Buch lesen: «Горячая виноградная любовь»

1. Пролог

Я рос под строгим надзором мамы. Благодаря ее бдительности я не знал вкуса вина, сигарет и ни разу не поцеловал девушку, хотя к этому времени уже учился на втором курсе пединститута.

На свидание с девушками я ходил с мамой. В кафе угощал девушку мороженым, а моя родительница в это время сидела за соседним столиком, закрывшись газеткой и изображая, будто ее все это никоим образом не касается. Однако ее немигающий глаз из газетной дырочки внимательно фиксировал мельчайшие детали нашей встречи.

Для девушек такие свидания почему-то казались оскорбительными, а для меня – в порядке вещей. Ведь мама ничего плохого им не делала.

Тем не менее в институте про мою маму рассказывали анекдоты и зловещие истории, а все девушки при виде меня разбегались. Одной после свидания со мной даже пришлось пройти полный курс психотерапии: из каждой щелочки и дырочки ей чудилось недремлющее око моей мамы. И все знали, что если в друзья к девушке в Фейсбуке напрашивался какой-то Магеллан, то это моя мама наводит справки о ней.

И долго бы я оставался под бдительным присмотром моей заботливой родительницы, если бы не один случай.

Однажды, встречая меня, как обычно, после занятий, мама заметила бледность на моем лице. Конечно же, я подвергся тщательному медицинскому осмотру.

Врачи с удовольствием находили во мне различные болезни и назначали лечение. При этом не надо было бежать за лекарствами в аптеку: их продажей из-под стола занимались сами доктора.

Когда медицинские осмотры закончились, в углу нашей квартиры скопился внушительный мешок с лекарствами.

Напоследок мама пригласила еще одного доктора – своего старого друга, – чтобы и он осмотрел меня, а заодно скорректировал предписанные врачами курсы лечений.

Доктор профессиональным взглядом окинул меня с головы до ног и, пожав плечами – дескать, а зачем мне вообще понадобилось какое-то лечение, – принялся молча разбирать по кучкам приобретенные мамой лекарства. Вскоре на столе образовалось три горки – большая, средняя и маленькая.

– Елизавета! – обратился он к маме. – Здесь три горки лекарств. Самую большую я выкидываю в мусорную корзину, ибо эти лекарства вместо пользы нанесут ребенку вред. Средняя горка – это так называемые БАДы, биологически активные добавки, можешь их сама пить, они вполне годятся для нашего возраста. Относительно последней горки лекарств я хочу поговорить с твоим сыном наедине. Можешь выйти в другую комнату?

– Нет, я должна знать всю правду о здоровье сына! – заупрямилась мама.

Немного подумав, она решила:

– Я не буду вам мешать, сяду в уголке у самых дверей.

– Дело твое, – пожал плечами доктор. Он повернулся ко мне и спросил: – Тебе назначено лечение от одной неприятной венерической болезни. Ты можешь вспомнить с точностью до дня, когда у тебя появились первые симптомы, описанные в истории болезни?

В углу раздался грохот. Это мама рухнула в обморок.

Я бросился за нашатырным спиртом, он вернул маму в чувство.

– О, Михасик, мой мальчик, как это случилось? – были ее первые слова.

Впрочем, я не мог ответить ни на мамин вопрос, ни доктору.

– Ничего не понимаю, – покачал головой врач. – Тебе же назначен полный курс лечения от… – Чтобы пощадить маму, доктор тактично умолчал название болезни. – Ты анализы-то сдавал?

– Нет.

– А как же тебе поставили диагноз?

Я пожал плечами.

– А о чем тебя спрашивали?

– Спрашивали, страдаю ли я выделениями в области… в области… – я стыдливо покосился туда, откуда мои ноги росли.

– А ты что отвечал?

– Отвечал, что страдаю.

– Расскажи, пожалуйста, подробнее о характере выделений и когда они происходят.

– Рассказывай, Михасик, ничего от доктора не скрывай! – раздался из угла взволнованный голос мамы. – Я сразу заметила, что он какой-то бледный.

– Говори, не стесняйся, – подбадривал меня доктор. – Часто выделения бывают?

– Часто.

– А можешь сказать, когда они начинаются и каков их характер?

– Когда… когда о девушках подумаю… – ответил я, краснея. – Там липко становится.

– Так, продолжай дальше.

– Все.

– Все?

– Да.

– Михасик, мальчик мой, почему о девушках? Почему ты не думаешь о выдающихся педагогах Макаренко, Ушинском? – доносилось из угла. – Я ведь хочу, чтобы ты был похож на них.

Молитвенно сложив руки, мама обратилась к доктору:

– Скажите, это патология, Григорий?

– Скорее, наоборот, – успокоил ее доктор. – Патология – это когда в таком возрасте вместо девушек думают о выдающихся педагогах.

– Но ведь бледность, наверное, связана с тем, что он все время думает о девушках в непедагогической форме?

– Вполне может быть.

– И, видимо, в этот момент кровь от лица отходит в его нижние конечности, и возникает бледность?

– Видимо.

Однако маме было мало этих объяснений. Ей нужен был диагноз.

– Может, у него малокровие? – предложила она свой вариант.

– Не выдумывай болезней, Елизавета.

– Тогда что с ним, как его лечить?

Доктор медленно сгреб к краю стола оставшуюся горку лекарств и выкинул их в мусорную корзину.

– Не волнуйся, я знаю причину недомоганий Михася и какое лечение ему назначить. Его болезнь называется «переутомление», а лучшее лекарство от нее – это солнце, воздух, вода и веселая компания. Другими словами, все, что ему нужно – это побыть некоторое время поближе к природе…

Наклонившись ко мне, он добавил шепотом:

– … и подальше от мамы.

Поскольку как раз начинались летние каникулы, он посоветовал отправить меня из Кишинева, где мы жили, на какой-нибудь курорт. Однако мама решила по-другому, и вместо увеселительного курорта я поехал в глухое молдавское село Бессарачу в гости к доброй тетушке Нуце Олейку, которая приходилась моей маме старшей сестрой.

Мама со мной отправиться не смогла, поскольку в отпуск, как назло, ушла ее напарница на работе – и я, привыкший к ежеминутному надзору своей родительницы, вдруг впервые в жизни остался предоставленный сам себе на целый месяц.

Забегая чуть вперед, скажу, что эта бледность на моем лице и попытка вылечить ее в славном молдавском селе привели к колоссальным изменениям в моей жизни, а впрочем, не только моей.

2. Бессарачу

Я приехал в Бессарачу теплым вечером, когда солнце, пролетев по небу длинным пасом, уже скрылось за лесом, а на горизонте догорала красочная мазня заката.

Шагая от автобусной остановки к дому своих родственников, я глазел по сторонам, узнавая знакомые места. Последний раз я гостил в Бессарачу несколько лет назад, еще подростком. В те годы село казалось мне маленькой диковинной страной, совершенно не похожей на другие уголки земли. Пропитанное ритмами неторопливой глухомани, ровным текущим спокойствием, оно умиляло меня своей старомодностью, иным житейским укладом, так не похожим на существование в большом городе, необычными характерами и колоритными обычаями.

Прошли годы, но ничего не изменилось. Живописная природа, которая встретила меня тут, так разительно отличалась от городских улиц, что мне снова показалось, будто я попал в страну чудес: в сумраке наступающего вечера огромные подсолнухи за заборами выглядели пышными сказочными орхидеями, виноградная лоза, вьющаяся тут и там, напоминала тропические лианы, а пыльная дорога под ногами позволяла ощутить себя бывалым путешественником, бороздящим просторы неизведанных краев.

Деревенский воздух благоухал цветущей зеленью, напоенный нежным ароматом садов.

По спине меня хлопала гитара, ибо по настоянию мамы я не должен был забрасывать свое музыкальное образование, полученное в муках и страданиях. В руках же я нес два чемодана: один – набитый одеждой, другой – книгами по педагогике, которые я клятвенно обещал маме изучить и законспектировать.

Моя родительница вычитала в каком-то авторитетном источнике, что мозг человека полностью формируется только к двадцати пяти годам. Причем та часть мозга, которая отвечает за дальновидность, мудрость и ответственность – так называемая лобная доля, – растет, оказывается, только после двадцать одного года. Мама взяла эти научные данные на вооружение. Учитывая, что мальчики взрослеют позже девочек, она накинула мне еще три годика для полной уверенности – так сказать, про запас, – и теперь, согласно ее гипотезе, я мог считаться взрослым человеком, лишь достигнув двадцати восьми лет.

А до этого времени мудрая и дальновидная мама принимала самое горячее участие в моей судьбе, дабы предостеречь свое чадо с недозревшими мозгами от неблагоразумных поступков.

Отсюда и вытекало ее повышенное внимание к моим контактам с представительницами противоположного пола.

– После восемнадцати, – говорила мама, – у девушек преобладает одна навязчивая идея: они хотят выйти замуж. Они носятся с этой идеей как курочки с яйцом до тех пор, пока не снесутся. А уж как они изобретательны в плане обольщения кавалеров! Мама знает, сама была такой.

По плану моей родительницы, до двадцати восьми лет я должен был заниматься карьерой и наукой, и лишь после того как мои мозги окончательно созреют – жениться, но опять же, не на ком попало, а на правильной девушке.

Понятие «правильная» у мамы подразумевало немало характеристик.

Вот лишь короткий перечень качеств девушки, которая в маминых глазах выглядела бы правильной: приятная наружность, отсутствие вредных привычек, законченное высшее образование, владение иностранным языком на уровне не менее «продвинутого», свободное исполнение этюдов и пьес на каком-нибудь музыкальном инструменте. Что касается «приятной наружности», то этот пункт, в свою очередь, также делился на категории и предусматривал определенный тип прически, цвет волос, длину юбки, высоту каблука и все прочее.

Перечень постоянно дополнялся, и ко времени моего вступления в брачный возраст наверняка можно будет задать на компьютере все мамины параметры и получить полноценный образ требуемой мне жены.

Мама, однако, уверяла, что в ее запросах нет ничего лишнего и особенного. Она хочет себе в невестки самую обычную среднестатистическую девушку, и я с мамой был, в принципе, согласен: ее невестка с такими характеристиками мне тоже подошла бы.

Поскольку времени до женитьбы оставалось почти десять лет, я не забивал себе голову вопросом, как и где найти правильную девушку.

Думается, когда придет время, мама все сама организует. Очевидно, в Кишиневе есть выставка, наподобие выставки комнатных собачек, о которой мама, конечно же, знает, и там можно будет быстренько подобрать подходящую кандидатуру.

В течение своих холостяцких лет все, что я мог предложить понравившейся даме – это вместе отведать мороженого под неусыпным маминым контролем. Все отношения с девушками должны были строиться исключительно по эту сторону платья.

И тут мои взгляды расходились с мамиными. Она не учитывала того, что, кроме лобной части мозга, которая должна была созреть к двадцати восьми годам, все остальное у меня давно уже сформировалось и неумолимо требовало практического применения.

Тем более, в моем восемнадцатилетнем понимании, все прекрасное в жизни могло произойти максимум до тридцати, а после… После тридцати, как мне казалось, все мы превращаемся в огрубелых, потрепанных жизнью дяденек и тетенек, озабоченных лишь ценами на жилищно-коммунальные услуги.

Однако мама твердо придерживалась своего. Она не случайно выбрала село Бессарачу. Здесь напрочь отсутствовали интернет и мобильная связь, а значит, девушки не могли меня достать по соцсетям и телефону для реализации своей навязчивой куриной идеи. Вдалеке от них, рассуждала мама, я всецело сосредоточусь на изучении педагогики, и тогда баланс крови между органами восстановится, и бледность лица пройдет.

3. Родственники

Родственников оповестили о моем прибытии телеграммой. Этот вид связи до сих пор преобладал в Бессарачу.

Надо ли говорить, как они обрадовались при виде меня!

– Бедный Михась! – качала головой добрая тетушка Нуца. – Что же с тобой случилось?

– Переутомление от учебы, – отвечал я, как доктор научил. – Большая нагрузка на голову.

– Это ж надо такому приключиться, – взмахивала она участливо руками. – Сильно давит?

– Умеренно.

– Ух, попадись мне эти профессора, которые довели тебя до такого состояния!

Подняв кулак, хозяюшка выразительно погрозила неведомым виновникам моего переутомления.

– Ничего, у нас быстро восстановишься, – пообещала она, подкладывая мне на тарелку деревенские деликатесы, каких не попробовать в городе.

– Это я тебя вылечу, – заверил дядюшка Костаке, ее муж, наливая мне в стакан виноградного вина, – винотерапией!

Если тетушка Нуца, высокая дородная женщина, была само спокойствие и умиротворенность, то дядюшка, в отличие от нее – худощавый, юркий, щуплый, – приводил все вокруг себя в движение, словно шквал ветра.

Он энергично поднял стакан.

– Давай, Михась, за твой приезд и встречу!

Я, однако, с ужасом смотрел на налитую жидкость, представив маму и ее реакцию на дядюшкино предложение. Не притронувшись к стакану, я отрицательно замотал головой.

– Что такое? – удивился он.

– Я, дядюшка, не пью, – ответил я вежливо.

– Не пьёшь! Вот как! Тогда причина твоих недомоганий мне ясна.

Он вскочил из-за стола и пафосно провозгласил:

– Запомни! Мир настоящего мужчины – это вино, женщины и сражения. Поскольку с женщинами и сражениями у тебя, как я полагаю… – он одобрительно кивнул, смерив меня взглядом с ног до головы, – …проблем нет, то твоя болезнь, скорее всего, происходит от недостатка в крови гемоглобина. Вино – лучшее средство для восполнения этого вещества. Бери-ка стакан.

Стремясь предстать настоящим мужчиной в глазах главы семьи Олейку, я все-таки подчинился его указанию и взял в руку стакан. Эх, знали бы вы, мои дорогие дядюшка и тетушка, что причиной всех моих недугов было не переутомление, а, наоборот, неудержимо прущие из меня наружу молодые силы.

– Ну, за встречу!

– За встречу! – повторил я за дядюшкой тост, при этом беспокойно озираясь по сторонам с целью убедиться, что немеркнущее око моей родительницы не преследует меня в данный момент.

Итак, в первый же день своей самостоятельности я нарушил один из строжайших маминых запретов – не пить вина.

Впрочем, вино, честно говоря, не произвело на меня особого впечатления. Оно походило на виноградный сок с каким-то приторным неприятным привкусом. Из-за этого непривычного привкуса я смог сделать лишь несколько глотков.

Дядюшка снова удивился, увидав мой недопитый стакан.

– Не понравилось? Я самое лучшее выбрал.

– Не то чтобы не понравилось… – промычал я с набитым ртом, пытаясь заесть тошнотворный привкус. – Просто надо, наверное, постепенно привыкать.

– Это нужно было сделать давно, – назидательно произнес он. – Ты разве с друзьями не общаешься?

– Общаюсь, конечно.

– Где и как?

– По-разному бывает, но в основном в Фейсбуке или в Инстаграме. Иногда по полдня там зависаем.

– Эх, давно я в Кишиневе не был… Раньше названия всех винных баров там знал. Не понимаю, как можно просидеть целый день, например, в Ин-ста-граммах – и не выпить с другом даже ста граммов?

Дядюшка укоризненно покачал головой.

Я не стал объяснять, что Фейсбук и Инстаграм – это не бары.

– Не приставай к ребенку со своей винотерапией, – одернула дядюшку добрая тетушка Нуца. – Это ты с друзьями не можешь и дня без выпивки, у других таких проблем нет.

Тетушка придвинулась ко мне и доверительно спросила:

– Расскажи-ка лучше, у тебя невеста есть?

– Нет.

– До сих пор без невесты! – всплеснула руками она. – Чем же ты в своем пединституте занимаешься?

– Ты, Нуца, пединститут с брачным агентством перепутала, что ли? – поддел ее дядюшка.

– Ничего я не перепутала. Столько девушек вокруг него учится, а он куда смотрит, до сих пор ни одной не выбрал!

Я деликатно умолчал о роли мамы в отборочном процессе.

Дядюшка тогда заключил:

– Не нашел себе невесту в пединституте – значит, на роду у тебя написано найти ее в Бессарачу.

Я в ответ весело засмеялся, не подозревая о пророческой силе его слов. Кто бы мог подумать, что именно в этой глухомани, где живут в основном одни старики, я встречу свою любовь…

– Ладно, бог с ними, с невестами, – махнул рукой дядюшка. – Ты скажи лучше, что наше правительство думает по поводу последних беспорядков во Франции из-за повышения цен на бензин?

– Началось… – заворчала добрая тетушка Нуца. – Ох уж эти мужчины! Как выпьют, так сразу в политику лезут. Или эту вашу политику специально придумали для того, чтобы пьяницам было о чемпотрепаться?

Я посмеивался над их полушутливой перебранкой, с аппетитом уплетая все, что подкладывалось мне на тарелку, и нет-нет да и попивая вино в стакане.

Во время расспросов я был немногословен, но это продолжалось до тех пор, пока коварное вино не ударило мне в голову…