Buch lesen: «Ремарк и миражи»
От Автора
Маньяки – тоже люди.
Или, по крайней мере, человекообразные существа. И они – время от времени – устают.
Отдыхать же маньяки любят (прямо-таки обожают), в местах уединённых, тихих и экзотических, желательно – с многочисленными природными красотами.
А ещё бывает – с точностью, но наоборот.
И инспектор Ремарк знает про эти «маньячные» особенности…
Автор
Пролог
Он же – Эпилог предыдущего романа этой серии
Прошло трое суток. Танго улетала в Канберру. Надо было проводить заслуженную подругу. Хотя бы из элементарной вежливости…
Роберт «подхватил» Инэс возле станции метро. Дождался, когда она займёт переднее пассажирское кресло и пристегнётся автомобильным ремнём, плавно тронулся с места, влился в общий поток (то есть, это его старенький тёмно-синий «Шевроле Лачетти» влился), а после этого поинтересовался:
– Что это за книжечку, радость моя кареглазая, ты держишь в руках? Текст новой и потенциально-модной пьесы?
– Не угадал, успешный «маньячный» инспектор, разнообразными фотографиями которого пестрят все сегодняшние австралийские газеты, – улыбнулась Инни. – Это, повелитель моего глупого и доверчивого сердца, учебник русского языка.
– Серьёзно? – удивился Роберт. – С чего это ты решила – расширить свои языковые возможности?
– Ну, как же. Ведь Танго пригласила нас к себе в гости. В далёкую и заснеженную Россию, я имею в виду. Правда, эта поездка состоится не скоро, так как австралийская стажировка твоей русской коллеги закончится только через одиннадцать месяцев. То есть, в Россию мы с тобой, милый, отправимся через год-полтора, не раньше. Вот, за это время я и планирую – освоить русскую речь. По крайней мере, разговорную.… Кстати, Робби, я же приобрела полный комплект пособий: учебник, грамматику, словарь, разговорник, всякие аудио и видеоматериалы. Составишь мне – на учебном фронте – компанию?
– Почему бы и нет? Составлю. Лишним не будет…. Кстати, сегодняшние австралийские газеты. Они что-нибудь пишут про летний сиротский лагерь «Добрый приют»?
– Так, лишь вскользь упоминают. Без всякого скрытого подтекста. Ни словечка – о «газовых» экспериментах над сиротами. Видимо, «параллельные» деятели подсуетились…
В аэропорту Сиднея было шумно, душно, бестолково и достаточно многолюдно – самый разгар летнего сезона, как-никак. Одни туристы прибывали, другие – уже до черноты загорелые, отдохнувшие и умиротворённые – убывали…
– О, ребятки! – искренне обрадовалась Танго. – Пришли-таки проводить верную соратницу. Молодцы…. Что я вижу? Учебник русского языка? Целиком и полностью одобряю. Ученье, как говорится, свет…. Где Габов? А не будет его, извините. С утра пораньше отправился в здешнее российское консульство – подавать документы на месячную туристическую визу. Хочет побыстрее отправиться в Санкт-Петербург, пока моя симпатичная младшая сестрёнка женихом не обзавелась. Хитрый и предусмотрительный, ничего не скажешь…. А какие у вас планы? Впрочем, всё и так ясно. Это я про стильное обручальное колечко, что красуется на безымянном пальчике у одной известной австралийской актрисы…. Следовательно, уже можно поздравлять?
– Можно, – победно улыбнувшись, подтвердила Инни. – Ты, боевая подруга, очень наблюдательная. Мы с Робби ещё позавчера заскочили в мэрию округа «Круговая пристань» и всё оформили – честь по чести. Так что, теперь можешь официально именовать меня – «миссис Ремарк».
– То есть, «миссис Моргенштерн»?
– Нет, в её новом австралийском паспорте так и будет записано – «Инэс Ремарк», – усмехнулся Роберт. – Эти театральные актрисы – такие затейницы…
– Молодец, Инэска! – похвалила Танго. – Классно придумала. С фантазией и глубинным смыслом. Одобряю…. Значит, теперь планируете совершить свадебное путешествие, полагающееся по новому статусу?
– Это точно, планируем. Робби же ещё ни разу – с момента своего прибытия в Сидней – не был в отпуске. Целых пять с половиной месяцев накопилось. Питер Модильяни, Прокурор австралийского штата Новый Южный Уэльс, на заявлении уже и свою положительную визу наложил. Так что, на следующей неделе – вылетаем. Сперва в австрийский Клагенфурт, знакомиться с родителями Робби. Потом на мою Родину, в Никарагуа. Ну, чтобы слегка затушить приставучую и упрямую ностальгию, которая – время от времени – посещает мою хрупкую и ранимую Душу. А после этого отправимся в аргентинский Буэнос-Айрес. Там проживает дедушка Робби. Он нас – во время вчерашнего телефонного общения – в гости позвал, неудобно было отказать…. Впрочем, вполне возможно, что именно с Аргентины мы и начнём, так как голос у старика был какой-то…м-м-м, неуверенный. Словно бы он остро нуждается в помощи, но стесняется про это сказать. Подумаем ещё сутки другие, а уже потом и определимся – с окончательным «медовым» маршрутом…
– А как же твой театр?
– Творческий отпуск взяла. Мол, надо немного отдохнуть, встряхнуться, развеяться и набраться свежих впечатлений…. Ой, объявляют посадку на самолёт, вылетающий в Канберру. Будем прощаться?
– Будем. Удачи вам, друзья, во всём. И…. Мы ещё увидимся. Обязательно.
– А ещё и созваниваться будем, – улыбнулся Роберт. – Регулярно, я имею в виду. Лишним не будет.
– Не будет…
Миттельшпиль, середина Игры
Прошло полтора часа. Светло-голубой «Линкольн», ловко петляя между холмами и оврагами пампы, ехал – с приличной скоростью – по пыльной просёлочной дороге.
В кабине было душно. И царапина на правом плече, оставленная пулей неизвестного типа в чёрной маске, слегка саднила.
– Чёрт знает что, – непринуждённо управляясь с автомобильной баранкой, ворчал под нос Роберт. – Приоткрываешь автомобильное окошко – тут же в салон набивается едкая светло-жёлтая пыль: чихать замучаешься. Закрываешь – вязкая духота наваливается. Бред законченный и бредовый…. Плечо? Рана-то ерундовая, пуля по касательной прошла. И повязку журналист наложил дельную, кровь давно уже остановилась. Только ссадину надо было протереть – перед перевязыванием – хотя бы перекисью водорода. А ещё лучше – хлоргексидином1. Ладно, отложим на потом…
Он покосился на экран планшета, закреплённого над автомобильной «торпедой» и недовольно поморщился: светло-жёлтая «засветка» беглеца продолжала медленно-медленно ползти (на самом деле – ехать со скоростью свыше девяноста километров в час), на северо-запад. Расстояние между машинами оставалось прежним – на уровне двадцати пяти-шести километров.
Раздалась мелодичная трель. Номер звонящего абонента на экране мобильника так не высветился.
– Ремарк на связи, – недоумённо пожав плечами, Роберт поднёс к уху тёмно-синий мобильник.
– Приветствую вас, инспектор! – известил бодрый мужской голос. – Как дела? Как дорога? Пыль с духотой не донимают?
– Терпимо…. Итак?
– Вам привет от Танго.
– Хм, у вас, милейший, солидные рекомендации. Ничего не скажешь. Тем не менее, представьтесь.
– Алекс Никоненко. Армейское прозвище – «Никон».
– Запомнил. И по какому вопросу вы меня беспокоите?
– Может, амиго, чисто для начала, перейдём на нормальный стиль общения?
– На какой же?
– А на солдатский.
– Перейдём, не вопрос, – продолжая крутить-вертеть автомобильную баранку одной рукой, согласился Роберт. – Итак, чего надо?
– Предупредить хочу.
– Так предупреждай. Слушаю.
– Не знаю, зачем ты гонишься за геологами…
– За геологами?
– Вернее, за двумя симпатичными геологинями среднего возраста, следующими к своему полевому лагерю на нежно-лазоревой «Мазде», – насмешливо хохотнув, уточнил собеседник. – Короче говоря, прекращай это бесполезное и опасное мероприятие.
– Почему – опасное?
– Примерно через двенадцать километров просёлок, по которому ты сейчас едешь, будет пересекать другая дорога. Вот, на этом перекрёстке тебя и поджидает засада. Киллер уже припарковал автомобиль за ближайшим холмом, а сам – с охотничьим карабином в обнимку – залёг в густых зарослях чертополоха.
– Откуда знаешь?
– От пархатого и ободранного ливийского верблюда. Останови машину, выйди и посмотри в небо.
Роберт так и сделал. А задрав голову, непроизвольно улыбнулся: прямо над ним летел-парил мотодельтаплан…
Глава первая
Прогулка по Буэнос-Айресу
И, всё-таки, они решили начать своё свадебное путешествие именно с Аргентины.
– Стариков – в обязательном порядке – надо чтить и уважать, – сидя на кровати по-турецки (естественно, в голом виде), – важно вещала Инни. – А сколько лет твоему дедуле?
– Э-э-э, – замялся Роберт. – Кажется, восемьдесят пять.
– Кажется ему, видите ли. Так не интересоваться ближайшими родственниками. Стыд и позор. Да ты совсем обнаглел, «маньячный» инспектор…. Я, вот, круглая сирота. И всё-всё-всё про это понимаю. Да, будь у меня родной дедушка. Я бы, я бы…
– Ну-ну, продолжай. Ты бы – что?
– Я бы пылинки с него сдувала. Вот.
– Пылинки. Понятное дело…
– Понятливых какой выискался, – разозлилась Инэс. – Летим в Буэнос-Айрес и точка. Все споры отменяются.
– Хорошо, в Буэнос-Айрес, так в Буэнос-Айрес. Как скажешь, – покладисто согласился Роберт. – И смены климата практически не будет. В Аргентине сейчас тоже – лето…. Только у меня будет одно непреложное условие.
– Какое?
– Не люблю гостиниц. Совсем, навсегда и однозначно. И зачуханные, и средненькие, и пяти-семи звёздные. Терпеть их не могу. Да и деда не хочется стеснять. Ведь, и Рой полетит с нами…
– Гав! – подтвердил из гостиной чуткий пёс, мол: – «Обязательно и всенепременно полечу. Другие варианты не рассматриваются. Даже и не надейтесь…».
– Поэтому и надо заранее снять апартаменты – с полноценной кухней и прочими бытовыми делами.
– Какие, собственно, проблемы? – якобы-равнодушно передёрнула худенькими плечами Инни. – Иди в наш совместный рабочий кабинет. Смело включай компьютер. И, задействовав могучий Интернет, бронируй – что приглянётся.
– И пойду.
– Так и иди.
– Только чуть позже…
– На что это, охламон белобрысый, ты намекаешь? На очередное выполнение супружеских обязанностей? По шестому кругу за вечер?
– Ага, по шестому, – глупо улыбнувшись, подтвердил Роберт. – А что, есть какие-то возражения?
– Никаких возражений. Вот, только…
– Что, любимая?
– Пить очень хочется…. Сгоняй на кухню за пивком, а?
– Без вопросов. А какого тебе принести?
– Что ещё за глупый и пошлый вопрос? Конечно же, «Кильмес-Кристаль». Будем привыкать к аргентинской классике…. Стой.
– Стою.
– Ты меня любишь?
– Люблю.
– А как – любишь?
– Как усталый двугорбый верблюд, бредущий – из последних сил – по раскалённой пустыне, вкусную и холодную водицу.
– Молодец, чеши за пивом…
Они прилетели в Буэнос-Айрес уже под вечер: сошли по самолётному трапу, получили багаж и – в специальном ветеринарном отделении – «переноску» с Роем, прошли на стоянку такси, отстояли десятиминутную очередь и, загрузив вещи в багажник, устроились на заднем пассажирском сиденье.
– Улица Виамонте, дом пять, пожалуйста, – назвал адрес Роберт. – «Меблированные комнаты Жоржиньо».
– Гав! – подтвердил из «переноски» Рой.
– Хороший выбор, – на сносном английском языке одобрил щекастый и усатый водитель.
– И чем же он так хорош?
– Гав?
– Тихий буржуазный район. Приятная и ненавязчивая архитектура. Много газонов, цветов и прочей зелени. Да и сам Мануэле Жоржиньо – славный малый…
«Славный малый» оказался высоким худым стариком с седыми моржовыми усами и задумчивыми лиловыми глазами трепетной горной ламы. Зарегистрировав новых постояльцев в толстой амбарной книге, он выложил на деревянную стойку массивный бронзовый ключ, щедро покрытый ядовито-зелёной патиной, и произнёс несколько коротких фраз на испанском языке.
– Нам надо подняться по лестнице на второй этаж и сразу после этого повернуть направо, – перевела Инни. – Крайняя дверь у двустворчатого окна…. Всё понятно. Доброй вам ночи, сеньор Мануэль.
Старик, пробормотав под нос что-то неразборчивое, развернулся и, громко шаркая подошвами стареньких сандалий по каменным плитам холла, скрылся за чёрной потрескавшейся дверью.
Сами же апартаменты оказались очень милыми и уютным: светлая мебель, пахнущая свежими сосновыми досками, просторная кухня, туалет с унитазом и биде, ванная комната, выложенная светло-бежевой керамической плиткой, тёплая вода, текущая тоненькой струйкой из никелированной трубы, прохладное, в меру накрахмаленное постельное бельё.
– Даже кресло-качалка имеется, – обрадовался Роберт. – Почти такое же, как и в нашей сиднейской квартире. Запрыгивай, Рой. Смелее…. И как оно тебе?
– Гав! – одобрил той-терьер, а после этого уточнил: – Гав?
– Твой «туалетный» поддон? Сейчас достану из чемодана. Практически уже достал…. И голубые гранулы, естественно, засыплю. Ну, а сам поддон в туалете и размещу…. Не возражаешь?
– Гав…
– Холодильник, как и следовало ожидать, девственно пуст, – проведя на кухне лёгкую ревизию, сообщила Инэс. – Зато имеется чайная заварка и сахар. А я, будучи девушкой предусмотрительной и запасливой, прихватила с собой из Австралии печенье, шоколадку и чипсы. Так что, с голода не умрём. Да и сухой корм для Роя сейчас извлеку из дорожного баула…. Милый, будешь звонить деду?
– Пожалуй, не стоит, – подував с минутку, решил Роберт. – Приятный сюрприз, что называется, будет. Завтра утром, предварительно перекусив где-нибудь, нагрянем к нему в гости. Как снег на голову…. Чур, в душ я иду первый.
– С чего бы, вдруг?
– С того, что я первым это придумал…. Или же…м-м-м, заглянем туда вдвоём?
– Ну, не знаю, право…
– Там достаточно просторно, я заглядывал. Запросто поместимся.
– Да я не об этом, – фыркнула Инни. – Что, девушке нельзя немного поманерничать, строя из себя стеснительную и робкую недотрогу?
– Манерничай, конечно, сколько хочешь. Не вопрос.
– А я передумала. Пошли в душ…
Утром они проснулись от громких и надсадных звуков клаксонов: за окном безостановочно и на разные голоса, невежливо перебивая друг друга, сигналили машины.
– Может, там что-то случилось? – сев на постели, забеспокоился Роберт. – Например, массовая авария?
– Гав? – поддержал из кресла-качалки Рой.
– Ничего не случилось, – сладко зевнув, заверила Инни. – Это просто Латинская Америка так здоровается с нами.
– Это в каком же, извини, смысле?
– В самом прямом. Вот, в твоей «бюргерской» и сонной Австрии – когда образуется дорожная пробка – что делают водители?
– Ничего они не делают. Спокойно и покорно ждут. Ну, и тихонько двигаются в общем потоке.
– Спокойно? Покорно? И никуда не вклиниваются? И друг друга «не подрезают»?
– Зачем? – удивился Роберт. – Какой в этом, извини, смысл?
– А ещё и дамам-водителям дорогу уступают?
– И такое случается. Причём, зачастую…. А в чём дело-то?
– Ни в чём, – огорчённо вздохнула Инэс. – Просто во всех латиноамериканских странах живут совсем другие люди. Во всех и совсем другие. Горячие такие, нетерпеливые, нервные и задиристые…. Просто так стоять в автомобильной пробке? Не посигналив от Души и не поругавшись с другими шоферами? Фи, как пошло и скучно. Не дождётесь. Да, и вообще, сдерживать свои эмоции – это очень неестественно и, более того, вредно для психического здоровья…. Встаём?
– Конечно.
– А душ посещаем по очереди? Или же совместно?
– Второй вариант, понятное дело. Как любящим друг друга супругам и полагается…. Кстати, звуковая какофония за окнами постепенно стихает. Пробка рассосалась?
– Скорее всего…. Рой, тебе придётся – некоторое время – провести в одиночестве.
– Гав?
– Возможно, что и до позднего вечера. Но не расстраивайся. Потом мы с тобой обязательно прогуляемся – по здешним уютным улочкам и зелёным скверам.
– Гав?
– Да, пока довольствуйся сухим кормом. Но на обратном пути я тебе куплю чего-нибудь вкусненького. Обязательно. Например, говяжьей печени и почек…. Договорились?
– Гав…
Они покинули «Меблированные комнаты Жоржиньо» в десять тридцать утра и, не пройдя по улице Виамонте и семидесяти метров, наткнулись на уютный безымянный ресторанчик.
– В очередной раз могучий Интернет не соврал, – сообщила Инни. – Во-первых, там утверждалось, что Буэнос-Айрес занимает одно из первых мест в Мире по количеству различных заведений общественного питания на один городской квадратный километр. Мол, почти на каждом углу можно найти какую-нибудь забегаловку…. А, во-вторых, говорилось о том, что многие новые аргентинские рестораны и кафе предпочитают открываться, и вовсе, не имея названий. Почему? Всё из-за того же своеобразного латиноамериканского менталитета. Мол, всё на этом Свете должно развиваться сугубо естественным путём, без искусственного нажима. В том числе, и название нового заведения, прямо-таки, обязано «сложиться» само по себе. То есть, его должны придумать – самостоятельно и без подсказок – посетители-клиенты. Вот, как они будут его именовать в разговорах между собой, так тому и быть. Местная привычка такая. Симпатичная и философски-выверенная, надо признать…
Завтрак, предложенный в безымянном ресторанчике, оказался простеньким и немудрённым, но – вместе с тем – сытным и весьма симпатичным: свежие пшеничные булочки, коровьи и козьи сыры в расширенном ассортименте, янтарно-жёлтое сливочное масло, ветчины и разнообразные копчёности, тонко нарезанная говядина вчерашней варки, а на десерт – кофе двадцати пяти сортов на выбор.
Да и обслуживающий персонал, как выяснилось, неплохо владел английским языком.
– Всего несите, – ознакомившись с «утренним» меню, велел Роберт. – Аппетит у меня нынче – просто зверский. И, что характерно, с тех самых пор, как я стал – в официальном порядке – женатым человеком.… А, вот, кофе, пожалуй, не надо. Замените его, любезный, двумя бокалами пива…
Пожилой официант, лоб которого был украшен большим тёмно-лиловым родимым пятном неопределённой формы, неодобрительно покачивая седой головой и что-то сердито бормоча под нос, удалился.
– Расстроил, понимаешь, старенького дяденьку, – язвительно хмыкнула Инэс. – Деятель евро-австралийский.
– И чем же, если не секрет?
– В Аргентине, видишь ли, не принято – с утра пораньше – употреблять алкогольные напитки. Дурной тон, попрание вековых традиций и полное бескультурье. Вот, уже после сиесты – совсем другое дело. И сколько угодно…. Хорошо ещё, милый, что ты заказал «Кильмес-Кристаль». Если в заказе фигурировала бы иностранная пивная марка, то даже и не знаю – что было бы дальше. Как минимум, указали бы на порог. А могли бы и полицию вызвать…
– Зачем – полицию?
– Для того чтобы установить личность злостного нарушителя национальных моральных устоев. Вдруг, он (то есть, ты), является подлым иностранным шпионом? Например, английским? После памятной войны 1982-го года за контроль над Фолклендскими островами в Аргентине к англичанам (да и к американцам за компанию), относятся с ярко-выраженным недоверием.
– А я никакой конкретной марки пива и не называл, – вспомнил Роберт. – Вообще.
– Что из того? Аргентинцы, они же очень консервативны в своих пристрастиях и вкусах. Здесь любимые марки и сорта – у большинства населения и на протяжении многих-многих лет – одни и те же. Когда ты просишь принести плитку шоколада, не уточняя при этом марки, то тебе обязательно принесут «Ноэль», а если закажешь «просто пива», то непременно притащат пол-литровый бокал «Кильмес-Кристаль»…. И что я говорила?
К их столику подошли сразу три официанта. Двое молоденьких начали несуетливо сгружать со своих подносов блюдца-тарелки с лепёшками, маслом, сырами и различными мясными продуктами-деликатесами. А их пожилой коллега установил на столешницу – на специальные круглые картонные подставки – два высоких стеклянных бокала, покрытых тончайшим светло-голубым слоем инея. На бокалах, естественно, красовался логотип – «Кильмес-Кристаль»….
Завтрак проходил в спокойной и непринуждённой обстановке. В дальнем углу помещения о чём-то негромко бормотало испаноязычное радио, а за приоткрытым – по летнему времени года – окошком негромко и лениво перекликались разноцветные птички, беззаботно снующие в тёмно-зелёных кронах высоченных платанов. В ресторанном зале было свежо, солнечно и малолюдно.
Неожиданно раздался звон разбитого стекла.
Роберт обернулся: это седенькая благообразная старушка, занимавшая столик у самой входной двери, неловко смахнула со столика чашечку из-под кофе.
«Это она от волнения – смахнула», – уточнил педантичный внутренний голос. – «Прочитала что-то в утренней газете, вот, и разволновалась. Даже на ноги вскочила…».
Старушка, тем временем, разразилась целым потоком трескучих испанских фраз: то ли ругала кого-то, то ли, тыкая морщинистым пальцем в газетный текст, причитала.
Только примерно через три минуты она полностью выговорилась и, вручив подошедшему официанту мятую денежную купюру, покинула заведение.
– Что случилось с бабулей? – спросил Роберт. – Из-за чего она так разволновалась?
– Это, знаменитый «маньячный» инспектор, сугубо по твоему профессиональному профилю, – многозначительно усмехнулась Инни.
– Серьёзно?
– Серьёзней не бывает. Вот, послушай. Перевожу максимально близко к услышанному. Практически дословно. Итак…. «А я вам всем – что говорила всё это время? Маньяк это. Точно вам говорю. Точней не бывает…. И в прошлом году было то же самое. Помните? Весной он убивал археологов. Летом – заслуженных пенсионеров из «Эскадрона смерти». И этой весной двух археологов на тот Свет отправил. А вчера – очередного бывшего сотрудника спецслужб…. И куда только смотрят полиция и Прокуратура? Почему все эти убийства до сих пор не объединены в одно дело? Почему, я вас спрашиваю? Одни бездари и коррупционеры вокруг, куда не плюнь. Зла, прямо-таки, не хватает…. Пойду домой, буду писать письмо нашей законной и активной Президентше. Пусть срочно вмешается в ситуацию и всё разрулит. Так его и растак…». И как, милый, тебе этот яркий и неадекватный монолог?
– Ерунда, – легкомысленно отмахнулся Роберт. – Я нахожусь в заслуженном отпуске, и сейчас маньяки меня не интересуют. Совершенно, совсем и ни капли. Тем более, аргентинские…. А что это за «Эскадрон смерти», о котором упоминала разговорчивая старушка?
– Так в здешнем народе называют одну из аргентинских спецслужб. Некий аналог американского ЦРУ и русского КГБ. Но, естественно, с аргентинским национальным уклоном…. Рассказать тебе поподробней? То есть, в расширенном порядке?
– Конечно. Время пока терпит.
– Слушай, Робби…. Упомянутая спецслужба была создана – по инициативе сурового генерала Хуана Перона – в далёком 1946-го году. Тогда она называлась – CIDE, то есть, «Координация Государственной информации». Потом, в 1955-ом году, мрачного диктатора Перона успешно свергли, а службу переименовали в – SIDE, то есть, в «Секретариат Государственной Информации». Ну, а простые люди всегда величали эту организацию либо – «Разведывательным секретариатом», либо – «Эскадроном смерти»…. Чем занимался вышеозначенный «Эскадрон»? Национальной безопасностью страны, конечно же. Но только с точки зрения тех, кто находился – на конкретный момент – у Власти. А среди них, естественно, было немало профессиональных и потомственных военных. То бишь, SIDE – по своей глубинной сути – являлась тайной полицией, осуществлявшей многоуровневую разведку среди повстанцев, профсоюзов, оппозиционных партий, а также всех других организаций, которые имели антиправительственную направленность. Естественно, речь шла и о физическом устранении наиболее-одиозных политических противников. О достаточно активном и умелом устранении, я имею в виду…. В 1983-ем году аргентинских военных, наконец-таки, окончательно отстранили от государственной Власти. Но SIDE ещё долго продержался, причём, по самым различным объективным и субъективным причинам. И был официально расформирован только в 2001-ом году.
– Официально?
– Это точно, – заговорщицки подмигнула Инни. – Мол, распустили запятнавший себя «Эскадрон» и создали взамен ему несколько мирных и насквозь демократических конторок: «Национальная школа разведки», «Разведывательное сообщество Аргентины», что-то там ещё…. Но простой народ-то не обманешь. Все прекрасно знают, что «Эскадрон смерти» до сих пор жив, здоров и, отнюдь, не дремлет. Мол, сложно без него, родимого, оперативно решать накопившиеся – за долгие-долгие годы – проблемы…
– Я догадываюсь, откуда ты почерпнула эту специфичную информацию, – насмешливо прищурился Роберт. – И даже – в каком конкретно приморском городе.
– Но-но, милый. Не стоит обсуждать эту скользкую и туманную тему. Особенно, находясь здесь, в беспокойном и непредсказуемом Буэнос-Айресе…
Успешно покончив с завтраком, молодожёны покинули безымянный ресторанчик и бодро зашагали по улицам, проспектам и переулкам Буэнос-Айреса.
– И как тебе сам город? – через некоторое время поинтересовалась Инэс. – Нравится?
– Безусловно, – улыбнулся Роберт. – Напоминает сразу многие европейские города. Местами – Барселону. Где-то – Вену. В чём-то – Париж. Есть, короче говоря, в облике современного Буэнос-Айреса нечто, безусловно, симпатичное и неповторимое. И чёткая городская аура ощущается – личная, лёгкая и, так сказать, до невозможности загадочная и таинственная…
– У этого города – несколько полноценных и сугубо-личных аур. В «тихом и буржуазном центре» (по выражению вчерашнего таксиста), она одна. В новостройках – совсем другая. В рабочих кварталах и откровенных трущобах – третья…. А местные девушки? Нравятся?
– Ничего, симпатичные. А ещё и длинноногие, в коротеньких завлекательных юбочках. Только…э-э-э, какие-то…
– Какие?
– Глазастые. В том смысле, что так и «ощупывают» тебя любопытными и заинтересованными глазами. А ещё и улыбаются – с долей дежурного заигрывания.
– Почему же – с долей? – слегка обиделась Инни. – Конечно, заигрывают. Причём, откровенно и однозначно. Ты же у меня – красавчик писанный. Вылитый Роберт Локамп из «Трёх товарищей».
– Да, ладно тебе.
– Ничего и не ладно. Красавчик. Я сказала…
Они спустились в душное аргентинское метро, не без труда втиснулись в давно-некрашеный вагон и проехали несколько станций. Потом – по противно-дребезжавшему эскалатору – поднялись наверх.
– Какие же в Буэнос-Айресе шикарные и неповторимые платаны, – оглядевшись по сторонам, восхитился Роберт. – Высоченные, разлапистые, с очень густой изумрудно-зелёной листвой. И растут, такое впечатление, везде и всюду.
– Это точно, – согласилась жена. – И что с очень густой листвой. И что их здесь избыточно много…. А ещё у местных платанов есть одна характерная и эксклюзивная особенность. В осеннем мае месяце их листья резко-резко меняют свой ярко-зелёный цвет на тёмно-бурый и нежно-лимонный, а после этого – буквально за считанные дни – облетают. Местные жители говорят, что Буэнос-Айрес – по поздней осени – это один такой сплошной и нескончаемый листопад. Интересно было бы посмотреть…
К остановке подкатил старенький тёмно-синий троллейбус, междверное пространство которого было украшено поясным портретом улыбающейся и белокурой Эвиты Перон.
– Вот, как оно бывает, – печально и чуть завистливо вздохнул Роберт. – Эва умерла больше шестидесяти лет тому назад, а Аргентина до сих пор без ума от своей «Небесной Принцессы»…. Залезаем, любимая, залезаем. Нам, как раз, в ту сторону. По крайней мере, так мне утром подсказал мудрый и всезнающий Интернет…
На четвёртой остановке они вышли.
Круглые уличные часы, украшавшие навершие одного из уличных фонарей, показывали двенадцать тридцать три.
– Ага, легендарная площадь – «Пласа Италия», – обрадовалась Инни. – Её цветными фотографиями украшены почти все туристические буклеты, посвящённые аргентинской столице. А вон и скромная вывеска знаменитого бара – «Милонга». Говорят, что в него и сам Эрнесто Че Гевара захаживал неоднократно…. Так-с, светло-серый четырёхэтажный дом с единственной парадной. На углу закреплена маленькая белая табличка с тёмно-синей цифрой «8»…. Здесь и проживает твой уважаемый предок?
– Здесь и проживает.
– Пойдём?
– Пожалуй, я сперва перекурю, – остановился возле тёмно-синей скамьи Роберт. – Присаживайся, кареглазка смуглолицая.
– Как скажешь, мой белобрысый господин и повелитель. Присела. И ты приземляйся рядышком. Только дыми, пожалуйста, в сторону…. А теперь рассказывай – про деда. Почему он, вообще, проживает в беспокойной Аргентине, а не в сонной и благополучной Австрии?
– Это мой мудрый прадед (причём, тоже Роберт Моргенштерн), так – в своё время – решил. Тридцатого января 1933-го года Адольф Гитлер стал рейхсканцлером Германии. И прадедушка, имевший непосредственное отношение к немецким коммунистам и марксистам, понял, что добром это не закончится. И, более того, в двадцатых числах февраля того же года, он, прихватив жену и маленького сына Ганса, отбыл в Южную Америку. Вовремя, кстати, отбыл, уже через полторы недели после этого в стране начались массовые репрессии. Из трёхсот тысяч членов компартии Германии около половины подверглись преследованиям и гонениям, были брошены в тюрьмы и концлагеря, а десятки тысяч – убиты…. Первое время Моргенштерны проживали в Уругвае, а потом переехали в Аргентину. Ганс Моргенштерн вырос, получил высшее образование, женился. У них с супругой родился сын – Отто Моргенштерн, мой отец. Он тоже вырос и получил высшее образование. А потом, будучи в двадцатидвухлетнем возрасте, решил посетить Родину предков. Сперва побывал в немецком Мюнхене, а после этого – в австрийском Клагенфурте, в котором проживали дальние родственники. Там-то он и встретился с красавицей Габриэлой Вагнер. Встретился, познакомился, влюбился и женился. А после этого, через некоторое время, и я появился на Свет…. Почему мои родители остались жить в Австрии? Точно не знаю, врать не буду. Но, скорее всего, это было мамино решение – она женщина твёрдая и властная, стопроцентная австриячка с крепкими католическими корнями-устоями…. Дедушка приезжал к нам в Клагенфурт пару-тройку раз, когда я был совсем маленьким. А потом общение как-то прервалось…. Короче говоря, мы с ним не виделись порядка двадцати трёх лет. Сейчас Ганс Моргенштерн живёт в полном одиночестве: его жена и другие аргентинские родственники уже умерли…. Где и кем он работал до выхода на пенсию? В аргентинской системе правоохранительных органов. Занимал какую-то скромную и неприметную должность. То ли в полиции, то ли в Прокуратуре. Точно не знаю…. Пошли? – поднявшись на ноги и отправив окурок в приземистую бетонную урну, предложил Роберт.
– Пошли…
По узким, слегка выщербленным ступеням серой винтовой лестницы они неторопливо поднялся на третий этаж.
– Вот, она, квартира за «шестым» номером, – сообщил Роберт, а после этого насторожился: – Что это такое? Дверь опечатана? Причём, дважды? Милая, а что написано на этих круглых печатях?
– Сейчас переведу, – пообещала Инэс. – Сейчас-сейчас…. Эта маленькая – полицейского участка. А эта большая и солидная – прокурорская…
