Глава 21
****1
– Проходи! – Ответил на «зов» Софии Егор и открыл дверь своей комнаты, «для вида» впуская тут же появившуюся из бело-черной дымки посередине нее девушку. И пока та проходила к его кровати, расположенной прямо напротив двери, сделал пару шагов к последней и оказался за ней, как в засаде и западне.
– Так и… В чем суть? – Плюхнулась-таки на кровать София, отмечая про себя, что если где-то претенциозность на цвет-стиль и была в комнатах, то вся она собралась здесь: прямо-таки и во всех же оттенках серого. Не считая, правда, стен и потолка: что был натяжным и белым, с холодным, в цвет же него самого, встроенным освещением, а первые – черными и… грифельными; на которых то тут, то там – имелись какие-то белые меловые наброски: строчки и записи, просто надписи… Одним словом: хозяин – творец! Мебель же, будто подпевая им и тут же в тон общему настроению помещения, целиком и полностью состояла из темного дерева, почти сливаясь с ними и таким же темным ламинатом; выделяясь из всего, разве что, светло- или, соответственно, темно-серой кожей, замшей и своей же все выпуклостью-объемностью. По левую же сторону от двуспальной кровати и небольшой тумбы; коих было две и по обе же стороны от первой – для всякой мелочи: вроде тех же книг и тетрадок, блокнотов и ежедневников с канцелярией, телефона и планшета с зарядниками, но и не для торшеров, ютившихся, в свою очередь, на металлических ножках и под темными же плафонами на стене над ними, стоял шкаф-купе. В конце ее, и тут же «ногах», располагалась узкая, но и при этом же длинная черная банкетка, обтянутая темно-серой замшевой тканью. И если бы не темная, без стеклянных вставок, и в тон же все входной двери в комнату, дверь в ванную – шкаф мог бы занять и всю стену: а так, был «всего лишь» до потолка и в одну часть, пусть и опять-таки до середины, стены. По правую же, уже и от них всех, сторону – располагался «рабочий уголок»: из темного деревянного компьютерного стола, непосредственно же самого черного «стационарного» компьютера; состоящего из трех больших, словно телевизоры, изогнутых мониторов, одного и посередке подвешенного на стену и стоящих двух по бокам, один из которых был еще и перевернут, «системника», компьютерной мыши, клавиатуры; и компьютера поменьше – серого ноутбука с и в цвет же ему такой же мышью. Рядом к нему был приставлен темный деревянный шкаф с альбомами, книгами, журналами… и прошлыми личными «наработками»: во все тех же тетрадях, ежедневниках и блокнотах, что было видно по особой, внимательной ухоженности и «сложенности» одних; чуть ли и не по цветовой гамме и алфавиту; и где-то отсутствующим, задвинутым не до конца или сложенным друг на друга другим. Канцелярия здесь же, как и все возможные принадлежности, «приложения» к технике; вроде наушников, переносных зарядок, дисков и прочих проводов; были спрятаны в выдвижные и обычные ящики стола. Напротив же кровати, на стене, висела черная прямо-таки и огромная плазма: приходясь – на большую же ее половину; когда же оставшаяся и краешком – все так же смотрела прямо на и в дверь. Знаменовал же, и тут же высветлял, комнату – белый пластиковый балкон: с окнами до потолка, хоть и не в пол, но и во всю же уже стену, ограниченные широким подоконником и так же все закрываемые черными тяжелыми шторами с двух сторон на ночь и открываемые днем, озаряя всю комнату дневным светом; а заодно и помогая потолку – не уйти окончательно в темень и тень. Минимализм… Как он есть. Как он и был. Но и было бы: с чем сравнивать! Забитыми мастерской и самой комнатой Александра?.. Картинами и статуями. Законченными и не… Частями их. Как, опять же все, думала София, но и была же сама пока – только в первой. Или комнатой Никиты, в которой было… Все. Вот, просто… Все! От красного металлического кольца с белой сеткой для баскетбола до… того самого же подвесного кресла. А где-то между – еще велотренажер, дорожка и… гантели. Пластиковый синий настольный хоккей на металлических ножках. Малый теннис… С зеленым глянцевым деревянным столом, белой сеткой и в цвет же ей разметкой. И бильярдом… Со своим уже черным пластиковым столом, укрытым зеленой тканью: с белой разметкой, черными оборками по краям и лузами в них с такой же, как в теннисе, сеткой… Со светло-коричневыми деревянными киями, разноцветными шарами, под номерами, специальным кубиком-мелом и темно-коричневым деревянным треугольником, для выставления тех же все самых шаров «по форме» на поле. Да… Не было только – большого тенниса и… боулинга. Но и если бы он разобрал вещи по углам!.. Наверное, и его бы – девушка сполна бы оценила. Ведь и яблоку так – негде было упасть; и сельди протиснуться. Поэтому и падал – он, и так же протискивался, когда вставал с кровати утром: не с той ноги, а и точнее – стороны. Или ночью, перед сном, водицы испить. Или что-то доесть… Просто: квест. Одним словом. А не «творческий беспорядок» и… Двумя. – Ты стоишь – там. И?.. Что? «Долго»?..
– Пока она ни придет. Ну а ты… Приманка. Или наживка!.. Как угодно, – указал он на брюнетку своей правой рукой, левой же – на себя. – Ловушка.
– Скорее: «ангелоловка», – фыркнула София и упала спиной на постель, заправленную черным ворсистым пледом. – Так приятно это слышать!.. А и особенно – в первый день наших: как бы э… отношений. И это я: цитирую. Прямая цитата и… Полное… название, – затем скривилась и перевела на парня свой взгляд от потолка. – Мы можем вернуться к тому моменту, где я это произношу… и докидываю до кучи: подумаю?
– Как будто бывали и бывают моменты, где ты не думаешь… – закатил глаза блондин, а затем резко открыл их и воззрился на нее таким улыбоном, что девушка повторила закатывание глаз и отмахнулась от него правой рукой, левую же опустив на живот, понимая, что сейчас будет что-то из его стандартно-нестандартного. – Точно!.. Мы же его как раз и ждем. Один из них… А другой, в смеси краски и крови, на твоем теле!
– Попрошу!.. – Вновь подняла свою правую руку София, но и уже указательным пальцем вверх, после чего перевернулась правым боком к двери, лежа все так же на спине, чтобы видеть Егора за ней и закинула ноги на квадратные колонны с пиками-треугольниками на концах по краям-бокам и, соответственно, ножкам кровати. – Крови там – нет. Ну, может, чуть-чуть. И… Пара капель. Си-ня-ки! Синяки, а не… «Кровь».
– Да-да!.. – Охотно покивал ей и в общем Егор. – Лучше скажи это – картине… в мастерской Ксандера. Могла бы не тратить краски, знаешь, а сразу брать с травмированных мест – и на холст херачить. «Жизнь, как она есть»!.. Во всех красках и оттенках… Контрастах. Тонах и полутонах… Свете и тенях! Ага. А тьме – не хочешь?.. – Прикрыв глаза и откинувшись к потолку, девушка грузно выдохнула и начала считать до десяти, представляя прыгающих через забор… кроликов! Эти исчадья ада, с кроваво-красными глазами, не прекращали сниться ей от слова… совсем. Полностью перекрыв и заколотив, за- и добив – любовь к этим «пушистикам» напрочь. Как и к медведю!.. Который… То ли перестал помогать. То ли… И выскальзывал из ее рук, падая на пол, а она, в то же самое время и вместо же него, обнимала руками подушку и спала… во всей своей красе. И при всей же… красе: красного на белом и белого… на красном!.. А и особенно – после того, как узнала: кто за ним скрывался и… скрывается. По сей же день. И если с того, самого первого раза и от-, сначала: это было – даже занимательно. Интересно. То после… Эта «крольчачья»… душа!.. Начала делиться и… умножаться. Пре-умножаться! Раз кролик, два кролик… Альтернатива баранам? А почему бы и нет? Только с каждым разом – их становилось все больше. И больше!.. В плане… Они росли: как на дрожжах. Одновременно: в рост и… ширь!.. И начавшись – им. Одним. Которого – хватало. И хватало же: изначально!.. Закончилось – им же, но… таким: чтобы с помощью воображения – его можно было… «разтроить». После чего, и затем, «раздесятерить» и… заставить сигать через все и ту же самую «деревянную конструкцию»: пока она бы их отстреливала – на жаркое… В прямом смысле. Как в тире!.. Стреляя. По фигуркам. Девять кролик, десять кролик!.. Отлегло. – Соф… Ну прости! – Как сквозь вату и тут же воду уже даже и прокричал Егор и брюнетка открыла глаза, устремляя свой карий мутный взор на парня. – Не молчи… только. Пожалуйста. Говори и кричи. Ори!.. Только: не молчи. – Оказывается, все это время, пока она пыталась не убить его во внешнем мире, пребывая и убивая как раз таки во внутреннем, он долбился и прямо-таки взывал к ней извне… вовнутрь. И обратно. – Не обламывай меня!.. Повторно. – Попросил затем, почти и успокоившись, как только увидел хоть какую-то ее реакцию на себя блондин. – Озон, конечно, озоном. Но и никогда он… в тишине. И молчании!.. Душит. Знаешь…
И тут – удивилась уже сама София, а не только ее глаза, только разлепленные-сфокусировавшиеся и уже стремящиеся на лоб; а там – и дальше.
– А… То есть, я теперь еще: и «динамо»? Прекрасно! – Всплеснула руками девушка и злобно прищурилась, поджав губы. – Хотя и если так подумать и… до-думать!.. От этой же самой стенки сплясав, которую ты сейчас и подпираешь. Я лежу в твоей комнате. На твоей кровати… И если кто-то и есть, из нас двоих, динамо: то это ты сейчас.
– Оу, это приглашение? – Сменил молебный взор на игривый, как и голос, Егор.
– Это: предупреждение! – Выкинула теперь уже и в его сторону свою правую руку, с поднятым указательным пальцем, брюнетка. – Ты не принял во внимание мою просьбу о шкатулке… со всеми твоими шутками и прибаутками. А я?.. Да. И когда-нибудь, когда она наполнится, я вытрясу и вылью все, что в ней есть, на тебя!.. От широкой души и… большого сердца. Просто утоплю тебя в этом, Егор! Удавлю. И… Удушу. Без озона!..
– Только: асфиксия!.. – Поднял тут же руки, перед ней и собой, в «защитном жесте» парень. – И только: сексуальная. Можно: эротическая…
– Да кто тебя спрашивать-то будет?!..
Но и не успела София как следует на него в очередной же раз наехать, как дверь распахнулась и в комнату буквально и влетела Карина. Благо, Егор успел поймать деревянный холст своими руками до того, как он прилетел бы ему по лбу; равно как и до того же, как своим громогласным хлопком-ударом – тот уже и успеет напугать шатенку донельзя. А и точнее: раньше, чем и он же сам ее – всем своим и не сразу; не размениваясь на такие и не частности. Хоть и чего произойти было и не должно: ведь они изначально договорились обо всем. Но и кто его, да и ее, знал, куда приведет эту самую девчонку ее же специфически-сценическое мастерство: которое она только недавно в себе и открыла. Да и банально – просто решив не рисковать, да и тем более в своей и своей же комнатой, как и побыстрее перейти к делу: он начал затем не спеша ее притворять, пока шатенка тяжело дышала и не сводила взгляда с Софии, стоя перед ней и только готовясь начать размахивать в панике и шоке руками; а там – и крыльями.
– Попалась, птичка!.. – Осклабился блондин и только тогда, когда щелкнул замком изнутри, «на всякий случай», подошел к девушке со спины. – Ну привет…
– Егор? – Ахнула от «удивления» она, повернувшись на его голос, после чего перевела непонимающий и встревоженный взгляд на брюнетку, которая и бровью-то особо не повела. Как и не выдавила и не выдавала ничего и никак ей же навстречу. Ни своего страха, ни паники. Ни опасности и ни тем более шока. Да и обе – были хороши!.. Только, вот, одна играла, а вторая – нет. Да и первая – не больно-то и старалась. По сути, она и боялась-то: по-настоящему. Но и не самого парня, как зла и… София. Хотя бы: и недавно. А скорее: как неизвестность. И что он мог, вполне и не только в перспективе, с ней сделать. С ней же: самой! Ведь она – таила подругу и все, что с ней было, так или иначе, связано. В негативе и позитиве… Чего, и в принципе, не знали ребята. Да и чего уж там: что он сам – мог сделать и с самой же Софией: после всего рассказанного и высказанного в одно время, буквально и всплывшего на поверхность. И… Но в и то же время: для нее и… занырнув. Он ведь плохо поступал с ней – все это время!.. А куда еще могла завести его эта «слепая больная любовь» – ей только предстояло понять и научиться распознавать. Собственно, как и самой же Софии. Пока же – она просто опасалась за подругу; и вроде как – играла для нее и него. Но на деле: лишь преувеличивала. Выдавая – насколько у страха глаза велики. И параллельно: борясь с этим – к нему. Неуверенностью. И страхом, да, пусть и на остатке, но и к неизвестности. К неизведанному и неизвестному. Знал ли он о ней то, что знала она? Слышал ли то, что говорили они, и слышала она? София же, в это самое время, просто улыбалась подруге, сжав кисти рук замком и расположив их на своем животе. Что не успокоило вторую – ни разу. Совершенно. И… Совсем. Ведь это могла быть – и истерика. Только: скрытая. Что – еще хуже. – Соф?.. – Решила вновь начать шатенка, уже с другой, коль и не другого, и тут же возымела эффект.
– Привет, Кари! – Улыбнулась еще шире София. – Как дела? Как жизнь молодая?
– Что ты с ней сделал? – Развернулась она и «впиявила» взгляд в парня.
– Я?! – Округлил глаза Егор. – А не ты ли молчала, с ней же, к слову, на пару, о том, что с ней сделали? Вы же и вместе – сделали: не меньше. А в данном, и конкретном случае, ты! Да… Сейчас мы говорим и по-говорим: о тебе. Ставь «заглушку» – разговор предстоит не из быстрых!.. А уж и не из легких и приятных: тем более.
– Не понимаю, о чем ты… – сглотнула девушка, пятясь спиной к кровати и к Софии заодно: как бы и ища поддержки и защиты – от надвигающегося на нее блондина.
Может, она и хотела, была одной из первых, кто узнала и кто тут же захотела рассказать, а не скрывать. Но уж точно не думала, что кандидатом на «тет-а-тет», при прямо-таки и пустом же доме, будет сам Егор; чего она никак не желала и боялась, уже не играя. И да!.. Она знала, что ей придется ответить. И она ответила – при всех, еще раз извинившись. Но – там. И без него. И сделала бы – то же самое: с ним; но и будучи со всеми. И пусть с ним даже – наедине, но: со всеми. Наедине… со всеми. Зная, что поблизости – кто-то есть. Кто-то, пусть и чуть, но сильнее его. А теперь и здесь – не было никого… подобного; а он – был: перед ней. Как не внушая доверия до, так и не внушая его же… после. Никакого доверия! Как в разумном, так и в эмоциональном планах. Никакого и ни-ког-да. Да. И если даже София уже, в свою очередь, взгляд начала, мало по малу, менять; как сама же Карина поняла, по и той же все расслабленной позе и общению с ним до на кухне, о чем они еще так и не успели поговорить; то она держалась «плотничком» своего взгляда, как и мнения. Которых не могло сломить и переломить – ничто, а уж и тем более никто, на противоположную же сторону. Хотя… Что уж и говорить об этом: на фоне готовящейся, будто и к нападению, а то и прыжку, позы парня и темных, прямо-таки еще больше и темнеющих зрачков, которые вот-вот готовы был поглотить радужки, а после и глазные яблоки, утопив их всех, все и вся же, в темноте, черноте и тьме… не ночи.
– Прекращай!.. – Прорычал Егор и продолжил неумолимо сокращать между ними расстояние. – Мы тебя сюда не рассусоливать позвали. Было бы оно так – Софи бы не тратилась на мысленные пересылки, а голубями выслала бы тебе просьбу о встрече. Глядишь, к какому-нибудь «очередному пришествию» и свиделись бы… Все ты понимаешь! Мы говорим о том, о чем ты была в курсе. И о чем, с сегодняшнего дня, так уж вышло, в курсе и я. Не целиком!.. Без переодеваний на глазах друг у друга, как в случае… с тобой. И не в полном стриптизе, как в случае уже и именно со мной. Но и этого хватило, знаешь!.. И этого, как о… казалось, оказалось достаточно, чтобы понять: что это! И как, по левому боку же, располагается. Как у меня!.. Только: не с одной стороны. По рукам. Большей части туловища и ног… Но – с грамотным уточнением и звездочкой! – И поднял правую руку в воздух, словно бы и тем же самым мелом по стенам, выводя каждую букву. – P.S. Без ран и синяков. Без их трансформации!.. – После чего отряхнул руки и уже прямо-таки и навис над девушкой. – Но я – демон! Ко мне вопросов – ноль. Тьма – мне: присуща! А она… – и с кивка головы, за шатенку, указал на Софию, – наполовину. И на эту же самую «половину», к ней же самой, они: есть. Как и к тебе!..
– Опа!.. А что там: за туловище и ноги? – Влезла в разговор брюнетка, выглянув уже и сама из-за спины Карины и пройдясь взглядом по названным частям тела парня.
– Ты и руки целиком не видела, малыш… – усмехнулся блондин, резко меняя цвет глаз на прежний и как-то даже расширяясь в спине: сбрасывая напряжение и будто бы расправляя крылья. На что Карина приподняла брови в немом вопросе, но и так и промолчала. Себе дороже!.. Потом спросит. И не у него. И уж что точно, не в близи и при нем. – Что в общем. Что в частности… По частям и отдельным рисункам? Но в деталях… Все будет!.. Все еще будет, но позже. – Пообещал он ей и вернулся взглядом к Карине. Тут же, словно бы и по неслышному щелчку пальцев, возвращая глазам черное марево, а груди – дыру бездны, расширяющуюся с сужением и сжатием ее же, как и напряжением спины. – Разбираем проблемы – по мере их поступления… И сейчас – к нам поступила Карина!.. Присаживайся. Сказал же: долго и трудно!.. Да и не забывай, что в гостях.
**2
…– Это: не «стриптиз души», парень! Девочка танцует – под покровом ночи. Лишь: под вино. И только… в vip-ложе. Исключительно: для чертей и демонов. Единственно: для дьявола… Ты же – не относишься: ни к тому, ни к другим!.. Извини.
– А «договориться»?..
– Не все в этом мире – крутится вокруг денег. И не все, в этом самом мире, готовы и крутятся – вокруг и ради них… Есть ценности, не цена и цены: не тянущие на дно. И не требующие, как и главное – не заставляющие крутиться!.. Насильно. Да, бесспорно, ты и я… мы все крутимся, так или иначе, но… Иначе! Только лишь: чтобы жить. Не вы-…
– Ве-…
– Ве-ртишься?! Да. Но и тебя – никто не принуждает. Не ждет этого: с и от тебя!
– Какие именно: ценности?
– А есть ли они, и в принципе, в тебе? Вот!.. Это уже: другой вопрос. Ответишь и, может, договоримся. Хотя… Вряд ли!.. Ты им – не нравишься. Никогда не лезла в политику и экономику… Но «право на неразглашение и объяснение причины отказа» в том или ином, знаешь, приглянулось.
– Кто к ним относится?
– Не как?.. Хм. Забавно, что и именно ты – это спросил! Важнее-то, как раз таки, кто к ним: не относится. Да и может… Они не настолько и «монстры»? А монстры – кто-то вне… Как раз те: кто к ним не относится и хочет договориться!.. И это… Ты. Да…
****
– …Только демоны имеют право – делать такое и не такое! – Вещал Егор уже битых пять, не то и пятьдесят пять минут к ряду, будто бы и выступая на кафедре перед двумя нерадивыми студентами. А если и точнее: студентками. Что все еще сидели напротив него, на его же кровати с головами, как и взглядами, опущенными к и в пол; и руками, сжатыми меж собой, так еще и между ног. Где и София – по факту, Карина же – для виду. Так еще и влетая, попеременно, в его мысли – фразами: о скором прекращении экзекуции и переходу к делу. Егор же отбивался – от них и нее тем, что… Чем больше он забьет Софии мозги сейчас, тем легче будет на выходе и выхлопе: она просто устанет и даст все, что им нужно от нее. Ведь и уже – она мысленно о чем-то размышляла, уплывая от сути: смотря в никуда и оглаживая кисть левой руки правой же рукой. Будто бы и между прочим. Но – нет! Пока его же взгляд – был прикован к черной пластиковой поверхности: ее телефону, что торчал из ее же левого переднего кармана штанов и вот-вот готов был выпасть, но как и в случае с автоматом с игрушками – все как-то не то и… не туда. – …И только им – имеют право их делать! Только они – имеют право их делать: себе и сами. Но и как же хорошо, что только они имеют возможность – их скрывать. Хотя с тобой – это так себе сработало, Софи!.. – Перешел уже и на личности парень, решив дожать и добить ее – в этом моменте: прекрасно зная, что от частого повтора своего имени – она-то уж точно долго так не протянет. Не потому, что не любит… Не его. Излишнее же внимание: к себе. – Табак. Татуировки… Дальше: что? Куда твоя «мученность» – занесет тебя же дальше? Да!.. Ты наполовину: и того, и того. По чуть-чуть, скажем так, от каждого!.. Но и не брать же – все отрицательное; и сразу. Весь… негатив. Одним заходом… И в себя же одну. Софи!..
– Но я ведь – не сама… – подняла, наконец, взгляд с головой от пола девушка, утирая параллельно правой рукой и мельком все-таки выступившие слезы, уже и собравшиеся к тому времени от муштрования ее черепной коробки: не только снаружи и другими, но и внутри и лично ей самой. «Самокопания» же – никто ведь пока не отменял: так еще параллельно с их копанием и до-капыванием. Но Егор воспринял все это на свой счет, как степень «перебарщивания», и дал себе воображаемую затрещину, сжав губы в одну полоску. – Я этого – не хотела. Хочешь, чтобы я подтвердила твои прошлые слова и мысли?.. Ладно! Не сама и не хотела! Не сама – ложилась под удары и ее краску! Не сама – выбирала рисунок и место!.. Курить начала? Я, да, сама. И не спорю… Но только – потому, что благодаря дыму. Или пару… Не важно!.. Благодаря – им: я могла, пусть и ненадолго, но, забив, забыть… – И только хотела продолжить, как Карина подсела поближе к ней, будучи и сидя слева же от нее, и положила свою голову ей на левое же плечо, обнимая, уже и расцепленными своими же руками, ее за талию. И прижавшись к ней своим телом, так сильно и крепко!.. В поддержке и опоре. Она будто бы и случайно надавила на тот самый карман, который и сам-то был не плотно прилегающим из-за ткани и самой врезной формы, да и вида штанов, но а тут стал и вдвойне, так еще и встал, телефоном же и поперек, пусть и не горла, и все же, впиваясь в бедро хозяйки. На что уже и сама София, чуть хрипло прошипев-простонав, изъяла его и передала доверительно подруге. – Подержишь?
– Конечно… – закивала шатенка, сразу отхватывая боковым зрением, судя по глазам и реакции парня, сотню баллом за сообразительность. Вот только хмурый прищур, последовавший сразу и затем, минусовал половину очков Гриффиндора: за то, что там, все-таки, уже не ее территория. Да!.. И с некоторых пор – все же: его. И не ей прижиматься так и к ней. Да еще и мацать: почем зря. Так и тем более же еще – на его же глазах. В его комнате!.. И на его же кровати. Уж что-что, а подобного рода увеселение – он выбирает сам. Как и кандидатуры, на сии же вакантные места, подбирает так же. И Карина – не то, что не подходит: даже ведь не рассматривалась им. И не собирается!.. На что уже и сама шатенка – негодующе закатила глаза, но и все же промолчала. Опять!..
– …я могу выйти из этого тела и не вспоминать о том, что меж этих линий, которые видны раз от разу: как зажившие. Заживающие… Только-только образовавшиеся!.. Как синяки и… раны. Которые только лишь после – перейдут в них же и эти… линии. И добавят: нового орнамента. Живые и мертвые… Новые и старые. И все – под коркой. Могу – забыть, что только благодаря этой тени на моей репутации и темной силе в крови, благодаря им… этих синяков и ран – нет, на самом деле. Нет на теле – нет и для системы!.. Системы ценностей и… прочих. И что благодаря им – я знаю, что меня никогда не спасут и… мне не помогут.
Первые крупные слезинки начали образовываться и скапливаться во внутренних уголках глаз, что девушке пришлось сильно сжать веки: дабы не дать им прорваться, если уж и не впитать или затолкать их обратно. В такие моменты – ей становилось по-настоящему одиноко: внешне и внутреннее!.. Находясь среди людей… и с собой – она: все равно оставалась одна. Один на один… с этим. И никакое положительное расположение духа до этого, как и после, не спасало. Был – остаток… И был: осадок. Которые: оставались… и травили. Травили – все и… вся. Всю.
– Что ты такое говоришь?!.. – Начала было припираться Карина, но и тут же была остановлена «цыком» Егора. Который, мало того, что проиграл девчонке: в споре, который они и не назначали. Даже и: не начинали. Не она. Но тут – были вскрыты: мужская гордость и стержень, его честь и достоинство; подцепленные той, что, пусть и делала все правильно, но сбивала девушку, подругу с панталыку-мысли. Так еще и вместо того, чтобы успокаивать и успокоить Софию, он был вынужден сперва одернуть Карину, раз от разу лезшую то в свою, то в Софьину бочку затычкой. Пробкой!.. Жженого сахара. Да-к и мало того, что просто перебивая, еще и беря право на первое слова. Уж этого он никак стерпеть не мог. И, дернув мельком головой в сторону двери, как бы еще пока и именно намекая, да и тонко на выход, проводил взглядом «Карину» до нее: будто бы еще и таким образом говоря, что большую часть, нужную для них и него, они обсудили и в дальнейших, ее же услугах, они не нуждаются, а вот, в его и уже применительно София, без нее, да, кивнул и тут же отвернулся. На что уже и сама девушка, хоть и без особого желания, но кивнув в ответ, еще раз посильнее сжала подругу в объятиях и прошла к той самой двери и по тому же самому пути, которую да еще и так услужливо, все же открыл ей сам Егор, но и чтобы лишь затем закрыть ее за ее же спиной: хлопнуть ей и перед ее же лицом – уже сама она ему не дала. Затем, вернувшись к Софии, и таки пока решив, что дергать ее, с поднятием головы и желанием смотреть глаза в глаза, смысла нет, просто сел перед ней на корточки и взял ее руки в свои: даже и сам пока не готовый к этому – не столько презирая женские слезы в принципе, сколько слезы ее и из-за себя-него. И пусть даже: не совсем и не до конца. Но: в общем-то! Да и все же: по нему. Не себе, как… н-ей.
– И зачем это было нужно? – Фыркнула тихо брюнетка, не поднимая головы и обращаясь в их уже и сцепленные руки, но и прилетая обвинением – точно в цель: слыша тишину в ответ, море… А после: и тяжелое мужское сглатывание. Сухо!.. – Я бы и сама все вам дала и отдала. Можно было обойтись и без этого нравоучения и… цирка, Егор.
– Мы просто не знали: как к тебе подойти и… подъехать. Как подступиться!.. Понимаешь? – Опустил он уже и свою голову подбородком прям меж их ладоней, щекоча нежную кожу девушки своей пусть и мелкой, но и достаточно грубоватой щетиной. И все же, пусть и мельком, случайно, но и поймав, наконец, ее взгляд, хоть так и без слов – попытался передать все то, что было сокрыто под этим; и каков был истинный смысл всего этого. Не столько – умыкнуть и увести из-под ее носа и взгляда, сколько… Не дать ей страдать… дважды. Сначала – из-за насильственного, буквально, обнажения. А после – и переживания всего этого… снова. Софии же ничего не оставалось, кроме как и после этого же прикрыть глаза и, грузно вдохнув через нос, так же выдохнуть через рот, с легким кивком соглашаясь с этим. Ведь и сама бы она – вряд ли… Нет!.. Когда-то бы – смогла. Определенно. Но!.. Точно – не так скоро. Не сейчас. И… Здесь. А судя по всему и как они торопятся: сроки ее – уже вышли. И она, прямо-таки и влетев в «deadline», вылетела из «тайминга» – на всей скорости. Выпав из реальности. И забыв, что с этим, вполне возможно, могла быть связана и не только она. Но только она – замалчивала все это. И что, вполне возможно, и даже реально, стала тем, той: кто сокрыл преступление. Если: и не преступлени-я! И теперь те статьи про «черную магию» – как никогда стали, буквально, на злобу дня: являя собой – не столько похожесть, сколько идентичность. Но что именно из этого – сама Роза? И что именно – хочет она? Девушке было – не только страшно вообразить, но и страшно подумать. Начать даже: просто думать и размышлять.
– Ты не виновата, Соф!.. Слышишь? – Блондину было и не обязательно залезать в ее голову, чтобы прочитать все: и понять – о чем, ком она думает. Она же была – как открытая книга. Не только: для него! Ведь и переживала все – на жизни и по жизни. На своем лице и в своих же глазах. А первоначально: и в своей же душе. – Ни в чем!.. Да и мы же еще не до конца уверены, что это наш случай. Что-то… из того! Не видели всего… целиком. Но по фотографиям, сделанным сразу, после принесенного тебе вреда, Розой – мы… – и он оборвал себя, сжавшись. Сжав – челюсти. Борясь со злобой к женщине и страхом к девушке, и по девушке, одновременно. – Мы сможем – восстановить полную картину событий. И!.. Если не спасем всех. Чего еще никому не удавалось… Спасем – остальных и оставшихся. Вот увидишь!.. Здесь нет – твоей вины. И даже – в молчании…
– Нет!.. В нем-то, как раз, и есть – моя вина, – покачала отрицательно головой София. – Меня-то – уже не спасти. Но… Их!.. Вдруг и их – тоже?..
– Ты – глупая, Соф? – Девушка хмыкнула, но не стала ничего отвечать. Все-таки!.. У каждого – свой способ: успокоения и успокаивания. У Егора это, к примеру, прямой наезд! Буквально. Нападение. И… Не как защита. – Нет!.. Вот и я так думаю. Я – так: считаю! Так и чего ты глупости такие – воротишь-городишь? Помогут!.. Конечно, помогут. И, конечно, спасут! Тебя. И… Их. Мы – поможем. И спасем!.. Я…
– Нет. Они… – и брюнетка оборвала саму себя, хлюпнув носом сильнее, так и не хотя вырывать руки и «промакиваться» рукавом кофты. Пусть, и одновременно, растечься в лужицу, залив все кругом этим… все-м – тоже не желая! Поэтому ненадолго запрокинула голову назад и вновь вернулась в первоначальное положение. – Ты не видел – всего. И… Как это. Что это!.. В них. И… Меж них. Они – не лечатся, Егор: если попадают на левую сторону!.. А остаются – огромным синяком и… такой же раной: по всей ее поверхности. А именно на нее, только на эту сторону – они и попадают. Она – не моя. Она… Она – ее. Ваша… Моя – тоже. Да! Но… «Половинчатость» – слишком мала, чтобы я могла как-то противостоять. Как-то ослабить. Или… Или залечить. Чтобы могла – разложить… наложенное!.. А ведь и только так – она может обезопасить себя. И знать, что ее – не раскроют, стоит мне только начать «втягивать»; или наоборот – вы-тягивать свет. Не по одной ранке или… пятнышку. На все!.. Все и… Сразу. Да ты же и сам… Сам – знаешь… правила. По мелочи – не берется. Заживает – само!.. Опять же, как правило, чтобы: не растрачивать. Я – не могу… И не сделаю – этого… из-за нее, Егор!
– Т-шш!.. – Сжал ее руки своими парень и теперь прижался к ним губами. – Тише, малыш. Только – не плачь, ладно? Софи!.. Пожалуйста… – и, отпустив правой ладонью ее руки, прикоснулся ей к ее левой щеке, стерев одну из слезинок. Затем – еще одну. И еще… – Мы же – только успокоились!.. – И девушка улыбнулась правым уголком губ, реагируя на акцент на: мы. Как с ребенком. – Нас и так – Ксан прибьет!.. Уже точно и бескомпромиссно. Не хочешь же ты, чтобы он начал сейчас и с нашего же выхода: из моей комнаты? Тряпкой по лицу с утра пораньше, в сравнении с этим, я согласен. Это – еще куда ни шло!.. Но – не голову с плеч и умереть. Я еще: не пожил. И не жил!.. С тобой.