Zitate aus dem Buch «Сделано в Швеции»

Странно, но порой просто знаешь, когда настаёт последний раз.

Возможно, это сила – никогда не сдаваться и не отступать, ходить с мотором в груди, который никогда не отключается. А возможно, это ад – собирать и носить в себе, никогда не освобождаясь от груза.

Люди считают ощущение безопасности совершенно естественным, но это не более чем иллюзия. Хаос и порядок, как две змеи, плотно переплетены и меняются местами, стоит пересечь границу, о существовании которой никто даже не подозревает.

Кто намерено пугает людей? Кто использует страх таким образом?

Тот, кто раньше сам его испытывал.

Тот, кто знает, как он действует, знает, что он вправду действует.

На несколько минут реальность пошатнулась, миллионы осколков, словно разбитые стёкла, сыпались под веками. Теперь он возвращал их на место, один за другим. Но безуспешно, они не подходили друг к другу.

На прежние месте осколки не вернёшь.

Пять палочек от мороженого. Мостик в руках куда толще. Лео напрягает плечи, ладони, пальцы. И не может их сломать. Руки болят от натуги, но пять палочек упорно сопротивляются. Не может он их сломать.

— Я...

Он боится взглянуть на папу. Не может посмотреть в эти глаза, точно такие же, какими папа смотрел на курчавого белобрысого паразита и его патлатого кореша возле торгового центра.

— ... не могу.

Пять тонких палочек. Лео роняет их, и они падают с камня. Он закрывает глаза. Папина рука прикасается к нему, совсем не сердито, лёгонько лежит на плече.

— Это, сынки, наша семья. Наш клан. — Папа подбирает пять палочек, медленно по одной подносит к их лицам. — Это Винсент. Это Феликс. А это Лео. И... мама. И... папа. — Он собирает их в пучок. — Клан всегда держится заодно.

Теперь палочки лежат в его огромных ладонях.

Винсент. Феликс. Лео. Мама. Папа.

— Мы – клан. Вы – мой клан.

Он пробует сломать их, несколько раз, безуспешно. Даже он не может.

— Если клан держится заодно, его никогда не сломать.

<...>

— В клане, в настоящем клане, мы никогда друг друга не обижаем. В настоящем клане мы никогда друг друга не выдаём. В настоящем клане мы всегда защищаем друг друга. Иначе... мы всё потеряем.

Каждый из них сидит за своей запертой дверью. Они не вместе. Но будут вместе, позднее. Так бывало всегда.

Если не думать временем и не считать его.

Если сейчас – это тогда, а тогда – это сейчас.

— Лео?

— Да?

Младший брат осёкся, прижимая трубку к губам, пытаясь сказать то, что столько раз говорили ему.

— Лео... Ты... Мы пройдём прямо сквозь них.

На расстоянии пятисот километров.

— Верно, Лео?

И в той же комнате.

— Да. Прямо сквозь них, Винсент.

— Я должен был быть там.

— Нет, братишка... Не должен.

Лео видит, как папа проходит через кухню на балкон, перегибается через перила. Мама трёт руками глаза, идёт в ванную, закрывает дверь и включает воду. Феликс идёт за ней, старается догнать, стучит в дверь, хочет войти. А Винсент бежит к себе в комнату, к мячикам-бомбам, и громко рыдает, бросая их.

Всё в движении, ничто не стоит на месте.

Кроме Лео.

Только он один стоит, не поднимает руки, не кричит, не плачет.

Теперь он знает.

Что папа дрожит в квартире, которая стала меньше. Но на сей раз и изнутри, и снаружи.

Фарфоровый ангел с облезлыми крыльями и чёртова уйма пластмассовых гномов, думал Лео. Ведь это всего-навсего дата. Такая же, как 25 ноября или 25 октября. Может, ей просто нужна какая-то опора, чтобы держаться за неё в потоке времени: канун Нового года, Пасха, Праздник середины лета и прочие даты. Кто-то принял такое решение, использовал календарь как инструмент, контролирующий человеческие жизни. На самом деле значение имеет только то, что ты решал сам.