Таджикистан

© Анатолий Викторович Давыдчик, 2020

ISBN 978-5-0051-6413-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– Пойдёшь в пехоту! – дурниной орал на меня мой новый «отец родной» – подполковник Миненков. Я же, одуревший после перелета на Душанбе, и многочасовой тряски на Урале по серпантинам, потерял вообще всякую субординацию орал в ответ:

– Да я в гробу видел вашу пехоту, она мне в Чечне поперёк горла стоит! Я – сапер, и пойду в саперную роту!

.– Ну и пошёл вон отсюда, иди в свои саперы, и чтоб я тебя не видел!

На этой весёлой ноте я выхожу из штаба, всех уже разобрали, стою один, как придурок, жду. Можете, блин, поздравить – я в славном городе Кулябе, и до сих пор понял лишь одно, – пьянка с военкомом чревата необычайно веселыми приключениями. В расположении полка все как умерли, тишина. Наконец-то замечаю бегущего бойца.

– Ты в саперы? – вместо «привет» спрашивает меня боец.

– Пошли тогда… Пока топали до самой отдаленной казармы, построенной ещё, если верить слухам, самим Буденным во время басмачества, новый сослуживец Иванов Вовка, рассказал мне все прелести жизни в Кулябе. Выходило, что тоска смертная. Возле казармы меня ждало нечто под два метра ростом.

– Старшина Горина, – пожал он мне руку, -просто Костя, и спросил :

– Надолго?

– Как пойдёт, – пожимаю плечами.

– Ну, пошли, – кивает он мне, в итоге мне досталось место в кубрике на восьмерых, ложка, ибо это главное, что нужно было в армейской службе в Кулябе, и после Костя позвонил по неизменному тапику куда- то, и после фраз, «охренел, сапоги, берцы,» и «пошёл он в жопу», я понял, что я дома.

Теперича, на склад пойдём, там с берцами засада, дают сапоги, но сапоги мы толкнем бачам, за берцы с подъемных отдашь, давай быстрей!

Пока шли, я замечал у казармы в курилках одно- два ленивых тела, но это фасад, как и предполагалось, основная жизнь кипела за казармами. Наконец, после нехитрых манипуляций, Костя выдал мне все, даже вещмешок со всякой ерундой и напутствовал:

– Это на строевые смотрю.

????? Я завис.

– А ты что хотел?

– Тут, брат, театр, не скажу каких военных действий, но театр точно, – смеётся старшина.

– Тут с тобой новый ротный и взводный прибыли, те вообще пиджаки с дорожного, – продолжает угорать Костя.

– Ладно, пошли к нашим.

Заходим, наконец, за казармы, там душ, цистерна от водовозки на криво приваренных балках, и полуголые тела.

– Привет, мужики, – здороваюсь я. Тут уже, благодаря Вовану, все были в курсе. В результате беседы выяснилось, что сапер, по сути, я один, остальные не то, что не саперы, даже в теории далеки.

– Автомат брать будешь? – спрашивает меня Орябинский, тоже сослуживец, походу.

– А надо? – вопросом на вопрос отвечаю я.

– А хрен знает, я бы не брал, – лениво цедит Вовка Плавин.

Я не успел ничего сказать, как в казарме послышался грохот чего-то падающего.

– Это «полупокер» падает, он каждый вечер падает, – философствует Женька Устяхин, он же « боцман»,

– Ему бабы, наверно, снятся.

– Читать любишь?

– В смысле, – недоумеваю я…

– Вечером почитаем – говорит «боцман»,

О, блин, ещё одно чмо идёт, внезапно говорит мой собеседник.

К нам подходит прапорщик, как истинный сын Азии, в нем все блестит, даже лоснящаяся от собственной важности, морда, на груди два знака гвардии, один- нового, второй -старого образца.

– Знакомься, Толян, -говорит Вовка Иванов,

– Это прапорщик Мамедов, чмо редкое, любимое слово «виебу»,

– А так как виебать, -передразнивает его Вовка, нечем – бегает стучать в штаб.

– Иди на хуй, полудурок, – это уже к прапору, однако тот подходит и, скалясь во весь рот начинает:

– Я тибя виебу, Иванов, ти поняль?

– Да понял он, понял, иди отсюда, не мешай, – выпроваживает его Плавин.

Тут не Чечня, тут ёбнуться можно, продолжает Володька Иванов,

– Вон, блин, сидим, ничего не делаем, пехота хоть на границе стоит, а мы и в караулы не ходим, Миня запретил.

В это время Плавин заорал:

– Сайдали, иди сюда, урод кривоногий! И через минуту перед нами нечто круглолицее кривое и мелкое.

– Знакомься, Толян, это- Сайдали, наш личный дилер, маклер, короче, что надо у него купишь, он и в долг даёт.

– Плавин, ты мне должен, -чётко выговаривая каждое слово, говорит наш барыга.

– Да иди ты на хуй, – парирует Плавин,

Буду в патруле пристрелю.

– Чем, палкой? – резонно говорит «сандаль», как называют Сайдали наши.

– Араки дори? -ухмыльнулся и спросил «боцман».

– Есть, есть, арака, – Сайдали, казалось, был счастлив от того, что он важный человек.

Неси давай и запиши на меня, говорит «боцман» и продолжает:

– Много не пиши, а то я тебя, курву, знаю.

Сайдали, набрав заказов в блокнот, и денег с кого мог, исчез за забором, патрульные у забора лишь лениво проводили его взглядом.

– Щас на вечеруху сходим, и по газам, – говорит «боцман».

– Ты на ужин пойдёшь?

– А что там? – любопытствую я.

– Бигус, – произнёс Женька,

– Это вонь такая, что мухи на подлете падают. Пока я думал, подошёл ещё один прапорщик, и сразу с ходу:

– Слушай, чо за страна такая, иду, веревка лежит, я верёвку пнул, веревка пополз, – прапор возмущается до предела.

– Знакомься, Толян, прапорщик Дургорян, просто ара, хороший мужик, – знакомит нас «боцман».

– А веревка -это желтопузик, их тут как грязи, ну а теперь пошли что ли пожрем, а там «сандаль» подгребет. В столовую пришли, соблюдая видимость строя, ну и это не главное, нагрузив подносы всякой ерундой, с виду не очень питательной, но запредельно вонючей, сели за дальний столик. Есть не спешили ждали ещё двоих, они сегодня патрульные, наконец-то подходят двое. Первый убил наповал: в кроссовках, а штанины в носках, второй – маленький, и по всему глухой, вообще супер.

– Валера, Лёша, – представились они и сели за стол, Валера, посмотрев по сторонам вынул флягу,

– Ну, за знакомство…

Первый день мой начался, ладно, поживем – увидим, но ощущение того, что я вообще зря сюда припёрся, не покидало.

Ответственный сегодня Костя старшина, – заметил Валера,

– Так что, новенький, пойдём в город.

Не понял, а что можно? опешил я.

Нужно, уже в открытую хохочет Валера,

– Мы тут в хуй не тарахтели, мы – саперы. Я киваю, на что он продолжает:

– Пойдём через второе КПП, там химики сегодня, так что ништяк, парни.

Вскоре притопали на плац, жара спала, цикады не пели, они орали. Костя отрапортовал, мы промаршировали по плацу, и в роту. За ротой стоял Сайдали с пакетами.

– Все, это на утро, водку, оставим «полуносу», проснется вскоре, – говорит « боцман», и в подтверждение слов, раздается грохот падающего тела.

– Второй раз, – меланхолично замечает Женька,

– Короче, пока ещё пару раз не ебанётся, не успокоится.

Итак, я уже в первый день влетел Сайдали на бабки в размере шести сомон, на мой вопрос: «это сколько?», глуховатый Леха Кабанов прояснил:

– Курс восемь и пять, отдашь сотню наших, он восемь сомони, пятьдесят дирам, разберешься, не маленький.

– Ну чо, погнали, -командует Валера,

– Денег не берите, ограбят бачи вонючие. Мне предстояла вылазка в ночной Куляб.

По старой советской традиции, перемахнули через забор, и вот мы в ошхане, как раз между частью и местным тубонарием. Валера царским жестом приглашает за стол, непонятного возраста особь женского пола собрала на стол,

естественно под запись.

Э, Гриша, по-русски назвав хозяина, с трудом выговариваемым именем крикнул Валера,

– Зарплата у нас когда?

– Ака Валера, е, сначала «танкачам» дают, е, потом вам, ти помнишь? -отозвался тот, приторно улыбаясь.

– От сука, все они знают, улыбается Валера, и продолжает:

– Не ссы, солдат арбуза не надует, будут тебе бабки, хрен утащишь.

Пока выпивали да закусывали, меня просвещали в детали местного быта и жизни.

Ты, Толян, главное дыню водой не запивай, а то потом земли касаться на дальнем не будешь, с видом знатока говорил «боцман», а пиво местное не бери, у них либо «вассеевское», либо «гисарское» и то, и то говно, – закончил он свою мысль. За соседний стол вдруг приземлились офицеры нашей части, судя по всему пехота, я малость напрягся.

Забей, говорит мне Валерка,

– Это – норма, тут никто, по сути, на хрен никому не нужен. Хотя, боятся нас, и это хорошо, а то придумали себе, «вытчики», «юрчики», хуета они, а не рембы, – смеётся мой новый товарищ.

Наконец, поужинав, решили прогуляться по городу, в целях экскурсии. В пятиэтажных домах, перед подъездами, были груды мусора, вонь стояла неимоверная, несмотря на ночь. С третьего этажа высунулась местная бачушка и пофиг дым, ведро помоев вылилось прямо на улицу.

– Хуя все -, только и смог я сказать.

– Привыкнешь, -хохотал в полный голос « боцман», Орябинский который

молчал до поры до времени, вдруг сказал:

– А хули вы хотите, это же звери, всех выселили, как же, свободная нация, сомониды хуевы, а теперь, – и он махнул рукой.

Ты чего? окликнул он меня, а я же стоял возле большого куска фанеры с надписью чёрной краской большими кривыми буквами « РАССЕЙСКИЙ СОЛЯР, МАМОЙ КЛЯНУСЬ», из ступора меня вывел « боцман,»:

– А, это нормально, пошли там до рынка сходим, чё покажу.

Мы шли по городу, и сказать, что я охреневал – ничего не сказать, из окон квартир торчали и дымили трубы буржуек, от деревьев только пни, на весь Куляб – два работающих светофора, причём оба красным светом. Все правильно, когда из Таджикии уехали, вернее бежали все те, кто их угнетал в их понимании, в пустующее жилье въехали так называемые « кишлачники» -, самое убогое сословие, по сути дикари, и вот тебе на, ни света толком, ни воды, ни газа, ни канализации. Зато свободы- до жопы. На рынке, «гульчике» по – нашему а по- ихнему гульчахоне, нас сразу окружили местные аборигены.

– Хай, зема, че тиби надо?

– Висё есть! – наперебой предлагали свой товар бачата. И тут отличился «боцман». -Туфли есть? – спрашивает он у самого наглого и приставучего таджика.

– Есть, конечно, есть, какие надо? – радостно суетится тот.

– Пиздатые есть? – убивает его вопросом «боцман»

– Это… зема, пиздатых туфель нэт, – огорчается продавец.

– А какие есть? – даёт ему надежду « боцман», секундная пауза и продавец, задрав палец вверх довольно отвечает:

– Охуительные туфли есть! – мы взорвались от хохота.

– Это ещё что, – говорил сквозь смех Женька «боцман»,

– Поживешь тут, совсем кукушка уедет..

Не успев просмеяться от этого курьеза, как вторая серия.

– Э, Али бек,! -орёт кто-то через весь гульчахон,

– Синька есть?

С трудом догоняю, что синька нужна при побелке, и жду с нетерпением ответа, и он пришёл.

– Есть! – кричит вышеназванный Али,

– Какой цвет? МХАТовская пауза и из темноты крик:

– Как какой цвет?, Белий, еп твою мать… – нас согнуло пополам..

– Все, парни, – сквозь слезы говорю я,

– Пошли домой, я этого не переживу.

Пошли, так пошли, говорит Валера,

– Щас, сигарет купим и до роты. Перепрыгнув через забор, встретили наш патруль:

Здорово, саперы, приветствуют они нас,

– Ваш новый ротный бегает, народ собрать не может.

А ты его не послал? невинно интересуется Валерка.

А толку то, он у вас, один хрен, пиджак, а старшина ваш давно к своей блядёшке свалил, так что идите, только карий глаз пяткой прикройте, ипать будут- говорит один из патрульных. Ладно, доходим до казармы, низкорослый старлей носится по казарме, чем потешает личный состав «зенитки», «танков», и «связюков», наших соседей по казарме.

Вы где были? с места в карьер начинает ротный.

– Где, где, – говорит Валера,

– Жрать ходили.

Кто отпускал? не успокоится ротный никак.

– Дык, совесть, наша, мы вот на радостях и пошли, – Валера явно издевается.

– Ладно, примирительно говорит Нестеров,

– Построение в семь, подъем в шесть, там поговорим..

На этом мы расстались. «Цирк отдыхает» – подумал я, проваливаюсь в сон, в полной духоте.

Утреннее построение прям таки порадовало своей новизной в плане того, что вообще никто на него не вышел. Вовка Иванов носился по казарме озадаченный своими проблемами, новые ротный и взводный ничего не понимали, ибо личный состав уже успел сходить в столовую, отметиться, и теперь мы сидели в курилке и наслаждались утренней прохладой.

– Пошли на развод, – вдруг говорит высокий рыжий лейтенант, не весть откуда- то взявшийся.

– А потом будем думать, чем вас озадачить. Наконец и Нестеров, поняв и осознав, что он – командир нашего стада, решил проявить все лучшие командирские качества.

Становись! рявкает он. Ладно, построились, смотрим что дальше, а дальше… Он достаёт список личного состава и зависает, ибо количество тех, кто в списке и тех, кто на лицо, просто катастрофически не совпадает.

– А где..? – тупит ротный.

– Дай сюда!, -рыжий забирает список, и бегло смотрит на строчки и возвращает ротному.

– Все верно, Нурик и Алишка в девять придут, Костя и Валера в городе у баб, остальные вроде тут, ах да, двое ещё, в парке, по крайней мере, должно быть так..

Это же самоволка!, начинает возмущаться ротный. Рыжий, как мне шепнули, по фамилии Медведев, смотрит на ротного как на больного и терпеливо объясняет:

– Тут, главное, Лёша, чтобы вечером на построении были, и в командирский день, остальное – до пизды, дрозды и галки, ты лучше думай, чем озадачить народ, ибо саперы в караулы не ходят, на границу только на смену, так в патруль с дубинками и все, так что думай. После секундной паузы ротный произносит:,

– Левое плечо вперёд, шагом марш, – и мы пошли, на плацу стояли наши доблестные подразделения, и судя по составу, таджикские подразделения.

Удобно устроились, суки, шепчет, догнавший нас Вовка Плавин,

– Купили паспорта, типа русские, и на контракт, а наши и довольны, как мамонты.

– И до хрена таких? -любопытства ради спрашиваю я.

– А как грязи, -отвечает Вовка. За стендами продолжался перекур, офицеры скучковались у трибуны, асфальт покрывался зелеными пятнами от насвая, рутина, мать её. Минут через десять, нас распустили и мы притопали в роту.

– Значит так, -обратился к нам ротный,

– Никто никуда не расходится, сейчас будет занятие по минному делу, всем иметь ручки и тетради. «Хуя все», – мелькнула у меня мысль, надо решать проблему.

Подхожу к ротному и спрашиваю:

– Товарищ старший лейтенант, тут хрень такая, освободите меня от занятий?

– Это почему? – слегка удивляется тот.

– Да у меня опыта, как грязи и наград, как у призовой собаки на выставке, тем более, вы с дорожного института, а я- сапер, авторитет на кой мне ваш подрывать? Ротный врубается быстро, поэтому предлагает:

– Иди в канцелярию к Панасенко, он придумает, что делать. И началась учёба, сидя в канцелярии и обсуждая творчество Шнура с командиром второго взвода Серегой Панасенко, я иногда слышал обрывки учебного процесса. Мне было грустно, готовились спецы одноразового применения, пиджак- дорожник, сам не зная и не понимая, по учебнику времен Наполеоновских войн, рассказывал о ПОМЗах, которые давно сняты, но постоянно валяются на складах. Тупо читая об установке и снятии, о ТТХ, и прочем, ротный не забывал, однако, следить, чтобы цифры были написаны красной пастой, а аббревиатура зелёной. «В этом и есть наш сакральный смысл», подумал я, наливая очередную кружку чая. А тем временем, к нам в канцелярию припёрся аж целый подполковник.

– Здорово всем! – поприветствовал он нас,

– Ну что, господа офицеры, – видимо принимая мою охреневшую рожу как минимум за офицера тоже,

– в преф кто играет? -Панасенко, пожав плечами, ответил:

– Не, мы – нет.. А у меня в голове мелькнула шальная мысль..

– Я умею..

– Ты? – недоверчиво смотрит подполковник.

– А чё, из под вистуза с туза, из под игрока с семака, начинаю я сыпать прибаутками преферансиста.

Шарит! выносит вердикт подпол, и облегченно вздыхает:

– Значит вечером жду тебя в штабе..

Товарищ подполковник, обращается Панасенко,

– Сержант только недавно прибыл и без разрешения ротного…

Ты дурак, старлей? прям в лоб задаёт ему вопрос подполковник,

– У нас пуля, понимаешь пуля? – по всему видно, что взводный не догоняет, но молчит.

– И если он, – при этом палец подпола упирается мне в грудь,

– Вечером не прибудет в штаб, то ты, с вашим ротным, будете там жить вечными дежурными. После этих слов подполковник резко выходит из канцелярии. Повисла неловкая пауза, разрядил её только Медведев:

– Зачем комбат «танкачей» заходил? – спрашивает он с порога. Я вкратце объясняю, но рыжий перебивает:

– Дуй в штаб, хули тебе тут делать, я личное дело листал, вообще не понимаю, за каким хером ты приехал?

«Служба началась», – подумал я, и правда, на кой я сюда припёрся…

Утром, вернувшись после преферанса, одуревший от коньяка и сигарет, я хотел было завалиться спать, но не тут – то было. Небольшое отступление, помимо одичавших коров и ишаков, по Кулябу носились беспризорные собаки, которые плевать хотели на субординацию и выслугу лет. Чем, кстати, раздражали нашего командира полка., а так как он человек основательный, то прежде всего родил приказ, который гласил. « Поймать собакенов, и измазать краской», чтобы отследить пути входа и выхода на территорию части. Столь ответственную задачу поручили саперной роте, а именно, старшему лейтенанту Нестерову. Ротный в состоянии прострации прибыл в роту и первым делом велел разбудить меня и прибыть в канцелярию. Что я и сделал, вместе с Вовкой Ивановым мы стояли и с вожделением смотрели на трехлитровую банку с чаем, а ротный просто выражался междометиями..

– Ну?, И,?, Как?, А я…, А они..,И вот, ну?

– Ловить будем, – авторитетно заявляет Вовка, будто всю жизнь этим занимался,

– Краска то есть? – ротный кивает и, наконец, говорит связную фразу:

– Купить надо.

– Охренеть, однако, как весело, – вставляю я свою реплику. Если бы парни знали, чем я буду заниматься…

– Дальше – больше будет- говорит Вовка и, как выяснилось впоследствии, он оказался прав. В общем, пока суть да дело, взводный Панасенко сгонял на гульчахон и припёр банку половой краски, хотя судя по содержанию, там вообще была хрень какая-то, но на банке была надпись этой же краской «для пала и паталка», исходя, что написанному – верить, решили, что нам ли не похер, а мнение собак как то не учитывалось. После ужина ротный убыл в штаб для уточнения и наставления. Ровно в девятнадцать ноль – ноль войсковая операция началась. От штаба взлетела красная ракета, со стороны парка тоже, а вот со стороны второго КПП ракета усвистела на гульчахон, чем порадовала местных аборигенов. КПП были закрыты, хотя в щель под воротами не только собака, БТР можно было протащить. Растянув маск. сеть, из угла в угол по территории носились бойцы гвардейской саперной роты. Леха «кабан» со щупом, как с копьем бегал и пытался направить собак в сеть. Те, в свою очередь, воспринимали как игру и, ловко увертываясь, в сеть никак не хотели. Бестолковые, в общем. Пришлось просить добровольцев, коих, одуревших от безделья, нашлось немало. Вскоре территория части гудела, как улей.

Все помогали, в основном советами, каждую из пойманных собак, в количестве трех штук доставляли к штабу, где отцы – командиры с чувством глубокого удовлетворения наблюдали, как ротный Нестеров мазал квачом бедных собак. На последнюю и вовсе была вылита вся краска, правильно, ибо не фиг. Но впереди ждала вторая серия, мстя, как говорится, пришла откуда не ждали. После вечернего совещания, где командиру инженерно- саперной роты был объявлен выговор за недостаточное количество пойманных тварей, наш « отец родной» отправился через КПП к машине, чтобы убыть в ошхону для разработки стратегических планов развития и расширения, и дум о судьбах Родины в компании полковых медичек и друга начмеда, майора Давлятова. И тут, свершилось то, с чем по разрушительности последствий, даже убийство Кеннеди было, как детский лепет. В открытую дверь КПП, шмыгнула вымазанная краской собака, одна из тех трех бедолаг, а так как проход на КПП узкий, плюс турникет, на новом парадно- выблядовочном камуфляже комполка появились пятна краски. Бедные парни из хим. взвода, прощались мысленно с жизнью. И разверзлись небеса…

Командира взвода сюда, и Нестерова!!! этот вопль был слышен даже в парке. Мгновенно возле командира материализовался командир химиков, маленький чуть больше полутора метров худенький старлей и наш ротный. По итогам монолога выяснилось, что жертвы аборта в лице наших командиров поедут лично туда, откуда появились на свет, а то что они и их родственники и будущие их дети, хотя от гандонов детей быть не может, по гроб жизни теперь обязаны, это вообще мелочи. И теперь начальнику рава велено взять из разведки снайпера и выдать ему патроны, из учёта сдачи одна гильза – одна собака, и теперь ни одна сука пусть не мечтает даже об отпуске и так далее. Когда ротный прибыл в казарму, мы все ждали его в курилке, рядом журчала вода в мини – бассейне, мы молчали, лишь Вовка Плавин был рад до ушей.

– Кто собаку готовить умеет?

– Казан есть, если что, делать то все равно нечего… – отказались почти все, кроме него, вписался только я, «боцман» и Вовка Иванов. Ротный восторга не разделил.

Блядь, как эти два года тут проторчать? Ещё месяца нет, а уже выговор и ебут, как кота помойного, сокрушался Нестеров.

– Не ссы, Леха, – успокаивает его Медведев, дураков ебать -только хуй тупить. На этом решили ждать второй серии, ибо нашего папу оскорбили, а в лице папы все министерство обороны, а папа обиды не прощает.

Итак, грустное утро, я так и не мог выспаться, духота не давала покоя, многие из наших мочили простынь в холодной воде, укутывались и спать, но огромный риск туберкулеза как – то не располагал меня к таким экспериментам.

Грустный снайпер Леха из развед. роты уже сидел в курилке, рядом с ним стояла СВД с инвентарным номером и отстегнутым магазином.

Привет, чё грустим? поздоровался я с ним.

– Да ну их на хуй, – выругался снайпер,

– Полночи за инструктаж расписывался, потом ключ от оружейки проебали, пришлось на гульчике заказывать, два раза заявку на патроны писали, чтобы по форме было, теперь ротный бегает, подписывает, а начальник склада только к девяти придёт, он с женой в городе живёт, ему вообще похуй.

Ну, а как ты хотел, война же, подначиваю третьим я его.

– И не говори, – вздыхает тот. Возле нас появилась пара разведчиков.

– Здорово всем, – угорают они по полной,

– Нас ротный послал, чтобы ты винтовку не проебал, да гильзы собрать.

Охренеть, только и мог сказать я на это.

– Лис, остаешься в роте, на построение не идёшь, – командует взводный Медведев, будешь с разведкой, мало ли че.

– Тащ, старший лейтенант, -обращаюсь я,

– А нам танк дадут?

– На хуя? – отвечает взводный вопросом.

– Ну как же, мало ли что, всякое может быть, -злюсь я, хотя кажется пора привыкать.

– Щас покруче будет, – улыбается взводный, и началось. После построения, весь свободный личный состав загнали по казармам, связисты вытащили рации, причём сто пятьдесят девятые, нам, то есть особо допущенным к операции, дали белые повязки, принесли ворох бумаг, в которых нужно было поставить роспись, и началось. На заборах тем временем сидели бачата, как грачи и явно наслаждались зрелищем. « Хр… Бр… Отов… х… й..ачали…» -прохрипела рация, и началось. Я со снайпером Лёхой выбрал позицию у нас за казармой. Третьим к нам прибился «боцман», который, оглядев всю позицию, протянул :-« Понятненько», и исчез, через пару минут появился с Сайдали:

– Значит так, – объяснял Женька,

– Араки, две, лепеху, дыню, и сигарет, запишешь на «кабанчика», он щас подойдёт.

Э, «боцман».., Э.. Когда деньги отдашь? ныл Сайдали.

– Иди в жопу, получка будет – отдам, -отмахнулся от него « боцман». Наш барыга вздохнул и исчез. В общем, пока разведка прочесывала городок в поисках собак, мы за казармой выпивали и закусывали. Вражеских собак не было, но тут за казарму выбежала личная шавка жены зампотыла, и тут же уткнулась мордой в песок.

– Есть одна, – радостно улыбаясь, появился из за угла, Леха Кабанов.

– Ты – придурок, « кабан», – простонал « боцман»,

– Эта собака стоит больше, чем ты весишь!

– Да ну, – опешил Леха.

Хуй гну!, рявкнул «боцман»,

– Лис, что делать то?

– Да ни хуя не делать, – отвечаю я,

– Шкуру долой и в котёл. Рядом резко хлопает выстрел СВД.

– Ты ёбнулся? -хором спрашиваем у снайпера.

– Я то чё, она сама, – оправдывается тот. И правда, при беглом осмотре выяснилось, на предохранителе не стояла, и теперь гильза есть, собаки нет, вернее есть, а показывать труп собаки – сам трупом станешь. Думали недолго, пришлось звать Сайдали.

«Сандаль», слушай меня, начал « боцман»,

– Денег хочешь? Тот кивает.

– Значит так, нужны дохлые собаки, хотя бы пара, надо просто.

– Два сомон, – Сайдали для утвердительности показывает два пальца.

– Слышь, снайперюга хуев, – обращается к разведке «боцман»

– Есть деньги?

– Есть, – обреченно вздыхает тот, и лезет во внутренний карман. «Боцман» не унимается:

– Тебя Миня на куски рвать будет, будешь толчки мыть по всему полку, так что жопа на кону, это точно, давай не скупись. В итоге, отобрав у Лёхи целый косарь, «боцман» продолжал:

– Значит так, упырь, сейчас денег не дам, собак тащи, и по списку ещё, остальное в счёт долга с меня спишешь, и насвай принеси. Сайдали пулей летит к забору, оживленно машет руками, и уже через полчаса возникает дилемма. Перед нами помимо пакетов с водкой и закуской, пять дохлых свежих собак. Разведчик оглядел мутным взглядом трупы собак и выдал:

– У меня гильз столько нет.

– Щас поправим, – заявляет «боцман», забирает у него винтовку и делает с небольшим интервалом пять выстрелов, причём в забор, местных бачат сдуло, словно ветром. Наступила тишина, даже цикады и те заглохли. Через минуту возле нас уже было все начальство. Пять мёртвых собак, в наличии пять гильз, три пьяных тела, пакеты успели заныкать, и то хорошо. Миненков молча смотрел на картину « Охотники на привале», и, наконец, выдал:

– Всех на губу, СВД сдать, замполиту – выговор, командирам разведроты и ИСР – выговор в дело, а ты, – он тыкает в меня пальцем,

– Вечером в штаб, придурок. Мы разворачиваемся и идем в сторону парка, где и находится славная наша губа. Начкар, первым делом задал резонный вопрос:

– Записка об аресте есть? Мы дружно замотали головами.

– Нет, тогда идите на хуй отсюда, – напутствует начкар.

– И куда? – опешив, спрашиваю я.

– В город идите и не отсвечивайте, вечером на поверку придёте и все, – объясняет нам офицер. Через дальние ворота парка выходим на улицу города, конечно вот она местная забегаловка и никуда идти не надо, тормозим тут.

– Ну, братка, – успокаивает разведчика «боцман»,

– Добро пожаловать в саперную роту.

Завалившись в одну из многочисленных таверн востока, я увидел в углу бородатых мужиков, с автоматами, они, лениво скользнув взглядом по нам, продолжали трапезничать.

– Проходи, чего встал то? – бурчит « боцман»,

– У них – своё, у нас – своё, друг другу не мешаем и ладно. Я послушно сел за колченогий стол, за столь короткое время я уже ничему не удивлялся, если честно. Бородачи, судя по запаху из пиалушек, пили явно не одобренный аллахом напиток, и были счастливы. «Солдат он и у моджахедов солдат» -, подумал я, наливая местную водку, причём настоящую, как утверждал хозяин забегаловки.

Из России арак везли, бил он себя кулаком в грудь и вытаращивал глаза.

– Из России, так из России, – усмехнулся Женька, сворачивая припаянный полиэтилен и, отвинчивая пробку из под пепси колы.

– Давай, братва, за нас, бедолаг, ни отпуска, ни дембеля! Дали, и так дали, что через час бородачи сидели уже с нами, и пьяный Женька «боцман» самого пожилого допытывал просьбой: « Дай стрельбану!», и тянул руки к АКМ. Тот, скаля зубы, пытался чего-то спеть по своему, разведос от жары и от водки просто спал, я же мучительно думал, каким бортом меня отправят назад. Но реальность превзошла все ожидания. В ошхону зашёл подполковник Миненков. За каким и на кой, история умалчивает, но мы протрезвели в момент. Комполка с минуту молча смотрел налитыми кровью глазами на нас, но ничего не сказав, просто молча вышел из- под навеса. Не знаю, может у него там была назначена встреча или ещё что, но эта история не имела продолжения, причём никакого. Утром, уже в куртке, я проснулся не то, что с больной головой, вообще никакой. Рядом сидел Орябинский и, усмехаясь, протянул банку «Балтики»:

– Да, ну вы и дали вчера с «боцманом», вас вообще моджахеды принесли, у КПП положили и вас потом по приказу Мини в роту.

– А чё это он такой добрый? Я просто отмахиваюсь и жадно выпиваю предложенное пиво.

Пошли, невесело говорит «Оряба»,

– Тебе автомат выдать надо.

– Да на хую его видел, – отмахиваюсь я.

– Пойдём, подпись поставишь и все, в военник «толкушку» надо тоже, и главное, – Орябинский весело подмигивает:

– Памятку получишь « о запрещении одиночного купания». Я поперхнулся остатками пива,

– Где? Купаться? Вы тут ебанулись?

– Тут своя ёлка, Толяныч, -усмехается Серега,

– Поэтому пойдём и не трещи, делай что говорят и ладно. В общем весь день я расписывался за каждую хрень, и за получение всякого и нужного обмундирования в виде противогаза, валенок, и овчинного полушубка, который задолго до второго пришествия Миненкова на свет, был продан вкупе с остальными ушлым зампотылом, естественно предшественником нашего нынешнего чистейшей воды пидо… человека. Все это я узнал от Кости Горины, нашего старшины, который в кой- то веки почтил нашу роту, с целью чего там вымутить, но влетел в наряд по столовой.

– Пошли ко мне помдежем, хули тебе в роте делать? – предложил он, а я сдуру согласился, о чем пожалел сразу. Принимали столовую у прапорщика Дургоряна, что вылилось в спор двух прапоров, кто, кому, сколько должен, а мы вдвоём вместе с таджиком сержантом тщетно пытались пересчитать тарелки, кружки и прочие прелести. В итоге приняли, плюнули и разошлись. Взводу пехоты поручили великое дело- наводить порядок и чистить картошку, а сами вышли покурить.

– Тут, Толян, все просто, все либо из за выслуги, либо из за бабок, платят копейки, но если с умом, то можно хапнуть не хило, – просвещал меня Костя,

– Я тебе о браке свидетельство сделаю, Нестерову на стол, и в город, там совсем другая жизнь.

– Другая – кивал я, в ожидании ужина. Но при виде, чего- то захотелось водки и в ошхону, запашина стоял – туши свет. Пока старшина принимал рапорты и заводил людей вернее милостиво разрешал заводить, я катастрофически скучал по сух. пайкам. И невольно вспомнил про труп собаки:

– Ё- моё, она же в каптерке…

– Не ссы, – успокаивает меня Костя,

– Вечером хаш будет, пока вы фестивалили, Ванька все забабахать успел.

– Короче, дело к ночи, ждём ночера…

Вечером стартовал сабантуй за нашей любимой казармой, «сандаль» летал по территории со скоростью метеорита, казан распространял запахи, не сравнимые с вонью нашей столовой, народ подтягивался. Многие эстеты, которые брезгливо отворачивались при слове «собачатина», все же подходили с просьбой попробовать, и в конце концов, даже Коля Полуносов не выдержал: