отрекомендовался ему режиссером, которого заинтересовали мои книги и он хотел бы поработать совместно. С одной стороны, я был рад и понимал, что это нормальная практика, когда неизвестного, пишущего под псевдонимом автора, с весьма умеренными тиражами книг находят через доверенное, а таким и был издатель, лицо. А как по-другому найти начинающего писателя? С другой стороны, я чувствовал, что тревога Виктора Станиславовича связана совсем не с тем, что меня возьмут в раскрутку киношники и я забуду о нем. Тут было что-то другое, о чем он не говорил.

– Когда? – спросил я.

– Сегодня, в час, в кафе на бульваре.

– Хорошо. А он не спросил: смогу ли я?

– Нет, – сказал, как отрезал издатель.

– Как его зовут?

– Не знаю, – буркнул Виктор Станиславович.

– Не Бондарчук? – я попытался развеселить старика, но не вышло.

– Андрей! – грозно обратился ко мне он.

– Тарковский?

– Нет! Ты Андрей. А он не Тарковский, и не Спилберг, и не брат Коэна, – еще более недовольно ответил издатель.

– Из какой студии тоже не известно?

– Не известно.

– А как я его узнаю?

– Никак. Он сам к тебе подойдет.

– Виктор Станиславович, вы меня извините за эти вопросы, но я же должен знать. Вы же сами не рассказываете.

– Чего рассказывать? Я сам ничего не знаю. Он мне никаких подробностей не называл. Назначил встречу и просил, чтобы ты с книгой пришел, чтобы он тебя узнал. Вот и все.

– Со своей?

– С той, которую в руках видно будет, – после короткой паузы, язвительно произнес Виктор Станиславович, имея в виду скромные размеры моих изданий.

– Ок, – обиженный таким сарказмом ответил я. – Буду с БСЭ.

– Будь. Все, пока.

На этом разговор закончился. Издатель бросил свою трубку, а я остался слушать его короткие гудки в своей.

Издевка Виктора Станиславовича, произнесенная в ситуации, когда мне, может быть, вот-вот крупно повезет быть экранизированным, довольно здорово меня задела. Я посмотрел на полку, где мои брошюрки стояли в тени книг более именитых авторов и едва виднелись между томов энциклопедий, и подумал о том, что, он мог бы увеличить шрифт и межстрочные интервалы, добавить иллюстраций, сделать нормальный, твердый переплет, короче, пойти на некоторые несложные хитрости, чтобы в результате книга стала похожей на книгу, а не на руководство по эксплуатации какого-нибудь бытового прибора. Но не пошел, а теперь насмехается. С другой стороны, обижаться на него после всего сделанного для меня, значит показать себя неблагодарным свином.

«Да, – пытаясь переключиться на другое, продолжал думать я, – конечно, это не мировые шедевры, но почему бы не найтись талантливому режиссеру, способному вытащить из моей книги всю вложенную в нее глубину и, может быть, даже лучше меня, автора, показать ее в своем фильме. А показать-то есть что. Ведь вкладывал же я в эти книги свою душу! И смысл пытался чтобы в них тоже был. Возможно, у меня не очень хорошо со стилем; я не слишком силен в описаниях; не исключаю, что и русский язык мой не на высоте… Но смысл-то от этого не страдает!? Или страдает? Так он на то и режиссер, чтобы невзирая на манеру изложения увидеть замысел автора и раскрыть его во всех красках доступных современному синематографу. Бывают же такие сильные экранизации? Конечно. И он, режиссер, должен хотеть и стремиться стать лучше автора, чтобы зрители могли сказать: «Да что там книга! Вы вот фильм-то видели? Вот это шедевр!» И уж тогда, после его выхода я сам посмотрю: стоит ли мне сотрудничать с таким издателем-приколистом?»

До встречи оставалось три часа. Первый я провел в размышлениях о том, какую бы книгу взять с собой на знакомство. Остановился я, перебрав огромное количество вариантов, на самой первой, попавшейся мне на глаза, – ее давно уже пора было куда-то применить, так как для чтения она ни коим образом не годилась. В выборе «произведения» под названием «Одураченные случайностью» подкупило меня практически все: большой формат, множество страниц, дурацкое название и ядрено-зеленый, заметный издалека цвет обложки. Кроме того, литература, наверняка, считается умной и даже просветительской в некоторых кругах, а значит в лицах редких знатоков я тоже могу сойти за своего, умного, то есть. Сие открывает еще одно немаловажное обстоятельство, грех которым не воспользоваться. Знакомство с какой-нибудь запутавшейся в череде одурачивших ее случайностей красоткой с подобным трудом в руках представляется весьма вероятным. Самое же главное, что эту книгу, подаренную мне малознакомым человеком, практически на бегу, я совершенно не боюсь потерять, порвать, измять, испачкать, забыть и тому подобное. В общем, она просто идеально подходит ситуации.

Второй час и начало третьего я, окончательно позабыв о своей обиде и тревогах Виктора Станиславовича, представлял себе образ режиссера и репетировал реплики из разговора, которому только суждено было состояться. Я полностью растворился в этом занятии, придумывая и вопросы, и замечательные, остроумные, да и просто умные ответы на них. Причем старался, как за себя, так и за режиссера. Он, кстати, должен оказаться полной моей противоположностью: симпатичный, щеголеватый, улыбчивый парень, несколько моложе меня. На встречу он придет с большой кожаной темно-бардовой сумкой на длинном ремне, в темных стильных очках и с молодой некрасивой ассистенткой. Закажет, как это сейчас принято, чайничек зеленого чая, который я, не взирая на модные тенденции, не пью, да так за одной чашкой и просидит целый час нашей беседы. Не смотря на такую несхожесть, разговор у нас «завяжется» легкий, непринужденный, веселый, но деловой и содержательный. Сойдемся мы на том, что «литература уже не та, а многая и не литература вовсе, а сплошное вредительство», которое все больше проникает к нам под видом псевдонаучного чтива, написанного заморскими политтехнологами и запущенного по миру с целью расстроить планы людей на всеобщее сплочение, любовь и гармонию. Никаких других целей макулатура, рассказывающая о карьерном росте, самоорганизации, моделях поведения, стремлении быть лидером, умении держаться в обществе, правильно разговаривать по ситуации, преодолении комплексов и рефлексий, короче, натаскивающая отдельно взятого недобравшего воспитания и уверенности в своих силах индивида на успех планетарного масштаба, не имеет. Кроме как быть наглым, хамоватым, напористым и беспринципным достичь подобных вершин в жестоком современном мире невозможно, и ничему другому, если опуститься до анализа прочитанного, а не слепо ему верить, данный сборник инструкций не научит.

Больше про встречу я ничего придумать не успел.

Приехал я на полчаса раньше назначенного режиссером времени скорее всего по причине волнения. В качестве бонуса за это в кафе мне посчастливилось занять очень хороший столик у окна. Правда, довольно быстро я захотел пересесть, но все свободные места уже заняли одномоментно, словно по звонку, пришедшие на бизнес-ланч.

За столом напротив ел и сверлил меня взглядом очень неприятной наружности тип: невысокий, с маленькой круглой головкой, безобразного желто-соломенного цвета короткими по бокам, но длинными на макушке волосами, въедливыми редко моргающими голубыми глазками, маленьким, сродни всей голове, ротиком с тонкими губами и чуть вздернутым коротким носом. За манеру принимать пищу, то низко наклоняя голову к тарелке, то выпрямляясь и сопя, я прозвал изучающего меня Гусем. Пялится он не перестал даже когда к нему пришла и села рядом высокая, стройная девушка в миниюбке. Она появилась из-за моей спины, но, успев увидеть ее мельком и сбоку, я отметил, что она ко всему еще и симпатичная. После ее прихода пересаживаться, не смотря на слежку Гуся, уже не хотелось. К тому же, на другом месте солнце слепило бы в глаза, да и севший за соседний столик толстяк совершенно задвинул второй мой стул.

«Да, что ж Гусь на меня все смотрит-то?! – бесконечно переводя взгляд с ног на профиль девушки, думал я. – Такая краля к нему пришла, а он на меня пялится. Лучше бы почаще на нее смотрел и в тарелку поглядывал, – капли, вон, на рубашку летят. Зачем я так рано приехал? Режиссер наверняка вовремя не придет… Нет, ну правда, задолбал! Тоже что ли из этих, «одураченных»? Своего разглядел? Работает, видать, книжонка! А взгляд, как у следователя…»

К сожалению, я оказался прав, – режиссер опаздывал уже на десять минут. От Гуся только что ушла его красотка, а я уже устал крутить в руках «Одураченных случайностью», дабы приблизить момент своего спасения. И оно пришло внезапно. Гусь встал со своего места, бросил салфетку в пустую тарелку и подошел ко мне.

– Захар, – безмерно улыбаясь сказал он и протянул мне здороваться свою ладонь, как-то странно выгнув ее, словно показывал лежащее в ней удостоверение.

Даже оранжевое лоснящееся пятно борща на указательном пальце, хоть и смущало меня, но не вызывало такого неприятия, как эта вывернутая наизнанку ладонь. Режиссер словно специально демонстрировал мне ее, типа: «смотри, только палец испачкался, а остальное-то все чисто!»

«Странно, как это можно не заметить, что рука испачкана? – подумал я, разглядев подтек не только на пальце, но и на ладони. – Ладно не заметил, что рубашку на груди обкапал, но руку-то? И вывернул ее еще, как лягушка!»

Почему именно лягушка пришла мне в голову, – она, вроде, ничего не выворачивает, хотя я не знаток земноводных, может и выворачивает, – не понятно. Я нехотя, не отрывая взгляда от указательного пальца режиссера потянулся рукой к его руке, как вдруг он, ойкнув, отдернул свою и, вытерев ее о штанину, обнял мою ладонь в крепком рукопожатии.

– Вот теперь нормально, – кивнув, сказал режиссер, несколько запоздало резюмируя, что теперь его рука приведена в порядок.

– Андрей… – ответил я и не без труда вытащил из его хватки принадлежащую мне руку.

– А я за вами наблюдаю, – потряс чуть ли не перед самым моим носом вытертым пальцем новый знакомый.

– Зачем?

– Очень интересно! Вы знаете, это очень интересно наблюдать за другими людьми. Подмечать за ними чего-то…

– Да, за другими подмечать гораздо проще, чем за собой, – перебил его я и специально улыбнулся, чтобы правда сошла за шутку.

– Точно, точно! – мелко засмеялся Захар.

– За мной за сорок минут что-то интересное увиделось?

– Нет, – резко прервал смех режиссер. – Кроме этой дурацкой книги ничего.

– Что ж в ней дурацкого?

– Цвет и название, – без раздумий ответил Захар.

– Странное сочетание признаков дурацкой книги. Особенно учитывая содержание материала, – ответил я.

– Вы верите таким книгам?

– Я не читал ее. Вы просили меня быть с книгой, я взял специально эту, чтобы быть вами узнанным: в ней достаточно много страниц, обложка яркая, а название привлекает внимание.

– Вот именно на эти особенности и сделал акцент автор, – резюмировал Гусь, как заправский редактор. – А написана в ней, должно быть, полная чушь!

– Какие же книги вам нравятся?

– Где только правда.

– Да таких и нет! Даже автобиографии могут содержать недостоверные факты. Авторы всегда хотя бы немного преувеличивают, а проверить их, зачастую, невозможно… Вот может быть Федор Конюхов про себя ничего кроме правды не писал…

– Почему именно он? – задумчиво спросил режиссер.

– Ну, потому, что он человек глубоко верующий…

– Недостоверная информация, говорите… – еще более задумчиво произнес режиссер себе под нос. Похоже он меня уже не слушал.

– Захар, вы не режиссер, – сменил тему я, чтобы вывести его сначала из ступора, а потом и на «чистую воду».

– Да? – улыбнулся мой собеседник и внимательно посмотрел на меня. – А кто же тогда?

– Вы из органов.

– Да? Интересно! Из каких?

– Может сами расскажете, если уж я прав?

– Ну что ж… из каких не скажу, но из органов это точно. Давайте присядем и борща поедим.

«Режиссер» вывернутой ладонью указал мне на стул, с которого я поднялся, чтобы приветствовать его, а сам сел напротив, благо толстяк уже ушел и не мог помешать ему выдвинуть стул. Я сел, понимая, что уже начал подчиняться его указаниям. Настроение ухудшалось прямо на глазах.

– Борща? – спросил Захар.

– Вы же уже ели, – ответил я.

– А вы нет. И зря. Здесь отменный борщ. Я его очень люблю, поэтому съем еще тарелочку.

– Вторую? – бесцеремонно спросил я.

– А вы тоже наблюдательный! – ничуть не обидевшись, сказал Захар.

– Я же писатель…

– Нет, третью. Я еще до вашего прихода одну съел. Когда борщ, то я не беру второе, а съедаю несколько тарелок. За хорошим разговором до пяти штук! Так что… Так, – прервался на проходящего мимо официанта «режиссер», – нам два борща и две порции чесночных гренок. Что? А, да, ржаных, конечно.

Официант ушел, а мы стали рассматривать друг друга словно только увиделись. «Вот зверушка какая – пять порций! Буду-ка я называть тебя Борщ», – подумал я и первый отвел глаза.

– Я читал все ваши книги.

– Все? Зачем? Вам, любителю правды, они вряд ли подходят. В них одна выдумка.

– Не стану скрывать, – пришлось.

– А сами бы не стали?

– Сам?.. О, вот и борщ! Быстро работают, молодцы!

Официант поставил перед нами дымящиеся тарелки, пиалки с гренками, и пожелав приятного аппетита, удалился, помахивая подносом.

– Так что же с чтением без принуждения? – спросил я.

– Ну-у-у! Про принуждение это вы зря. По долгу скорее. А разве я не ответил?

– Нет. Официант появился.

– Ну я же в тот момент что-то сказал?

– Что борщ принесли.

– Разве это не ответ?

– Это ответ на вопрос: принесли ли борщ?

– Нет. Мы же с вами не слепые и оба видим, что его принесли. Стало быть, это был именно ответ на интересующий вас вопрос, а не констатация очевидного.

«Вот это вывернулся! – подумал я. – Хоть и молодой, но матерый. Что-то я совсем ничего не понимаю…»

– О чем думаете? – хлебая борщ, и то и дело наклоняясь к тарелке и выпрямляясь, спросил Захар.

– Та девушка, которая вместе с вами сидела тоже из органов?

– Девушка? – удивленно посмотрел на меня «режиссер» и перестал есть. – Какая девушка? Со мной не было никакой девушки. Я один пришел…

– Она тоже пришла одна и села за ваш стол. Вы вместе обедали, разговаривали. Только смотрели вы больше на меня, а не на нее… Может потому и не запомнили?

– Не только зоркий глаз, но еще и острый язык! – весело ответил Борщ и с еще большим вожделением вернулся к своему борщу. – Не слушайте, я пошутил. Девушка была, девушка ела, девушка не из органов. Моя знакомая. Недалеко работает и мы иногда с ней обедаем здесь. У нее в это время обед, вот я и решил совместить две встречи. Угу? Официант!

Разговор перестал казаться мне забавным, а происходящее, принятое вначале за игру, стало нервировать. Я старался как мог успокоить себя, чтобы не показать насколько мне, учитывая сорок минут созерцания поедающего борщ Гуся, все это опротивело, что я хочу, как можно быстрее узнать для чего эта встреча и распрощаться с ним навсегда.

– Захар, что вы хотите?

– Борща еще тарелочку. Вы будете?

Подошел официант. «Режиссер» сделал заказ и вопросительно посмотрел на меня. Я отрицательно помотал головой.

– Ну, хорошо. Тогда один. И гренки, – крикнул он вслед уходящему официанту.

– Ржаные? – весело и не оборачиваясь, спросил тот.

– Идиот! – ответил на его вопрос Борщ, повернувшись ко мне.

– Итак, – продолжил я, – для чего вы пригласили меня на встречу?

– Мы очень надеемся, что вы нам поможете.

– Чем смогу, – сухо ответил я, решив, что разговаривать с ним стоит «короткими перебежками», а остроумничать не стоит вовсе.

– Всем сможете. Всем, что нас интересует, ради того, что вам дорого, – прозвучала угроза в виде предупреждения.

– Раз уж разговор принял такой формат, то придется согласиться с вами.

– Придется – это формулировка, в которой слышится неуверенность вперемежку с несогласием, а отсюда возможность применения другого варианта. Но я вас успокою тем, что избавлю от головной боли выбора, – в данной ситуации его просто нет.

– Хорошо. Что вы хотите?

– Совсем немного. Только узнать о ваших друзьях.

Внутри у меня все похолодело. Что могло быть хуже разговора с таким типом о родственниках или друзьях?

– О ком именно? – едва овладевая эмоциями спросил я.

– Несколько человек. Игорь, Юрий и Константин.

На сердце у меня немного отлегло. Юрия и Константина среди моих друзей не было. Было несколько знакомых с такими именами, один даже совсем «свежий», но не друзей. Хуже обстояло дело с Игорем. Даже несмотря на то, что судьба давно уже развела меня со школьным другом, я испытал какую-то тревогу.

– Но больше всех нас интересует Олег Попов, – поторопился продолжить Борщ, и тем выдал себя. – Где он?

Тут до меня дошло, что я попал на розыгрыш. Близился день моего рождения и Саныч до своего отъезда обещал в качестве подарка устроить для меня сюрприз. Зная Саныча, как большого затейника и приколиста, я понял, что это и есть придуманный им сюрприз. И шутка, признаюсь, удалась! Но интригу «режиссер» мог бы сохранить и подольше. Впрочем, поволноваться мне итак пришлось, поэтому зачтено! Настроение ко мне вернулось, а с ним и аппетит. Я принялся с удовольствием есть, решив, продолжить участие в предложенной Борщом игре. Мне стало очень интересно: как у парня с фантазией, куда он еще «завернет» и кто из нас, в конце концов, сдастся первым? Внутри меня от столь быстрого разоблачения «режиссера» все ликовало, но я старался не подавать виду: сидел мрачный, ел, низко наклонив голову, словно прятался в тарелку, и молчал.

– Вы забыли? – спросил Борщ. Он наоборот сидел ровно, не кушал и смотрел на меня с ироничным выражением на лице.

– Что? – спросил я, робко подняв глаза.

– Две вещи. Что я задал вам вопрос и где Олег Попов?

Не знаю, как я не рассмеялся. Хотя тема, конечно, сама по себе не очень веселая, но игра получалась просто презабавная.

– Дело в том… что Олег Попов умер… – потупившись ответил я. – Насколько я помню из новостей, он последние годы проживал в Германии и там же похоронен.

– У вашего друга не только имя, но и судьба фантастически схожа с судьбой выдающегося русского клоуна!

– Так я о клоуне, Олеге Попове, и говорю. Только не понимаю: почему вы называете его моим другом?

– Это не я, а вы так назвали Романа Синькина в своей книге.

– Так вы разыскиваете человека, которого никогда не существовало? Как, впрочем, и самой истории.

– Андрей, – очень серьезно, даже грустно, сказал Борщ. – В вашей повести, пусть и не детально, но очень точно описаны события пропажи документации с оборонного предприятия повышенного уровня секретности, которое имело место быть не так давно. Довольно подробно рассказано о городе… Я не стану говорить название этого города, вы прекрасно его знаете раз уж написали о нем…

Захар прервался и внимательно изучал меня. Я, по всей видимости, совсем вошел в роль и превратился в каменное изваяние с ложкой в руке.

– Но это же все выдумка… – выдавил из себя я.

– Да неужели? Трех таких совпадений быть не может.

– Прозвище Синькина не совпадение… Или…

– Да, «или»… Нам совершенно безразлично как его прозвали. Нам нужно понять где он находится. Нас очень беспокоят подобные «клоуны». Это же он рассказал вам о ракете?

– О ракете?..

– Да, о ракете, о ракете! Это же с его слов вы написали о ней?!

– Я…

– Это удивительно, как в одной книжке в пятьдесят страниц можно было разболтать три государственные тайны! Вы понимаете, что это можно прировнять к измене родине за разглашение! – не стал слушать мое оправдание Борщ.

«Вот это да! Великолепно! – восхищался я. – Ай, да Саныч! Так подготовить сюрприз! А Борщ-то, прекрасно играет! Где он взял его? Отличный актер!»

– Давайте договоримся так, – продолжил Захар несколько успокоившись. – Я понимаю, что имена ваших друзей в книжках могут быть изменены, поэтому даю вам один день на поиски прообразов и завтра мы продолжим разговор. Что я имею ввиду под поиском: вы установите их местонахождение, но ничего не расскажете о том, кто и для чего ими интересуется и вообще ни обо мне, ни о нашем сегодняшнем разговоре. Неточная информация приведет к нашей дополнительной встрече, но уже не в кафе. Информация заведомо ложная станет поводом для гарантировано неприятного разговора. Пока, как видите, у нас все мирно и, надеюсь, завтра мы также спокойно побеседуем и все закончится. Угу? Итак, Игорь, Юрий, Константин и… Олег Попов? Или Роман Синькин? Как вы больше любите называть своего друга?

– Захар, ну, с Юрием я, кажется, все понял, а вот какой Игорь и какой Константин вас больше интересует? Их в повестях по два.

– Костя, который не боксер, а Игорь, который Игорёк, разумеется, – без запинки ответил Захар и поднялся.

«Ну, клево подготовлен! Молодчага!» – отметил про него я.

– Борщ, кстати, сегодня невкусный, – бросая деньги на стол, подвел итог беседе Борщ, и не попрощавшись пошел к выходу. Около барной стойки он остановился, сказал что-то бармену, потом показавшемуся из кухни официанту и вышел из кафе.

«А мне понравился!» – подвел свой итог я и, разогнувшись, принялся доедать свою остывшую порцию.

Официант принес мне счет за две порции борща и одни гренки.

– Чего это так? – поинтересовался я.

– Приятель ваш заказал пять порций, а денег оставил за четыре.

– Он вроде четыре и съел… – прикинул вслух я.

– Он-то четыре, а баба его пятую.

– Получается она не его, а моя теперь… – ответил я, расплачиваясь за двоих.

– Он ее счет всегда на кого-нибудь вешает, – весело сказал официант. – Даже конфликты случались.

– Как это ему удается?

– Да как сейчас. Бармену говорит, что деньги на столе оставил, а там не хватает.

– Хорошо, что хоть без гренок… Следит, видимо, «баба» за фигурой. А то совсем разорительно бы вышло.

– Да чего следит? Это он ее одним борщом кормит, а когда она с нормальными парнями приходит, то ест все подряд по меню.

– А они часто бывают?

– Она чуть не каждый день с ребятами приходит на обед. А этот раз в неделю, когда борщ. Мы его Борщом и называем. Только его и жрет. Как только не покраснел еще?..

– Правда? Борщ?.. Какое совпадение… – задумчиво сказал я. – А он кто?

– Не понятно… Может агент по найму какой… Постоянно тут с разными людьми трется по средам. Но не бизнесмен.

– Почему?

– Да собеседники его какие-то странные. Либо помятые, бомжеватые, либо наоборот, интеллигентного вида… Но те в возрасте. Как артисты что ли… не знаю, как сказать… или, может, художники. Но не при деньгах, видно по ним. Из искусства, в общем… На деловых людей мало похожи.

– А сам он к искусству не может принадлежать?

– Ага… к искусству втирания! Вы ж сами с ним разговаривали, лучше меня, наверное, должны понять кто он.

– Вот не понял…

– Ну, а мне ж откуда понять? Я с ним не разговаривал и не собираюсь. Но со стороны все это очень похоже на разводку… Все сначала сидят с ним нормальные, но постепенно начинают в лицах меняться. Потом этот уходит, а они сидят бледные, задумчивые, как задание какое получили.

– Я тоже менялся?

– Не знаю, я не смотрел. Мне уже надоел он за год. Сначала любопытно было, поглядывал, а теперь так… Иногда взглянешь, когда какой-нибудь действительно персонаж приходит. А на вас чего смотреть? Обычный человек.

– Может он следак? – попытался я, не особенно веря в незнание официанта, вытянуть из него сведения.

– А кто ж его знает… Но я бы с ним дел иметь не хотел.

– Почему?

– Ну, на улице бы разобрались, по-пацански, а так… нет. Мне кажется он мастер чего-то неприятного. Проблемы людям создавать.

– Это что ж? Профессия такая? – подумал вслух я. – Хорошо сказано: «мастер чего-то неприятного»… Кто же это может быть?

– Борщ! – без раздумий ответил официант.

– Точно… – рассмеялся я, собираясь.

– Вам понравилось? Еще придете?

– Только когда на первое не борщ.

– Значит любой день кроме среды. В воскресенье тоже борщ, но этот придурок в выходной не приходит.

Дорогой домой я думал, что Захар, он же Гусь, он же Борщ, пожалуй, меня переиграл. В его пользу было вовремя прекратить разговор, чтобы вопросы не начал задавать я. Так он и поступил. В мою пользу именно то, что прекратил он его на своей фразе, не дав мне разговориться. Еще очков мне добавляло его бегство. А по-другому из разговора он бы и не вышел – я бы его на чем-нибудь поймал. Но оставленный мне счет за незнакомку – это, конечно, безоговорочная победа! Молодец! Надо будет позвонить Санычу, поблагодарить за розыгрыш и узнать про «бабу», как ее официант назвал.

Запутавшись в делах, Санычу я позвонить забыл.

После кафе старший лейтенант Захар Сахаров сразу приехал в управление. О его настроении после разговора со мной ничего не известно. Дежурный обратил внимание только на преследующую Захара икоту и распространяемый с ней дурной запах борща.