Buch lesen: «Егерь императрицы. Виват Россия!»

Часть I. Опала

Глава 1. На степном тракте

– Подмогните, братцы, сило́в уж нет! – Пожилой обозный помахал подходившей ротной колонне. – Ваше благородие, маненько бы только нас подтолкнуть, лошадки уж больно утомились, никак не вывозят.

– Эка же вас занесло-то, – укоризненно произнёс капитан Бегов. – Чего же в сугроб-то залезли?

– Да со встречной курьерской каретой разъезжались, ваше благородие, – стянув с потной головы егерскую каску и выдыхая, пояснил ветеран. – У них-то лошади о-го-го какие резвые, на кажном яме самых лучших, самых свежих себе в упряжку цепляют, вот и прут как оголтелые, не глядя, по дороге. Попробуй курьерским не уступи, государева служба ведь, вона как они спешат всё время. Я чуть было вбок свернул, им уступая, а тут вон правый полоз за набитую дорожную кромку ушёл, ну и потянуло туда весь воз. Мы уж и так и эдак с Микиткой тужились, да куды уж нам вдвоём его вытянуть, в него и снега с горкой набилось. Ехали ведь самыми задними, обоз на горку поднялся – и всё, скатился, и нет его, не докричишься отсель.

– Рота, стой! – скомандовал капитан. – Первый плутонг, вперёд, навались! А ну-ка, толкнули сани, братцы, подмогнём обозным!

– Подмогнём, подмогнём, – послышалось от окруживших повозку егерей. – Взяли, робяты! Горшковские, правый полоз поднимай! Хоро-ош! Толкай помалу! А ну поднажми!

– Заводи коней на дорогу! – Капитан Бегов махнул рукой, указывая обозному. – Давай-давай, тяни-и!

– И раз, и раз, и ра-а-аз! – покрикивали, поднатужившись, служивые. – Э-эх! Пошё-ёл! – И облепленный снегом воз со скрипом и скрежетом наконец выкатился на набитый ногами и полозьями тракт.

– Ох, спасибо, братцы! Благодарствую, господин капитан! – причитал обозный. – Так бы ведь и стояли себе дальше, ждали бы фуражные повозки Ускова, а они-то когда ещё появятся! Ох, спасибо вам, благодетели, выручили!

– Ладно, дальше сами уж, небось, оправитесь? – отмахнувшись, спросил Бегов. – А то ведь нам ход сбивать никак нельзя, совсем скоро рота капитана Тарасова нагонит.

– Сами-сами мы дальше, ваше благородие, – уверил офицера ветеран. – Сейчас только вот снег выгребем, внутри мешки поправим и дальше покатим.

– Ну ладно, бывайте тогда. Рота! – обернувшись к колонне, крикнул он громогласно. – Скорым ходом ма-арш! Пошевеливаемся, а то нам вторая уже в спину дышит!

– Ох ты ж ё-моё! – выругался, ударив ногой о боковую жердину, проходивший в колонне мимо саней Капишников. – Не напирай, ребята, тут узко!

– А ты проскакивай быстрей, Спирка, чего телишься?! – Лыков подтолкнул его в спину. – Ну дядька, всю дорогу перегородил, обходи теперь тебя!

Ряд за рядом колонна протопала по дороге дальше. Ещё полверсты – и она взошла на покатый холм, с которого открывался вид на окрестности.

– Степь да степь кругом, никакого края ей нет, когда уже к лесам выйдем, – проворчал, оглядываясь по сторонам с вершины холма, Дуров. – И как только тут калмыки живут? Летом здесь жар нестерпимый, ещё и суховей вечно пылью с песком глаза порошит, а уж зимой лютая стужа с бураном, укрыться негде.

– Ничего, немного нам уже до Дона осталось, Михаил Алексеевич, – ответил шагавший рядом со штабс-капитаном командир роты. – Сегодня, Бог даст, к вечеру Маныч минуем, а там два дневных перехода – и уже у Цимлянской станицы будем. Утром, на командирском сборе, Сергей Владимирович карту показывал, два дня нам по ней в степных оврагах осталось ночевать, а уж дальше, за Доном, населённая земля начинается. По всему тракту казачьи станицы вёрст через десять, самое большее через двадцать будут стоять, так что потерпим.

– Потерпим, чего уж там, – вздохнув, проговорил штабс-капитан. – А в Цимлянской-то, я слышал, обещали два дня отдыха для приведения в порядок полку дать?

– Квартирмейстер говорит, что да, целых два, – подтвердил Бегов. – Потом только лишь в Богучарах большой отдых будет, а после него в Воронеже. Вот уж где отдохнём как следует, как-никак, а ведь губернский всё ж таки город.

Натруженные ноги сами несли егерей под уклон.

– Эх, вот бы и всегда так бежалось, – произнёс, топая сапогами, Капишников. – А то к вечеру уже никакой прыти нет. Топать-то нам ещё три месяца, ох и умаемся.

– Так ты просился бы в эскадрон, Спирка, чего теперь жалишься? – проворчал шедший рядом Южаков. – В пехоте завсегда только лишь на свои ноги уповаешь, а уж тем паче в егерях. А может, тебе лучше в обозные податься?

– Не-е, ну чего я, Степаныч, совсем, что ли, немощный или калечный, чтобы в обозные уходить? – фыркнул егерь. – Это уже тебе али вон Тихону с Нестором можно в нестроевые, небось, послужили и побегали своё вволю, а я-то ещё молодой.

– Тьфу на тебя, дурень, – буркнул Южаков, поправив на плече фузею. – В обозные он нас хочет упечь. Чего сказал-то сейчас, сам подумал? Да мы тебя сто раз уделаем в ходьбе.

– Да ты не обижайся, Степаныч, я же это так, шутошно сказал, – произнёс Капишников. – Вы-то ещё о-го-го какие, куда уж мне до вас, до тёртых калачей! А в эскадронные – да, хотел я было попасть вслед за Чирковым с Ведуновым, ребятами из нашего учебного отделения. Дык не взяли меня ихние господа командиры. Не знай уж, чего им не понравилось. А может, оно это и к лучшему, Прошке-то Ведунову татарин ножом горло перерезал летом, а я-то вот с вами своими ножками сейчас иду. Так что ничего. Я сейчас из артели, коли предложат мне в конные перейти, ни за что не переметнусь. Чего я, дурной, что ли, с места на место скакать? Ну его, тут уж всё своё, родное, небось свыкся.

– Это да-а, – протянул Южаков. – Человек, он к своей общине, к миру привычен, не зря же толкуют: ты за мир, а мир за тебя, с ним и беда не в убыток.

– Посторонись, православные! Дорогу, братцы! – донеслось сзади.

– Вправо принять! – раздалась команда старшего унтер-офицера роты сержанта Милушкина. – Правее к обочине, а то стопчут!

С левой стороны, объезжая ротную колонну, прокатились те самые сани, которые только недавно вытаскивали из снега.

– Смотри не застрянь, дядька! Более вытягивать не будем! – напутствуя ездового, прокричал вслед штабс-капитан Дуров.

– Выровняли ряды! – скомандовал егерям командир роты. – Скорым ходом марш! Поспешим, братцы, до яма вёрст пять осталось. Вот около него и будет сегодня ночёвка. Вечереет уже. Шире шаг!

Цимлянская была большой, располагавшейся на возвышенном, правом берегу Дона станицей. В давние времена тут высились стены старинной хазарской крепости Саркел, взятой приступом князем Святославом и переименованной после этого в Белую Вежу. Позже, в начале тринадцатого века, она была оставлена из-за натиска степняков, но уже в шестнадцатом веке эти места вновь были заселены казаками, которые и основали тут укреплённое поселение, получившее своё название из-за впадающей поблизости в Дон реки Цимлы. Место было удобное, с него контролировался большой соляной шлях от Маныча, реки изобиловали рыбой, в степи разводили скот, а плодородные земли давали богатые урожаи. По всему югу России за Цимлянской ходила слава как за местом, где выращивают виноград и умеют делать из него прекрасные вина. Ещё Пётр Первый, проезжая по этим местам, пережидал в станице непогоду и, собрав стариков, рассказал им о виноградниках, которые видел за границей, а также какой хороший доход можно извлечь, занимаясь выращиванием лозы. Несколько кустов, по местному преданию, он собственноручно после своего рассказа тут же и посадил. Казаки – народ предприимчивый, уходя в походы, они везли черенки из Османской империи, из Персии, Венгрии и даже с далёких берегов Рейна. Уже к концу восемнадцатого века в окрестностях Цимлянской росло около 30 тысяч кустов винограда. А вина, производимые в станице, знали даже в столице.

– Господа, за личным составом глаз да глаз, – наставлял офицеров при подходе к месту квартирования Егоров. – Чтобы двухдневный отдых в пьянку и дурь не превратился. Нам вот только ещё жалоб на непотребство при постое не хватало в Военную коллегию. Так что в каждой роте один офицер и три унтера состоят всё время в дежурных. Места квартирования каждому подразделению при заходе укажет Александр Павлович, он уже целые сутки готовит нам постой.

Как ни смотрели командиры за своими людьми, однако полностью избежать нарушений не удалось. Оно и понятно: почитай, у каждой хаты здесь был свой приличный садик, а у многих хозяев было вкопано или стояло в особых погребах по несколько винных бочек. У служивых водилось серебро, у местных был товар, да и люди шли с войны усталые, а впереди у них была дальняя дорога.

– Два плутонга в полном составе, ваше превосходительство, под арестом, – докладывал уже перед выходом полка Хлебников. – Те, что в первую ночь меж собой передрались. И ещё дюжина человек из других в нарушителях. Всего пятьдесят семь рядовых, ну и унтеры.

– Построй их отдельно, Вячеслав Николаевич, – попросил Егоров. – Сейчас мы с квартирмейстерскими и интендантскими офицерами закончим, и я выйду. Продолжайте, Сергей Владимирович, – обратился он к Гусеву.

– Как я уже только что докладывал, ваше превосходительство, до Воронежа нам ещё около шести сотен вёрст пути. – Главный полковой квартирмейстер, расправив карту, указал на отметку. – А если точнее, то пять с половиной сотен. Причём пути непростого, Алексей Петрович, месяц март начинается, вы и сами видите – с крыш начинает капать. А совсем скоро весеннее солнышко так хорошо пригреет, что и дорога наша поплывёт. Значит, и скорость марша начнёт резко падать.

– До Воронежа нам кровь из носа на санном ходу нужно проскочить, – перебил докладывающего Рогозин. – На колёсный ход нам именно там при запланированном долгом постое нужно будет вставать. Город большой, каретные и тележные мастерские в нём есть, на них мы быстро с этим делом справимся. А если где-то в степи застрянем, у какой-нибудь малой станицы, вот там уж долго будем ковыряться.

– Можем не успеть до схода снега дойти, Алексей Петрович, – заметил, вглядываясь в карту, Гусев. – На пути ещё около десятка больших и малых речек, а сколько ручьёв! Если бы просто по прямому тракту топать, а тут ведь ещё и переправы.

– Неужто вскроются реки, рано ведь? – недоверчиво проговорил Живан. – Ты же, Сергей Владимирович, сам в Кизляре говорил, что только в апреле будет ледоход.

– В апреле, – подтвердил Гусев. – А уже в конце марта сам лёд истончится. Или мы хотим людей и казённое имущество на переправе утопить?

– Так никто и никого утопить не хочет. – Командир полка хлопнул ладонью по столу. – У всех у нас одно только желание – это осилить дорогу без всяких потерь. Как и планировали, к двадцать восьмому, самое позднее к тридцатому марта наш полк, господа, должен зайти в Воронеж. Чтобы поддержать хороший темп движения, предлагаю создать особую рабочую партию из тех егерей, кто будет готовить дорогу для колонн. Где-то им придётся накидать фашинника в низинах или даже настелить брёвна, где-то поставить шесты, указывая удобное место для переезда на реке, чтобы сани не провалились на тонком льду. Где-то расчистить перемёт после последнего бурана перед проходом обоза и рот. Работы для этой партии будет с избытком. Старшим я предлагаю назначить в ней Радована Милорадовича, командир он деятельный, живой, в помощь ему дадим ещё пару офицеров из рот и несколько унтеров, ну и опытных пионеров с обозными при санях.

– Это нужно тогда полную роту туда определять, – заявил Рогозин. – Своих-то я за ней тоже, конечно, закреплю, и саней пять освободим. Потом, если что, как устанут, другой ротой их поменяем.

– Ну да, не меньше роты нужно, – согласился с ним Гусев. – Только ей ведь впереди нужно следовать, дня за два до прохода основной колонны, значит, и саней нужно больше, чтобы работных развозить по участкам дороги, а как поработали, так и опять вперёд потом ехать. Какую роту первой определять, Алексей Петрович? – поинтересовался он у Егорова.

– Никакую, – покачав головой, произнёс Алексей. – У нас уже есть сборная команда. Пойдёмте на улицу.

Глава 2. Штрафная команда

– Равня-яйсь! Сми-ирно! – гаркнул подполковник. – Равнение на середину! – И, подойдя строевым к генералу, вскинул ладонь к каске. – Ваше превосходительство, нарушители внутреннего полкового порядка и армейского устава в количестве шестидесяти двух человек построены! Докладывает подполковник Хлебников.

– Хороши-и, – оглядывая замерших в строю егерей, проговорил Алексей. – Гвардейцы, особые егеря, гордость армии. Турок били, ляхов били, персов и их прихвостней тоже, а теперь, стало быть, и другу дружку начали лупить? Совсем недавно под Дербентом и Алпанами друг за друга насмерть стояли, спину прикрывали товарищу из другой роты, а теперь ему же морду в кровь кулаком?! Так?!

Егеря стояли молча, понурив голову.

– То, что вы дисциплину нарушили, – плохо. То, что не послушали, что вам командиры при заходе на постой говорили, – худо, но вот то, что, как позорные псы, здесь, в этой станице, друг с дружкой сцепились, перепившись, – совсем отвратительно. Как вас теперь держать таких в полку?! Как вам доверять в бою?! Вы же потом и на войне так же подвести сможете! А может, вас лучше вообще из полка погнать? Отправить вон в мушкетёры или в крепостную команду, попробуйте-ка там побезобразничать. Пару раз через строй прогонят под шпицрутенами, и загнётесь в гнилом сарае от горячки. Ну что, списываем из егерей?! Чего хмуришься там, Лыков? В каком пехотном полку служить желаешь? – Генерал выхватил взглядом во второй шеренге знакомое рябое лицо. – Не слышу тебя! Отвечай!

– Никак нет, виноват, ваше превосходительство, не надо бы ребяток из полка гнать! – выкрикнул тот, вытянувшись и задрав вверх подбородок. – Не виноваты они, из-за меня всё случилось, меня наказывайте, хоть до самой смерти, всё по делам! Я их в свару вовлёк, моя вся вина!

– Это уж, братец, моё дело как полкового командира решать, кто виноват и кого как наказывать, – сощурив глаза, проговорил Егоров. – Все в пьяной драке участвовали, значит, всем и отвечать. А уж кто более другого виноват и кто зачинщик, это вы сами потом определите и отмерите ему по заслугам. Моё же слово будет такое: даю всем стоящим штрафное испытание на весь оставшийся до столицы путь. Будете своим горбом и потом рассчитываться за дурь. Искупите честной работой свою вину, значит, останетесь в полку, ну а будете лодырничать, значит, вылетите из него пулей! Унтер-офицерам выйти из строя!

Четверо стоявших на фланге капралов и фурьер вышли на два шага и застыли перед общим строем.

– Напра-аво! Встали отдельно от рядовых! – рявкнул Егоров. – О вашем дальнейшем командирстве тоже потом решим, будете отдельной группой покамест работать. Общая команда для всех: волчьи хвосты с касок и правый погон с плеч – долой!

Медленно, словно бы не веря происходящему, руки егерей потянулись к гордости всех служащих в этом полку – знаку принадлежности к особой касте отборных, особых, гвардейских стрелков – волчьим хвостам, нашитым с левой стороны касок. Послышался треск.

– Подпрапорщик Иванов, собрать у штрафников знаки особой доблести и погоны! – рявкнул генерал.

Командир комендантского плутонга подошёл к проштрафившимся унтерам. Фурьер Балакин протянул ему волчий хвост, затем вложил в протянутую ладонь жёлтый погон, следом за ним то же самое медленно проделал капрал Горшков и все остальные командиры. Подпрапорщик сделал два приставных шага вправо, и сорванное начали передавать рядовые егеря.

– Ваше превосходительство, дозвольте помощь испросить, не умещаются у меня, а ронять в грязь не хочу? – обернувшись к командиру полка, попросил Иванов.

– Дозволяю.

– Метелин, Сухоткин, ко мне! – скомандовал командир плутонга, и два комендантских капрала бросились к нему.

Прошло минут пять, и всё было закончено. Егеря, отсвечивая ссадинами и синяками на лицах, понуро стояли в строю, словно битые рекруты, только что пригнанные в полк из депо.

– Капитан Милорадович! – выкрикнул Егоров. – Назначаетесь старшим над работной командой штрафников. Попрошу быть к ним особенно требовательным! Вам в помощь будет ещё два офицера и пять унтеров. Свою задачу, господин капитан, вы уже знаете, поставите её потом перед всеми в команде. Посчитайте с главным полковым интендантом, какой вам будет нужен инструмент, сколько потребуется саней и вьючных лошадей. Сегодня же в ночь, не дожидаясь выхода полковых колонн из станицы, убываете к месту проведения работ. Всё, занимайтесь! – И, козырнув, пошёл к штабной избе.

– Работная команда, смирно! – послышалось за его спиной. – Вольно! Ну что, злодеи, будем искупать прегрешения? Не слышу!

– Так точно, вашпревосходительство! – разнёсся громкий отклик.

– Во-от, другое дело, теперь услышал!

Алексей потянул на себя дверь и вместе с заместителями зашёл внутрь избы.

– Так, господа, подсаживайтесь. – Он кивнул на стоявшие у стола скамьи. – Давайте посмотрим, что у нас с припасами. Александр Павлович, зачитай, что по провианту и фуражу. Да, и пока я не забыл, пробегите со своими людьми ещё по зажиточным станичникам, выкупите у них с десяток саней, пусть даже и не новых, можно волокуш, на которых они грузы возят, да хоть с тех же соляных промыслов. Без пары десятков саней нашей работной команде делать на дороге нечего, они и отладить её не успеют до прохода полка.

– Сделаю, Алексей Петрович, – пообещал Рогозин. – Сейчас же пойду к чумакам.

– Теперь по провианту. Имеем мы с собой в обозе десятидневный сухарный запас и пятидневный в виде крупы-дроблёнки, – зачитал он с серого исписанного листа. – На три дня у нас ячменного толкана. Тут, в Цимлянской, уже прикупили топлёного масла, свиного сала, разделанных туш баранов, немного квашеной капусты, лука и моркови. По дороге до Воронежа имеется два армейских магазина, заложенных для проходящих на Кавказ войск ещё в прошлом году. Так что пополнить запас той же самой крупы у нас есть чем. Что-то, наверное, будем ещё подкупать в станицах и городках…

Под вечер, когда оранжевый диск солнца зацепился за дальнюю черту горизонта, в дверь избы постучали.

– Заходи, кто там?! – крикнул Алексей.

– Ваше превосходительство, караульный Камышов! – представился заглянувший в дверь егерь. – Тут унтер-офицер до вас просится из первой роты капитана Бегова. Прогнать?

– Отчего же? – хмыкнул Егоров. – Если проштрафившаяся рота, то и сразу гнать служивых можно? Пусть заходит.

– Заходь, – послышалось из-за двери, и в открывшийся проём шагнул немолодой егерь с унтерскими галунами.

– Ваше превосходительство, командир первого плутонга первой роты второго батальона фурьер Кожухов! – громогласно представился он, вытянувшись по струнке. – Дозвольте просьбу, ваше превосходительство?

– Хм, ну говори. За своих ходатайствовать, небось, хочешь, Лука Назарович?

– Никак нет, ваше превосходительство! – рявкнул тот, глядя в потолок. – За себя.

– О-о как интересно. – Егоров отложил в сторону писчее перо. – За себя, значит?

– Так точно, ваше превосходительство, – подтвердил ветеран. – За себя. Прошу вас зачислить меня в штрафную команду к своему плутонгу. Не дело это, все там, только одного лишь командира в штрафных нет. Хочу нести наказание вместе со всеми. Сам виноват, что не углядел за своими людьми.

– Нда-а, – почесав в щеку, протянул Егоров. – Вина командира всегда есть, если его подчинённый набедокурил, с этим я, конечно, согласен, – проговорил он задумчиво. – Опять же, был бы ты, Лука Назарович, при плутонге, уверен, такой бы дури точно бы не произошло. Выяснили, ты к нему от оружейников с ремонтной фузеей Лошкарёва, уже когда драка в самом разгаре была, подошёл. Разнимать было начал, да куда уж там супротив пяти десятков пьяных мужиков, самому вон даже попало. Хмельного в рот не брал, однако в твоём плутонге, в твоём хозяйстве сие непотребство случилось, тут отчасти я с тобой согласен. Так что, коли уж сам испрашиваешь наказание, ну что же, твоё решение уважаю и личную просьбу удовлетворю. Подойди к капитану Милорадовичу Радовану, скажи, что я определяю тебя шестым в унтерскую штрафную команду, будешь в ней за старшего. Да, и хвост с каски, погон с плеча не спарывай. Такое моё решение. Так что ты уж блюди себя, старайся мундир не грязнить.

– Спасибо, ваше превосходительство, – дрогнул голос у ветерана. – А вы уж не серчайте сильно на ребяток, виноваты, конечно, но егеря-то все ведь хорошие, в огонь и в воду за вас всегда, не предадут, не отступят.

– Знаю, Лука Назарович, – проговорил, вздохнув, Алексей. – Ну ты же все турецкие кампании со мной прошёл, помнишь, было как-то такое. У всех старослужащих в мозгу зарубка осталась, только вот немного уже таких. Нельзя никак без наказания, сам пойми. На войне потом беда может быть. Мне ли тебе рассказывать?

– Это да-а, Алексей Петрович, понима-аю, без наказания никак, – протянул ветеран. – Всё правильно, всё верно. Разрешите идти до капитана Милорадовича?

– Ступай, Лука Назарович. Напомни только ему, чтобы он не затягивал с выходом, в полночь работная команда должна выехать из станицы.

Первые две сотни вёрст штрафные разгребали снежные намёты в низинах, застилали переезды через малые речки жердинами и плетёным из лозы фашинником, заготавливали в местах ночёвок для артелей дрова. За станицей Верхне-Ольховой была первая приличная переправа через реку Калитву.

Старший от полковых пионеров сам прошёл с шестом весь переезд, приказал вырубить в пяти местах лунки и промерил в них толщину льда.

– Крепкий пока, – вынес он свой вердикт. – Ваня, вы тут вот очистите от снега переезд, чтобы он поширше был, а тот вот съезд подровняйте, срежьте бугор, видишь, он словно бы косым горбом там стоит. Пентюх какой из наших обозных будет ехать, свой воз может перевернуть, сам ведь знаешь – есть там такие. Лука Назарович, а вы слеги поставьте по бокам из горбыля, глянь, я прутики малые натыкал, и с правого края почаще, там промоина совсем близко, а лёд течением утончает.

– Поняли, сделаем, Ильич, – сказали Южаков с Кожуховым. – Пошли, братцы!

Егеря распределились по переезду. Кто-то железной киркой разбивал смёрзшийся за зиму горб, кто-то деревянными, сделанными по большей части из осины лопатами начал откидывать вбок снег и береговую наледь. Среди поросли вербы застучали топоры унтерской команды, срубая длинные жердины.

Через час место переезда через реку было не узнать, к подскакавшему верхом Милорадовичу подбежал Уфимцев и доложился. Тот слез с коня, сам прошёл весь подготовленный участок, потопал ногой по льду, зашёл за воткнутые вехи и посмотрел на ближайшую промоину.

– Фурьер Кожухов! – Он махнул рукой, подзывая старшего унтерской команды. – Останетесь со своими здесь, встанете с этой стороны с верёвками и длинными шестами. Ежели, не дай Бог, какие сани провалятся, чтобы ездовых можно было быстро вытянуть. А так смотрите, чтобы не подъезжали близко к вам. Шесты у вас есть в руках, вот ими по горбу дурню, чтобы он видел, куда править нужно. Потом, как только полк реку пройдёт, прыгайте в сани и догоняйте нас, мы в сторону Богучар поедем, эскадронные из передового дозора доложились, что там, в низине, прошлым бураном тракт сильно завален, а проезд совсем узкий. Расчистим его – и на ям, на ночёвку будем вставать. Отряд, в сани! – Он махнул рукой, призывая штрафников. – Быстрее-быстрее, скоро колонна покажется! Прохор, два воза для унтерских тут остаются, потом они на них нас нагонят!

– Понял, ваше благородие, слушаюсь – двое саней оставить! – отозвался с правого берега пожилой ездовой. – Ваня, Никифор, слыхали, что господин капитан приказал? Ваши санки полегче, останетесь тут при Назаровиче, чтобы побыстрее нагнать.

Егеря, собрав лопаты и весь инструмент, положили всё в сани, расселись в них и укатили по тракту. На речном переезде осталось только лишь шестеро унтеров-штрафников.

– Говорят, за Богучарами таких вот рек с избытком будет. – Антонов притопнул по льду ногой. – Один Дон чего только стоит. Ох и намаемся мы там. Всё, сухие места по степям ведь прошли, а вот теперяча что ни переход, то переправа.

– Лишь бы жара не встала и дожди не зарядили, – глядя на серое небо, проговорил Горшков. – А не то низины деревом и фашинником устанем обкладывать, гать стелить. Капитан говорит, что позарез нужно через две недели полку в Воронеже быть, а снег-то вон уже и оплывает. Ладно, хоть ночью пока ещё подмораживает и последняя пурга хорошо снега подбросила. А что потом будет?

– Видать, всё, это последний буран был, – поправляя веху, проговорил Кожухов. – Теперь только один дождик с небес будет сыпать. Чу, робяты! Тихо! Слышите, топот с южной стороны? Вроде кони скачут? Ну точно – кони, – стянув с головы каску и вслушиваясь, произнёс он встревоженно. – Похоже, эскадронные в голове колонны подходят. Встаём, братцы. Давайте по всему переезду, по своим местам, расходимся.

Первым на лёд выскочил эскадрон Воронцова, конные егеря спешились и, распределившись, с промежутками между отделениями начали переходить на противоположный берег.

– Здорова, братцы! Как вы, тяжко? – перекрикивались они со штрафниками. – Умаялись, небось?

– Ничего-о, слу́жим – не ту́жим! – отвечали те. – Как вам дорожка-то тут? Хороша?

– Ох и хороша, постарались, порадели, сердешные, благодарствуем, – кивая, высказывались довольные эскадронные. – Сейчас следом за нами и пешие роты подойдут, а там уж обоз. Кучно все держатся, велено было не растягиваться и друг за другом поспевать, так что глядите.

Прошло минут десять, и действительно с берегового обрыва спустилась дозорная рота. Разведчики шли весело, перешучиваясь между собой и штрафными. К Кожухову вынырнул из строя старый знакомец сержант Лужин.

– Здорова, Лука! – Он хлопнул его по плечу. – Извиняй, поручкаться не могу, вишь, как у тебя всё занято, и верёвку с крюком держишь, и жердину. Стережёте?

– Стережём, Федя. Велено было промоину смотреть, вон она, зараза, в пяти саженях за спиной. – Кожухов мотнул назад головой.

– Работы-то много? – поинтересовался разведчик.

– Хватает, – пожав плечами, не стал скрывать штрафник. – Тут-то ещё ладно, не шибко досталось, а вот с утра низинный проход у кривого оврага ох и долго от снега очищали. Намахался до седьмого пота там лопатой.

– Да-а, видал его, проходили, – проговорил со вздохом Лужин. – Кормят-то вас хорошо, не голодаете?

– Не-ет. Ты чего! Капитан, который у нас за главного, младший Милорадович, он двойной приварок для нас вытребовал, так что грех жаловаться.

– Ну вот и верно, это правильно, на пустое брюхо много не наработаешь, – заметил Лужин. – Ладно, на вот ещё держи. – И сунул Кожухову под локоть узелок. – Держи, держи, Лука, это от нас вам гостинец.

– Да не надо! Хватает! – воскликнул тот.

– Ты не ерепенься, говорю же, от общества гостинец! – буркнул Фёдор. – Там шмат сала большой и о́корок запечённый. Ладно, побёг я, мои уже на тот берег все вышли. – И, хлопнув по плечу товарища, поспешил перебежать по льду.

– Благодарствую, Федя! – крикнул ему вслед Лука. Тот, не оборачиваясь, помахал над головой рукой и прибавил ходу.

В Богучарах, небольшом сонном городке, полку дали однодневный отдых. В одном переходе к северу был Дон. Работная команда трудилась на переправе через большую реку двое суток. Места эти изобиловали поросшими лесом балками, в них рубили небольшие деревца, которыми и устлали весь переезд. Беды не случилось, и полк организованно перешёл на правый берег. Впереди была река Осередь и стоящий на ней уездный городок Павловск.

– Шипов лес. – Рогозин кивнул на обступающие дорогу вековые дубы. – В Богучарах правитель уездной канцелярии рассказывал мне об этих местах. Именно здесь по повелению Петра Алексеевича наши первые боевые суда строились, чтобы потом на Азов с войском пойти. Вот тут, в этих самых местах, как раз и зарождался наш русский флот. Заметили, господа, какие названия у сёл, через которые мы проходим? Гвазда, Пузево, Клёповка, Чернавка. Села эти работный люд, переселённый сюда в начале века, основал, и величал он их согласно тому делу, которое в них велось. В Гвазде ковали гвозди, в Клёповке – клёпки для бортов, в Чернавке гнали смолу, ну а в Пузеве делали «пуза», то есть корпуса для кораблей. Дон совсем рядом, с левой стороны верстах в пяти он от нас, вот с Осереди и сплавляли потом корпуса к Павловской верфи, где их далее оснащали.

– Смотри-ка, до моря о-го-го сколько, считай, из глубины земли корабли выходили, – заметил Хлебников. – Неужто у Азова нельзя было их собирать?

– Нельзя, – покачав головой, произнёс Егоров. – Устье Дона турки запирали надёжно. Батареи стояли на всех протоках донской дельты, а степь была под рукой у крымских ханов, вассалов османского султана. Попробуй ты эту верфь у моря заложи, спалили бы её на раз.

Девятнадцатого марта хлынули дожди, и в Павловске полк только лишь сделал ночёвку, а уже затемно с утра следующего дня вышел на тракт. Терять время было нельзя, впереди было ещё сто шестьдесят вёрст сильно разбитого пути до Воронежа. В помощь работной команде дополнительно определили по десять человек из каждой роты. Вывозили людей и распределяли по самым сложным участкам дороги, в том числе конными эскадронами. Работа была привычная, и егеря работали споро. Неприятность произошла только лишь при переправе через реку Икорец. Копыто одной из лошадей, запряжённых в сани фуражного обоза, соскочило с настила, и она резко встала, возничий выматерился и хлестнул её что было сил, понукая. Резко рванув, лошадь вынесла повозку с подготовленной дороги вбок. Раздался треск, и сани вместе с ней скрылись в образовавшейся полынье, а в воде барахтался только лишь один ездовой.

– Хватай верёвку! Держись за шест! – голосили подбежавшие штрафники. – Хватайся скорей, дурень, утонешь!

Перепуганный обозный из последних сил ухватился за верёвку, и его голова ушла в воду.

– Тяни-и! – что есть сил рявкнул Кожухов. – Тонет!

На помощь подбежало ещё несколько человек, поднатужившись, егеря́ подтащили воющего ездового к ледяной кромке.

– Ложись! Ползком только, братцы, а то сами провалимся! – рявкнул фурьер. – Там лёд тонкий! Руку давай, руку нам тяни!

Двое подхватили обозного под локотки, а Кожухов изловчился и схватил его за воротник шинели. С матерком, кряхтя и покрикивая, они выволокли бедолагу по льду к настилу.

– Дурень, вам же говорили верхнюю одёжу на переезде с себя скидывать! – выругался, тяжело дыша, Антонов. – А ты ещё и в валенках даже был! Тяжёлое ведь всё в воде, сковывает, утоп бы, как лошадь!

– Оставь его, Наум, видишь, он не в себе, – вытирая мокрое лицо, произнёс Кожухов. – Чудом вытянули.

– Хапучий, – фыркнул сидевший на льду Горшков. – Вон как схватился за верёвку, до сих пор кулаки не разжимает.