Buch lesen: «Охота на избранных»

Все персонажи романа вымышлены. Всякое сходство…

– дальше, дорогой читатель, ты знаешь.

1

Город бетонно сдавила потогонная июльская жара. Дома, машины, люди были перегреты, как яйца в инкубаторе, в котором сломалась вентиляция. Пиджаки норовили снять даже те, кому они положены по статусу и этикету. Не снимали их только телохранители, прячущие под ними пистолеты, да бомжи, которые в поисках пищи и приюта настолько одичали, что для них пиджак, свитер или даже куртка были чем-то вроде не снимаемой, не слиняемой шерсти у бродячей собаки.

Два таких представителя городского населения, как это ни странно, сели в такси – один среднего роста, сгорбленный, в грязно-синем пиджаке, обросший нечесаной, смолисто-скомканной черной шевелюрой и многодневной щетиной, второй высокий с густой темно-рыжей бородой, в помятой серой бейсболке и легкой, изрядно поношенной серой же ветровке с откинутым капюшоном.

Сначала таксист замахал руками – мол, не приближайтесь своими грязными задницами даже близко к машине, но когда рыжий вынул из кармана не очень засаленных брюк новенькую двадцатидолларовую купюру и без эмоций отдал ее водителю «Волги», тот, проверив бумажку на свет, небрежно бросил:

– На заднее сиденье. Аккуратно.

Рыжий, судя по всему – главный, открыл дверцу, запустил сначала друга, затем очень аккуратно и, на удивление, проворно уселся справа.

– Куда едем? – недоверчиво спросил таксист.

– Пока никуда, ждем, – хрипло ответил рыжебородый.

Минут пять машина стояла на проспекте Мира, близ Садового кольца, таксист толстыми шоферскими пальцами нервно постукивал по рулю, то и дело бросая тревожные взгляды в зеркало, следя, как ведут себя необычные клиенты. Те сидели спокойно, не разговаривая, даже не шевелясь.

Молчание нарушил двойной писк мобильного телефона из ветровки, что весьма удивило водителя – он еще шире раскрыл глаза в зеркале, как бы говоря: вот времена пошли – бомжи и те с мобилками!

Рыжий быстро достал телефон, посмотрел эсэмэску, ничего не ответил, а только более пристально уставился в ветровое стекло. Прошло еще минуты три.

– Серую «Мазду» видишь? – властно проговорил главный бомж, показывая на автомобиль, выезжающий на проспект.

– Вижу.

– Давай за ней!

На Садовом кольце чуть не потеряли объект преследования.

– Догони! – рявкнул рыжебородый совсем не нищенским голосом чуть ли не в самое ухо водителю, когда выехали на Сретенку.

Тот поддал газу и через минуту «Мазда» оказалась в поле зрения.

– Теперь не спеши, – командовал неординарный бомж. – Повернешь в Большой Головин переулок и остановишься.

Когда пассажиры освободили такси, водитель уезжать не спешил, а все смотрел в глаза чудному клиенту в замызганной бейсболке.

– Что? – порывисто просипел тот. – Сдачи не даешь? Ну и не надо. Ты свободен.

Водитель, сдвинув плечами (дескать, воля клиента – закон) закрыл дверцу и рванул по переулку.

Дальше двое бродяг пошли пешком. У дома №13 остановились. Рыжий достал сотовый телефон, отошел в сторону, чтобы попутчик не слышал разговора, набрал номер и заговорил каким-то чужим голосом, совершенно не похожим на тот, которым разговаривал с таксистом.

– Миша, ты где сейчас?

– Доезжаем до Лубянки.

– Разворачивайся. Запомни адрес: Большой Головин переулок, дом 13, квартира 8. Как понял?

– Понял, дом 13, квартира 8. А…

– Да-да, мой телефон разрядился, я звоню с другого.

– Понял…

Минут через двадцать «Мазда» подкатила к дому №13. Из нее вышли двое. Приземистый водитель огляделся, снял солнцезащитные очки, зацепил их за футболку ниже шеи – здесь была тенистая сторона дома. А вот второй, плечистый мужик лет сорока, несмотря на жару, был в костюме, хотя и без галстука, в руке держал черный кожаный портфель – явно не пустой.

У парадного, к которому они направились, стоял, опершись на металлическую дверь, не высокого роста человечек, давно не бритый, со слипшимися черными волосами на голове. Двое мужчин, конечно, не видели, как бомж, когда они приближались к дому, подал сигнал, трижды стукнув изогнутым костлявым пальцем в дверь, которая была приоткрыта. Первым зашел водитель, за ним человек с портфелем. На нижней ступеньке лестницы сидел второй бомж, согнувшись, словно схватившись за живот, лица не было видно, а только лохматые рыжие волосы выпирали из-под старой бейсболки.

Пренебрежительно поглядев на этого скрюченного получеловека, мужчина в костюме попытался обойти его. Но как только сделал шаг на лестницу, бомж с невероятной прытью вскочил и прыснул ему в глаза какой-то жидкостью из баллончика, в следующую секунду такой же химический удар в лицо получил водитель. Оба тут же отключились, свалившись на пол. Рыжий взял портфель, открыл его – там было полно денег, пачек двадцать стодолларовыми купюрами. Закрыв портфель, псевдобомж откинул полу пиджака у лежащего, улыбнулся легкой кривоватой улыбкой, увидев в кобуре пистолет, но не забрал его. Затем достал из кармана своего пиджака большой полиэтиленовый пакет, сунул в него портфель. Вся эта операция заняла не более минуты.

– За мной! – кинул бородатый напарнику, выйдя за дверь.

Они быстро скрылись за углом дома. Пропетляв несколько кварталов, остановились у пустынной детской площадки, под тенью старой липы.

Рыжий пошарил рукой в портфеле, вынул из него наугад небольшую пачку стодолларовых купюр.

– Держи. Посчитай.

Зеленые деньги зашелестели в черных, как у автослесаря, дрожащих руках.

– Посчитал?

– Да.

– Сколько?

– Тридцать одна.

– То есть, три тысячи сто долларов. Теперь слушай меня внимательно. Смени имидж и, главное, место обитания. А лучше – уезжай на время из Москвы. Все. Ты меня не знаешь – я тебя не знаю. Будь здоров.

– А…

– Что еще?

– Может, выпьем?

– Нет! Ни в коем случае! Отъедешь за сотый километр – там выпьешь. Но желательно еще дальше. Просто исчезни, заройся поглубже на пару месяцев. Это в целях безопасности. Тебя могут искать, если найдут – убьют. Понял?

– Понял…

– Ну, будь здоров. Давай, греби отсюда, я жду! – повысил голос рыжий.

Когда временный друг ушел, он осмотрелся и, почти прижавшись грудью к стволу дерева, снял бейсболку, парик, бороду, и оказался темно русым, светлоглазым, в общем, привлекательным мужчиной на вид лет 35-ти. Когда-то он носил бородку. Но пришлось ее сбрить, родную, ради того, чтобы можно было приклеивать разные неродные. Сняв и ветровку, он затолкал весь «макияж» в пакет и направился ловить такси. Если бы кто-то из редких в Москве знакомых увидел этого человека теперь, то узнал бы в нем Сергея Грохова, которого часто можно было встретить в здании Государственной Думы.

***

– Что?! Ты в своем уме? – гневно загудел депутат Госдумы Виталий Слепцов, когда его помощник Михаил Крепышин сообщил, что их ограбили.

– Виталий Степанович, я сделал все, как вы сказали… – оправдывался сорокалетний, опытнейший в перевозке валюты помощник.

– Что´ я сказал?.. Что´ я сказал?.. – выкатив огненно-карие глаза, распалялся депутат.

– Как только вы позвонили, мы развернулись и поехали по указанному вами адресу. И там…

– Что там? – прервал Слепцов. – Где развернулись? По какому адресу? Кто позвонил? Я позвонил?..

– Вы… – Под напором простых, но агрессивных вопросов Миша не знал, что отвечать. Давно он не видел шефа в таком остервенелом состоянии.

– Я позвонил? Когда я тебе звонил? – допрашивал босс.

– Когда мы подъезжали к Лубянке…

– Когда это было? Во сколько?

– Около двенадцати…

Слепцов взял со стола мобилку, перелистал входящие и исходящие звонки.

– Я же не идиот. Сегодня я тебе звонил один раз, в девять утра. Все! Ты за кого меня держишь?

– Как в де… – запнулся Крепышин. – Вы звонили с другого телефона, вы еще сказали, что ваш разрядился…

– Что? – вскочил из-за стола Слепцов. – Ты что, совсем охренел?

Вдруг Михаила осенило. Он достал свой телефон, нашел входящий звонок и показал Слепцову. Тот долго смотрел на номер, пытаясь понять, что имеет в виду помощник.

– Ты хочешь сказать, что это я звонил? – постарался утихомириться Слепцов, ибо уже заподозрил, что у Крепышина что-то случилось со здравомыслием.

– А что, я ваш голос не знаю? – вскинул брови провинившийся.

– Голос? – хрипло выдавил Слепцов и стал приближать свой раскаленный взгляд к размыто-светлым глазам помощника. Ему показалось, что они сейчас были слишком светлыми, безумно светлыми. – Значит, звонили из этого номера, и звучал мой голос?

– Ну да! – вскрикнул Михаил, словно обрадовавшись, что его в конце концов поняли.

Виталий Степанович медленно вернулся в свое кресло, стал поглаживать большую лысину на темени. С минуту молчал, думал. Не может быть, чтобы Миша, который работал у него уже почти десять лет, которого он взял в помощники еще в обладминистрации, его кинул. Ведь он возил и не такие деньги – миллионы! Это была его специализация, возить деньги, и за многие годы он ни разу никого не подвел. Исправно доставлял и ему, Слепцову, хорошие суммы за хорошее лоббирование, и от него нужным людям. На этот раз двести тысяч предназначались нужному человеку за содействие в открытии офиса в пределах Садового кольца. Крепышин, конечно же, вез деньги не в администрацию, а на квартиру посредника. Но получилось, что приехал совсем не на ту квартиру… Это какая-то фантастика. Нет, явный грабеж, но хитрый, фантастический. Значит, кто-то сымитировал его голос? Кто? Кто знал, что Крепышин везет деньги? Как вычислить этого имитатора?..

– Давай-ка, Миша, все сначала, – пытаясь быть предельно спокойным, промолвил Слепцов. – Расскажи максимально подробно, как это ты ехал в одно место, а попал совсем в другое.

– Значит, мы подъезжали к Лубянке… – снова начал рассказ Миша.

2

В это же время в парке на Чистых прудах два друга обсуждали только что проведенную акцию по экспроприации кожаного портфеля с преступно нажитыми двумястами тысячами американских долларов.

– Ну как, операция прошла успешно? – спросил Вадим, специально вызванный в Москву из Одессы.

– Неправильно! – поднял по-учительски указательный палец Сергей. – Ты там, в Южной Пальмире расслабился, забыл правильную терминологию. Надо тебя почаще оттуда выдергивать.

– Ах да! – взмахнул рукой друг-одессит, словно школьник, вспомнивший правильный ответ из домашнего задания. – Не операция, а игра! В данном случае игра-учеба?

Грохов отрицательно покачал головой.

– Игра-возмездие? – начал угадывать Вадим.

– Нет. Еще варианты.

– Игра-разминка? Игра-профилактика?

– Ну, каждая наша игра, частично и разминка, и учеба, и профилактика, да и возмездие тоже. Но в данном случае это игра-разведка, так правильнее всего.

– Понял: есть разведка боем, а есть разведка игрой. И что же она показала?

– Она показала, что мы на правильном пути, объект достоин такого внимания…

–…которое мы ему оказали, – продолжил Вадим, в который раз демонстрируя, что они понимают друг друга с полуслова.

– Совершенно верно. Слепцов должен быть нам благодарен за такое доверие…

– …ведь не каждый портфель не каждого депутата достоин быть предметом нашей игры…

– Да, – согласился Сергей. – И в качестве благодарности он должен выдать нам нечто такое, что гораздо важнее десятков таких портфелей. Так что, дорогой друг, придется тебе еще пару дней попариться в Москве. В Одессе сейчас прохладнее, но ничего не поделаешь.

– Пару дней? А я-то думал, ты мне предложишь пожить в Москве годик-другой.

– Обязательно предложу. Именно через годик-другой. А в ближайшее время нас ждет Киев.

– Вот как! Получается, из Одессы в Киев через Москву?

– Когда-то один умный человек сказал: твой лучший город тот, где ты был счастлив. Перефразируем: твой лучший город тот, где тебя ждет наиболее интересная игра. Так что настраивайся на мать городов русских.

– Как с квартирой?

– Бери нашу конспиративную на Владимирской, все равно нам нужно будет еще много квартир, в том числе для твоих людей. Чует моя душа, нам там скоро предстоит очень широко развернуться. А пока… Есть еще одна работа. Вот это… – Грохов достал из обычного поношенного полиэтиленового пакета (лучший способ переноски больших денег) пачки долларов. – Вот это, – он отсчитал четыре пачки, – сегодня же пойдешь в банк и перечислишь вот по этому адресу. Естественно, не светить отправителя, ты знаешь как.

– Понял, сделаем. А пятая? Ты сказал сорок тысяч, а здесь полтинник. Десять куда?

– Догадайся.

– Уже догадался, – ответил одесский гость Москвы c понимающей улыбкой, засовывая пачку себе в карман…

***

Сергей решил в этот же день провести еще одну разведку: поговорить (неважно о чем) со своим формальным шефом, депутатом Госдумы Алексеем Потылицыным, который часто контактирует со Слепцовым. А вдруг тот уже рассказал коллеге о дерзком налете средь бела дня? Интересно, как чувствует себя высокопоставленная жертва столь наглого ограбления, что намерена предпринять? Если Слепцов поделился своей «бедой» с Потылицыным, то, не исключено, тот также проговорится об этом вопиющем случае в непринужденной беседе со своим незаменимым помощником.

Грохов был внештатным помощником-консультантом Потылицына и такую же, но штатную, должность занимал в Украине. А карьеру в Москве начал год назад, приехав поработать на думских выборах. Познакомились с Потылицыным, когда тот с группой депутатов прилетел на берега Днепра в порядке обмена парламентским опытом. Сергей официально числился помощником-консультантом народного депутата Украины Василия Теневского, которому дважды, с интервалом в четыре года, обеспечивал победу на выборах. Тогда они проговорили почти всю ночь, Грохов произвел такое впечатление на думца, что тот под утро предложил ему аналогичную работу, советника и пиарщика, в Москве. Он понял, что имеет дело с политтехнологом, которых даже в Москве единицы, а не советчиком (советчиков – много, специалистов – мало, особенно во время выборов). И не ошибся: именно благодаря Грохову Потылицын в декабре выиграл выборы в одномандатном округе в Подмосковье. Таким образом Грохов работал на две столицы: формально оставаясь штатным помощником депутата Верховной Рады (где официально получал зарплату), а фактически был помощником-консультантом депутата Государственной Думы.

– Сколько раз пытался бросить эту гадость… Не могу! – Потылицын, бывший ученый физик с приветливыми серыми глазами, аккуратными усиками и «курчатовской» бородкой повертел в руке сигарету и, брезгливо скривившись, с удовольствием затянулся. Выпустив дым, добавил: – А ведь вы, Сергей Владимирович, обещали помочь мне разобраться с ней, – он снова демонстративно поднял дымящую сигарету.

– Да, обещал, – согласился Грохов.

Тогда, год назад, он пообещал Потылицыну две вещи: помочь получить депутатский мандат, что было выполнено, и помочь бросить курить. До этой второй задачи Потылицын добрался только сейчас – видно, в буквальном смысле допекла сигарета.

– Так с чего же начать? Навскидку, прямо сейчас, можете посоветовать? – поставил вопрос своему советнику 55-летний депутат.

– Давайте вместе задумаемся: чего вам не хватает, чтобы бросить курить?

– Не знаю. Силы воли, наверное.

Сергей улыбнулся и сказал:

– Могу лишь повторить слова из литературного шедевра, которые один персонаж сказал другому: вы никогда не ошибаетесь, но на этот раз вы ошиблись.

– В чем же моя ошибка? – любознательно сверкнул глазами Потылицын.

– Не хочу вас учить, Алексей Фомич, вы старше, но поверьте, сила воли здесь ни при чем. Или почти ни при чем.

– Как это ни при чем? Расшифруйте.

– Попытаюсь. Недавно американцы опять придумали какие-то таблетки для желающих бросить курить. Потому что, якобы, благодаря силе воли только один из десяти может это сделать. Они пришли к такому выводу. Может, статистика и правильная, что только один из десяти может сам справиться с гиблой привычкой. Да только сила воли здесь почти никакого значения не имеет, они путают понятия. Американцы не привыкли к душевной работе, они ее боятся, думают, что их душу вылечит психоаналитик, ведь они платят ему деньги.

– Так, согласен. Но что же, по-вашему, в данном случае имеет значение?

– Сила жизни.

– Расшифруйте, пожалуйста.

– Для того, чтобы избавиться от вредной привычки, нужно иметь единственное: смысл жизни. Понимать значимость своей жизни, ее ценность, ее уникальность, ее незаменимость. По идее, эту ценность жизни должны вкладывать нам в голову с раннего детства, родители, школа, но этого не делают даже в институте. Считается, что это само собой разумеющаяся вещь, а оно не так.

– Почему же не так? Ценность жизни заложена в нас природой, инстинкт самосохранения, в случае чего, скажет свое слово.

– Да не скажет, Алексей Фомич, не скажет он ничего. Ценностью считается профессия, успех, процветание, деньги, статус, престиж и прочая мишура, но только не главное, не сама жизнь, ее великое бесценное течение. Поиск смысла жизни вроде бы и не нужен в условиях рынка. Но это только «вроде бы», а на самом деле он является практичнейшей вещью, это становится понятным лишь тогда, когда человек теряет здоровье. Но беда в том, что и тогда люди не понимают главного. Вместо того, чтобы искать смысл жизни, они ищут в себе силу воли или же помощь со стороны, таблетки или психоаналитика. Это так же бессмысленно, как винить реку за то, что человек в ней утонул.

– Что-то в этом есть, Сергей Владимирович, но неужели сила воли совсем не нужна? Вот я держу сигарету. Как от нее отказаться без усилия, без того, чтобы не подавлять в себе желание закурить?

– Я вам предложу систему, по которой я бросал курить. Меня совершенно не тянет к сигарете уже семь лет, а курил около двадцати лет. Но основа этой системы – то, о чем мы говорим: осознание ценности собственной жизни.

– Откуда вы все это знаете? То есть, так глубоко понимаете?

– Думал над этим. Я тоже несколько раз безуспешно бросал курить, пока не обрел смысл жизни.

Потылицын нахмурился, как бы своим видом подводя итог разговору.

«Скорее всего, он ничего про Слепцова и его злополучный портфель не знает. Хотя, стопроцентно пока не ясно», – подумал Грохов. И, направляя разговор ближе к желаемой теме, добавил:

– Жизнь сегодня оценивают в деньгах. За редким исключением, – при этом открытой ладонью указал на своего почтенного собеседника.

– А вот, навскидку, Сергей Владимирович, скажите, в чем может быть ценность моей жизни?

– Скажу, – без колебаний ответил помощник-консультант. – Вы напишете книгу, а это уже работа для вечности. О чем – мы подумаем, тему найдем. Вы напишете великую книгу, я вам помогу.

– О! – восторженно воскликнул бывший ученый. – Это приемлемо. Я сам об этом подумывал… А все-таки, о чем книга?

– О времени и о себе.

– О, это время такое…

– Какое? Бандитское?

– Да, – грустно кивнул Потылицын. – Именно бандитское. Я сегодня ночью еще раз в этом убедился.

– Как? – удивленно поднял брови преданный помощник-косультант? – Что случилось ночью?

– Да нет… Со мной ничего. Просто кое-что узнал…

– Что именно?

– Ну… Так навскидку не расскажешь, – Потылицын скривился, повертел пальцами двух рук, давая понять, что не хочет дальше продолжать эту тему.

«Вот оно! То, что и нужно было услышать. Ладно, я еще тебя верну к этой теме, чуть позже, как ты говоришь, навскидку», – решил Грохов.

– А как вы думаете, Алексей Фомич, в наше время может быть благородный бандит? Добрый разбойник, как Дубровский или пресловутый Робин Гуд?

– Не знаю. Вряд ли.

– Почему?

– Воспитание не то, общее воспитание. Точнее – атмосфера вокруг нас.

Грохов хотел спросить: «А если человек сам себя воспитывал, долго и жертвенно? Если мучительно искал смысл жизни и в конце концов пришел к благородному бандитизму?» Но не спросил.

Не хотел он углубляться в тему благородного разбойничества, потому что занимался этой «темой» на практике.

Сегодня Вадим перечислит 40 тысяч долларов – пятую часть содержимого портфеля, отобранного у Крепышина, – на операцию годовалой девочке, страдающей билиарной атрезией. Это было давнее правило и обязательное условие его, Сергея Грохова, жизни-игры: после каждой силовой акции, приносящей доход, он пятую часть отдавал на благотворительность. Иначе, если бы он этого не делал, ему пришлось бы признать себя просто бандитом, без каких-либо эпитетов и уточняющих слов – «культурный», «благородный», «добрый», «необычный», «интеллигентный» и т.д. Он не хотел лишать себя таких эпитетов, потому что и вправду «просто бандитом» никогда не был. С давних пор, когда он еще был, как все, когда работать, как всех, жизнь заставляла, когда жил на одну зарплату – он с каждой получки покупал книги, отдавая за них пятую часть заработанного. Какой бы ни была противной и ненавистной работа, а он знал: частично ее результат станет духовной ценностью.

Нечто подобное было и теперь. Впрочем, противной «бандитскую» работу он никак не мог назвать, ибо выбирал ее сам, а не жизнь заставляла. Такая работа была, наоборот, приятной – по той простой причине, что это была не работа, а игра. Тысячи людей ходят на футбол – посмотреть игру. Десятки болельщиков ходят не просто как болельщики, а как игроки – они делают ставки. И только одиночки создают игру, режиссируют ее. Грохов был из тех одиночек.

До тридцати четырех лет он искал смысл жизни, пока, наконец, не сделал вывод: единственный смысл жизни – это игра; чем она красивее, профессиональнее, тем интереснее жить. И вот уже семь лет он играл. Вкус жизни почувствовал, когда перестал жить как большинство людей, скучно и однообразно, а начал играть в жизнь. «Игра в жизнь – как искусство» – эти слова несколько лет назад стали его кредо, с тех пор он ему не изменял. А чтобы следовать этому кредо, нужно иметь две жизни: публичную, которая для людей, и тайную, которая для себя. Такую двужизненность, если разобраться, ведут все разумные существа на этой планете: одна жизнь для себя и в себе, вторая – на публику и для кого-то. Просто большинство боится осознать ее, а главное – боится жить сообразно данной Всевышним двуликости. Отсюда и многие проблемы человеческие, как во внешней жизни, так и во внутренней, душевной.

Встреча с Потылицыным в Киеве была закономерной. Член Госдумы полагал, что в столице великой России Грохову будет интереснее, чем в столице молодого государства, именуемого Украиной. Сергей тоже так полагал, понимая, что Москва будет интересна ему вовсе не работой с депутатом, а масштабом тех игр, которые он там раскрутит. С украинскими политиками он в свое время наигрался вдоволь. Киев стал ему неинтересен, как неинтересным становится любительский ринг боксеру, побившему двух-трех титулованных профессионалов. А вот Москва представлялась чистой доской, огромной шахматной доской, где можно не только начинать белыми, но и самому выбирать фигуры противников.

Все эти московские месяцы Грохов терпеливо изучал ситуацию и ждал своего часа. В Москве все было новое, и тем интересное. Масштаб предстоящих игр действительно потрясал воображение. Но сначала нужно было досконально разобраться в так называемом политикуме: кто на чем «сидит» – на какой трубе, жидкости или другой субстанции; кто чьи интересы лоббирует – в Кремле, в Думе, в Белом доме, в мэрии; кто кого «крышует» – в высших административных и правоохранительных органах; чьи люди в каких структурах посажены и т. д. Грохов понимал, что это бесконечная работа, и в то же время знал: наступит момент, когда количество перейдет в качество, то есть накопится определенная масса знаний, которая позовет к большой московской игре.

А пока большой игры не было, он играл в малые.

Начал с того, что прослушивал разговоры Потылицына с коллегами. Грохов давно научился подслушивать разговоры, и не только случайные, – прослушка была одной из основ многих его киевских игр. Столь же важным, как умение слышать то, о чем не говорят громко, Сергей считал умение имитировать голоса, которому учился годами.

Таким образом, первым объектом его московских игр стал Виталий Слепцов. Тот был достаточно близким с Потылицыным (хотя и весовая бизнес-категория не та), любил похвастаться перед ним своей особой осведомленностью в мире теневого бизнеса и подковерной политики. Потылицын имел природную способность слушать, а это качество редко встречается среди публичных людей, для которых главное, чтобы их слушали, к тому же, умел хранить секреты.

Грохов давно знал Слепцова как одного из активных лоббистов интересов России в Украине. В частности, он приложил немало усилий для того, чтобы Николаевский глиноземный завод приватизировал «Русал». Не без его участия собственностью русских, братьев Чекиных, стал в том же Николаеве гигант судостроения – Черноморский судостроительный завод, со стапелей которого когда-то сошел единственный в России авианосец «Адмирал Кузнецов». Так что Слепцов был хотя и не олигархом, но фигурой, достойной внимания серьезного игрока.

Из своего былого опыта Грохов знал, что такое внимание к таким фигурам рано или поздно окупится, принесет результат, возможно, даже более важный, чем материальное вознаграждение за это специфическое внимание. Более важный результат – это замысел новой захватывающей игры.

И Сергей не ошибся. Да еще как не ошибся! Он снял квартиру на улице Гиляровского, напротив офиса Слепцова, установил за ним наблюдение. Спустя месяц, благодаря этой «наружке», которой занимался Вадим, плюс прослушке, Грохов знал достаточно для того, чтобы начать охоту на Мишу Крепышина с его портфелем. Но вовсе не кошель, набитый «зеленью», стал главным достижением, самым сладким плодом тонкой, внимательной работы со Слепцовым – пачки долларов Грохов воспринимал всего лишь как сопутствующий товар. А основным, вожделенным, бесценным товаром, полученным от депутата Государственной Думы, была уникальная информация.

– Что-то затевается на Украине нехорошее. Чем ближе к президентским выборам, тем больше тревожных моментов, для нас нежелательных, – говорил Слепцов Потылицыну.

– Я думаю, ничего нехорошего для нас мы не допустим. Ты же понимаешь, Большой Пу не позволит, – отвечал Потылицын.

– Большой Пу не знает пока. Это знаю только я. У меня там свои интересы, есть люди в верхах. И они мне докладывают, в том числе обо всех нехороших тенденциях. Так вот, есть подозрения, что в Киеве готовят в президенты нежелательного нам кандидата. Местные паны сами не знают и не понимают, что это может быть опасно. Их «папа» зажрался, вознесся на небеса – ничего не понимает, не чувствует опасности.

– Ну так давайте вернем его на землю, вызовем на ковер, вернем в чувство. А то и впрямь заелся, хохол!..

– Да, это правильно. Я об этом позабочусь…

Грохов еще несколько дней внимательно прислушивался-приглядывался к Слепцову и его контактам в надежде раздобыть дополнительную информацию на эту потрясающую тему. И заодно ждал: прибудет ли в ближайшие неделю-две в Москву президент Украины? А чтобы скрасить ожидание – вплотную занялся портфелем Крепышина.

«Неужели в Киеве действительно запенивается грандиозная игра? Как, без меня?» – думал Грохов, уже почти уверенный в том, что пора собирать чемодан.

Кто же тот будущий кандидат в президенты Украины, о котором говорил Слепцов и который пока не засветился? Слепцов серьезный мужик, и наверняка обладает какой-то конфиденциальной информацией. Конечно, и спецслужбы наверняка эти сведения имеют, но выудить информацию из ФСБ ему пока не по зубам. Другое дело – Киев. Там, в СБУ, у него есть человек. Да и не только в службе безопасности, но и в других ключевых ведомствах Украины имеются осведомители, а в администрации президента целых два. Эту собственную агентурную сеть, без которой никак нельзя, Грохов создавал в течение пяти лет.

Кто может продвигать «нежелательного» для России кандидата в президенты? Либо могущественная финансово-политическая группа внутри страны, либо не менее могущественная сила из-за «бугра». Доскональное знание политической кухни в Украине подсказывало Грохову: если нерасшифрованного пока претендента на президентский пост проталкивает украинская сила, то это либо клан Коренчука, либо клан Щегольского. Эти две группировки в основном уже поделили самые прибыльные сферы экономики страны и самых влиятельных людей, в том числе самого президента. Правда, глава государства (в близком кругу – «папа») считал, что это он управляет олигархами, уравновешивая их влияние, не позволяя ни той, ни другой стороне занять монопольное положение. Конкуренция между ними как раз и заключалась в том, кто «урвет» побольше президентского расположения, а значит, конкретной выгоды. Но это – текущая конкуренция. А главное, стратегическое противостояние сводилось к тому, кто победит на следующих президентских выборах.

Если же за дело взялась заграница, то, как подсказывала элементарная логика, это, конечно же, Штаты. Кто же еще позволит себе двигать антироссийского кандидата?

Вот эти два варианта и стоило бы проработать. С одной стороны, изучить тонкости украинско-американских отношений, дабы вычислить возможных покровителей неизвестного пока претендента на украинскую булаву. С другой – затеять большую игру с главарями двух крупнейших кланов, самыми страшными людьми Украины, в расчете на то, что они проявят свои президентские амбиции, как говорится, конкретно.

Как только президент Украины прилетел в Москву для встречи «без галстуков», Грохов понял, что в столице России его уже ничто не удержит. Она вдруг стала намного меньше, чем столица Украины – с точки зрения большой игры. Грохов просто соскучился по настоящей игре.

Тем более, он давно не видел свою восьмилетнюю дочь…

Да, он может ее увидеть, но она его – никогда! Он запретил себе показываться Оксанке на глаза до конца своей жизни. Что ей расскажет мама Юля про отца, кто он и куда бесследно пропал – это мамино дело. Его игры требовали, чтобы у него не было детей и чтобы у нее, Оксанки, не было отца. Однако это вовсе не значило, что он отказался от дочери. Она была под присмотром. За ней следили другие глаза – прекрасные, милые, родные глаза.

Они тоже давно звали его в Киев. Женщина, самая преданная из всех, которые были в его жизни, нуждалась хотя бы иногда в каком-то прикосновении.