Buch lesen: «Путь к последнему приюту»

Сгину я – меня пушинкой ураган сметёт с ладони,

И в санях меня галопом повлекут по снегу утром,

Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони!

Хоть немного, но продлите – путь к последнему приюту…

(В.С. Высоцкий)

От Автора

Как уже было сказано неоднократно, путешествие по Параллельным Мирам – дело, априори, непростое, захватывающее, суровое, трудное, многоплановое, серьёзное и непередаваемое.

А ещё в Параллельных Мирах могут – пусть и теоретически – проживать «похожие» друг на друга люди. То бишь, этакие полноценные «двойники-близнецы».

И это обстоятельство, как легко догадаться, чревато самыми неожиданными сюрпризами…

Автор

Миттельшпиль, середина Игры

Из-за кирпичного забора, огораживавшего фамильную усадьбу графов Петровых, долетели странные приглушённые звуки: непонятный резкий свист, глухие хлопки, болезненные охи-ахи и тоненькие женские вскрики-причитания.

Крестьяне, стоявшие рядом с воротами, заволновались и принялись о чём-то тревожно перешептываться между собой.

– Разве этот незначительный и мелкий момент требует дополнительных пояснений? – рассерженно нахмурился епископ. – Принять заслуженное наказание от рук верных слуг Божьих – вдвойне слаще. И втройне полезней…

– Не скажите, Владыко, – уважительно потупилась матушка Варвара. – Не скажите…. А если обратиться к аналогичным ситуациям, подробно описанным в Ветхом Завете?

Завязался спор – насквозь фундаментально-религиозной направленности. Мелькали различные события, даты, подробности и звучные имена: Мария, Иоанн, Захария, Руфь, Пётр, Павел…

«Это же она, просто-напросто, время тянет», – понял Егор. – «Ну, как в известном кинофильме – «Корона Российской Империи». Мол, в Оружейной палате Московского Кремля собрались иностранные дипломаты и представители прессы, желающие взглянуть на легендарную реликвию, а старенький музейный директор, дожидаясь, когда «неуловимые мстители» вернут знаменитую корону на место, старательно развлекает дотошных зарубежных гостей пространными и бесконечными разговорами на библейские темы…».

Через некоторое время звуки, долетавшие из-за забора, стихли, ворота – с тихим скрипом – распахнулись, и из них медленно выехала машина, за рулём которой находился денщик Фёдор.

«Натуральный грузовой «Форд» из моего прежнего Мира – с открытым кузовом, предназначенный для хозяйственных нужд мелких фермеров и прочих деревенских предпринимателей», – отметил Егор. – «Только марка, естественно, другая. То бишь, «Руссо-Балт», как и следовало ожидать…. Второй автомобиль выезжает. Легковой, на этот раз. Слегка похож на крутой «шестисотый» «Мерседес». Только на капоте наличествует серебристая фигурка бегущего куда-то рогатого оленя. Здешняя «Волга», понятное дело. Александра за рулём. Машины останавливаются…. Что ещё за хрень? В кузове «Руссо-Балта» лежат Лёха, Хан, Ванда и Лана: босые, вся одежда качественно иссечена кнутами, из широких и узких прорех сочится красно-алая кровь. И весь кузов кровью забрызган. Практически неподвижно лежат и постанывают вразнобой. Мать его растак…. Что же это такое, а? Ничего не понимаю…. Алька выбралась из «Волги» – уверенная, спокойная, холёная, равнодушно улыбающаяся. Очень шикарно смотрится – строгий офисный костюм благородного цвета «бордо»: узкая юбка чуть ниже колен, приталенный длинный жакет, кружевная белоснежная блузка, остроносые туфли-рюмочки, стильная дамская сумочка – в цвет костюма. Только элегантная широкополая шляпка, украшенная пышным страусовым пером, несколько выбивается из «официально-офисного» облика. Впрочем, ей, конечно, видней…».

– Доброго вам здравия, отче, – почтительно поклонившись, поздоровалась Александра. – Вот, везём злокозненных преступников в Тайную Канцелярию. Пусть там разбираются, как им и положено.

– Зачем же так круто, графинюшка? – болезненно поморщился старец. – Зачем так – рьяно? Кровища сплошная. И наказывать-то можно – с толикой милосердия…

– Ну, вот, Владыко. Не угодишь на вас, право слово.

– Эх, грехи наши тяжкие…. Всё, православные, расходимся. По домам все! По домам…

Монахи и крестьяне, огорчённо понурив головы, разбрелись в разные стороны.

– Расстроились, понимаешь, – высокомерно усмехнулась Александра. – Суровые блюстители нравственности, тоже мне, выискались…. Фёдор, вылезай из машины. Живо. При доме останешься. И ты, матушка Варвара, так же. Егорушка, садись за руль грузовичка. Я первой поеду, а ты следуй за мной…

Глава первая
Мы успели

Хижина была очень старенькой, но ещё крепкой, а главное, тёплой. Это в том смысле, что зимовать в ней было достаточно комфортно и уютно. Для привычного и опытного человека, понятное дело, комфортно. А Егор, как раз, таковым и являлся – тёртым и виды видавшим чукотским охотником. По крайней мере, он сам себя ощущал – таковым.

То есть, был железобетонно и однозначно уверен в этом. Так было надо. В этом и заключалась задуманная фишка. Точка.

Ещё несколько слов о старой хижине, вернее, об охотничьей землянке-каменке.

Когда-то – лет так пятьдесят-шестьдесят назад – кто-то глазастый, предприимчивый и шустрый высмотрел в местных гранитных скалах аккуратную прямоугольную нишу подходящих размеров – девять метров на четыре с половиной. Высмотрел, да и решил приспособить под надёжное и долговечное жильё.

Тщательно укрепил в земле, то есть, в вечной полярной мерзлоте несколько толстых сосновых брёвен, принесённых к берегу морскими южными течениями, обшил брёвна – с двух сторон – крепкими досками, а пространство между ними засыпал мелким гравием и песком – вперемешку с обрывками сухого ягеля. Получилась четвёртая стена хижины. Три, понятное дело, остались каменными. Естественно, что в этой четвёртой стене имелась надёжная и приземистая (тоже засыпная), дверь, а также крохотное квадратное окошко. Односкатная же крыша строения была сооружена самым простейшим образом-методом. На аккуратно уложенные жерди и доски были настелены толстые моржовые шкуры, поверх которых разместился полуметровый слой светло-зелёного лохматого мха. Крыша – с течением времени – густо заросла карликовой берёзой, ивой, ракитой и высокими кустиками голубики. Ещё землянка была оснащена отличной печью, умело сложенной из дикого камня. Именно эта печка и позволяла успешно выживать – в сорокоградусные суровые морозы.

Почему было не построить обыкновенную бревенчатую избу-пятистенок? Потому, что вокруг – на многие сотни и сотни километров – простиралась дикая чукотская тундра, и дельную древесину можно было отыскать только на морском берегу длинного изломанного мыса, который назывался – «Наварин».

Конечно же, мыс Наварин – это юго-восток Чукотки, и климат здесь гораздо мягче, чем на севере, да и до Камчатки уже рукой подать. Следовательно, вдоль ручьёв и лесок – какой-никакой – встречался. Но, так, совсем ерундовый, хилый и откровенно-несерьёзный. Берёзки-осинки высотой по грудь среднестатистическому взрослому человеку (надо думать, только наполовину карликовые), тоненькие и кривые сосёнки-ёлочки, да и куруманника было – сколько хочешь. Куруманник – это такой густой кустарник высотой до полутора метров: ракита, ива, ольха, вереск, багульник, что-то там ещё….

Короче говоря, с серьёзной древесиной на мысе Наварин наблюдался тотальный дефицит, и настоящую бревенчатую избу строить было практически не из чего.

Егор очень любил свою хижину-землянку. Она служила ему и спальней, и столовой-кабинетом, и многопрофильным складом.

Широкая печка условно разделяла помещение на два отделение – жилое и хозяйственное. В жилом отделении – меньшим по площади – он готовил пищу, умывался, ел, стирал нижнее бельё, предавался раздумьям и спал. В хозяйственном – обрабатывал шкурки добытых песцов, тарбаганов, чернобурок, медведей и полярных волков, засаливал пойманную рыбу, очищал от грязи и вековой плесени длинные бивни мамонтов, найденные в юго-западных распадках. Здесь же хранились продовольственные и прочие припасы, необходимые в повседневной жизни чукотского охотника-промысловика: патроны, ружейное масло, широкие лыжи, керосин, дубильные вещества, звериные капканы, рыболовные снасти, нитки-иголки, ножницы для стрижки волос, усов и бороды, прочее – по мелочам. Включая стандартную медицинскую аптечку и зубные пасты-щётки.

На задней стене избушки, рядом с печью, красовалась странная надпись, выполненная белой краской: – «Шестьдесят три градуса двадцать семь минут северной широты, сто семьдесят четыре градуса двенадцать минут восточной долготы».

Кем была построена эта хижина-землянка? Когда? Егор этого не знал, да и, честно говоря, не хотел знать. А, собственно, зачем? Что это могло изменить? Ровным счётом – ничего. Игра, придуманная им самим, началась. Приходилось соблюдать правила.

От прошлой жизни у Егора осталась только одна единственная безделушка – крохотная фигурка белого медвежонка, искусно вырезанная из светло-сиреневого халцедона. Медвежонок доверчиво улыбался и являлся единственным собеседником-слушателем-приятелем. Именно с ним Егор, чтобы окончательно не утратить навыки человеческой речи, и беседовал долгими вечерами. Вернее, медвежонок загадочно молчал, а Егор увлечённо и самозабвенно рассказывал ему о событиях прошедшего дня. О добытых пушных зверьках, о происках хитрых бурых медведей и коварных росомах, о рыболовных удачах и погодных реалиях. Другие вопросы-темы Егора совершенно не интересовали.

Хижина располагалась на узкой каменной террасе, поросшей разноцветными лишайниками и редкими кустиками голубики. Наверх поднимался пологий косогор, усыпанный разноразмерными валунами и булыжниками. Внизу – метрах в трёх-четырёх – ненавязчиво шумел бойкий ручей, носящий поэтическое название «Жаркий» и не замерзавший даже в самые лютые морозы. Ручеёк – через семьдесят-восемьдесят метров от землянки – впадал в Берингово море.

То есть, месторасположение жилища было выбрано со смыслом. Во-первых, всегда под рукой была пресная вода. Во-вторых, косогор защищал хижину от противных северных и северо-восточных ветров. В-третьих, прекрасно (даже из крохотного окошка землянки), просматривалась уютная морская бухточка.

Два раза в год – в конце мая и в начале октября – в бухту заходил маленький пароходик «Проныра», принадлежавший камчатскому бизнесмену Ивану Сергеевичу Николаеву. Пароходик бросал якорь – по причине мелководья – примерно в ста пятидесяти метрах от берега, и с его борта спускали пузатую шлюпку, на которой Егору – молчаливые и хмурые матросы – доставляли продовольствие, бумагу, шариковые ручки и прочие, заранее заказанные им припасы, а также бумажный листок с новым план-заданием от неведомого ему господина Николаева. И, соответственно, забирали меховые шкурки, рыбу (вяленую и копчёную), деревянные бочки с красной засоленной икрой, бивни мамонтов и список с материально-продовольственными пожеланиями на следующий визит. Книги, газеты и прочие интеллектуальные штуковины в этих списках никогда не фигурировали…

Зимой, конечно же, приходилось нелегко. Метели, вьюги и пороши дули-завывали неделя за неделей. Из хижины было не выйти, звериные капканы и петли оставались непроверенными. От вынужденного безделья иногда наваливалась лютая безысходная тоска, хотелось выть в голос и кататься по полу, круша – от бессильной злобы – всё и вся….

После вспышек внезапной и ничем немотивированной ярости приходили странные и тревожные сны, наполненные цветными призрачными картинками. В этих снах умиротворённо и задумчиво шумели густые сосновые и лиственные леса, беззаботно щебетали незнакомые шустрые птицы, элегантные корабли – под всеми парусами – неслись куда-то по лазурно-голубым волнам, вспенивая по бокам белые буруны.…

По поздней осени и ранней весне мыс Наварин частенько посещали белые медведи. Но близко к хижине они не подходили и, вообще, вели себя на удивление прилично, словно доброжелательные гости, из вежливости заглянувшие на огонёк. Медведи медленно проходили, не останавливаясь, по береговой кромке, изредка приветственно и одобрительно порыкивая в сторону землянки.

О соблюдении личной гигиены Егор никогда не забывал. Умывался и чистил зубы два раза в сутки – утром и вечером. А ещё регулярно (летом – один раз в две недели, в остальные времена года – раз в месяц-полтора), он организовывал полноценные банные процедуры. То есть, натягивал на аккуратном каркасе, изготовленном из сосновых веток-стволов, кусок толстого полиэтилена, заносил в образовавшееся «банное помещение» – в специальном чугунном казанке – заранее раскалённые камни, а также – в оцинкованных вёдрах – горячую и холодную воду. После чего раздевался, плотно «закупоривался» и поддавал на раскалённые камни крутой кипяток, благодаря чему температура в «бане» очень быстро поднималась – вплоть, по ощущениям, до семидесятиградусной отметки. Егор отчаянно парился-хлестался берёзовыми вениками – короткими, с очень мелкими листьями. А потом тщательно мылся – с помощью самого обычного мыла и таких же обыкновенных мочалок.

Всё бы и ничего, но только очень досаждало ощущение полного и окончательного безлюдья. Появление хмурых матросов – два раза в год – было не в зачёт. Первобытная тишина, песцы, чернобурки, медведи, росомахи, наглые полярные волки, стаи перелётных уток-гусей, тучи комаров и гнуса, зелёные и голубые всполохи полярного сиянья, да далёкий морской прибой. На этом и всё.

Впрочем, иногда у Егора появлялось чёткое ощущение, что за ним кто-то старательно наблюдает.

Во-первых, это происходило – примерно ежемесячно – в периоды новолуния. Как только Луна приближалась – по своей геометрии – к форме идеального круга, так всё крепче зрела уверенность, что за ним установлена тщательнейшая слежка.

Во-вторых, при каждом дальнем походе – по письменному требованию господина Ивана Николаева – за новыми бивнями мамонта.

До юго-западных заболоченных распадков – от хижины-землянки – надо было пройти километров тридцать-сорок. Если вдуматься, то и не расстояние вовсе – для взрослого и подготовленного человека. Семь часов хода до распадков. Два часа на «раскопки» в болотистой жиже. Девять с половиной часов – усталому и гружёному – на обратный путь. Ерунда ерундовая. В любом раскладе – ночуешь дома. Но, ощущения….

Путь к юго-западным болотам пролегал через странное плоскогорье. Чем, собственно, странное? Своими камнями – необычными по форме, да и по содержанию. Идёшь мимо них, и кажется, будто бы эти загадочные плиты мысленно разговаривают с тобой….

Плиты? И грубо-обработанные плиты, и высокие плоские валуны, поставленные на попа, с нанесёнными на них непонятными руническими знаками.

Руническими? Да, где-то на самых задворках подсознания Егора жило-существовало это понятие-воспоминание.

– Шаманское кладбище, – шептал Егор. – Подумаешь, мать его, не страшно. И не такое видали…

Здесь он Душой не кривил. Действительно, в самой глубине этой самой Души жила железобетонная уверенность, что её (Души), хозяин способен на многое. На очень – многое. Что, собственно, и доказал – когда-то, где-то, кому-то – в жизни своей прошлой, сознательно подзабытой.

Тем не менее, проходя – туда и обратно – мимо шаманского кладбища, Егору казалось (чувствовалось?), будто бы за ним кто-то наблюдает. Внимательно так наблюдает, вдумчиво и пристально.

Может, действительно, казалось. А может, и нет…

Ещё каждый день – по два-четыре часа – он работал. То есть, писал.

Егор для этого и поселился в заброшенной хижине, расположенной на далёком чукотском мысу.

Игра такая, мол, пока не напишу полноценную трилогию – о верной и счастливой любви, домой, то есть, в Питер, не вернусь.

Главную Героиню трилогии звали – «Александра».

Так звали и жену Егора, безвременно умершую несколько лет тому назад…

 
Все мы играем – в Игру – на природе.
Все мы – играем. Вдали.
Замерли в стенке – железные гвозди.
Замерли – все корабли.
 
 
Замерли, замерли. Все – давно – замерли.
Быт – как всегда – правит бал.
Сердце давно – безнадёжно – изранено.
Осень, старый вокзал.
 
 
Новый побег – лекарство от скуки.
Старая, право, Игра.
Новенький труп, а над трупом – мухи.
Это – увы – навсегда.
 
 
Как бы там не было – Зла уже налито.
Там. На заре. Поутру.
Счастлив бывает лишь тот, кто – как правило,
Часто играет – в Игру…
 
 
Счастлив бывает лишь тот, кто – как правило,
Часто играет – в Игру…
 

Пришла долгожданная чукотская весна – ветреная, хмурая и сырая. Наступил июнь месяц.

Роман был закончен. Точка поставлена.

– И жизнь – закончилась, – решил Егор. – Не вернусь я больше в Питер. Никогда.

Он закрыл толстую общую тетрадь (последнюю, так же плотно исписанную, как и все предыдущие тридцать пять), прошёл к кровати, лёг на матрас и отвернулся к стене.

– Всё на этом. Буду лежать и ждать смерти. Сашенька, скоро мы встретимся. Жди. И я буду ждать. Санечка…

Лежал и ждал.

Сутки, вторые.

Время текло – как приторный яблочный сироп.

Перед внутренним взором мелькали – надоедливым калейдоскопом – отрывочные картинки из прошлой жизни, связанные, в основном, с молодой черноволосой женщиной – милой, очень стройной и улыбчивой. Всё медленней и медленней мелькали. Очень хотелось пить…

«Вот, и всё», – пробежали в голове печальные мысли. – «Прощайте, люди-человеки. Пусть у вас всё будет хорошо. И у нас с Саней – хорошо. Но как же хочется пить. Пить. Пить. Пить…. Что это? Вертолёт где-то гудит? Ну, и пусть себе – гудит. Похрен…».

Запёкшиеся сухие губы почувствовали влагу – холодную, шипучую и слегка кисловатую.

– Пей, родной, – посоветовал чей-то смутно-знакомый баритон. – Пей, бродяга. Молодец.

– Как он там? – поинтересовался густой бас. – Жить будет?

– Будет, – заверил баритон. – Мы успели…

Глава вторая
В гости к Богу – не бывает опозданий

Сознание постепенно возвращалось. То есть, медленно, но неуклонно восстанавливалось.

– Глюкозы бы ему вколоть, – посоветовал заботливый бас. – Для пущего порядка. Вон, какой истощённый, кожа да кости.

– Глюкозы? – насмешливо фыркнул баритон. – Ох, уж, эти штатские деятели. Затейники, право слово…. Истощённый, говоришь? Так и тот, второй, выглядел крайне измождённым и усталым. Всё, что называется, одно к одному…. Прапорщик!

– Я! – отозвался звонкий женский голосок.

– Вколи-ка клиенту «Всплеск».

– Какой конкретно, господин генерал-лейтенант?

– А мы сейчас у самого приболевшего и спросим, – вальяжно хмыкнул баритон. – Эй, отставной майор. Эй! Слышишь меня, сукин кот?

– Слышу, – ещё до конца не понимая сути происходящего, пробормотал Егор. – Ушные пробки, слава Богу, отсутствуют.

– Это, Петров, просто замечательно. Личная и регулярная гигиена – дело наипервейшее и, безусловно, важное. Для военного человека наипервейшее. Я имею в виду – после Устава…. Так как, болезный, какой «Всплеск» ты предпочитаешь?

– «Второй», пожалуй. Исходя из опыта прошлых лет…

– Прапорщик.

– Я!

– Выполнять.

– Есть!

Правого предплечья осторожно и ненавязчиво коснулось что-то льдисто-холодное.

Острая короткая боль. Звенящая тишина. По телу потекла – медленно-медленно и неуклонно – приятная обволакивающая теплота. Вдоль позвоночника шустро и весело побежали мелкие ласковые мурашки. В висках закололо – нежно и успокаивающе.

– Пошёл процесс, – довольно хохотнул баритон. – Открывай, отставной майор, глазоньки. Открывай-открывай, голуба моя. Не стесняйся, морда гражданская.

Егор послушно разлепил ресницы и мысленно прокомментировал увиденное: – «Их трое. Мордатый, высокий и самоуверенный до полной невозможности – это Виталий Павлович Громов. Заслуженно самоуверенный, надо признать, так как является действующим генерал-лейтенантом российского ГРУ. А это, мои дамы и господа, совсем даже и не шутки. В том плане, что не портянка позапрошлогодняя, заскорузлая…. Рядом с ним – миниатюрная кареглазая шатенка лет так двадцати семи-восьми, облачённая в стандартный «грушный» камуфляж. Верочка, опытный врач широкого профиля и верная любовница Палыча. Матёрый генерал-лейтенант – без симпатичной военно-полевой жены? Не смешите. Так, просто-напросто, не бывает. Нигде и никогда. Генерал-лейтенант ГРУ – это вам не гей худосочный, элегантный и наманикюренный…. Третий, который басит? Вот этот, как раз, классического гея и напоминает: худосочный, очкастый, с обширными залысинами и живыми бегающими глазками…».

– Сергей Васильевич к гадким пэдорастам не имеет никакого отношения, – поспешил заверить догадливый генерал-лейтенант. – Штатским гадом буду. Во-первых, он является серьёзным и уважаемым учёным. А, во-вторых, пока летели к тебе, майор, из Анадыря, он очень активно тёрся своими костлявыми коленками о безупречные ляжки моего личного прапорщика. Мол, теснота и всё такое прочее…

– Виталий Палыч!

– Молчи, Верунчик, молчи. Тёрся. Я сказал…. Как ты, отставной майор? Готов к серьёзному и судьбоносному разговору?

– Надо ли? – вильнул взглядом Егор.

– Надо, шалопай бородатый. Надо. Не зря же мы к тебе больше суток из Москвы белокаменной добирались. Причём, с тремя полноценными пересадками. Надо…. Садись, давай. Или же ещё «Всплеска» вколоть? «Троечки», например?

– Спасибо, не надо. Уже сажусь.

– Молодец, боец, – скупу похвалил Громов. – Значится так. Верунчик, на выход.

– Дождик там, – заныла шатенка. – Поливает и поливает. Моросит и моросит. И ветер очень холодный…. Можно, Палыч, я здесь постою? А? Ну, какие ещё секреты от меня? В курсе я всех этих дел «параллельных». Причём, давно и плотно…

– Прапорщик Осадчая!

– Я!

– На выход. Быстро. Бдеть, охранять и надзирать за раздолбаями вертолётчиками.

– Есть!

Обиженно хлопнула входная дверь.

– Что дальше? – поинтересовался Егор.

– Дурацкая, брат Петров, у тебя улыбка, – сообщил мордатый генерал-лейтенант. – Кривая и насквозь штатская.

– А какая должна быть?

– Бравая, как настоящему российскому офицеру и положено. Ладно, это дело поправимое. Отложим на потом…. Доставай, Василич, фотки. Пусть боец ознакомится.

Очкарик, раскрыв потёртый кожаный портфель и покопавшись в нём с минуту, протянул несколько цветных фотографий.

– Смотри, боец, – язвительно хмыкнул Громов. – Внимательно и пристально смотри. Помирать он, понимаешь, надумал. Не майор доблестного ГРУ (пусть и в отставке), а нюня гражданская и рохля трепетная. Писатель-фантаст хренов…

– Прекращайте, Палыч, ворчать. Вам это совершенно не идёт, – посоветовал Егор, а через несколько секунд потерял дар речи.

«Что же это такое, а? Дурацкая шутка? Зачем? Чья?», – истерично бились в голове тревожные и растерянные мысли. – «Это же я – в самых разных ракурсах, только без бороды. То бишь, мой неподвижный и однозначно-хладный труп. Ишь, как физиономию-то перекосило предсмертной судорогой. Тьфу-тьфу-тьфу, конечно…. Ага, здесь и даты проставлены. Мол, данные фотографии сделаны неделю назад. Чушь. Я тогда, как раз, роман дописывал. Борода, опять же, на месте…. Одежда? Стандартная походная штормовка. Только, извините, не моя, цвет не тот…. Фотомонтаж? А, собственно, зачем? Ничего не понимаю…».

– Ничего не понимаю, – озвучил последнюю мысль Егор. – Совсем – ничего. В чём дело, Палыч? Кто это?

– Егор Петров. Но, майор, не ты.

– Как это?

– Так это. Пришелец из Параллельного Мира, – извлекая из кармана пятнистых камуфляжных брюк плоскую фляжку из нержавейки, любезно пояснил генерал-лейтенант. – Вернее, представитель одного из них, параллельных…. Знаешь, бродяга чукотский, что это такое? Мол, Параллельные Миры?

– Знаю, конечно. Ик-к…. Как не знать? Я же – писатель-фантаст. Даже несколько полноценных романов – на данную тематику – наваял в своё время. Ну, когда она являлась модной, «трендовой» и востребованной. Ик-к-к-к….

– Фантаст он, понимаешь. Востребованный, мать его. Так тебя, родного, и растак. Вот, держи сосуд с микстурой целительной. Хлебни коньячка приличного – чисто для укрепления расшатанной нервной системы.

– Спасибо, ваше благородие…

– Э-э, Петров, заканчивай наглеть! Пол фляжки выхлебал – в одну наглую харю. Оглоед.

– Спасибо вам – ещё раз. Вкусный, ароматный и духовитый напиток. Нектар натуральный.

– Хотелось бы ознакомить вас, уважаемый Егор Андреевич, с некоторыми теоретическими постулатами, – вмешался в разговор очкарик. – Так сказать, относительно природы Параллельных Миров…

– Не надо – с постулатами. Не надо – относительно. Сразу переходите к сути, – попросил Егор. – Не пачкайте, пожалуйста, мозги. Ни мне, ни себе. Лучше расскажите всю эту историю с самого начала. С самого-самого. Что называется, от пращура Адама. Мол, как, что, зачем и почему…. Доходчиво изъясняюсь? Как? Зачем? Почему?

– Узнаю прежнего майора Петрова, – довольно заулыбался Громов. – Как будто и не было этих восьми лет, проведённых тобой в отставке.

– Не томите, Палыч.

– Как скажешь, боец. Как скажешь…. Приступай, Сергей Васильевич, к повествованию. Тебе, как говорится, и карты в руки.

– Приступаю…. Итак. На нашей прекрасной планете имеет место быть знойная и суровая пустыня, носящая поэтическое название – «Такла-Макан». Интересное такое местечко: непонятное, тайное, загадочное и гадкое – до полной и нескончаемой невозможности. Большая и пухлая «дыня», лежащая в самом сердце Таримской впадины, которая – в свою очередь – расположена в районе южного Тянь-Шаня. Вокруг Такла-Макан – только суровые горы и мрачные нагорья. На севере – Тянь-Шань. На юге – Куньлунь. На востоке – гоби Лобнора. На западе – Гиндукуш. Весело здесь, ничего не скажешь…. Такла-Макан – пустыня злых зыбучих песков. И природно-климатические условия здесь соответствующие. То есть, очень и очень суровые. Жаркие дни сменяются холодными ночами, а суточные перепады температур зачастую превышают сорок градусов. «Такла-Макан» переводится как: – «Кто пойдёт, тот не вернётся…». И это, действительно, так. Ещё во времена знаменитой китайской династии Тан¹ здесь путешествовал знаменитый буддийский монах Сюнь Цзан, оставивший потомкам обширные письменные воспоминания об этом беспримерном путешествии…. Так вот. По утверждениям монаха, в центре Такла-Макан раньше располагался древний город, в котором проживали одни отпетые злодеи. Они на протяжении многих-многих лет, десятилетий и столетий грабили и убивали всех купцов, а также других любопытствующих праздных путников, следовавших через эту пустыню. Даже странствующих монахов не щадили. В конце концов, Небесный Владыка разгневался не на шутку. Целых семь дней и семь ночей, без единого перерыва, дули сильнейшие чёрные ветры, и город исчез с лица Земли, словно бы и не было его никогда…. Город исчез, а неисчислимые награбленные богатства остались. Золото в слитках и украшениях, различные монеты, драгоценные каменья – всё это до сих пор лежит в железных и бронзовых сундуках. Но унести эти несметные сокровища, как повествует Сюнь Цзан, невозможно. Мол, если кто-нибудь возьмет что-либо из этого богатства, то сразу же поднимается черный вихрь, человек теряет дорогу обратно, и – обессиленный – погибает от жажды среди раскалённых песков…. Если же осторожный путник попридержит свою природную алчность и положит драгоценности обратно в сундук, то он сможет выбраться из пустыни. Конечно, при условии, что непредсказуемый Небесный Владыка будет не против…. Через Такла-Макан протекает речка – «Хотан». Единственная река в этой пустыне, которая никогда не пересыхает. Над одной из излучин Хотана возвышаются так называемые – «Белые холмы», сложенные из светло-жёлтого известняка с тончайшими прослойками белоснежного мела. В одном из Белых холмов имеется очень широкая и высокая пещера, про которую сложено множество легенд. Мол, кто в эту пещеру заходит, обратно уже никогда не выходит. Рассказывают, что во время знаменитого индийского похода орды Чингисхана в пещеру въехала целая конная сотня. Въехала и, конечно же, не вернулась. Чингиз посчитал это дурным предзнаменованием и велел своим узкоглазым воинам возвращаться обратно, в вольные и бескрайние монгольские степи…. Что же касается наших дней. Может, Виталий Павлович, вы подключитесь?

– С удовольствием перехватываю эстафетную палочку, – многозначительно усмехнулся генерал-лейтенант. – В том глубинном смысле, что буду краток и обойдусь без штатской словесной водицы…. Восемь с половиной лет тому назад упрямые и настойчивые учёные мужи проели нам плешь. Качественно проели. И не только нам, но и нашим китайским профильным товарищам. Посовещавшись, пошли учёным навстречу и сформировали совместную экспедицию. Выдвинулись на объект. Разбили стационарный лагерь рядом с нужным Белым холмом. Нашли легендарную пещеру. Направили туда разведывательный отряд, состоявший из трёх армейских спецов и двоих «ботаников». К карабину, закреплённому к ремню последнего бойца, привязали длинную-длинную капроновую верёвку. Отряд ушёл. Примерно через минуту-полторы перестал работать «маячок», сообщавший координаты группы, а также ослабла верёвка. Вытащили – такое впечатление, что обрезана острейшей бритвой. Или даже лазерным лучом. Стали звонить по мобильным телефонам, вышли на нужную волну армейской рации. Тишина. То есть, полная тишина. Никаких тебе «гудков» и «пиликаний». Вообще, никаких. Так тот отряд и не вернулся. Ушёл – с концами…. Послали в пещеру специально-обученную собаку с «маячком», вмонтированным в кожаный ошейник. Сгинула. Ещё парочку овчарок отправили. Пропали…. Тогда-то мудрые академики и высказали смелую гипотезу, мол: – «Это не что иное, как Портал, ведущий в Параллельные Миры. Только Портал одностороннего, так сказать, действия. То есть, по нему можно только «входить» в означенные Миры. А «выходить» – нет…». На том, посовещавшись с китайцами, и порешили. То бишь, установили рядом с пещерой крепкий стационарный пост (российско-китайский, ясен пень), и стали терпеливо ждать…. Чего, собственно, ждать? А Бог его знает, если честно. Наверное, всяких и разных нетипичных происшествий…. Вот, неделю тому назад такое происшествие и случилось. Возле пещеры объявился неизвестный подозрительный тип. Его, естественно, попытались задержать для выяснения личности. Да, куда там. Оказал активное вооружённое сопротивление. То бишь, принялся палить – почём зря – из автоматического оружия и гранатами швыряться. Ну, а наши доблестные бойцы, открыв ответный огонь, «нашпиговали» молодчика свинцом – по самое не балуйся…. Когда мы с Василичем и Веруней прилетели на место, то неизвестный был ещё жив. Всмотрелся я в его бледную физиономию и медленно-медленно офигел, мол: – «Это же отставной майор Егорка Петров, собственной персоной. Мой практически любимый ученик…. Как такое может быть, а?». Делать нечего. Напичкали мы «тебя», как и полагается в таких случаях, «Всплесками». Но не получилось, увы, продуктивного и душевного разговора – сплошное гордое молчание да взгляды насквозь-презрительные были нам ответом…. «Что-то не так», – думаю. Ещё раз в физиономию пристально всмотрелся. Безусловно, лицо, майор, похожее на твоё. Ну, очень-очень похожее. Но и мелкие отличия наблюдались: разрез глаз чуть-чуть другой, родимое пятно на шее, которого раньше не было…. Ладно, ещё раз Веруню кликнули. Она странному типу всякой химии наркотической вколола. Ну, той, что волю качественно притупляет, а нежное подсознание, наоборот, расслабляет и освобождает от всякой сдержанности.… Начался, понятное дело, настоящий допрос. Типа – по законам сурового военного времени. Благо твой «параллельный» тёзка, пребывая в предсмертном бреду, прекрасно разговаривал на русском языке…. Резюмирую – коротко и сжато. В Белых холмах расположен «выпускающий» Портал в разные Параллельные Миры. А где-то в первобытных джунглях Амазонии – «впускающий». Где конкретно? «Пришлый» Егор Петров не запомнил. Мол, там его встретили дикие и молчаливые индейцы, а потом – в течение двух недель – выводили к обитаемым и цивилизованным местам. Конечно, сейчас ищем – и означенных индейцев, и «впускающий» Портал. Но шансов найти, честно говоря, маловато. Джунгли – штука крайне серьёзная. Легче крохотную швейную иголку отыскать в стоге сена…. Зачем этот субчик прибыл в наш Мир? В плановую служебную командировку, ясный перец. Типа – посылку передать. Добрался до Тегерана, да и заложил – под обломок скалы на развалинах древнего суннитского храма – компьютерный диск. Что, кому и зачем – не знает. После этого молодчик, успешно выполнив поручение, отправился к Белым холмам. То есть, к «выпускающему» Порталу…. Что он ещё нам рассказал? Да, много всякого – о своём Мире: про быт и политическое устройство, про научные достижения и основные вехи культурного развития. Потом, майор, ознакомишься с подробными записями.… А ещё у него там – в «параллельном» и загадочном далеке – осталась супруга: Александра Петрова, в девичестве – Назарова, через несколько суток ей исполнится двадцать девять лет. И нашей Сашеньке, если бы она не умерла, столько же исполнилось бы. Причём, день в день…. Усекаешь, отставной майор? Осталась. То есть, жива, здорова и от бандитской пули не погибала. Жива. А ещё очень-очень похожа – по описаниям пленённого «параллельщика» – на нашу Санечку. Детишек, кстати, у них не было. Как, пардон, и у вас с покойницей…. Побледнел-то как. На ноги вскочил. По хижине забегал – туда-сюда. Ага, достало-таки…. Фляжку-то держи. Смело допивай, не стесняйся…. Молодец, наш человек. Присядь, родной. Присядь. Я ещё не закончил…. Вот, спасибочки. Продолжаю. Узнав о существовании живой и здоровой Александры Петровой (Назаровой – в девичестве), мы ещё вкололи фигуранту соответствующих препаратов. Вкололи и расспросили – более подробно и вдумчиво. Тут-то и выяснилось, что в Параллельных Мирах, оказывается, проживают «одинаковые» (или же «почти одинаковые»?), люди. Сколько их? Много? Мало? Только в единичных «количествах»? Это, в том числе, тебе и предстоит выяснить…. О, думаю, какой богатый материал образовался – для тактических и стратегических размышлений. Но тут допрашиваемый, как назло, умер, и допрос завершился. Ну, а я о тебе, Петров, конечно же, и вспомнил…. Как же иначе?